Глава 18

В сгущающихся сумерках мы с Джулиусом Карпентером ехали по Бауэри, по направлению к северу. Экипаж, разумеется, нанял я, а Джулиус в это время топтался позади, в сторонке. Но мы не стали придавать этому значения. Особенно тогда, когда нам вскоре предстояло вновь увидеть Делию и Джонаса. Особенно тогда, когда ответы на все загадки порхали прямо у нас над головами, простые и манящие, как птички колибри, и столь же неуловимые и недоступные.

В восемь вечера Бауэри представляла собой широкую, оживленную, жаждущую наслаждений улицу, где повсюду звенел беззаботный смех, а в два часа ночи доносилось невнятное бормотание и громкая ругань заблудившихся сладких. Толпы гуляк беспорядочно рыскали в поисках сомнительных и нездоровых развлечений. Казалось, что здесь повсюду шастают шпионы и предатели, то и дело заглядывают в окна нашего экипажа. Огромные витрины гостиничных ресторанов маниакально сверкали и манили – в этих гостиницах не задавали вопросов, когда их клиенты возвращались в четыре утра уже в другой компании, не в той, что были днем. Окна верхних этажей были ярко освещены, гости сидели за столиками, и перед ними высились горы игральных фишек. Чем дальше мы ехали, тем скромнее становились игорные заведения. Они маскировались под кофейни в подвалах, в лавки, где днем торговали битой птицей, полы у входа были до сих пор завалены выщипанными и намокшими в грязи перьями. Здесь собирались мужчины, похожие на тени, тратили последние деньги семьи на покупку лотерейных билетиков, делали бесконечные ставки на разные номера – и уходили с разбитым сердцем.

Первым делом я спросил Джулиуса, допросил ли он Делию. Тот ответил, что нет, что даже не видел ни ее, ни племянника. Тогда я спросил, где они, на что Карпентер ответил, что не имеет права говорить до самого нашего приезда, и чтобы без обид. Но я вцепился в него как клещ и спросил: как, черт возьми, ему удалось найти их. И тогда Джулиус вытащил из кармана жилетки сложенный в несколько раз листок бумаги.

– Я их не находил. Вот эту записку доставили мне вчера. – Заметив мой рассерженный взгляд, он добавил: – Стоп. Джордж тоже не знает. Было некрасиво, конечно, не сказать ему, но мне велели держать рот на замке. Делия с мальчиком спрятались глубоко под землей, Тимоти.

Записка была выведена почерком образованного человека; строки под странным наклоном, слова так и норовили залезть за края бумаги. И гласила она следующее:

Джулиус опустил шторки на окнах. В экипаже стало темнее, свет от четырех сигнальных фонарей просачивался лишь через широкие щели в бортах. При этом Карпентер изо всех сил сдерживал улыбку, видя мое недоумение. Это было нелегко.

А потом меня вдруг озарило.

– Ты сказал, под землей. Так это подземная железная дорога, так, что ли? О, господи! Ты что же, часть этой системы?

– Я тебя умоляю! Да в моей конуре и таракан не поместится. А комитет бдительности старается не распылять свои кадры. Ну, а Джордж… Джордж у нас держатель акций.

– Да, он говорил.

– Ты не понял, – поправил меня Джулиус. – Он спонсирует содержание нью-йоркской подземной железной дороги. Как и остальные члены его семьи.

– Тогда почему его не позвали на эту встречу?

– Сам не пойму. И меня тоже это беспокоит.

– И вообще какая-то совершенно непонятная записка. Зашифрованная, что ли?

– Довольно любопытная, – тут Джулиус усмехнулся. – Неужто у тебя не получится расшифровать ее, Тимоти? Ты же в этих делах мастер.

Надеюсь, ты прав, подумал я. И снова уставился на записку.

– Восходящая звезда – это игра слов. Имеется в виду полицейский. Видимо, я.

Карпентер промолчал, но вроде был доволен. И я продолжил.

– Большой окорок и маленький окорок. Это, несомненно, Делия и Джонас. Меры предосторожности… ты сказал, что я не должен знать, куда мы едем. Хотя, думаю, соблюдал бы куда большую осторожность, если б мы с тобой не знали друг друга так хорошо. Только вот никак в толк не возьму, почему этот парень напускает такую таинственность в самом конце.

– Это ты о чем?

– Пишет, что не там и не здесь.

– Как раз по этому адресу мы и прибыли, – заметил Джулиус, постучал по крыше кареты, и как только она замедлила ход, выпрыгнул. – Это Не Здесь и Не Там. Сделай мне такое одолжение, Тимоти, и не говори, будто ты не понимаешь, куда я тебя привез.

То, что мы находились сейчас на северных окраинах района Челси, было очевидно, ибо в воздухе витал запах хвойных лесных деревьев, а не вонь угля и разложившихся останков животных, и откуда-то слева от меня доносилось невнятное бормотание Гудзона. Вообще-то я заметил огоньки Четырнадцатой улицы сразу после того, как мы свернули от Бауэри влево. Дома красного кирпича были неотличимы друг от друга, стояли ровным строем, точно оловянные солдатики. Безликие и безымянные. За белыми занавесками мигали керосиновые лампы, к тщательно подметенным деревянным крылечкам вели протоптанные в снегу и посыпанные золой дорожки.

Джулиус приблизился к дому, где в окне горели две красные свечи. К этому времени он уже почти оправился после тюремной отсидки, хотя раны на спине еще не успели зажить до конца и мышцы были напряжены до предела.

Дверь нам отворила цветная девушка-служанка в аккуратно отглаженном форменном платьице. В руках – третья свеча, тоже красная.

– Всегда хорошо иметь под рукой запасную свечу, на тот случай, если остальные погаснут, – заметил Джулиус.

Она улыбнулась, задула пламя и отступила внутрь дома.

Нас провели в небольшую гостиную, где кругом стояли горшки с темно-зелеными растениями, а на индийском коврике перед камином уютно устроилась белая кошка. В кресле-качалке сидела единственная обитательница этой комнаты и пришивала пуговицу к мужской рубашке. Внешность произвела на меня впечатление – то была чернокожая женщина весьма преклонного возраста с короной снежно-белых волос на голове. И еще я почти сразу же заметил, что она слепа. Это было понятно хотя бы потому, что она ни разу не взглянула в нашу сторону – лишь слегка склоняла голову набок, прислушиваясь. Но с работой своей она справлялась уверенно. Воткнув иглу, постукивала по ней наперстком на пальце и ни разу при этом не опускала глаз.

– Это Джулиус Карпентер? – Голос звучный, с приятной хрипотцой, напоминающей шуршание сухой опавшей листвы.

– Миссис Хиггинс, – почтительно произнес Джулиус, наклонился и поцеловал ее морщинистую щеку.

– Хиггинс? – воскликнул я.

– А вы, должно быть, Тимоти Уайлд. Прямо отсюда чую запах медной звезды. Неплохо было бы натереть ее до блеска. – Она обернулась ко мне и приветливо улыбнулась, обнажив белоснежные, как и волосы, зубы. – Ловко я его провела, верно, Джулиус?

– Да вы кого угодно можете провести, миссис Хиггинс. Это, Тимоти, мать Джорджа, миссис Адельфия Хиггинс. Но в определенных кругах ее прозвали Свечных Дел Мастером.

Я почтительно пожал руку, которой, судя по всему, и было написано загадочное послание. Именно слепотой объяснялось необычное расположение строк, и еще в них крылась незаурядная сила – именно поэтому я принял почерк за мужской. Сходство с Джорджем Хиггинсом читалось в царственно гордых очертаниях подбородка, а также в слегка синеватом оттенке черной кожи. Глаза миссис Хиггинс были устремлены куда-то в середину комнаты, немного левее от меня, волосы отливали жемчужным блеском в отблесках пламени из камина. Она задержала мою руку в своей – видно, пыталась прочесть по ней, что я за человек. Так я зрительно оценивал порой незнакомых мне людей.

– Просто не нахожу слов, чтобы выразить, какое облегчение испытал, узнав, что Делия Райт и Джонас Адамс теперь в безопасности, миссис Хиггинс, – заметил я.

– Однако, боюсь, им понадобится ваша помощь. Им очень нужна любая поддержка, которую мы только можем предоставить. Нельзя недооценивать опасности их положения.

Я недоуменно покосился на Джулиуса.

– Вы, наверное, удивляетесь, почему здесь нет моего сына. – Опустив шитье, миссис Хиггинс встала и разгладила складки своих нарядных юбок цвета баклажана. – То было желание Делии, она сама вам все объяснит, мистер Уайлд. Думаю, нет нужды предупреждать, что вы никому не должны рассказывать об этом месте. Вам можно доверять?

– Жизнью клянусь, никому ни слова.

– Многие отзывались о вас положительно в этом смысле. Вы не поверите, как это трудно – завоевать доверие той же Грейс Стэкхаус, служанки, которая работает у Миллингтонов, тут, неподалеку, по соседству. Но вы его заслужили. Так что следуйте за мной. И, пожалуйста, говорите потише, потому как в доме у меня еще один гость.

И вот миссис Хиггинс неожиданно легкой походкой направилась к камину. Провела пальцами по мраморной доске, и в дальнем углу комнаты открылась маленькая дверца. Комната за ней оказалась без окон и освещалась одной-единственной керосиновой лампой; свет ее отбрасывал причудливые тени на своеобразный музей в миниатюре.

Такой коллекции мне еще ни разу не доводилось видеть. Все полки на стенах были уставлены подсвечниками и карманными фонариками – от самого примитивного под названием «бычий глаз» до серебряных подсвечников изящной работы с орнаментом из завитков. Я разглядел ночные фонари с железными щитками, свечи с маленькими абажурами, отражающими и усиливающими свет, позолоченные низенькие подсвечники для спальни с ручкой на подставке, щедро изукрашенные сценками из дикой природы. Простые оловянные подставки соседствовали с канделябрами искусной работы, украшенными изображениями растений, прорастающих из крохотных металлических семян. Самые невообразимые светильники смотрели на меня со всех сторон, сияли и подмигивали из полумрака, и об их формах можно было лишь догадываться по бликам света, отражающихся в острых краях и плавных изгибах. И ни единой свечи или коробка со спичками в поле зрения.

Миссис Хиггинс подошла к стеклянной полке, уставленной миниатюрными канделябрами, и завела за нее руку. Раздался тихий щелчок хорошо смазанного механизма. Полка раздвинулась. Открылась лестница с крутыми ступеньками, ведущими куда-то в темноту, и наша хозяйка начала спускаться по ней. Мы осторожно последовали за ней, нам не хватало уверенности миссис Хиггинс, ведь она, будучи слепой, давно освоилась с темнотой.

– У покойного отца Джорджа был свой бизнес, он отливал свечи, – шепотом произнес Джулиус. – Его коллекцию часто показывают посетителям, водят их сюда, как в музей. А он действительно замечательный. И никто не заподозрит, что помещение это служит двойной цели, ведь сюда люди ходят толпами. Держись за перила, что у стенки.

Я протянул руку. И к моему удивлению, костяшки пальцев коснулись бумаги, а не земляной или каменной стенки подвального помещения. Да и холодных сквозняков тут не было, как и намека на тошнотворную вонь, обычно царившую в канализационных системах нашего метрополиса. Я спускался следом за Джулиусом, ладонь скользила по гладко отполированным деревянным перилам, и вот где-то внизу показался свет.

Мы спустились – ступни утонули в толстом ковре, – затем свернули за угол. И тут передо мной открылось зрелище, которого я никогда не забуду, проживи на этом свете хоть тысячу лет.

Жители Нью-Йорка почти никогда не видят беглых рабов. По многим причинам, большинство которых вполне очевидны. Беглецы обычно прячутся в лесах – из страха, что каждый первый встречный может оказаться охотником за рабами, да еще и с собакой. Да и к жизни в городе они не подготовлены. Здесь у них нет норы, в которую можно забиться и спрятаться, нет подходящей одежды; они не знают, как добывать пропитание в этом жестоком мире из зигзагообразных улиц и высоченных домов и башен – в этом безбожном лесу, выросшем из кирпича и камня. Чернокожий, ловко ворующий у фермера куриные яйца, чтобы не помереть с голоду, совсем не обязательно наделен умением грабить по ночам продуктовые лавки с зарешеченными окнами. Города опасны. Их населяют толпы блуждающих по улицам городских жителей, окидывающих каждого чужака подозрительными злобными взглядами. Так что мы видим беглых, но редко. И большинство из нас рады этому обстоятельству.

Эта беглая рабыня, женщина лет двадцати, не больше, занимала постель, отгороженную от всего остального помещения китайской ширмой. Сама комната была хоть и с низкими потолками, выглядела вполне уютно. Засушенные цветы в рамочках, плетеные коврики поверх пола из сосновых досок, на стенах ситцевые обои с рисунком в красно-коричневых и бирюзовых тонах. Женщина в ночной рубашке и теплом халатике лежала на покрывале, голова в мелких косичках моталась из стороны в сторону по набитой гусиным пером подушке, обе ноги плотно перебинтованы. Нетрудно было догадаться, что с ней случилось. Она бежала с Юга через поля и болота, лесные чащи и реки без обуви и в зимнее время. Как только я вошел в комнату, женщина открыла глаза.

– Вы доктор? – спросила она меня с сильным тягучим, как патока, южным акцентом, еле шевеля растрескавшимися серыми губами.

– Доктор уже был и ушел, дорогая. – За ширму заглянула миссис Хиггинс. – Сказал, что есть надежда сохранить обе ноги. И все мы так обрадовались, услышав это. Разве не помнишь?

– Как она смогла сюда добраться? – изумленно прошептал я.

Храбрость этой маленькой женщины, риск и тяготы пути, которые пришлось ей перенести, наполнили меня восхищением и на миг даже заставили потерять дар речи. Если не считать поездок на пароме в Бруклин и обратно да редких путешествий в Гарлем и на Стейтон-Айленд, я из Нью-Йорка не выезжал. Вполне типичный недуг, свойственный местным жителям. А она прошла пешком сотни миль. В чем была, без всяких приспособлений для столь долгого путешествия.

– Приближаясь к городам, она ориентировалась по железнодорожным сигналам – фонарям и прочее. А в остальное время – по звездам, – пояснил Джулиус.

– Часто по ночам не было звезд, – простонала беглянка. – И я находила дорогу по мху.

Миссис Хиггинс заметно встревожилась. Подошла к постели, опустила ладонь на блестящий от пота лоб женщины.

– Это у нас Шугар, – сказала она, обращаясь к Джулиусу и устремив невидящий взгляд на стену. – Ты вся горишь, Шугар. Хочешь, я снова вызову доктора?

Затем миссис Хиггинс отступила чуть в сторону, и я смог хорошо разглядеть лицо Шугар. Глаза лихорадочно блестят, тонкие перебинтованные руки нервно теребят покрывало. Я представить не мог, что именно она искала в нашем городе, не мог даже приблизительно оценить размер и значимость потерь, с которыми пришлось смириться, чтобы обрести свободу – ведь там остались ее семья, друзья, место, где она спала, яркое солнце на ясном синем небе.

Джулиус тронул меня за локоть, и мы вышли в небольшой коридор. Откуда-то доносились тихие звуки, приглушенные голоса. Джулиус потянулся к ручке одной двери, но я удержал его. Одна мысль не давала мне покоя.

– Скажи, как может ребенок или совсем молоденькая женщина перенести такое путешествие? Лично я не представляю.

Он долго не отвечал, просто смотрел на меня.

– Весной и в летнее время – да, это вполне возможно. Ну, а зимой… это если сильно повезет. Но порой человек просто не может дожидаться лета, если буквально наутро тебя собираются продать и разлучить со своим ребенком.

Да, в том был свой резон. Своя логика, бессердечная и безумная.

– Лучше думай о том, что мы можем сделать, а не о том, чего не можем, – посоветовал мне Джулиус и вошел в комнату.

Делия Райт занимала комнату, являющую собой нечто среднее между спальней и гостиной. Сидела за столом, подперев рукой подбородок, и не сводила глаз с племянника. Я встречался с ней лишь однажды, но испытал при виде ее огромное, ни с чем не сравнимое облегчение. Джонас лежал, свернувшись клубочком, на двуспальной кровати, зажав в кулачке край одеяла, и, судя по всему, спал. Волосы Делии были собраны в аккуратный пучок на макушке, темно-зеленое платье, которое порвал Варкер, тщательно заштопано и застегнуто на все пуговки до самого горла. Карие глаза смотрели трагично и задумчиво. В этот момент она напоминала генерала в зеленом мундире, потерпевшего поражение и продумывающего план отступления с наименьшими потерями. Увидев нас, Делия встала и кивком указала на ребенка. Джулиус крепко обнял ее, после чего она провела нас в соседнюю комнату.

И мы оказались в подземной библиотеке. Хорошо освещенном помещении, где стояли тяжелые кресла, а все стены от пола до потолка были заставлены книжными полками. Делия плотно затворила за собой дверь.

– Он очень плохо спит, – произнесла она очень тихо, но отчетливо.

– Просто не хватает слов, чтобы выразить вам свои соболезнования, Делия, – произнес Джулиус. – Вам и Джонасу, по поводу того, что случилось с Люси… – Он с трудом подбирал слова утешения. – Остается лишь уповать, что сейчас она с Господом нашим Богом, хоть и ушла раньше, чем следует.

– Разве?..

Делия задрожала всем телом, прижала руку к животу. Затем подошла к камину и подбросила в него маленькое полешко, хотя огонь и без того пылал ярко. А потом обернулась, взглянула на нас с отсутствующим выражением.

– Где мы вас только не искали, – заметил Джулиус без тени упрека в голосе. – Даже не представляли, что вы можете оказаться Не Здесь и Не Там, у матери Джорджа. А он просто с ума сходит.

– Я тоже.

– Я даже избегал встречаться с ним, чтобы случайно не проболтаться. Миссис Хиггинс оказалась лучшим лжецом, чем я. Но почему вы попросили не говорить Джорджу…

– Все объясню. – Делия опустилась в кресло у камина. Рядом горела свеча, и она переставила подсвечник на низенький столик в центре комнаты. – Мистер Уайлд, я вынуждена просить вас об огромном одолжении.

– К вашим услугам.

– По долгу службы? – сухо спросила она. – Или просто по доброй воле? Я, знаете ли, читаю газеты.

Я это предвидел. Но уже давно понял: знание того, что тебе нанесут удар, не умаляет его эффекта. Напротив. Или же Делия присутствовала при убийстве сестры и потом ее захватили в заложники, или она вошла в спальню позже, обнаружила там тело сестры и в ужасе бежала вместе с племянником. Никаких других объяснений ее отсутствия в доме Вала не существовало. Скорее всего, все же последнее. А я просто не находил слов, чтобы объяснить ей, почему оставил тело ее любимой сестры на талом снегу, под кипой старых грязных газет.

– Надеюсь, вы простите меня за то, что я перенес ее тело, – взволнованно произнес я. – Хотя, наверное, нет. В тот момент мне казалось это единственным правильным решением, но теперь совсем не легко…

– Прошу вас, мистер Уайлд. – Она нетерпеливым жестом расправила складки юбки, и я вспомнил, какой решимостью всегда обладала Делия Райт в обычной жизни. Я не отрывал от нее взгляда. – Избавьте меня от объяснений, что это такое, иметь родную душу, брата или сестру. Мне хорошо знакомы эти чувства. И сядьте вы оба, перестаньте маячить перед глазами.

Я не нашелся, что ответить, и повиновался. Мы с Джулиусом уселись на кушетку рядом и наклонились к ней. Три заговорщика перед открытым огнем небольшого камина.

– Человек, убивший вашу сестру, непременно заплатит за это, мисс Райт, – клятвенно пообещал я. – Только скажите мне, как и кто.

Делия приоткрыла рот, на миг показалось, что она на грани истерики.

– Ах, мистер Уайлд! – Только теперь я заметил, что она все еще улыбается. А затем Делия удрученно покачала головой – красивая, усталая, находящаяся на грани нервного срыва женщина. – Поверьте, мне тоже очень хотелось бы знать.

Повисло неловкое гнетущее молчание. Меня страшно разочаровал этот ответ, Джулиус опустил голову и разглядывал носки своих ботинок. Но все мы в этот момент жаждали отмщения. Хотели отплатить преступнику – за Люси, за Делию, за маленького мальчика, который судорожно сжимал в кулачке край одеяла, точно это рукоятка меча.

– Вам незачем оправдываться и настаивать на невиновности своего брата. И я тоже пребываю в полной растерянности, – произнесла Делия, и улыбка исчезла с ее лица. – Никогда не забуду, как добр был к нам капитан Уайлд, никогда не поверю, что он среди ночи вдруг вернулся в свой дом, чтобы совершить столь жестокое убийство. После всего того, что он для нас сделал… Той ночью мы просто не поверили своему счастью, когда мистер Карпентер вместе с членами комитета и вы, мистер Уайлд, ворвались в логово бандитов и предприняли все меры, чтобы освободить нас, а затем дали нам приют. Постараюсь рассказать вам все, что знаю, а уж дальше вы сами делайте выводы; может, удастся найти хоть какую-то зацепку, которую я упустила из виду.

Неважно, что она не знает, кто злоумышленник, подумал я, и уж тем более не к лицу мне, мужчине, сетовать на то, что эта несчастная женщина что-то упустила из виду. Когда четко представляешь, что произошло, тогда и поймешь, кто тому виной.

И непременно узнаешь, кто убийца. И узнаешь, наконец, настоящее имя Люси.

Вот какую историю она нам рассказала.

Делия с Люси оставались в доме Вала весь первый день и бо́льшую часть второго. Там были кое-какие запасы – яйца, из которых они жарили яичницу, солонина, какие-то непонятные специи и большой кувшин столового вина. И они решили, что заплатят Валентайну за эти продукты, когда вернутся домой. Сестры сидели и болтали, Джонас мастерил новый флот с мачтами из тонких щепочек и обрывками газеты вместо парусов, и единственной целью создания этой армады было пустить ее затем в топку камина и наблюдать за тем, как пылают, словно в жаркой битве, хрупкие суденышки. Когда болтать надоело, они обследовали небольшую библиотеку Вала, где книги находились просто в образцовом состоянии (лично я всегда недоумевал, зачем Вал хранит эти книги, ведь прочитав, он помнил каждую практически наизусть). Ну, а затем перешли к окну и наблюдали за тем, как борются с ветром и снегом немногочисленные прохожие на Спринг-стрит. И до женщин лишь с запозданием вдруг дошло, что Мег наверняка подняла тревогу и знакомые о них беспокоятся.

– Джордж часто пропускал службу, был очень занят, а никому из вас и в голову бы не пришло успокоить прихожан, если туда вдруг заявится в истерике бедняжка Мег. Ну, и тогда я предложила посетить воскресную вечернюю службу. – Делия глубоко вздохнула и продолжала смотреть на огонь невидящим взором.

– А сестра была против этой вашей идеи, – предположил Джулиус.

– Люси была напугана, – она сердито смахнула слезинку, выкатившуюся из глаза. – Но могу сказать вам кое-что о привычках сестры. Всякий раз, когда она боялась за Джонаса, то или пыталась скрыть, отмести этот испуг, или отсылала мальчика в другую комнату. Ей была невыносима сама мысль о том, что она как-то повлияет на него, сделает из него труса. И эта мысль постоянно преследовала ее. Словно можно сдержать чисто инстинктивную реакцию! И вот тем вечером она просто не могла заставить себя выйти в темный проулок за домом и отправиться дальше в церковь, что на Уэст Бродвей. И настояла, чтобы пошла я, вместе с племянником. Иначе он вырастет и начнет пугаться собственной тени.

Делия произносила все эти слова ровным спокойным голосом. И тем не менее с каждым новым словом, с каждой фразой напряжение в голосе нарастало. Делия не просто очень любила свою сестру. Люси была ее героиней.

– Но в Абиссинской церкви вас никто не видел, – заметил Джулиус.

– Нет. – Она покосилась в мою сторону. – Кто-то преследовал нас. Шел по пятам. С того самого момента, как мы вышли на Спринг-стрит.

Я всем телом подался вперед.

– Продолжайте!

– И тогда мы нырнули в какой-то проулок. Я увидела заднюю дверцу ресторана, где подают мясные блюда, втолкнула Джонаса, вошла следом, и мы пробежали через обеденный зал, где народу было полно. А потом мы снова вышли на улицу и пустились наутек. Я специально стала петлять по улицам. Прошло минут двадцать, не меньше. И ко времени, когда мы вернулись в проулок за домом вашего брата, никто за нами уже не шел. Сбросили «хвост» и вошли в дом.

Сердце у меня зачастило.

– Можете описать этого вашего преследователя?

– Заметила только медную звезду на пальто, блеснула в свете фонаря. Высокий, ростом примерно с Джулиуса. Ну, и еще вроде бы рыжеволосый.

Шон Малквин, подумал я. Что ж, ничуть не удивительно.

– Мы вернулись в дом, трясясь от страха с головы до пят. А потом увидели, что моя сестра не одна. С ней была какая-то женщина. Потрясающей, просто ангельской красоты – белокожая, волосы золотистые, и держалась с таким достоинством и безупречными манерами.

Я был потрясен. Джулиус вопросительно покосился на меня. Я много рассказывал ему о Шелковой Марш, о том, какой редкостной злобой и мстительностью наделено это создание. И хотя встретились они с Джулиусом лишь единожды, на том издевательском судебном процессе, где я сумел защитить его, он, разумеется, хорошо запомнил женщину, едва не разрушившую всю его жизнь.

– Она представилась, как мисс Марш, и уже собиралась уходить. – Лицо Делии напряглось и словно окаменело; щеки побледнели, и на них особенно ярко, словно созвездия, выделялись веснушки. – Постараюсь не занимать у вас много времени, ибо… – Тут она закрыла глаза. – Чарльз Адамс вовсе не был тем, кем мы думали. Возможно, вам уже известно…

– Не надо торопиться, можно перевести дух, – заметил Джулиус.

– Короче, настоящее его имя Ратерфорд Гейтс. – Делия встала, подошла к камину, провела дрожащими пальцами по раме висевшей над ним гравюры. – Это ложь. Все это было ложью. Брак Люси, вся ее жизнь… Так нам, во всяком случае, сказали. Мисс Марш утверждала, что Чарльз Адамс является видным политиком, сенатором. Господи, видели бы вы в тот момент лицо Люси… она была просто потрясена. Сердце ее было разбито. Я была свидетельницей у нее на свадьбе в Массачусетсе. Просто представить невозможно, как счастлива она тогда была! Мисс Марш предупредила Люси и вскоре после этого ушла.

– Предупредила? – воскликнул я.

– Люси сказала, что эта женщина посоветовала ей уехать из города. Мы не знали, имеет ли брак моей сестры юридическую силу, не понимали, является ли она Люси Адамс или Люси Райт. Но мисс Марш очень настоятельно рекомендовала нам бежать, спасать свои жизни, говорила, что здесь нам грозит смертельная опасность – от Варкера, Коулза, возможно, кого-то еще. Однако ни слова не сказала о том, откуда ей обо всем этом известно. Только твердила, что эта опасность может обрушиться на нас в любую секунду, пока мы в городе.

Делия вопросительно взглянула на меня, словно ожидая каких-то комментариев. В голове у меня так и роились вопросы, назойливые и жалящие, точно мухи-кровопийцы, но ни один из них не было смысла задавать этой женщине, стоявшей сейчас передо мной. Какого черта этому воплощению зла в обличие хорошенькой владелицы борделя понадобилось предупреждать этих людей об опасности? Как-то непрактично с ее стороны, хотя некая цель у нее была. Что за игру затеяла и вела Шелковая Марш? У меня не было ответа. А потому я предпочел промолчать. И слушал дальше.

– Но мы не были готовы бежать, – пробормотала Делия. – Бумаги об освобождении Люси и Джонаса находились в доме на Уэст Бродвей, а путешествовать без них, сами понимаете, рискованно… с тем же успехом мы могли просто сдаться Варкеру. Люси запаниковала и предложила, чтобы я с Джонасом тут же отправилась в убежище. То есть сюда, – она каким-то бессильным, полным отчаяния жестом обвела рукой комнату. – А потом я должна была забрать свои документы об освобождении, вернуться за Люси и проводить ее в дом на Уэст Бродвей. Мы знали, мистер Уайлд, что вы придете утром, ну и решили, что окажете нам такую любезность и согласитесь проводить нас туда и позаботиться, чтобы нам не причинили вреда. Не стану кривить душой – Люси еще хотелось увидеться с Чарльзом. Повидать своего мужа, если он таковым являлся. Не могла же она отказаться от него лишь на основании того, что наговорила ей какая-то незнакомка. Она хотела убедиться, правда это или нет.

– К тому же вы никак не могли уехать без документов об освобождении, – вставил Джулиус.

– Так вот, я оставила племянника здесь, в убежище, а затем вернулась на квартиру к капитану Уайлду и… и увидела то, что вы сами видели, мистер Уайлд. Должны были видеть, поскольку потом моя сестра оказалась на свалке у реки. Ведь в то утро вы должны были зайти за нами, да и потом у кого еще, как не у вас, была причина убрать тело? – Делия нервно коснулась пальцами горла, в том самом месте, где на шее сестры остался багровый след от удушения. – Ну, и я убежала. Должно быть, мы разминулись всего на несколько минут.

Поленья в камине продолжали потрескивать, Делия – расхаживать по комнате, я же пытался как-то соединить все эти разрозненные факты. Фрагменты правды и полуправды, части историй, в искренность одних я верил, другие казались сомнительными. Мотивы, действия, последствия. Но слабые их голоса заглушали громкие фанфары вопросов, так и оставшихся без ответов. А потому я решил задать несколько ключевых.

– Скажите, когда месяц назад ваша сестра нашла работу, Гейтс возражал?

– Понимаю, к чему вы клоните, но подтвердить ничего не могу. Он спросил Люси, сможет ли она справиться с дополнительной нагрузкой, и та ответила, что да, конечно. И тогда он заказал в ближайшем ресторане жареного фазана и две бутылки шампанского, чтобы отпраздновать это событие. – Она устало взмахнула рукой. – Но все мы тогда считали, что он носит имя Чарльз, так что лучше задайте мне более полезные вопросы. Времени у нас мало.

– А как Шелковая Марш объяснила тот факт, что знает, что вы у Вала?

Тут Делия перестала бродить по комнате и приподняла бровь.

– Но разве она не любовница вашего брата? Люси говорила, будто бы мисс Марш намекала именно на…

– Да, была когда-то его любовницей, – с отвращением произнес я.

Шелковая Марш, подумал я, это заклинательница змей, и в корзинке у нее были сразу четыре гадюки. Варкер, Коулз, Гейтс и Малквин. Хотелось бы знать, какая именно из этих гадюк нанесла смертоносный укус Люси.

Я затряс головой, пытаясь вернуть ясность мышления.

– А о каком именно одолжении вы хотели просить меня, мисс Райт?

Она снова уселась в кресло и взглянула на нас обоих.

– Мне нужны документы Джонаса об освобождении. Они в доме у Гейтса, а мне отсюда выходить рискованно. Хочу, чтобы вы принесли мне их. Свои я успела прихватить на обратном пути к Спринг-стрит.

– А почему бы не попросить Джорджа составить нам компанию? – спросил Джулиус.

Делия рассмеялась каким-то странным, низким, горловым смешком и еле слышно выдавила:

– Да потому, что я собиралась занять у Джорджа солидную сумму денег, и будь он здесь, то, несомненно, тут же сказал бы «да». Моей учительской зарплаты едва хватало на оплату комнаты и питания. Иными словами, денег недостаточно, чтобы начать новую жизнь. Я, конечно, могу тащить за собой Джонаса через поля и леса, переправляться через реки, прятаться в норах, как беглая преступница, голодать, ориентироваться по ближайшей железнодорожной станции, но…

– Но тогда вас будет куда как проще поймать, – заметил Джулиус. – А раз так, то Джордж должен раскошелиться на экипаж…

– Давайте представим на минуту, что я благополучно добралась до места назначения. – Тут горло у нее перехватило от волнения, а лицо исказила гримаса боли и отчаяния. Делия покачала головой. – Джордж Хиггинс не хочет, чтобы я остаток жизни провела в Канаде. А потому просить его спонсировать этот мой побег как-то совсем уж неловко. Стоять перед ним, как сейчас стою перед вами, и вынуждать дать свое согласие. Лучше вы сами его попросите, Джулиус. И еще спасибо вам обоим за помощь; думаю, вы догадываетесь, как много она для меня значит.

Я не знал, о чем еще ее спросить, к тому же понимал, что разговор этот страшно утомил ее – золотистые искорки в глазах Делии погасли.

– Мы вернемся с бумагами мальчика, – сказал я и поднялся. – Через несколько дней, а может, и раньше.

Делия кивнула и откинулась на спинку кресла. Она была в полном изнеможении и молчала. Я даже отдаленно не мог представить, через какой ад ей пришлось пройти за последние несколько дней – все эти страшные события обессилили ее, превратили ее прелестное лицо в неподвижную посеревшую от горестей маску.

И вот мы двинулись на выход – еще раз прошли мимо сгорающей от лихорадки молодой беглянки, у постели которой суетились теперь чернокожий доктор и миссис Хиггинс, – а мне вдруг на ум почему-то пришли магнолии. Я так и видел руки Люси, вплетающие гардении в свадебную прическу невесты, как рассказывал мне Тимпсон. Все это было давным-давно, но я видел, как лучи летнего солнца врываются через окно в комнату, где она работала, ощущал на лице дуновение ветерка с запахом клевера, проникающего в приоткрытую дверь. И вдруг прямо у меня на глазах цветы начали сжиматься, вянуть при каждом ее прикосновении. Гнить и разлагаться.

– Просто кошмарный сон какой-то, – заметил Джулиус, когда мы снова оказались на продуваемой ледяным ветром улице.

– Хуже, – буркнул я в ответ. – Нам уже не суждено проснуться.

Мы остановили экипаж, влезли, я откинулся на спинку сиденья. Одна не слишком приятная мысль не выходила из головы.

Я так толком ничего и не узнал.

Забившись еще глубже в темный уголок, я глубоко вдохнул, потом выдохнул. Вот и прекрасно, подумал я. Ведь кроме этого меня ничто по-настоящему не волнует. Никаких проблем.

Однако, как я ни старался, никак не удавалось избавиться от ощущения, что я упустил из вида что-то худшее или, возможно, что-то более специфичное. У меня и прежде возникали такие предчувствия, словно некий колокол в голове возвещал о неполадках или недопонимании, что возникла какая-то нестыковка. Ошибка, огромная, как стена, неровно оклеенная обоями. Казалось бы, во всех отношениях понятно, что Делия предпочитает посредников в столь болезненных переговорах и унизительной просьбе о помощи. В данных обстоятельствах похвально с ее стороны. Вообще-то я склонялся к мнению, что мисс Делия Райт имеет более четкие представления о чести и достоинстве, нежели большинство людей, с которыми мне доводилось сталкиваться. Именно этой особенностью характера и объяснялось ее нежелание встречаться лицом к лицу с нашим другом из комитета бдительности.

Разве только этим?..

И пусть Джордж Хиггинс производил на меня впечатление человека прямолинейного, могущего в случае необходимости прибегнуть к грубой физической силе. Человека, который боролся с похитителями Джулиуса с пистолетом в руке, брал, что хотел, просто потому, что ему говорили: брать этого нельзя. И что с того? Мне всегда нравились такие мужчины. Я ими восхищался.

Нет, Делия его не боялась. Это определенно.

Джордж Хиггинс, продолжал размышлять я, пока экипаж уносил нас все дальше и дальше от Не Здесь и Не Там. Нет, тут требуется копнуть поглубже. А вот почему и как – это надо еще подумать.