Все инструменты Грантера аккуратно висели в той части лодочного сарая, которая служила мастерской, и Энди обнаружил бонус, на который надеялся, но не слишком: почти два корда колотых дров, аккуратно сложенных под сараем. Большую часть он наколол сам, и теперь дрова дожидались под старым, грязным брезентом, которым он их прикрыл. Двух кордов на всю зиму им бы не хватило, но до того времени, как он распилит и наколет все сваленные вокруг коттеджа деревья, включая березу на дороге, проблем с дровами у них не возникнет.

Энди вернулся с ножовкой к сваленной березе и распилил ее, чтобы «виллис» мог проехать. Закончил уже в сумерках, усталый и голодный. К счастью, заполненную продуктами кладовую никто не разграбил. Если вандалы и воры на снегоходах в последние шесть зим и приезжали на озеро, то отдавали предпочтение более населенной южной части. На пяти полках стояли банки с супами «Кэмпбелл», сардинами «Уаймен», говяжьей тушенкой «Динти Мур», различными консервированными овощами. После Бимбо, старого доброго пса Грантера, осталось полящика собачьей еды «Райвел», но Энди надеялся, что до этого не дойдет.

Пока Чарли разглядывала книги на полках в большой гостиной, Энди отправился в маленький погреб, располагавшийся на три ступени ниже кладовой, зажег деревянную спичку о балку, сунул палец в круглую дырку в одной из досок, которыми была обшита эта комнатка с земляным полом, и потянул. Доска отошла, и Энди заглянул внутрь. Мгновение спустя улыбнулся. В затянутом паутиной тайнике стояли четыре банки с прозрачной, немного маслянистой жидкостью – чистейшим самогоном, который дедушка называл «отцовским допингом». Спичка обожгла Энди пальцы. Он бросил ее на пол, зажег вторую.

Как и все суровые новоанглийские проповедники старой школы (которым она приходилась прямым потомком), Хильда Макги не любила, не понимала и терпеть не могла простых, глуповатых мужских радостей. Она была пуританкой и атеисткой и ничего не знала о тайнике в погребе. Сам Грантер поделился с внуком своим маленьким секретом за год до смерти.

Рядом с банками самогона стояла круглая стойка для покерных фишек. Энди вытащил ее и сунул пальцы в прорезь наверху. Послышался хруст, и он достал тонкую пачку купюр: несколько десяток, пятерок, купюр по одному доллару. Всего баксов восемьдесят. Еще одной слабостью Грантера был семикарточный стад, и здесь лежали, как он выражался, «игральные деньги».

Вторая спичка обожгла пальцы. Энди бросил ее. В темноте вернул деньги в прорезь, а стойку – в нишу. Главное – знать, что они есть. Он поставил доску на место и вернулся в кладовую.

– Будешь томатный суп? – спросил он Чарли. Удивительно – она нашла на одной из полок сказки про Пуха и теперь гуляла с медвежонком и его друзьями в Чудесном лесу.

– Конечно, – ответила она, не поднимая головы.

Он вылил в кастрюлю томатный суп, открыл две банки сардин. Тщательно задернул шторы, зажег керосиновую лампу и поставил на середину кухонного стола. Они поужинали, почти не разговаривая. Потом он выкурил сигарету, которую зажег от лампы. Чарли обнаружила карточный ящик в бабушкином буфете: там лежали восемь или девять колод, и в каждой не хватало валета или двойки. Остаток вечера она провела с картами, сортируя их и играя, в то время как Энди бродил по дому.

Позже, уложив Чарли в постель, он спросил, как она себя чувствует.

– В безопасности, – без запинки ответила она. – Спокойной ночи, папуля.

Что устраивало Чарли, устраивало и его. Он посидел с ней какое-то время, но она быстро заснула, и он вышел из комнаты, оставив дверь открытой, чтобы услышать, если ночью она начнет ворочаться.