Джо и Роузи сидят в юридической конторе Кристофера Каннистраро, ждут, когда он договорит по телефону. Крис – знаменитый «юрист по авариям» в больнице Ревира, но еще он занимается недвижимостью, семейным правом и инвалидностями. Его до тошноты слащавый рекламный ролик крутят днем по телевизору: Крис крупным планом, с зализанными гелем волосами и блестящим лицом, таращится в камеру и клянется, что будет драться, если вы или кто-то, кого вы знаете, пострадает от несчастного случая. Джо думает, что Крис хотел звучать искренне и решительно: такой благородный защитник страждущих, но казался очень скользким типом.

Только Джо в жизни не пошел бы к юристу, которого не знает от сотворения мира. С юристами, за исключением окружных прокуроров, он себя чувствует не в своей тарелке. Прокуроры на той же стороне, что и полиция, поэтому у Джо к ним никаких вопросов. А остальные в лучшем случае кажутся Джо жадными, без умолку стрекочущими мошенниками. Хуже всех судебные адвокаты. Джо знает, что они – необходимый винтик в машине правосудия, но это не мешает крови Джо закипать всякий раз, как они вытаскивают какого-нибудь мерзавца на основании нелепого нарушения процедуры, хотя все, у кого есть хоть одна клеточка мозга, понимают, что тот виновен. И вся работа полиции идет прахом, потому что какой-то адвокат со сбитым моральным компасом, одетый в дешевый костюм, думает, что он – звезда «Закона и порядка». Джо искренне не понимает, как они спят по ночам.

Но Крис не судебный адвокат. Они с Донни познакомились в Стране Чудес, ставили вместе на собачьи бега и отмечали выигрыши пиццей в «Сантарпио». Крис помогал Донни с разводом, добился для него совместной опеки и уберег от финансового изнасилования, которое замышляла бывшая жена Донни. Если Донни доверяет Крису, Джо все устраивает. Еще один отзыв ему не нужен.

Стол Криса завален таким количеством скоросшивателей, что Джо видит его только выше плеч. На Крисе серый костюм, белая рубашка и синий галстук, за правое ухо заложен карандаш, он читает что-то с экрана своего допотопного компьютера, пока слушает, что ему говорят по телефону, громко вставляя временами «ага» и «неа». Книжный шкаф рядом с Джо забит впечатляюще выглядящими справочниками. Джо гадает, читал ли Крис хоть один, или они тут просто для показухи. И подозревает, что верно второе.

Джо смотрит на часы, и Крис это замечает. Он поднимает указательный палец и сообщает человеку, с которым говорит, что ему нужно идти.

– Простите, что так вышло, – говорит Крис, поднимаясь и протягивая руку сперва Роузи, а потом Джо.

– Без проблем, – отвечает Джо. – Спасибо, что приняли нас.

Крис вытаскивает из верхней стопки папку и просматривает бумаги, лежащие в ней. Потом захлопывает папку, кладет ее обратно на стопку и барабанит пальцами по столу, словно играет гаммы на пианино, такое беззвучное музыкальное вступление.

– Так, – наконец произносит он. – Это не совсем моя сфера, но я честно сделал домашнее задание и рассмотрел все ваши возможности. Вот что у вас есть. Вы отдали службе двадцать пять лет. Теперь вы на бумажной работе. Не знаю, сколько вы еще сможете работать, но вам нужно уйти, прежде чем вас уволят. Подчеркну это дважды. Если вас уволят, вы ничего не получите. И да, у нас теперь есть закон о запрете генетической дискриминации, и мы можем подать на них в суд, но вы едва ли хотите провести время, которое у вас есть, общаясь со мной.

Этот закон запрещает работодателям увольнять служащих на основе генетической информации. Хотя, конечно, по-прежнему законно уволить кого-то, кто не может безопасно и эффективно исполнять свои обязанности. Как Джо.

– Нет, не хочу. Уж не обижайтесь, – говорит Джо.

– Слушайте, да я чаще всего сам бы с собой не общался. Так что уходите, прежде чем вас уволят.

Джо кивает.

– Сначала израсходуйте весь больничный. Сколько у вас?

– Десять месяцев. Наверное, смогу получить еще у сослуживцев.

– Тогда вы уйдете по инвалидности. Получите тридцать процентов пенсии.

– Тридцать? И все?

– Боюсь, что так.

Джо смотрит на Роузи, на ее открытый в безмолвном изумлении рот, на посеревшее лицо. Он догадывается, что у него самого вид такой же обалдевший. Пенсия по полной выслуге лет – это восемьдесят процентов. Они едва сводят концы с концами на то, что он сейчас приносит домой. Прибавки не было многие годы. Тридцать процентов. Как Роузи будет на это жить? Он не думал, что получит полную пенсию, но надеялся на что-то большее. Двадцать пять лет самопожертвования и службы, а в итоге всего тридцать жалких процентов. Джо не знает, плакать ему или посмотреть тяжелым взглядом на полку с книгами возле прилизанной головы Криса.

– Твою мать, – говорит Джо.

– Я вас понимаю. К несчастью, это еще не самое худшее, вот в чем беда. Учитывая, что вас ожидает в смысле здоровья, и предполагая, что вам понадобится уход, вся ваша пенсия по отставке, как бы мала она ни была, уйдет, в конце концов, лечебнице или государственной больнице, если вы попадете туда.

Крис делает паузу.

– Если вы по-прежнему будете женаты.

Крис снова барабанит пальцами по столу, наигрывая на невидимых клавишах тревожную музыку, и ждет. Джо скребет щетину на щеках и трет глаза. Он повторяет про себя, что только что сказал Крис, пытаясь выяснить, что из этого было наиболее непонятным.

– Вы о чем? – спрашивает Джо.

– Я о том, что единственный способ уберечь вашу тридцатипроцентную пенсию от того, чтобы она полностью ушла лечебнице или больнице, это развестись. Переписать свою пенсию полностью на жену, передать ей бумаги на дом и остальное имущество. Короче говоря, оставить вас ни с чем, а Роузи отдать все. Иначе вы всего лишитесь. У вас все заберут.

Джо и Роузи в ужасе молчат. Джо думал, что шел на эту встречу с открытыми глазами, готовый ко всему, способный принять какое-то трудное юридическое решение относительно их будущего. Инвалидность. Участие юриста. Распоряжения на будущее. Питание через трубочку. НР – Не Реанимировать. Но такого он не ожидал. Он чувствует, что совершенно не был к этому готов, словно ждал поезда, который по расписанию прибывал на восточный путь, а их снес идущий на запад товарняк, которого они даже не видели.

– Нет, – говорит Роузи, скрещивая руки. – Этого мы делать не будем. Мы не можем развестись. Должен быть другой путь.

Джо какое-то время обдумывает новую информацию, сценарий, который он не рассматривал раньше, хотя надо было. И кивает сам себе. В этом никакой, мать его, справедливости, но это верное решение. Он не потащит Роузи с собой на дно. Если, разведясь, он может ее защитить и обеспечить, как бы несправедливо и не по-людски это ни было, он так и сделает. Он отказывается оставлять ее вдовой, да к тому же еще и разоренной.

– Это только на бумаге, крошка.

– ТЫ с ума сошел? Нет. Это нелепо. И это грех. Мои родители в гробу перевернутся.

– Ни в наших сердцах, ни перед очами Господа это не будет правдой. Думаю, нам надо послушать Криса.

– Ни за что. Я с тобой не разведусь, Джо. Это безумие. Думаю, нам надо еще с кем-то поговорить. Этот не понимает, что творит.

Джо бросает взгляд на Криса, готовясь извиниться за оскорбительное замечание Роузи, но лицо у Криса спокойное. Он, судя по всему, слышал и худшее.

– Крис, мы можем минутку поговорить наедине? – спрашивает Джо.

– Конечно.

Крис проверяет что-то на экране компьютера, потом поворачивает кресло, встает и выходит из кабинета, закрывая за собой дверь.

– Роузи, это не по-настоящему. Это просто бумажка. Она ничего не значит.

Джо слышит самого себя, он внезапно заговорил как адвокат, спорящий о процедуре.

– Наше свидетельство о браке тоже бумажка. Оно что-то да значит, – отвечает Роузи, и в голосе ее слышны страх и гнев.

– Роузи, что-то значит то, что я просыпался рядом с тобой двадцать шесть лет. То, что мы вырастили прекрасных детей. То, что я каждый день говорю тебе, что люблю тебя, и буду, пока могу говорить, – вот это что-то значит. А эта бумажка просто тебя защитит. Сохранит деньги, которые я заработал, в твоем кармане, вместо того, чтобы отдавать их государству. Между нами с тобой она не значит ничего.

Он не может защитить Джей Джея и Меган. Не может изменить того, что будет с Патриком и Кейти. Но он может сделать это для Роузи, своей прекрасной невесты, которая заслуживает куда больше, чем тридцать процентов и развод с мужем, больным Хантингтоном. Никто не заслуживает мужа с болезнью Хантингтона.

Джо смотрит на свои руки, на обручальное кольцо за тридцать пять долларов, самую ценную вещь из тех, что у него есть. У него могут отнять его брак на бумаге, но кольцо у него не отнимут. Придется отпиливать его вместе с холодным мертвым пальцем. Джо поднимает левую руку и стучит большим пальцем по своему простому обручальному кольцу. Берет Роузи за левую руку и сжимает ее в своей.

– Мы их не снимем. Бог поймет, Роузи. Это не грех. Большим грехом было бы лишиться из-за болезни пенсии, дома, всего – и оставить тебя одну, чтобы тебя ничто не защитило.

По бледному лицу Роузи бегут слезы. Она смотрит Джо в глаза, ищет выход из темного угла, в который ее загнали. Джо сжимает ее руку, чтобы дать ей понять, что он с ней в этом углу. Она пожимает в ответ и крепко держит его руку.

– Ладно, – шепчет она.

– Ладно, – шепчет он, прижимаясь лбом к ее лбу.

Извращенный вариант «согласен».

Несколько минут проходят в тишине, потом в дверь осторожно стучат, и она приоткрывается.

– Вам нужно еще время? – спрашивает Крис.

– Нет, – отвечает Джо. – Нет, мы все решили.

Крис возвращается на свое место, стучит пальцами по столу и ждет.

– Ладно, – говорит Джо. – Мы разведемся.

– Мне, правда, жаль, что у меня нет для вас новостей получше, но я думаю, это мудрое решение. Сейчас же подготовлю бумаги.

– А потом что? – спрашивает Джо.

– Вы оба подпишете. Назначим дату суда. Дело у нас одностороннее, но неоспариваемое. Если у судьи будут вопросы, я объясню, что у вас смертельная болезнь. Это поможет. Вы будете разведены по закону, – Крис листает свой ежедневник, – через три месяца.

Двадцать шесть лет. Их отменят пара подписей и три месяца. Джо трет подбородок, вжимая кончики пальцев в грубую кожу лица, напоминая себе, что существует на самом деле, что это решение касается его и Роузи, а не какого-то другого бедолаги, не какой-то другой красавицы-жены. Это правильное решение. И оно ничего не значит.

Когда Джо поднимается, чтобы подать Роузи коробку носовых платков, стоящую возле книжного шкафа, у него слабеют ноги. Они не в силах удержать его вес в стоячем положении, словно у него больше нет костей, и он хватается за край стола Криса, чтобы не упасть. Несмотря на то что они собрались в этом кабинете именно из-за болезни Хантингтона, Джо все-таки неловко, что он так беззащитен, так физически уязвим в глазах Криса. Ему неловко быть тем, кто не может сохранить ни работу, ни жену, тем, кто в буквальном смысле нетвердо стоит на ногах.

А потом до него доходит. Согласие подписать бумаги о разводе что-то да значит. Согласие развестись с Роузи означает, что он согласился на болезнь Хантингтона. Целиком. Конец. Они готовятся к концу. Финальной стадии. Смерти Джо. Определенность мрачного будущего бьет Джо дубинкой в грудь и ботинком со стальным носом в пах. Отрицание покинуло здание.

Его табельное оружие. Его работа. Его жена. Его семья. Его жизнь. Он потеряет все.

У него перехватывает дыхание, его жалкое сердце кажется тяжелым и бесполезным, он хочет сдаться, соскользнуть в одиночестве в черную смоляную яму поражения. Но рядом с ним встает Роузи, с лицом, все еще мокрым от слез, и берет его под руку. Она выравнивает его, показывает, что он не один, и в ногах Джо снова крепнут кости; его сердце опоминается.

Развод что-то значит, но он не значит всего. БХ заберет у Джо оружие, работу, достоинство, способность ходить, слова и жизнь. Когда-нибудь она заберет Джей Джея и Меган. Но будь он проклят, Роузи она у него не заберет. Что бы там ни постановил Народ Массачусетса, что бы ни решил судья или сам Господь, что бы ни отняла у него БХ, ничто не отнимает у него семью и любовь к Роузи. Он будет любить Роузи до самой смерти.