Книга: Почему мы делаем то, что мы делаем
Назад: Двадцать слов для снега
Дальше: Почему мы забываем?

Эти непростые цвета

Восприятие и описание различных цветов используются как самый доступный способ проверки предположений лингвистического детерминизма. Многие языки мира распознают меньшее количество основных, или фокусных, цветовых категорий, чем английский, где есть слова для всех одиннадцати. Например, согласно проведенному в 1954 году исследованию, в языке племени дани из Новой Гвинеи есть только два слова для обозначения цветов: мола – яркие, теплые цвета, и мили – темные, холодные. В 1969 году ученые Берлин и Кей сделали любопытное открытие о том, что между фокусными цветами всегда присутствуют иерархические отношения: если используются только два термина, это будут черный и белый, третьим становится красный, четвертым и пятым – зеленый и желтый и так далее, причем фиолетовый, розовый и оранжевый появляются только тогда, когда есть все остальные.
Сегодня убедительно доказано – и это имеет решающее значение в судьбе лингвистического детерминизма, – что, несмотря на языковые ограничения, носители языка с «терминологически бедной категорией цвета» способны распознавать все фокусные цвета, и восприятие цвета определяется главным образом физиологией зрительной системы. То есть восприятие цвета в различных культурах имеет, оказывается, много общего и не зависит от языка, что вызывает сомнение в идеях детерминистов.
Кураре для любознательных
Гипотеза Сепира – Уорфа – не единственная теория, которая утверждает, что язык определяет мышление. Один из ранних бихевиористов, Джон Уотсон, высказал весьма радикальную идею о том, что мышление есть говорение, а то, что мы считаем внутренним мыслительным процессом, на самом деле является неслышной «субвокализацией», или слабыми колебаниями голосовых связок. Иными словами, если мы не можем говорить, мы не можем думать. Выдвинутая в 1912 году теория Уотсона, названная «периферализм», показалась достоверной, поскольку технология еще не позволяла убедиться в наличии или отсутствии вокализации. Она была опровергнута в 1947 году в результате захватывающего эксперимента под руководством Э. М. Смита. Он ввел себе миопаралитический яд кураре, блокирующий сокращение всех скелетных мышц. Подключенный для поддержания жизни к аппарату искусственного дыхания, с парализованными голосовыми связками, он тем не менее сохранил способность к мышлению и восприятию.
Назад: Двадцать слов для снега
Дальше: Почему мы забываем?