Снаружи минус двенадцать. Минус двенадцать. Мать честная, это черт-те что, а не температура. И ветер похож на злую бабу, которая никак не заткнется: безжалостный, колкий, превращающий и без того неприятное в невыносимое. Из-за ветра ощущение, что на улице и вовсе минус двадцать.

А еще только что пошел снег. В Бостоне ожидается сантиметров пять – семь, маловато, чтобы отменять занятия в школах или отпускать детей пораньше, но достаточно для того, чтобы на дорогах было столько аварий, словно местные жители видят снег в первый раз. Хотя бостонцам не привыкать к зимнему северо-восточному ветру и метелям. Идет вторая неделя января, город уже пережил три снежные бури, во время каждой выпало больше пятнадцати сантиметров. Езжай медленнее, а еще лучше – не выезжай вовсе. Никто не учится. Так и будут втыкаться друг в друга, мчась по крутым узким улочкам города, отскакивать от припаркованных машин, как бильярдные шары. Любимцы Джо – легковушки-малолитражки, всякие «Фиаты» и «Смарты», и старые заднеприводные махины: и те и другие буксуют, застревают на улицах, создают пробки.

Джо стоит посреди дороги на оживленном перекрестке Банкер-Хилл и Тафтс-стрит, регулирует переход для младшей школы, заменяя общественного регулировщика, который сегодня утром позвонил и сказал, что болен. У него на самом деле может быть грипп. Участок так и косит поганая желудочная зараза, укладывающая народ на неделю. Но Джо подозревает, что регулировщик, живой и здоровый, поглядел сегодня утром прогноз и сказал: «Да пошло оно все. Не за мою зарплату в такую погоду стоять на улице». Но и Джо не уверен, что за свое жалованье он должен здесь торчать.

Под светоотражающим желто-зеленым жилетом на нем самая толстая полицейская куртка, а еще на нем шапка, белые перчатки и кальсоны под брюками, но все это бесполезно в такой холод. Воздух тысячей острых лезвий режет его открытое лицо. Глаза постоянно слезятся, а из носа течет, как из крана. Между его ресницами смерзлись слезы, на щеках растут сосульки, а сопли замерзают на верхней губе. Господи, даже дышать больно. Каждый вдох мгновенно замораживает его легкие, выстужает их изнутри. Пальцы на руках и ногах онемели. Он – мороженая туша, регулирующая движение.

Глобальное потепление, как же. Полярным медведям пора переселяться в Бостонский залив.

Ребятишки, ждущие на тротуаре, одеты в пестрые шапки, варежки, пальто и сапоги, пристегнуты к рюкзакам с супергероями, принцессами или символикой бостонских спортивных команд. Они держат родителей за руки в перчатках. Джо останавливает утренний поток машин, везущих народ на работу, и машет дрожащим детям и родителям, чтобы переходили как можно быстрее. В другое время он бы иным часом приветливо здоровался, улыбался детишкам, желал доброго дня. Родители часто сами обращаются к нему, говорят: «Спасибо». Но сегодня просто слишком холодно для разговоров, и все молчат.

Проводив детей в школу, на тротуаре собирается группка мамаш. Джо машет им, но четыре остаются на обочине. Джо снова машет рукой, чтобы шли, задерживая другой нетерпеливого водителя школьного автобуса. Да идите же, дамочки. Не подходящий сегодня день, чтобы болтать на улице. Женщины уставились на него. Он видит, что они его видят, но не шевелятся. Пара из них говорит по телефону. Чертовы люди, они что, не могут одновременно идти и разговаривать? Джо сдается и машет автобусу.

Подъезжает патрульная машина с включенной мигалкой и встает напротив школы. Томми и Арти Десарио выходят из машины и идут к Джо. На Арти белые перчатки и светоотражающий желто-зеленый жилет.

– Привет, Джо, – говорит Томми. – Арти примет у тебя пост. Отдай ему ключи от машины и поехали со мной.

Арти не смотрит Джо в глаза. Подбородок Арти выдвинут вперед, ноги широко расставлены. Очень деловой вид. Родители с детьми, все еще идущие в школу, останавливаются на бегу к дверям. Джо чувствует, как на него смотрят мамаши с тротуара, гадая, что происходит. Джо и сам гадает. Он делает, что велено, но ему не нравится, как все это прозвучало.

Джо садится в патрульную машину с Томми. Томми включает мотор, но никуда не едет. Джо предполагал, что они поедут в участок, который всего в двух кварталах, правда, не понимает почему. Он ждет, чтобы Томми что-нибудь сказал, пока его кожа оттаивает в благословенном тепле в машине. Томми смотрит сквозь лобовое стекло на детей с родителями, переходящих дорогу – уже под надзором Арти. Или его взгляд сосредоточен на снежинках, бьющихся о стекло. Их каждые несколько секунд сметают дворники.

– Поступило несколько звонков по 911, сообщения, что пьяный полицейский регулирует движение.

Теперь Томми смотрит на Джо, извиняясь, что принес дурную весть.

– Черт, – говорит Джо.

Хорея и анозогнозия. Непроизвольные и неосознанные движения.

– Ага.

– Неужели все настолько плохо? Снаружи холод собачий. Я просто двигался, чтобы разогнать кровь и не замерзнуть насмерть.

Томми сжимает губы и снова смотрит сквозь лобовое стекло.

– Дело не только в звонках. В участке стали поговаривать.

– О чем?

– Наркотики. Пьянство. Какой-то нервный срыв.

Джо качает головой, стискивает зубы и закипает. Он понятия не имел, что о нем говорят, но удивляться нечему. Полицейские сплетничают больше, чем старушки. И все же он поверить не может, что ни у кого не хватило духу и приличия поговорить с ним открыто.

– Ты знаешь, я тебя люблю, как брата.

Томми умолкает и барабанит пальцами по рулю.

– По-моему, ты уже дошел до черты.

Нет. Вот уж нет. Из-за небольшой хореи, пустых слухов и каких-то ложных вызовов 911? Снаружи холод, как на Эвересте. Дай Арти десять минут, и он тоже запляшет, только бы согреться. Посмотрим, будет ли Арти через десять минут казаться пьяным.

Глубоко внутри Джо мерцает ярость. Она легко воспламеняется, расползается по всему телу, предательски поглощает. К черту Томми. Да, они договорились, что Томми будет его зеркалом и даст ему знать, когда придет время рассказать всем в участке про БХ, но Джо не думал, что Томми так рано его сдаст. Из-за какого-то школьного перехода. Джо бы в жизни с ним так не поступил. Томми был ему как брат, а теперь он чертов Каин, а Джо – Авель. Да пошло оно. Ему не нужна поддержка Томми. И сослуживцы тоже пусть идут. Ему плевать, что они думают. Ему никто не нужен. Джо стискивает зубы и кулаки.

У него еще остался Донни. Они с Донни дружат с детства, с самого начала. Они городские. Донни будет на стороне Джо до конца.

– Все это чушь собачья, – говорит Джо, глядя на Арти сквозь стекло, пытаясь по-джедайски лишить его равновесия, надеясь, что тот на их глазах содрогнется всем телом, хоть что-то.

Томми кивает.

– Прости. Сержант Макдонах приехал из А1. Он тебя ждет.

Томми трогает патрульную машину, и Арти машет им, чтобы проезжали, твердо стоя на дороге, твердо подняв руку, чтобы остановить детей с родителями на тротуаре. На него совершенно не влияет холод. И он не смотрит на Джо, когда машина проезжает мимо.

А15 – вспомогательный участок, в нем минимум служащих и обычно нет начальства. Когда Джо входит, его встречает сержант Рик Макдонах, которого явно злит, что приходится тут сидеть. Джо служит под началом Рика уже больше десяти лет. У них неплохие рабочие отношения, но не более того. Джо знает, что Макдонах женат, что у него двое детей, но Джо их никогда не видел. Никто не знает подробностей личной жизни Рика. Он держится особняком, никогда не ходит после смены попить с ребятами пивка. Рик бывает чудовищным сукиным сыном, когда речь идет о протоколе, и его слишком заботит, что о них скажут медиа.

Джо молча идет за Риком в кабинет, закрывает за собой дверь, и они с Риком садятся.

– Не хочешь рассказать мне, почему нам пришлось снять тебя с перехода у школы? – спрашивает Рик.

Рик смотрит на Джо водянистыми серыми глазами, терпеливо и властно. Он всегда руководил без дураков, справедливо. Джо смотрит в лицо своему боссу, и злость, которая бродила в нем, пока он сидел в машине, иссякает, уходит, оставляя его выжатым, обнаженным, уязвимым и слишком измученным, чтобы биться за выход из угла. Он думает, жалея, что не удалось сперва поговорить с Донни, перебирает в уме варианты, прежде чем открыть рот.

Если он не признается в том, что у него БХ, если он пожмет плечами и ничего не скажет Рику, у того, как у начальника Джо, не останется выбора. Рик не станет замалчивать дело. Он будет действовать по уставу. Отправит Джо в Бостонский медицинский центр на анализ мочи, и происшествие будет внесено в личное дело Джо. Конечно, анализ будет отрицательным, ни наркотиков, ни алкоголя, так что если Джо промолчит, работы он не лишится. Но все будут знать, что его сняли с перехода у школы. Если слухи ходили и до того, то теперь они будут летать.

Джо ерзает на стуле. Оглядывает маленькую комнатку без окон, чувствуя за спиной в нескольких сантиметрах закрытую дверь, чувствуя, как изучающе смотрит на него Рик. «По-моему, ты подошел к черте». А иди-ка ты в задницу, Томми, за то, что прав. Рик по-прежнему ждет, никуда не торопясь, сложив руки на столе. Может, и лучше, если все узнают. Может, как-то подстроятся под него. Положение пока не безнадежное. Может, он не потеряет работу. Всю свою жизнь. Джо выдыхает ртом, набираясь смелости и призывая всю удачу, которую Господь готов ему подкинуть.

– У меня болезнь Хантингтона.

Повисает секундная пауза. Водянистые глаза Рика пустеют. Джо напрягается.

– Что это значит?

Вот это они оба сейчас и узнают.