Придя в отель, я вновь натолкнулась на знакомых, которые уже стали моими друзьями по Камино. Там была и Линда, ступившая на Путь во Франции, в Ле Пюи, и шла уже три месяца. Там были и Петра из Голландии, и Ганс с другом Питером из Германии, и Клинт со своим новым напарником по Камино Дином, сорокалетним паломником из Англии, которого он повстречал несколькими днями ранее. Больше всего меня обрадовала встреча с моим милым канадским другом родом из Ванкувера – Колумом.

Алан, его приятель по путешествию, ушел вперед, поэтому Колум был предоставлен самому себе, завершая свое паломничество. Он собирался закончить его в Леоне через два дня.

Мы сидели в баре хостела за парой стаканов пива и говорили о его жизни. Он рассказал, что убежал из дома в шестнадцать и с тех пор не возвращался назад и не оглядывался на прошлое. Он рассказал, что ушел, потому что его мать была настолько унылой и негативной, что, как ему казалось, высасывала из него всю душу. Он переехал в Америку, получил гражданство, но его собрались призвать в армию, поэтому он женился на канадке и переехал к ней, чтобы не служить во Вьетнаме. У него были две дочери и трое внуков, одного из которых любил всем сердцем. С другими он потерял связь, считал, что «огонь их душ потух» и не мог находиться в их «тусклом» мире.

Общение с ним привело меня в восторг. Я немного поговорила с ним о Патрике, и он посоветовал остерегаться ирландцев. «Есть такой тип ирландцев, что живут в убожестве, не замечая чудесного мира вокруг. Тухлые ребята, вот они кто. Лучше от них держаться подальше». Близился день рождения Патрика, и я сомневалась, нужно ли связаться с ним и поздравить.

«Нет, – ответил он, не моргнув глазом. – Не похоже, что он сможет принять дар твоего благословения, поэтому не запаривайся. Эти ирландцы вечно любят затаить обиду и пострадать. Оставь. Двигайся дальше».

Я оценила его точку зрения, хоть та и не вполне совпадала с моей.

Правда, в его совете отпустить всех тех, кто не был готов открыть сердце и принять твою любовь, был резон. Я точно знаю, что нельзя заставить человека сделать это. Я попробовала и провалилась. Прав он был и когда говорил, что не стоит тратить время на тщетные усилия.

У Колума – необычная душа. В нем был поэтичный ирландский дух, и мне это нравилось. Он рассказал, что читает и пишет по одному стихотворению в день. Я попросила его прочитать одно из них, но он рассмеялся и покачал головой.

Что я ценила в Колуме больше всего, так это его чистую и беззастенчивую душу. Он говорил все, что чувствует, и не ходил вокруг да около. Он не давал оценку своим чувствам и не смягчал их. Он просто выставлял всего себя наружу, как бы заявляя «бери или уходи». Его в самом деле не волновало, что о нем думают. Я спросила, всегда ли он был таким. Подумав с минуту, он ответил: «Я рано понял, что лучше мне умереть, чем жить ради чьего-либо одобрения. Так что да, я всегда был таким. Почему бы и нет? Никому до меня нет дела, так почему я должен беспокоиться о мнении других? Я хороший человек. Я себя знаю и люблю себя. Я люблю жизнь, и если буду искать одобрения, то потрачу частичку своей жизни. А я не собираюсь ее тратить впустую, никогда. Моя жизнь принадлежит мне».

Я спросила Колума о его возрасте.

– Мне семьдесят три, и я очень бодр, – ответил он. Так и было. Я восторгалась его чувством собственного «Я», хотела чувствовать то же самое.

– Знаешь, Колум, хотела бы я быть похожей на тебя.

Он рассмеялся в ответ:

– Удачи с этим. А я пойду вздремну.

Мне это тоже показалось хорошей идеей, потому что ужин подавали не раньше восьми, а на часах было только три. Так что я последовала его примеру.

Хостел был совсем непритязательным, но моя комната оказалась на удивление большой, в ней даже была маленькая ванна, так что я смогла, наконец, открыть сумку и постирать вещи. Мне это было совершенно необходимо. Приняв ванну и подремав, я спустилась к ужину, но есть мне не особо хотелось. Температура спала, но чувствовала себя я все равно паршиво, а горло жутко саднило. Я увидела Колума, пьющего пиво с другими паломниками, но не была настроена на общение, поэтому продолжила есть суп в одиночестве и ушла спать.

Следующим утром я искала его, но Колум уже ушел. Поняла, что мне будет не хватать его.

Я решила еще ненадолго задержаться в городе и позавтракать. Это было невероятно: омлет с картофелем, два больших стакана свежевыжатого апельсинового сока, несколько только что испеченных круассанов и большая чашка кофе с молоком. Казалось, я завтракала в пятизвездочном отеле, хотя на самом деле это был самый обычный хостел. И все это было приготовлено и подано с такой любовью, что я уходила в блаженном настроении с очередным штампом паломника и обновленным самосознанием.

«Пресвятая Богоматерь, спасибо за общество Колума. И за чудный завтрак, что был подан с утра. Благодарю тебя. Аминь».

Сегодняшний маршрут был довольно коротким – всего девятнадцать километров, а дорога была относительно ровной. Выйдя из хостела, я всецело отдалась мечтам, освободившись от мыслей, от откровений, полностью сосредоточившись на настоящем моменте.

Птицы пели так громко, что временами казалось, будто все их пение посвящено мне одной. Даже подумать не могла, что птицы могут так громко петь. Шла я медленно из-за покалывающей боли в стопах. Мне стало интересно, отчего с самого начала Камино у меня было столько проблем с ногами. Но я еще не успела сформулировать вопрос, как ответ уже пришел мне в голову. Я поняла, как мало опоры бывало у меня под ногами и как мало значения я придавала потребности в этой опоре. Я приучила себя не обращать внимания на то, что мне было по-настоящему нужно в жизни, а теперь все это настигало меня. Передвигаясь по Камино едва ли не ползком, я поняла, что мои ноги требовали, чтобы я обратила внимание на свое самоистязательное поведение, требовали, чтобы я покончила с этим навсегда.

«Я поняла, – сказала я вслух для Камино. – Я слышу вас. Я не хочу, чтобы послание убило меня током!» Я начинала раздражаться. Чем дальше я шла, тем очевиднее становилось, что признание необходимости поддержки и понимание, где ей заручиться, сыграют важную роль в улучшении моих будущих отношений. Если я сама не понимала, что мне было нужно, то как другие могли понять это? Неудивительно, что я так обозлилась на Патрика. А я была такой страдалицей. Буээ! До последнего момента мои потребности становились очевидными и мне, и окружающим лишь после того, как я срывалась, измотанная.

Чем больше солнце жгло мой затылок, тем четче я видела, что взяла на себя роль супергероя – отдавала, делала, спасала, сохраняла, решала, создавала им из воздуха, что им было нужно, – и что на самом деле все это началось еще в моем детстве, когда я росла в этом безумном, переполненном людьми доме. Еще я поняла, как легко я потеряла ощущение собственного «Я», и в особенности своего тела. Я слишком много работала, путешествовала, советовалась с другими, взяла на себя слишком много ответственности за других, ни на минуту не задумываясь даже: а нужно ли мне все это делать, хочу ли я всего этого, есть ли у меня силы на все это? И, если быть честной, мне это нравилось. Мне нравилось, что я могу взяться одновременно за столько дел. Я была под впечатлением от своих суперспособностей. Но каждый раз, когда мне казалось, что я парю в небе, какая-нибудь мелочь сбивала меня, и я падала оземь. Так было перед началом моего Камино. Я работала слишком много часов в день, а по выходным еще и преподавала, да еще и колесила по всей стране. Со стороны казалось, что я справляюсь со всем практически без труда, внутри себя же я была полностью опустошенной, я не знала, сколько еще так протяну. Насколько я была опустошенной, стало понятно в тот день, когда я сошла с рейса в Чикаго и выехала на машине домой. Застряв в беспросветной пробке на шоссе, я обнаружила, что у меня почти что кончился бензин, а рядом не было ни съезда, ни заправки. Вместо того чтобы решить проблему как взрослый человек, я вышла из себя и принялась орать на машину, на пробку и на саму себя, а под конец и вовсе разрыдалась. К тому моменту, как я на остатках бензина доползла до заправки, я была совершенно опустошена. Лишь тот факт, что в машине я была одна и никто не видел меня в таком плачевном состоянии, хоть как-то помогал мне держаться. Из воспоминаний я вернулась к происходящему. Солнце пекло нещадно, и, кроме пары чахлых деревьев, не было никакого спасения от жары. Не было спасения и в воспоминаниях о других случаях, когда я загоняла себя и выжимала из себя все соки, помогая другим. Такое поведение было неотъемлемой частью меня. И от этого становилось только хуже. Мне же хотелось наслаждаться пением птиц и вернуться к сладким мечтам. Куда это ушло? Когда и почему я свернула в этот туннель эмоционального ада? Я была поражена тем, что бурлило внутри меня, ведь многие из эмоций и переживаний были настолько старыми, что даже не верилось. Мне даже вспомнилось то опустошение и отчуждение, которое настигло меня в пяти-шестилетнем возрасте. «Что, в самом деле, Соня? – спросила я у себя. – Пора тебе избавиться от этого дерьма». Мне думалось, что я покончила с прошлым.

Мне думалось, что я покончила с расстройством и злобой, и вот она я – все по новой, снова в ярости. Меня бесило превращение в страдалицу. Меня бесил каждый человек в моей жизни, позволявший мне вести себя как мученица, вместо того чтобы помочь мне расслабиться, вместо того чтобы убедить меня, что я не несу ответственности за других. Меня бесило осознание того, что единственным человеком, который может взвалить на себя ответственность за все это, была я сама. И это расстраивало меня еще сильнее, потому что это было мученическое отношение к себе и к тому же неправда. Больше же всего меня бесило, что я была настолько опустошена сейчас, и ноги болели так, мать их, сильно, и, несмотря на все приложенные усилия и потраченные деньги, я так и не получила никакого облегчения! Я была такой очумевшей от всего этого, что просто остановилась и заорала изо всех своих сил: «А-а-а-а!» К счастью, рядом никого не было, но, даже если бы кто-то меня и услышал, мне было бы все равно. И уже со следующим глотком воздуха глубокое, до костей пронизывающее облегчение снизошло на меня, ведь я, наконец, отпустила все эти годами копившиеся эмоции. Следующим звуком, который я издала, было тихое «Аххх». Мое сознание успокоилось, четко осознавая освободившееся место в теле, костях, легких, клетках, из которых я выпустила старую, ядовитую энергию. Я чувствовала, что внутри меня стало больше места для вдоха, больше места моей жизни.