53
Спустя полчаса пришло время расплачиваться. Подошел официант, Брейн подал карту и, когда увидел чек, даже слегка удивился – он ожидал увидеть сумму втрое выше.
– Чему ты удивляешься, Томас? – спросила Эрника.
– Совсем недорого получилось.
– Ты посчитал меня стервой-деньгивыжималкой? – усмехнулась она.
– Нет, просто я первый раз в местном ресторане.
– Тогда слушай… – Эрника взяла его под руку и потащила на улицу. – Так вот, нужно смотреть на количество звезд перед входом, понял?
– Нет, – честно признался Брейн, глядя на вывеску.
– Видишь, звездочки стоят в один ряд и их пять?
– Да.
– Это четвертый разряд, а значит, полунатуральная пища. Хотя на самом деле натуральным тут только приправляют. А в остальном – блюда из мейдеров.
– Из мейдеров? Так уж из мейдеров? – не согласился Брейн. – Знаешь, я давно ем из мейдеров, но ничего похожего на здешнюю кухню пробовать не приходилось.
– Ой! – воскликнула она, припадая на травмированную ногу.
– Ты же говорила – все прошло?
– Говорила… – подтвердила она, ощупывая голень. – Но ошибалась, я же еще молодая – ветреная…
Брейн рассмеялся. Сочетание ее прямо-таки мифической красоты и чувства юмора было разительным.
– Ладно, медсестра. Давай уже доберемся до моей машины.
При слове «медсестра» она примолкла и уже не шутила, а когда они перешли на островок безопасности, где находилась небольшая парковка, вдруг заявила:
– Я не медсестра, я помощник препиниатора.
– А в чем разница?
– Мы команда для специфических пациентов. Попади они к медсестре, она отправила бы их в морг.
– Понял, – кивнул Брейн, делая отметку для дальнейшего анализа. – Честно говоря, я не ожидал, что наш начальник после вашей эвакуации вернется на другой день в таком годном состоянии. На следующее утро он уже скакал по двору как заводной. Я был поражен.
Брейн усадил даму на пассажирское кресло и вернулся на место водителя.
– Наверное, ему вкололи колливирум или какой-то похожий препарат, – предположила Эрника.
– Скорее всего, – согласился Брейн, и они тронулись.
Стараясь вести как можно аккуратнее, он встроился в поток и спросил:
– Какой у тебя адрес?
– Зачем тебе мой адрес? – с долей удивления спросила она.
– Чтобы отвезти тебя домой, солнышко, – усмехнулся он, решив, что она слегка поплыла от обильных блюд «Золотого павлина».
– Не нужно, медовый мой, я хочу поехать к тебе. Свой-то адрес ты помнишь?
«Помню ли я свой адрес? Помню, детка».
– Как прикажете, мадам! – ответил Брейн, подозревая, что на сегодня это не последний сюрприз.
Всю дорогу они молчали, но Брейн то и дело чувствовал на себе ее взгляд – даже правое ухо запылало. А когда приехали на место, Брейн запарковал карету на сонной улице, обежал машину и открыл дверцу спутнице.
– Поганый райончик, – сообщила Эрника, когда они шли в темноте под высокой аркой в совершенно непрезентабельный двор.
– Да? А мне сразу понравился, – в пику ей возразил Брейн.
Они вышли на сам двор, и пришло время удивляться самому Брейну: на всей территории бегали дети. Светили фонари, время было позднее, а малыши гоняли мяч, качались на качелях, которые Брейн прежде не замечал, и играли в салки на окруженной сеткой площадке.
– Странно, что раньше я их тут не видел, – сказал Брейн и вспомнил, что уходит утром, когда эти дети еще спят.
В подъезде у лифта они встретили соседа Брейна по лестничной площадке – слегка нетрезвого суперколвера, в квартире которого постоянно что-то гремело. В этот раз он прошел мимо, погруженный в свои мысли.
Лифт открылся, Брейн с Эрникой вошли в кабину и стали подниматься.
– Я бы не смогла жить в таком доме, – призналась она.
– Пожалуй, – согласился Брейн. – А мне – ничего.
Квартиру Брейна Эрника нашла «достаточно приличной».
– По сравнению с тем, что там во дворе и в подъезде, это еще ничего, – заметила она после того, как осмотрела комнату, кладовку, кухню и ванную.
– Ты основательная девушка, – заметил ей Брейн.
– Все женщины такие. Но вот только тени… Их у тебя слишком много…
– Я уже привык не замечать их, – отмахнулся Брейн, садясь в скромное потертое кресло.
– Если ты будешь делать вид, что не замечаешь их, они начнут увеличиваться в размерах.
– И что же делать?
Эрника расстегнула сумочку и достала никелированную коробку.
– Вот, эта штука их отпугнет.
– А что это? – спросил Брейн.
– Я ношу ее с собой, потому что иногда они меня донимают – в любом темном подъезде становится еще темнее, если там есть тени. И тогда я делаю вот так, – с этими словами Эрника нажала какую-то кнопочку, и Брейн тотчас заметил проявившийся эффект – как будто в комнате включили дополнительное освещение.
– Пока я здесь – она будет работать. А потом ты купишь себе такую же.
– Дорогая штучка?
– Двести чаков. Как три сегодняшних ужина.
– Кстати, об ужине – ты не хочешь чего-нибудь попить? Алкоголя у меня нет, но можно сделать что-то из кубиков.
– Сделай из кубиков – я не против. Если есть витаминизированный «оранж» – это лучше всего.
– Вроде где-то был.
Пока Брейн колдовал с напитком, Эрника включила терминал кабельной сети и нашла какой-то канал с фильмами.
– Ты разобралась? – удивился он, возвращаясь с двумя кружками. – А я сделал пару попыток да и бросил. Только и сумел, что добраться до каких-то новостей, но они мне пока неинтересны – я же не местный.
– Да уж, тебе нужно обживаться, ты слишком выделяешься из толпы.
– А чем я выделяюсь?
– Тем, что ты другой.
– Но эту одежду мне покупал местный парень.
– Я не об одежде. Ты другой, ты не здешний. Ты не так ходишь, ты не так держишь голову, даже на женщин ты смотришь иначе.
Эрника улыбнулась и, подойдя к шкафу, достала полотенце, простыню и одноразовые тапочки.
– И как же я смотрю на женщин? – уточнил он.
– Сочувственно.
– Сочувственно? Неожиданное мнение, – удивился Брейн и поставил на столик кружки с «оранжем». – Это плохо или хорошо?
– Это зависит от женщины. Ладно, я пойду освежусь, а ты смотри новости – может, будет что-то интересное.
И она ушла, захватив сумочку.
Вернулась Эрника через четверть часа, закутанная в простыню, как в какую-то экзотическую одежду. Тапочки на ногах делали ее такой домашней и трогательной, что Брейн не удержался от умильной улыбки.
Она положила сумочку на кресло, а платье – на его спинку. Потом подошла к столику и села на узкий диванчик рядом с Брейном.
– Так что ты говорила про мой взгляд? – напомнил он, подавая ей «оранж».
– Забудь, это просто женская болтовня.
– Ну а про то, что я слишком выделяюсь?
– А вот с этим нужно что-то делать, – кивнула она и попробовала «оранж». – О! Просроченный! Обожаю просроченный, у него появляются какие-то дополнительные вкусовые нотки. Ты не замечал?
Она откинулась на спинку дивана и прижалась к Брейну.
– С тобой так хорошо и спокойно.
– Теперь я буду обращать на это внимание. Я и на сроки годности не особенно-то глядел, этот запас мне достался от предыдущего жильца.
– Полицейский должен уметь быть незаметным.
– А я говорил, что я полицейский?
– Я же видела тебя в отделении.
– Я был в гражданской одежде.
– Томас, ты видел себя со стороны? Ну хотя бы в зеркало ты смотришься?
– Ну… – Брейн провел ладонью по щеке. – Я брился позавчера.
Эрника засмеялась и чмокнула Брейна в щеку.
– Я не об этом.
– Ну да, я инспектор по безопасности.
– А еще ты очень горячий инспектор, – заметила она и коснулась его лба рукой. – Ты не заболел?
– Нет, я вполне здоров. Тридцать шесть и шесть – нормальная температура.
– Нормальная – тридцать пять, вообще-то.
– Нормальная тридцать шесть и шесть… – повторил он, впрочем, уже не так уверенно.
– Я медик, Томас, я лучше знаю. И вот еще что… – она качнулась на диване.
– Пора спать?
– Да, но диван узок, поэтому я лягу на твоей тахте, а ты на диване.
– А вместе мы не ляжем на тахте?
– Нет, не ляжем.
– Потому что тахта узка для двоих?
– Потому что мы едва знакомы, Томас, здесь так не принято.
– Век живи – век учись, – вздохнул Брейн, поднимаясь. – Пойду и я на водные процедуры. А ты смотри новости – может, скажут что-то интересное.
И он смахнул со стула брошенную куртку, на самом деле забирая вместе с ней пистолет. В конце концов они едва знакомы.
В ванной, взглянув на счетчик, Брейн выяснил, что красавица потратила воды на двадцать чаков. А с другой стороны, такая королева стоила куда больших денег, и, вздохнув, Брейн полез под струи унылого водозаменителя.
Когда он вернулся, обе постели были уже застелены.
«Хозяйственная», – подумал он.
– Тебе завтра рано уходить? – спросила она уже с тахты, на которой выглядела на удивление гармонично.
– Да, рано.
– А мне еще раньше. Я тогда просто захлопну дверь.
– Хорошо, – сказал Брейн. Потом выключил свет и лег. Он умел быстро, по-военному, засыпать, поэтому голос Эрники прозвучал неожиданно. – Что? – спросил он.
– Я спросила: неужели ты не придешь?
– Но… ты же сказала, что здесь так не принято.
– Да. Но ты же приезжий, ты мог не знать. И вообще, я что же, зря в этот районище тащилась?
«Принцесса, ничего не поделаешь», – подумал Брейн, перебираясь на тахту, к горячей Эрнике.
– Ты мне очень нравишься… – прошептала она. – Ты весь такой мужественный… И надежный…
И что делать – Брейну пришлось соответствовать.
А потом она уснула на его руке, и ему пришлось осторожно высвобождаться, чтобы вернуться на свой диван, потому что рядом с Эрникой не спалось: она действовала на него, как таблетка кофеина.
Едва коснувшись головой подушки, он провалился в сон, почти сразу попав в какой-то кошмар.
Он видел то змеиные, то кошачьи глаза с узкими зрачками, он чувствовал, как его стягивает кольцами гигантская змея или даже осьминог – вяжет своими тягучими щупальцами.
Когда-то Брейн смотрел фильм про гигантских осьминогов, и эти образы частично были списаны с тех его воспоминаний.
Брейн боролся, пытаясь высвободиться из жутких объятий, а когда наконец вырвался, щелкнул несработавший будильник, и этого хватило, чтобы очнуться ото сна.
Понимая, что не выспался, Брейн, почти не открывая глаз, сразу прошел в ванную и включив максимально холодный водозаменитель, постоял под его струями, но, как обычно, это не помогало взбодриться – пришлось потратить немного драгоценной воды.
Она вернула Брейну бодрость, и, привычно глянув на счетчик, он выпучил от удивления глаза – откуда такой расход?
И еще – откуда эта ноющая боль в груди и ребрах? Последний раз он чувствовал себя так на тюремном корабле, после боя с роботом. Тогда они столкнулись так, что кости трещали.
«Может, в аварию попал?» – предположил Брейн, возвращаясь в комнату.
– Так, а это почему? – удивился он, увидев, что спал на узком и неудобном диване вместо тахты.
Заметив на столике какой-то неизвестный предмет, Брейн взял никелированную коробочку и внимательно осмотрел ее. Где-то он уже видел что-то подобное, но где именно, сразу вспомнить не смог.
Потом взял со столика записку на квадратике розовой бумаги.
«Милый, это тебе подарок».
– Так, – произнес Брейн, усаживаясь на тахту. Потом понюхал записку – она пахла какими-то дивными духами, и это позволило Брейну вспомнить какие-то обрывки этой ночи. Жаркий шепот, горячие губы, выгибающееся тело. – Да, здесь определенно была женщина. И, похоже, у нас был спарринг, – добавил он, потирая будто отбитую грудину.
Потом поднялся, заглянул в шкаф – в прежде пустом отделении теперь лежал комплект использованного постельного белья.
Мозаика начинала складываться.
Брейн посмотрел на часы – половина седьмого утра. Когда же она ушла? Вчера вечером? Ночью? Нет, едва ли он отпустил бы ее ночью. Но почему он ничего не помнит, может, она его опоила?
Брейн сбегал на кухню – никакой грязной посуды не было.
Что ж, она могла уничтожить все следы.
– Оружие! – вспомнил он и помчался в прихожую, где висела куртка и кобура под ней. Но «девятка» оказалась на месте, а магазин – полон.
Вернувшись на кухню он, почти не глядя, забросил в мейдер какой-то картридж, залил водой кубик «кофейный аромат» и вернулся в комнату к столику, где лежал странный прибор.
– Заберу с собой, покажу техникам, – решил он. Потом услышал звонок сработавшего мейдера – можно было идти завтракать.
Пока ел, продолжал сосредоточенно вспоминать, решив начать с момента, когда что-то помнил. Оказалось, он прекрасно помнил, как проверял датчики на машине, как Жидловский показал два жучка под днищем. А вот потом…
– Потом я поехал… Куда я поехал?
Дальше все было как будто стерто.
– Хреновенько, Томас Брейн, – покачал головой Брейн, добивая синеватый омлет.
