Солнце ярко светило и пригревало, создавая дивный контраст с темными и мрачными подвалами, и я, можно сказать, с легким сердцем поднялся в башню осмотреть сады. Там тоже было все тихо, и через несколько минут я спустился к комнате Мэри.

Постучав и получив ответ, я отпер дверь. Сестра тихо сидела на кровати, словно в ожидании чего-то. Она выглядела как прежде и не пыталась убежать при моем приближении. Но я заметил, что она внимательно, с беспокойством рассматривает мое лицо, как будто сомневаясь и не вполне веря, что меня нечего опасаться.

На мой вопрос, как она себя чувствует, сестра вполне здраво ответила, что голодна и хотела бы спуститься вниз приготовить завтрак, если я не против. С минуту я раздумывал, не опасно ли ее выпускать. В конце концов я разрешил ей спуститься при условии, что она не будет пытаться выйти из дома и даже не приблизится к дверям на улицу. При упоминании дверей на ее лице промелькнул страх, но она ничего не сказала, только дала мне требуемое обещание и молча вышла из комнаты.

Я подошел к Пепперу. Он проснулся при моем приходе и приветствовал меня тихим радостным повизгиванием и слабыми ударами хвоста. Когда я приласкал его, он попытался встать, и это ему удалось, но тут же он снова упал на бок, тихонько завыв от боли.

Я поговорил с ним и велел ему лежать. Меня обрадовало, сколь быстро он пошел на поправку. Как добросердечна оказалась сестра, как хорошо она заботилась о нем, несмотря на свое состояние! Немного погодя я оставил пса и спустился в кабинет.

Вскоре появилась Мэри с подносом, на котором исходил паром горячий завтрак. Я заметил, что, войдя в комнату, она бросила быстрый взгляд на подпорки у двери кабинета, губы ее сжались, мне даже показалось, что она побледнела. Но и только. Поставив поднос у моего локтя, сестра направилась к выходу, но я окликнул ее. Она вернулась, робко, словно боялась, и я заметил, как она беспокойно теребила передник.

— Ну же, Мэри, приободрись! Дела наши поправляются. Я не видел ни одно из этих существ со вчерашнего утра.

Она посмотрела на меня озадаченно, как будто не понимая. Затем в ее взгляде появился разум и испуг, но она ничего не сказала, только пробормотала что-то неразборчивое в знак согласия. Я не стал говорить ничего больше, было ясно, что ее потрясенные нервы не выносят никакого упоминания о свиноподобных существах.

Закончив завтрак, я поднялся в башню. Большую часть дня я провел там, пристально наблюдая за садами. Раза два спускался на нижний этаж, посмотреть, как там сестра, и оба раза заставал ее спокойной и очень кроткой. Она даже по собственному почину обратилась ко мне с каким-то хозяйственным делом, требовавшим моего вмешательства. Хотя Мэри заговорила об этом с крайней робостью, я был счастлив, поскольку это были первые слова, произнесенные ею по собственной воле с того опасного момента, когда я застал ее у двери собиравшейся выйти к ждавшим неподалеку тварям. Я размышлял, сознавала ли она, что делает, и насколько ее попытка была близка к успеху, но воздержался от вопросов, полагая, что лучше не затрагивать эту тему.

В эту ночь я спал в постели впервые за двое суток. Утром я встал рано и прошелся по дому. Все было на месте, и я поднялся в башню, взглянуть на сады. Там тоже царило спокойствие.

Встретившись за завтраком с Мэри, я был рад увидеть, что она почти полностью пришла в себя. Сестра поздоровалась со мной совершенно естественно. Разговаривала она разумно и тихо, только тщательно избегала какого бы то ни было напоминания о двух последних днях. Я решил потакать ей в этом и не пытался вести подобных разговоров.

Еще до завтрака я сходил навестить Пеппера. Он явно выздоравливал и, скорее всего, через день-другой должен был совсем отравиться. Собираясь выходить из-за стола, я что-то сказал относительно его выздоровления. В ходе последовавшего небольшого обсуждения я с удивлением понял, что сестра продолжает считать, что Пеппера ранила дикая кошка, которую я выдумал. Мне стало стыдно, что я обманул ее, — да, я сказал неправду, чтобы она не испугалась, — а затем решил, что она догадалась об истинной причине раны позже, когда эти твари напали на дом.

Весь день я был настороже и большую часть времени, как и накануне, провел в башне, но не видел ни следа свиноподобных созданий и не слышал ни звука. Несколько раз мне приходила в голову мысль, что твари наконец оставили нас, но до сих пор я отказывался всерьез принять ее. Теперь, однако, почувствовал, что есть надежда: скоро уже трое суток, как я не видел никого из этих существ. Тем не менее я собирался и в дальнейшем принимать крайние меры предосторожности. Все же можно было считать, что это длительное затишье просто уловка, чтобы выманить меня из дома прямо в их лапы. Одна мысль о такой возможности заставляла меня действовать с оглядкой.

Поэтому четвертый, пятый и шестой день прошли тихо, без каких-либо моих попыток выйти из дома.

На шестой день я с удовольствием увидел, что Пеппер снова на ногах. И хотя пес все еще был очень слаб, он составил мне компанию на весь день.