Ночь была необычно холодной для кануна Бельтейна. С моря дул резкий ветер. Даже сквозь толстые стены крепости Мирддин слышал удары волн. Сам он мучился от насморка и не чувствовал уверенности в своих силах.

Утер и его люди спали в укрытии. Было легко подмешать порошка сонной травы в единственную бутыль с вересковым медом: резкий вкус напитка отбил привкус зелья. И со всем искусством, которое дало ему зеркало, Мирддин поместил в мозг Утера иллюзию.

И вот он идет по переходам крепости. Дважды пришлось ему прибегать к искажающим полям, чтобы остаться невидимым. Напряжение начинало сказываться на нем. В комнате впереди… Он остановился перед занавесом, закрывавшим вход, и снова начал создавать иллюзию.

Когда все было сделано, он перевел дыхание и двинулся вперед. Храбро отдернув занавес, он вошел. Если он действовал верно, женщина внутри увидит лишь своего неожиданно вернувшегося мужа.

В руке Мирддин держал небольшой сверток с сонным порошком. Когда он даст ей под каким-то предлогом порошка, его задача будет выполнена.

Лампа старинного римского образца горела у кровати, сделанной в виде богато украшенного деревянного ящика со снимающейся крышкой. Но на кровати никого не было. Женщина стояла у окна, глядя на штормовое море. На ее стройные плечи, чуть скрывая наготу, был наброшен плащ. Услыхав шаги, она быстро оглянулась.

Испуганное выражение сразу исчезло. Она неуверенно улыбнулась, как будто не зная, в каком настроении находится вошедший.

— Милорд! Но… как ты пришел сюда?

Мирддин облегченно вздохнул. Иллюзия выдержала. Женщина видела герцога Голориса.

— Где мне еще быть? — спросил он. — Прекрасная леди, эта ночь не для войны.

Она отошла от окна, опустив край плаща. Теперь он хорошо видел, что она создана для радостей любви, хотя сам смотрел на нее без тени смущения, какое ощущал при виде соблазнительного тела Нимье. Герцогиня Игрена была действительно прекрасна, но красотой римской богини. Она смотрела на него, чуть улыбаясь, и он догадался, что во многом она правила старым лордом так же безраздельно, как Утер Британский.

«Кончай эту игру», — умоляло что-то внутри Мирддина. В этой комнате, пахнущей женщиной и жизнью, совершенно незнакомой ему, он бы так же неуверен, как олень, почуявший западню. Рука его двинулась к столику, на котором стояла высокая стеклянная бутылка, привезенная из моря, и два прекрасных кубка.

— Ночь холодна, — сказал он. — Я хочу согреться вином.

Игрена негромко рассмеялась.

— Есть другие способы согреться, лорд. — Она стыдливо указала на кровать.

Он заставил себя тоже рассмеяться.

— Прекрасно, но вначале налей мне, пожалуйста, вина. А потом мы попробуем твой способ, чтобы определить, какой лучше.

Она надула губы, но ждала, пока он не налил вина в кубки, потом послушно взяла один из них. Он сделал вид, что пьет, а она опустошила кубок в несколько глотков.

— Милорд, ты необычно сдержан. — Она подошла ближе, и Мирддин ощутил аромат ее тела. Не обращая внимания на свою наготу, она подняла руки и расстегнула плащ. — Лорд, ты сегодня сам не свой…

Мирддин хотел отшатнуться, уйти от ее рук. Усилием воли он сдержался. Поставив кубок, он взял ее за руки и сжал их, взглянув ей в глаза.

Лицо ее потеряло игривое выражение, разгладилось, как будто она больше его не видит.

Мирддин мягко отвел ее к кровати. Глаза ее по-прежнему были неподвижны. Ложась на подушки, она не шевельнулась, когда Мирддин отошел.

Окно полуоткрыто. Занавес и ставни откинуты. Мирддин удостоверился, что такими они и останутся. Женщина в постели сонно бормотала, и слова ее предназначались не ему, а видению, которое он поместил ей в мозг.

Снаружи послышалось негромкое гудение. Мирддин быстро вышел из комнаты. Стражники его не видели.

Добравшись до своего наблюдательного пункта — холма перед крепостью Голориса, — Мирддин обернулся. Ярко светила луна. В отдалении виднелись костры: там простой народ праздновал Бельтейн. Он хорошо выбрал ночь: в крепости оставалось лишь немного постоянных обитателей.

Окно, выходящее в сторону моря, он не мог видеть. Да и не его дело, что там происходит. Теперь нужно сохранить иллюзию Утера. Ощущая тяжелую усталость, Мирддин добрался до скрытого лагеря и долгие часы сидел рядом со спящими.

На рассвете Утер зашевелился. Глаза его открылись, но он не узнавал окружающих. Протянув руки, он пытался кого-то удержать.

Мирддин быстро вскочил. Кончиком пальца коснулся головы короля, над и между глазами. И отдал мысленный приказ:

— Проснись!

Утер замигал, осмотрелся в сером свете. Зевнул и увидел Мирддина. Лицо его нахмурилось.

— Итак, колдун, твое волшебство как будто подействовало. — Голос его звучал хмуро. — Ты выполнил обещание. — Ни торжества, ни удовлетворения не было в его тоне. И взгляд его избегал взгляда Мирддина.

И Мирддин понял, что, удовлетворив, как он верил, свою страсть, Утер стыдился теперь своего поступка. И ему не хотелось видеть человека, которого он стыдился.

— Если ты доволен и я выполнил твой приказ, господин король, позволь мне удалиться. Мне не нравится жизнь при дворе, — устало сказал Мирддин. Он ожидал, что Утер отвернется от него, но не так внезапно. А ему не хотелось полностью утратить расположение короля, потому что дело его еще не завершено и для завершения нужно сохранить связь с королем.

— Хорошо. — Утер совершенно отвернулся. Он даже не взглянул на Мирддина, а смотрел на спящих. — Уезжай, когда и куда хочешь.

Мирддин с достоинством принял приказ, даже не поклонившись, и пошел к пасущимся лошадям. Взяв свою лошадь — он решил, что Утер отдает ему ее для возвращения, — он, не оглянувшись на короля, двинулся в путь, но не успел он добраться до вершины небольшого холма, как услышал топот копыт и увидел человека, скачущего на покрытой пеной лошади.

— Король? — крикнул он Мирддину. — Где Утер?

То, что кто-то знает об этом тайном походе, удивило Мирддина. Но всадник был так уверен, что Утер где-то по соседству, что было очевидно: у него какое-то срочное сообщение, ради которого можно нарушить тайну.

— Зачем тебе король? — спросил Мирддин. Любое изменение было существенно и для его планов. — Саксы протрубили в боевой рог?

Человек покачал головой.

— Герцог Голорис… убит в схватке вчера. Король должен узнать…

Мирддин показал, откуда он пришел.

— Там ты найдешь короля…

Всадник ускакал раньше, чем он закончил. Пуская свою лошадь рысью, Мирддин обдумывал значение услышанного. Герцогиня Игрена скоро узнает, что в те часы, когда она принимала своего мужа, он был мертв. А Утеру легко будет овладеть теперь женщиной, которую он считает самой желанной. Как скажется их брак на жизни, которую — Мирддин был уверен в этом — Игрена носит теперь в своем теле?

Будет ли король, опираясь на воспоминания, считать ребенка своим? И что произойдет, когда Утер будет обсуждать его происхождение с герцогиней? Мирддин ясно почувствовал отвращение короля к самому себе в тех нескольких словах, которыми они обменялись. Каков будет результат этого стыда?

Пройдет больше полугода, прежде чем он об этом узнает. Его собственная задача ему ясна: ребенок, зачатый этой ночью, должен быть скрыт, спрятан на севере, в доме человека, в жилах которого древняя кровь. Он узнает Мирддина по условным словам. Почему бы не убедиться в этом немедленно? И Мирддин повернул лошадь не к пещере, а на север.

Несколько недель спустя он знал, что Эктор — лорд небольшой территории, расположенной среди гор и ущелий. Соседи его уважали, но обращались к нему только в случаях необходимой совместной защиты. Его люди были известны тем, что крайне неохотно принимали незнакомцев. Эктор женился на своей двоюродной сестре: много поколений браки не выходили за пределы их семьи, а он был молодой человек.

Мирддин собирал эти сведения по частям у бродячих торговцев. Теперь, когда угроза саксонских набегов ослабла, торговцы снова появились на дорогах. Разговаривал Мирддин с кузнецом, который зиму проработал в крепости Эктора, а сейчас торопился к больной матери, с бардом, который путешествовал в поисках новых мест и людей. То, что он услышал, ему понравилось.

Судя по всему, Эктор умный человек и опытный воин. Ему удалось уберечь свои земли от набегов пиктов с севера. Жена его принадлежала к заморской вере, которую теперь называли христианством; она приютила старого жреца этой веры, известного целителя. Хотя Эктор ревниво берег свою территорию, он без крайней необходимости не обнажал меч, и его подданные процветали, насколько это возможно в беспокойные времена.

Когда Мирддин наконец подъехал к узкой тропе, ведущей в земли Эктора, он обнаружил, что тропа охраняется. Охранники, не профессиональные солдаты, попросили его задержаться в лагере, а один из них с сообщением поскакал к дому клана. Мирддин начертил на клочке кожи спираль — знак древних дней — и сказал, что хочет тайно побеседовать с их лордом.

Он ждал почти до заката. Наконец всадник вернулся и сказал, что Мирддин может идти, а он сам будет его проводником. Лорд ожидал его в центральном дворе дома клана. Мирддину на мгновение показалось, что он вернулся домой и тяжелые годы одиночества позади.

Так же некогда стоял Найрен с обнаженной головой, с приветливым лицом, ожидая гостя. Слуга увел усталую лошадь. Эктор крепко пожал Мирддину руку. Увидев, что они одни, Мирддин шепотом произнес условные слова.

У Эктора такие же черные волосы, как у него самого. Треугольное лицо с заостренным подбородком, четко очерченные губы, узкий горбатый нос. Мирддин как будто видел свое лицо, только немного старше и с небольшими различиями. Они вполне могли быть близкими родственниками.

— Добро пожаловать, брат, — ответил Эктор, не удивившись словам Мирддина, таким древним, что значение их забылось. — Дом родича открыт для тебя.

В этой части план Мирддина осуществился легко. Хотя ни лорд Эктор, ни его жена не имели никаких контактов с небесным народом, традиция таких связей прочно жила в истории их клана. Они без расспросов приняли слова Мирддина. Хотя он не объяснил обстоятельства появления ребенка, для которого ищет убежища, они с готовностью согласились помочь ему. Тринихид, хотя она искренне следовала новой вере, проповедуемой Натом — мягким пожилым человеком, который старался лечить тела так же, как облегчать души своим учением, — все же принадлежала клану. Когда Мирддин говорил о том, как важно сохранить ребенка в безопасности, она согласно кивнула.

Двигалась она медленно, осторожно неся свой большой живот, в котором находился долгожданный наследник Эктора. Положив руки на живот, она слушала Мирддина, кивая головой.

Ее спокойное счастье заставило Мирддина почувствовать неловкость, и он держался в стороне от верхнего этажа дома клана, где постоянно находилась Тринихид. Ни одна из женщин, которых он видел при дворе короля, не привлекала Мирддина. Лишь однажды желание шевельнулось в его теле: когда он видел Нимье в ночи, бросившую ему вызов, призвавшую быть мужчиной.

Счастье Тринихид и забота, которой окружил его лорд, были чем-то новым для Мирддина. Поскольку в них обоих чувствовалось древнее наследие, они казались ему ближе, чем все другие люди в клане его деда. В их близости было тепло, подобное теплу очага в зимний день, но ему в таком тепле было отказано.

Мирддин чувствовал беспокойство, и в то же время что-то привязывало его к этому месту. Он не мог решиться уехать и жить одиноко в пещере. Он ходил с Эктором на поля, помогал считать скот, делал все, что делает лорд небольшого поместья. Он утомлял себя, чтобы спать без сновидений.

С возвращением кузнеца появились новости. Мирддин внимательно слушал. Король женился на герцогине Игрене. Но не жил с ней. Она жила среди святых женщин новой веры, потому что носила ребенка своего первого мужа. Пока она не родит, король не требовал ее к себе.

«Итак, герцогиня поверила в иллюзию», — думал Мирддин. А Утер ничего не делал, чтобы разуверить ее. Для целей Мирддина так даже лучше, потому что Утер не захочет держать ребенка при дворе. Воспитание в других семьях было широко распространено в высшем обществе. Даже король отсылал своих сыновей, не только чтобы избавить их от искушений, которым они легче поддались бы в его доме, но и для того, чтобы сберечь их жизнь. Всегда найдется завистливый претендент, который решит, что убийство расчищает ему дорогу к трону.

Он должен ехать на юг до наступления зимы в этих суровых северных горах и отыскать Утера. Однажды он уже сумел внушить королю нужные мысли и сумеет снова. Иначе плохой был бы он обладатель Силы. Ведь это для осуществления великого плана.

В течение лета Мирддин испытал одно из тех быстрых физических изменений, которые у него соответствовали спокойному росту других людей. Он стал выше, шире в плечах. Увидев свое отражение в полированном щите, он еще раз поразился своему сходству с Эктором, хотя лицо его не было смягчено чувством, а глаза всегда полузакрыты, как будто он держит в них тайное оружие. Борода у него редкая и растет медленно. По нескольку дней он не нуждался в бритье. Но от работы под солнцем он загорел и окреп.

Перед самейнским пиром он уехал из крепости, сопровождаемый добрыми пожеланиями своих отдаленных родственников, хорошо одетый, с отличными кожаными ножнами, скрывшими меч. Меч этот поразил Эктора, но он даже не касался его рукояти, говоря, что давно известно: такое оружие предназначено лишь для одного владельца.

— Да, — согласился Мирддин, — но не я его владелец. Тот, кто придет, понесет его в битву. Я лишь его слуга в этом и во всем остальном.

Он вел с собой запасного пони, нагруженного припасами, потому что собирался пробираться на юг пустынными дорогами, чтобы известие о нем раньше времени не дошло до Утера. Он хотел застать короля врасплох, чтобы легче добиться осуществления своих планов.

Не особенно торопясь, он добрался до пещеры, причем его дважды задерживали бури, длившиеся сутками. На знакомой тропе, которую сами собой находили ноги, хотя остальные люди ее не видели, лежал снег. Послышался хриплый крик, и большая черная птица опустилась рядом с ним. Мирддин протянул руку и радостно окликнул:

— Вран!

Да, это был Вран. Он немедленно вцепился когтями в перчатку Мирддина и, поворачивая голову и каркая, посмотрел на него.

— Подожди немного, Вран, — пообещал Мирддин, — я покормлю тебя.

Птица перелетела на камень, а юноша порылся в мешке, достал кусок копченой свинины и бросил на землю. Мгновенно черный взрыв перьев закрыл мясо.

Никаких следов того, что кто-то побывал здесь за долгие месяцы его отсутствия, не было. А он вернулся лишь по одной причине. Мирддин отстегнул пояс с мечом и спрятал в темном углу пещеры возле самой большой установки. Он заметил, что большинство механизмов теперь молчит. Только на поверхности одного по-прежнему бегали огоньки. Долго стоял он перед зеркалом, глядя на свое отражение. Он теперь выглядел гораздо старше своего возраста — столько лет было Утеру, когда они виделись в последний раз. Лицо Мирддина стало замкнутым, а серая скромная одежда и плащ превратили его в темную мрачную фигуру. Возможно, именно таким должен появляться колдун в мире, наслаждающемся цветом и светом, блеском драгоценностей и сверканием золота.

Он снова вышел наружу. Вран доедал мясо. Прежде чем сесть на пони, Мирддин отыскал еще один кусок.

— Маленький брат, — сказал он, и при звуке его голоса ворон перестал рвать мясо и взглянул на Мирддина черными бусинками глаз, как будто знал, куда он собирается. — Прощай, будь здоров! Когда я вернусь, ты попируешь снова.

Пообещав это, он повернул лошадь в сторону долины, где располагался дом клана.

Самейн давно прошел, и зимний волк крепко сжал свои жестокие ледяные челюсти на человеческом мире, когда Мирддин оказался в комнате, где сидел Утер. Огонь в очаге яростно ревел, но давал мало тепла. Как и предполагал Мирддин, король был один. Он явно не хотел ни с кем делиться тайной, связанной с колдуном.

— Итак, ты вернулся, колдун, — сказал король вместо приветствия. Ни в лице его, ни в голосе не было приветливости. — Я не звал тебя.

— События позвали меня, — господин король, — ответил Мирддин. — Я выполнил твое желание и не просил награды…

Утер с силой опустил на стол кубок с вином.

— Если дорожишь жизнью, колдун, попридержи язык в своем грязном рту! — взревел он.

— Я говорю не о прошлом, господин король, это твое дело. Я прошу того, что в будущем.

— Все стонут и клянчат у трона. Что тебе нужно: золото, серебро, поместье? — насмехался Утер. Но в глазах его было беспокойство, и ему не нравилось то, что он увидел, взглянув на Мирддина. Лицо собеседника даже смутило короля.

— Мне нужен приемыш, господин король.

— Приемыш… — от удивления Утер широко раскрыл рот. Потом его глаза угрожающе сузились. — Что это за заговор, колдун?

— Никакого заговора, господин король. Вскоре та, кого ты любишь, родит ребенка. И этот ребенок — для тебя угроза. Всегда иметь его перед глазами…

Утер оттолкнул кресло, готовый прыгнуть на юношу. Он взмахнул рукой для удара. Но остановился, подавив свой гнев.

— Зачем тебе этот ребенок? — хрипло спросил он.

— Я отчасти ответствен за его рождение, господин король. Я человек Силы, многое, во что верю, я предал в ту ночь, чтобы помочь тебе. Теперь я должен платить за вмешательство в события. Ребенок вырастет в безопасности, о нем будут хорошо заботиться. Люди забудут о нем. При твоем дворе перестанут шептаться. У тебя и у королевы полегчает на сердце. Если же он останется здесь, найдутся такие, кто захочет использовать его как оружие для переворота. Не все сторонники Голориса мертвы, хотя сейчас они и молчат.

Лицо Утера стало задумчивым. Он ходил взад и вперед у очага, сосредоточенно размышляя.

— Колдун, в твоих словах есть мудрость. Я хотел бы убрать ребенка от двора, как из-за королевы, так и ради его собственной безопасности. Как ты сказал, есть такие, кто не смирился. Если ребенок окажется мальчиком, они станут связывать с ним надежды на будущее. Жена считает… она верит… — Утер помолчал. — Иногда ей кажется, что она зачала от демона в обличье ее мужа. Она боится родить чудовище. Возьми ребенка, колдун, если хочешь, и не говори мне, где ты его будешь воспитывать и как. Лучше совсем забыть о нем.

— Хорошо. — Мирддин внутренне расслабился. Он добился своего без опасных споров. — Я остановился в трактире Лебедя. Дай мне знать о рождении ребенка, я приду и уйду незаметно.

Утер кивнул, и Мирддин вышел. Предстояло многое сделать. Несмотря на все свои знания и мощь, он не мог ехать домой на север с новорожденным младенцем. Но он не зря выбрал себе гостиницу. Жена хозяина недавно родила и теперь кормила здорового ребенка, гостиница чистая, и у Мирддина были средства молча спрашивать и получать ответы. Ему оставалось только ждать.