Ирина, в будущем блаженная Параскева Дивеевская (ее еще называли Паша Саровская), родилась в 1795 году в селе Никольском Спасского уезда Тамбовской губернии в семье крепостного крестьянина.

В семнадцать лет ее выдали замуж. Родные мужа любили Ирину за кроткий нрав и трудолюбие.

Прошло пятнадцать лет. Помещики Булгины продали Ирину с мужем помещикам Шмидтам.

Вскоре муж Ирины умер. Шмидты попытались выдать Ирину замуж вторично, но, услышав слова: «Хоть убейте, замуж больше не пойду», решили оставить ее у себя.

Ирина работала у помещиков Шмидтов экономкой. Через какое-то время она была оклеветана прислугой.

Хозяева, заподозрив Ирину в краже, отдали ее на истязание солдатам. После жестоких побоев, не выдержав несправедливости, Ирина сбежала в Киев.

Беглянку обнаружили в монастыре. За побег крепостной крестьянке долго пришлось томиться в остроге. В конце концов ее по этапу отправили к хозяевам.

Проработав два года огородницей в поместье Шмидтов, Ирина опять решилась на побег. Во время этого побега Ирина тайно приняла постриг с именем Параскевы, получив благословение старцев на юродство Христа ради.

Блаженную задержала полиция и вернула хозяевам.

Но вскоре хозяева сами выгнали Параскеву.

Пять лет Паша Саровская, полураздетая, голодная, бродила по селу, затем тридцать лет жила в вырытых ею же самой землянках в Саровском лесу.

Окрестные крестьяне и паломники, приходившие в Саров, глубоко чтили подвижницу, просили ее молитв. Ей приносили еду, оставляли деньги. А она раздавала все неимущим.

Жизнь отшельницы была сопряжена с большими опасностями. Однажды ее жестоко избили разбойники, которые требовали у нее денег, но их у блаженной Параскевы не было. После этого она целый год проболела.

В Дивеевский монастырь она пришла осенью 1884 года.

Подойдя к воротам монастыря, она ударила по столбу и сказала:

– Вот как сокрушу этот столб, так и начнут умирать, успевай только могилы копать.

Вскоре умерла блаженная Пелагия Ивановна Серебренникова, которой сам преподобный Серафим вверил своих сирот – дивеевских инокинь; за ней умер монастырский священник; потом одна за другой несколько монахинь…

Архимандрит Серафим (Чичагов) рассказывал: «Во время своего житья в Саровском лесу, долгого подвижничества и постничества она имела вид Марии Египетской. Худая, высокая, совсем сожженная солнцем и поэтому черная и страшная.

Она носила короткие волосы, а раньше все поражались ее длинным, до земли волосам, которые мешали ей в лесу и не соответствовали тайному постригу.

Босая, в мужской монашеской рубахе-свитке, расстегнутой на груди, с обнаженными руками, с серьезным выражением лица, она приходила в монастырь и наводила страх на всех, не знающих ее…»

Архимандрит Серафим отмечал, что внешность блаженной Паши Саровской менялась от ее настроения. Она бывала то чрезмерно строгой, сердитой и грозной, то ласковой и доброй: «Детские, добрые, светлые, глубокие и ясные глаза ее поражают настолько, что исчезает всякое сомнение в ее чистоте, праведности и высоком подвиге. Они свидетельствуют, что все ее странности (иносказательный разговор, строгие выговоры и выходки) – лишь наружная оболочка, преднамеренно скрывающая смирение, кротость, любовь и сострадание…»

И вот еще замечательная подробность, запечатленная архимандритом Серафимом: «Облекаясь иногда в сарафаны, она, как превратившаяся в незлобное дитя, любит яркие красные цвета и иногда одевает на себя несколько сарафанов сразу, как, например, когда встречает почетных гостей или в предзнаменование радости и веселия для входящего к ней лица».

Все ночи блаженная проводила в молитве, а днем после церковной службы жала серпом траву, вязала чулки и выполняла другие работы, непрестанно молясь.

С каждым годом возрастало число обращавшихся к Паше Саровской за советами, с просьбами помолиться за них.

Очевидцы рассказывали, что Прасковья Ивановна жила в небольшом домике, слева от монастырских ворот. Там у нее была одна просторная и светлая комната, в которой вся стена напротив двери была закрыта большими иконами: в центре – Распятие, справа Божия Матерь, слева – апостол Иоанн Богослов. В этом же домике, в правом углу от входа, была крохотная келья, служащая спальней. Ночами она там молилась. Спала блаженная очень мало.

Под окнами ее домика всегда можно было увидеть паломников. Имя Прасковьи Ивановны было известно не только в народе, но и в высших кругах общества.

Люди шли к блаженной за советом и утешением нескончаемой вереницей, и Господь через Свою верную рабу открывал им будущее, врачевал душевные и телесные недуги.

Корреспондент одной из московских газет писал: «Мы были поражены и обрадованы тем, что эта блаженная с чистым взором ребенка молилась за нас, грешных. Радостная и довольная, она отпустила нас с миром, благословив на дорогу… Она – редкий человек на земле, и надо радоваться, что такими людьми еще богата земля Русская».

Из воспоминаний монахини Серафимы (Булгаковой): «В конце Х1Х столетия начал ездить к нам в Саров будущий митрополит Серафим, тогда еще блестящий гвардейский полковник Леонид Чичагов…

Когда Чичагов приехал в первый раз, Прасковья Ивановна встретила его, посмотрела и говорит:

– А рукава-то ведь поповские.

И вскоре он принял священство.

Прасковья Ивановна настойчиво говорила ему:

– Подавай прошение государю, чтобы нам мощи открывали (то есть мощи Серафима Саровского. – Сост.).

Чичагов стал собирать материалы, написал «Летопись…» (то есть «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря». – Сост.) и поднес ее государю. Когда государь ее прочитал, он возгорелся желанием открыть мощи».

О своей первой встрече с блаженной старицей архимандрит Серафим (Чичагов) рассказывал следующее: «Меня проводили к домику, где жила Паша.

Едва я вошел к ней, как Паша, лежавшая на постели (она была старая и больная), воскликнула:

– Вот хорошо, что ты пришел, я тебя давно поджидаю. Преподобный Серафим велел тебе передать, чтобы ты доложил государю, что наступило время открытия его мощей и прославления.

Я ответил Паше, что по своему общественному положению не могу быть принят государем и передать ему в уста то, что она мне поручает…

В смущении я покинул келью старицы…

Вскоре я уехал из Дивеевского монастыря и, возвращаясь в Москву, невольно обдумывал слова…

И вдруг однажды меня пронзила мысль, что ведь можно записать все, что рассказывали о преподобном Серафиме помнившие его монахини, разыскать других лиц из современников преподобного и расспросить их о нем, ознакомиться с архивами Саровской пустыни и Дивеевского монастыря… Привести весь этот материал в систему и хронологический порядок, затем этот труд… напечатать и поднести императору, чем и будет исполнена воля преподобного, переданная мне в категорической форме Пашей…»

В дом блаженной Паши Саровской в 1903 году, после канонизации преподобного Серафима, приехали император Николай II и императрица Александра Федоровна. Перед приходом гостей блаженная Паша велела вынести все стулья и усадила императорскую чету на ковер.

Блаженная старица предсказала рождение наследника («…не на радость, а на скорбь родится этот царственный птенчик…»), предупредила о гибели династии Романовых, о гонениях на Церковь.

После этого государь часто обращался к блаженной Параскеве Ивановне, посыл к ней великих князей за советом.

Незадолго до своей кончины блаженная часто молилась перед портретом государя, предвидя скорую его мученическую смерть.

Из воспоминаний игумена Серафима Путятина: «Великая подвижница-прозорливица, Саровская Прасковья Ивановна… предсказывала надвигающуюся на Россию грозу.

Портреты царя, царицы и царской семьи она ставила в передний угол с иконами и молилась на них наравне с иконами, взывая:

– Святые царственные мученики, молите Бога о нас!

В 1915 году, в августе, я приезжал с фронта в Москву, а затем в Саров и Дивеево, где сам в этом убедился.

Помню, как я служил литургию в праздник Успения Божией Матери в Дивееве, а затем прямо из церкви зашел к старице Прасковье Ивановне. Я пробыл у нее более часа, внимательно слушая ее грозные предсказания. Они были выражены притчами, но все мы хорошо понимали и расшифровывали неясное.

Многое она мне тогда открыла такого, что я в ту пору понимал не так, как нужно было, в совершающихся мировых событиях. Она мне еще тогда сказала, что войну затеяли наши враги с целью свергнуть царя и разорвать Россию на части. За кого сражались и на кого надеялись, те нам изменят и будут радоваться нашему горю, но радость их будет ненадолго, ибо и у самих будет то же горе.

Прозорливица при мне несколько раз целовала портреты царя и семьи, ставила их с иконами, молясь им как святым мученикам. Потом горько заплакала…

Затем старица взяла иконки Умиления Божией Матери, пред которой скончался преподобный Серафим, заочно благословила государя и семью, передала их мне и просила переслать.

Благословила она иконки государю, государыне, цесаревичу, великим княжнам Ольге, Татьяне, Марии и Анастасии, великой княгине Елизавете Федоровне и Анне Александровне Вырубовой.

Просил я благословить иконку великому князю Николаю Николаевичу, она благословила, но не Умиления Божией Матери, а преподобного Серафима.

Больше никому иконок не благословила… В настоящее время для меня это ясно: она знала, что все они кончат жизнь как праведники-мученики.

Целуя портреты царя и семьи, прозорливица говорила, что это ее родные, милые, с которыми скоро будет вместе жить.

И это предсказание исполнилось. Она через месяц скончалась, перейдя в вечность, а ныне вместе с царственными мучениками живет в небесном тихом пристанище».

Блаженная схимонахиня Параскева скончалась в 1915 году в возрасте ста двадцати лет. Ее похоронили у алтаря Троицкого собора Дивеевского монастыря рядом с блаженной Пелагией Ивановной.

Вот замечательные истории, которые предание донесло до нас.

Однажды приезжий подошел к блаженной Параскеве с мыслью, не переселиться ли ему поближе к Дивееву.

Она сказала в ответ на его мысли:

– Ну, что же, приезжай к нам в Саров, будем вместе грузди собирать и чулки вязать, – то есть класть земные поклоны и учиться Иисусовой молитве.

Большое духовное значение имел для блаженной серп. Она им жала траву и под видом этой работы клала поклоны Христу и Богоматери.

Если к ней приходил кто-то из почетных людей, с которым она не считала себя достойной сидеть в одной компании, блаженная, распорядившись относительно угощения и поклонившись гостю в ноги, уходила жать траву, то есть молиться за этого человека.

Сжатую траву она никогда не оставляла в поле или во дворе монастыря, но всегда собирала и относила на конный двор.

В предзнаменование неприятностей Параскева Дивеевская подавала людям лопух, колючие шишки.

Как-то один из крестьян окрестной деревни покупал известку. Ему предложили взять несколько лишних пудов без денег. Он подумал и взял.

Возвращаясь домой, он встретился с Пашей.

Блаженная сказала ему:

– Аль богаче от этого будешь, что беса-то слушаешь! А ты лучше-ка живи той правдой, которой жил!

Как-то приехал к блаженной иеромонах Илиодор (Сергей Труфанов) из Царицына. Он пришел с крестным ходом, было много народа.

Прасковья Ивановна его приняла, посадила, потом сняла с него клобук, крест, сняла с него все ордена и отличия. Все это положила в свой сундучок и заперла, а ключ привесила к поясу.

А сама легла спать.

Илиодор сидел растерянный. Ему надо всенощную начинать… Хорошо еще, что блаженная ключ к поясу привязала, а спала на другом боку. Ключ отвязали, достали все и ему отдали.

Прошло несколько лет – и Труфанов снял с себя священнический сан и отказался от иноческих обетов.

Иногда Прасковья Ивановна начинала шуметь, а приходившим к ней монахиням говорила:

– Вон отсюда, шельмы, здесь касса.

После закрытия монастыря в келье Христа ради юродивой размещалась сберегательная касса.