Книга: Неудержимая. 1000 км пешком по легендарному пути Камино де Сантьяго
Назад: День 2 Из Ронсевальес в Субири 22 километра
Дальше: День 4 Из Памплоны в Пуэнте-ла-Рейна 23 километра

День 3
Из Субири в Памплону
20 километров

Я проснулась в шесть утра, готовая к новому дню. Каждый мускул моего тела все еще невыносимо болел. Я думаю, что в этом были виноваты не только суровые условия похода, но и тот факт, что в комнате не было отопления и я всю ночь пролежала, свернувшись калачиком. Я медленно раскрылась и плавно потянулась.
Ай! Пальцы на моих ногах настолько сильно болели, что двигать ими было мучительно. Я выползла из спального мешка, чтобы включить свет и рассмотреть их. Каждый ноготь был в синяках и кровоподтеках. Неудивительно, что пальцы так болели. Я действительно сильно их повредила.
Я открыла баночку арники и выпила две таблетки, а потом и третью, чтобы наверняка. Затем я жирным слоем нанесла мышечный крем, так как это был единственный способ заставить себя хоть как-то двигаться с утра. Гамби молча наблюдал за мной, пока я надевала свою шерстяную кофту и две пары носков. Далее я поднялась наверх, чтобы собрать свое термобелье, штаны и ботинки. Так как в моей комнате окна отсутствовали, я понятия не имела, какую погоду ожидать. Одного я точно не ожидала – крупных хлопьев снега.
Моя одежда! Я выбежала на балкон, обнаружив белье, штаны и ботинки полностью покрытыми снегом и все еще насквозь мокрыми. Схватив их, пытаясь отряхнуть, я думала о том, что день в очередной раз будет непростым.
«Почему же я не взяла две пары штанов? Я ведь взяла достаточно всего остального», – сокрушалась я, в то время как очищала одежду ото льда. Ботинки было бесполезно чистить. Я нигде не могла найти худую женщину, которая встретила меня предыдущей ночью, однако пока я расхаживала по гостиной, я нашла фен. Ура! Я могла высушить феном термобелье и штаны. «Спасибо, духи», – прошептала я, пока бежала вниз с феном.
Сработало. После сушки каждого предмета минут по десять мое белье и штаны были сухими и готовыми к надеванию. Ботинки были другой проблемой. Я вынула стельки и сушила их попеременно на протяжении следующих пятнадцати минут. Мне не удалось их просушить до конца, но они хотя бы были теплыми.
«Что ж, надену больше носков».
Я натянула две пары носков, которые раздражали пальцы на ногах, а затем вставила ноги в ботинки. Ай!
Сделав глубокий вдох и подавив боль, я встала.
«Это просто пытка, – прошептала я. – Что же я сделала со своими пальцами?»
Заставляя себя продолжить, я решила посвятить тот день людям, которые страдают по всему миру. Я жаловалась на холодную, мокрую обувь и ныла от боли в пальцах, в то время как для кого-то это было обыкновенным явлением. Я собралась с духом и перестала жаловаться, остановилась на мгновение, а затем сложила все назад в сумку и закрыла ее. Почему же мне казалось, что она расширяется? Я не покупала ничего и даже съела немало энергетических батончиков, однако мне с трудом удавалось ее закрыть. Я толкала и сжимала все до тех пор, пока не смогла ее застегнуть.
Завершив сборы, я выволокла сумку в фойе. Так как я все еще не нашла худую женщину, которая меня встречала, я достала заранее припасенный маркер, и написала название следующего города и хостела на бумаге, прикрепив ее к сумке при помощи пластыря. В надежде, что этого будет достаточно для того, чтобы сумку доставили к месту моего назначения – Памплоне – городу в Испании, где выпускают на улицы быков.
Открыв входную дверь, я выглянула на улицу, где меня встретил сильный холодный ветер и одеяло из снега. Как мне сообщили предыдущей ночью, позавтракать можно было за углом. Я схватила рюкзак и выбежала наружу, голодная и с отсутствием желания намокнуть.
Мне нужно было пройти пятнадцать метров.
Я вошла в маленькое кафе, в котором за кассой стоял старый испанец. На прилавке лежали круассаны промышленного производства в индивидуальных упаковках и небольшие банки ненатурального апельсинового сока. Там было несколько упаковок масла и джема, которыми я могла позавтракать.
Испанец предложил мне кофе.
«Кофе с молоком, пожалуйста», – попросила я по-испански, расстроившись от вида холодного «завтрака паломника», лежащего передо мной. Он крутился, варил и готовил быстрее молнии и подал мне кофе до того, как я успела сесть. Я схватила кофе и понесла его к пластиковому столу, около которого лежал мой рюкзак. Круассан был безвкусным, а сок можно было пить с трудом, но кофе с молоком был божественным, приготовленный настоящим мастером своего дела. Я улыбнулась испанцу и сказала: «Он бесподобен!» – что, кажется, ему польстило. В ответ он кивнул.
Я потянулась в рюкзак, достала один из двух батончиков, которые я отложила в качестве рациона на день, и медленно развернула его из упаковки. Я решила, что съем половину с кофе, а другую половину – в дороге. Я очень медленно поглощала батончик и кофе, заставляя себя съесть круассан с пластмассовым привкусом, понимая, что мне эта энергия пригодится, как бы он мне ни нравился.
Перед выходом я выпила еще чашку вкусного кофе в надежде, что его тепло меня защитит от снега, который теперь шел сильнее, чем прежде. Спустя несколько мгновений, набравшись сил, я вновь надела ветронепроницаемую куртку, перчатки, шапку, шарф, дождевик, водонепроницаемые штаны и гетры поверх ботинок – покупка, которую я совершила в последнюю минуту в магазине РЕЙ и обнаружила в сумке этим утром. Я была готова.
На улице было красиво. Снег, лежащий на деревьях, выглядел изумительно, а дорога, по которой стелился туман, казалось, заманивала меня в волшебный лес. Высматривая желтую стрелу, которая бы указывала на верное направление, я заметила молодую девушку, согнувшуюся под тяжестью огромного рюкзака. Ее ноги были завернуты в пластиковые пакеты, поверх которых были надеты заснеженные тряпочные кеды. Вид у нее был несчастным и потерянным.
Я подошла к ней и спросила, все ли у нее в порядке. Она уверенно ответила, что все в порядке, а затем покачала головой, глядя на снег.
Я кивнула в знак согласия, указала на ее ноги и сказала по-испански:
– Очень холодно, – предполагая, что она сильно замерзла.
Ей, без сомнения, нужны были носки, но она покачала головой и ответила:
– Нет. В порядке.
Я приняла ее ответ.
– Доброго Пути, – пожелала я, и мы одновременно с ней двинулись в сторону моста, который бы вывел нас из города и вернул на дорогу.
Я остановилась. Настало время молитвы.
«Святая Матерь Божия, мои пальцы болят. Не могла бы ты сотворить чудо и помочь им зажить? Я едва могу ходить. Я нуждаюсь в твоей помощи. Пожалуйста, напомни мне, зачем я это делаю, потому что сегодня мне себя очень жаль. Заранее благодарю тебя. Аминь. Постскриптум. Ангел-хранитель, пожалуйста, предотврати меня от дальнейшего повреждения колена и пальцев ног сегодня. Я хочу получить удовольствие».
Итак, я выдвинулась. Шла я молча. У меня не было настроения петь, и я длительное время не могла даже думать. Дорога вела все выше, выше, выше, затем поворачивала и шла вниз, ниже, ниже, а потом снова вверх. Мои пальцы так болели, что мне пришлось идти очень медленно, дабы не подвергать их нагрузке большей, чем требовалось. Что же мне с ними было делать?
Я была уверена, что по пути будут места, где я могла бы приобрести другую обувь, и все, о чем я могла в тот момент думать, забыв про снег, – возможность найти походную обувь с открытым носом, такую как «Тева». Более того, я часами грезила парой сандалий «Тева». Это помогло мне пробраться сквозь снежную кашу, которую в прямом смысле пришлось преодолевать на своем пути. Через несколько часов я начала на самом деле наслаждаться ледяной красотой, через которую я проходила. Я была так рада тому, что я достаточно тепло оделась. Предыдущей ночью я в кафе услышала о том, что женщина из Канады заблудилась в Пиренеях в день, когда я покинула Сен-Жан, и была найдена мертвой. Это было так грустно. Я не уверена была в правдивости данной истории, но несколько паломников оживленно обсуждали эту тему друг с другом. Я просто слушала. Я знала, что Путь, который я прошла, был сложным и что его закрыли вскоре после того, как я покинула Сен-Жан и направилась в сторону Ронсевальеса. Люди обсуждали эту новость, когда я стояла в очереди за печатью по прибытии. У меня не было даже мыслей о том, что Путь был настолько опасным.
Оказалось, что большинство смертей на Пути за многие годы случались именно в том месте, которое я только преодолела. Мысли о смерти этой женщины заставляли меня содрогаться. Взялась ли я за дело, которое мне не по плечу? Интуитивно я знала, что все в порядке и, несмотря на мышечные боли и боли в пальцах, я была крепка. Я могла справиться с этим Путем вне зависимости от того, что ожидало меня впереди… я была намерена справиться.
Пока я шла, слякоти становилось все больше, да и туман увеличивался. Мои мысли снова переключились на мой брак. Сегодня я была более смиренной. Может, и вправду было лучше для нас обоих завершить отношения сейчас. Смешно, что мы были вместе более тридцати лет, а в конце я задумалась о том, значил ли наш брак хоть что-то для Патрика. Как это произошло?
Если я позволяла себе об этом думать слишком много, я замечала, что снова начинала злиться. «Правда, Патрик? – спрашивала я у его духа. – Так просто мы со всем покончили?»
Конечно, не получив ответа, я вслух ответила сама: «Ладно, я могу принять то, что произошло. Я могу отпустить наши отношения. Кстати, я даже хочу этого. Более того, я не буду пытаться ни за что уцепиться. Я не буду ни за что бороться. Я не стану ввязываться в борьбу такого рода. Это не я. Я просто уйду прочь, как я это делаю в данный момент».
Сказав это, я ощутила небольшое облегчение.
Спустя примерно час после этого я наткнулась на примечательное место, расположенное около большого дерева. Казалось, что здесь вся паутина горных рек сливалась воедино, вода напористо обрушивалась вниз, счищая все на своем пути. Я села на камень и наблюдала за ней, пока доставала и ела вторую половинку своего энергетического батончика.
Река словно говорила со мной: «Отпусти все, Соня. Не цепляйся и не удерживай ничего. Ни материальные вещи. Ни чувства. Ни прошлое. Ни свои рассуждения. Ни даже свою личность. Пусть все это будет смыто течением реки».
Должно быть, я просидела там около получаса, завороженная разговором реки со мной. Вокруг не было ни души. Внезапно, будто пробуждая меня ото сна, группа смеющихся итальянцев подошла и захотела сделать фотографии на том месте, на котором я сидела, поэтому я вежливо встала и продолжила свой путь.
Я шла на протяжении трех с половиной часов, когда свернула и наткнулась на импровизированное кафе, расположенное в столь глухом месте, в котором порядка двадцати паломников сидели в обнимку, попивая горячий кофе с закусками.
Я была очень рада тому, что обнаружила этот оазис, так как я сильно замерзла и проголодалась. Я подошла к стойке и увидела, что там предлагали замечательную еду, включая фриттату из яйца и картофеля всего за один евро. Я открыла свою маленькую дорожную сумочку, в которой я хранила паспорт, кредитную карту и деньги, вытянула купюру в пять евро и добавила к заказу кофе с молоком.
В ожидании заказа я осмотрелась вокруг. Все были насквозь мокрыми и уставшими. Мое внимание переместилось в угол маленького столика, где я услышала голос американки среднего возраста, которая паниковала, потому что только что обнаружила пропажу кошелька, содержащего все ценные вещи. Она утверждала, что потеряла его где-то между Субири и этим местом.
Она была подавлена, и я могла понять почему. Она все говорила, что ей необходимо вернуться. У нее не было ни паспорта, ни кредитных карт, поэтому свой поход она не могла продолжить. Она, по всей видимости, путешествовала в одиночестве, как и я, и была убита горем.
Несколько паломников окружили ее, демонстрируя озабоченность, и один мужчина, казалось, взял на себя роль человека, который был намерен вытащить ее из сложной ситуации. Он предложил ей достаточное количество денег на то, чтобы добраться назад в Америку, если она хотела дойти вместе с ним до Памплоны.
Она была благодарна, однако настаивала на возвращении тем путем, по которому шла, в надежде на то, что обнаружит по дороге пропавший кошелек. Я ее понимала. На ее месте я бы хотела поступить также.
Я наблюдала за событиями, пока поедала свою фриттату. Я не была уверена в том, чтобы подойти и предложить ей помощь. Так много людей вокруг нее уже собралось, что мне показалось, что она завалена ими. Она просто продолжала говорить: «Я знала, что это произойдет. Я просто знала».
Затем она просто встала со словами «Я возвращаюсь», не приняв помощи ни от кого.
До того как я смогла подскочить и предложить ей денег, она уже пропала из виду.
Надо же! Было так грустно это лицезреть. Я молилась за нее и переживала ее горе, зная, насколько тяжело было добраться сюда. Полагаю, было тяжело бросить все так скоро. Смешно, однако, что она знала, что судьба ей преподнесет такую неприятность.
Когда она ушла, все переглянулись, будто говоря друг другу: «Надеюсь, ты сможешь остаться в игре».
Я улыбнулась разговорчивому мужчине, говорящему с акцентом, по имени Клинт. Он был из Канзас-Сити. Высокого роста, с покрытой снегом ковбойской шляпой, под которой была расположена синяя бандана, закрывающая его уши, на шее у него был ярко-красный шарф. С теплой манерой, присущей людям из Среднего Запада, он быстро находил общий язык со всеми вокруг. Я никогда не была такой. Я застенчива и предпочитаю тихо наблюдать и слушать. Патрик был тем, кто разговаривал с людьми и легко заводил новые знакомства. Я восхищалась этой способностью в нем, хотя я совершенно комфортно себя ощущаю, будучи интровертом.
Если бы я постоянно разговаривала, как бы я могла слышать свой внутренний голос или наставников? Тишина настолько мне необходима. Порой мне кажется, она мне более необходима, чем прием пищи.
В этом плане мы с Патриком были совершенными противоположностями. Он был более социальным, нежели я, и иногда это меня сильно изматывало. Ему нравилось быть окруженным людьми, а мне нравилось быть наедине с собой.
Знаю, что я приводила его в замешательство. Я ведь могла стоять перед аудиторией в три тысячи человек и получать удовольствие от того, что учу их слушать свой дух, и я любила каждый момент этого процесса. Мне это просто удавалось. Однако, когда я не преподавала, я предпочитала молчать. Чем меньше людей вокруг меня, тем лучше. Сколько себя помню, я всегда выбирала быть рядом с семьей и близкими друзьями, а не в толпе.
Не хочу сказать, что мне не нравятся люди. Я их люблю. Дело в том, что я настолько сильно ощущаю энергию других людей, что, когда я нахожусь рядом с людьми, я легко истощаюсь. Я всегда называла себя «глубоководным ныряльщиком», а не «воднолыжником», когда дело касалось социализации. Разговоры вскоре затрагивают очень интимные и глубокие уровни во мне, а я их впускаю. Я не умею вести поверхностные разговоры. Я соединяюсь сердцем к сердцу, душой к душе. Это единственный навык общения, которым я владею. Подключение к людям на таком уровне настолько сильное, что мне необходимо время наедине с собой после таких контактов с другими.
Вскоре после того, как женщина ушла, один за другим мы вставали и возвращались обратно на дорогу. Пожелания «Доброго Пути» распространялись вокруг. Я медленно продолжала идти. Мои пальцы и я больше не были друзьями. Я, честно, не представляла, каким образом доберусь до Памплоны в таком состоянии.
Спустя полчаса я увидела желтый указатель, подсказывающий, что двигаться нужно было направо вверх, хотя слева была широкая асфальтированная пешеходная дорога. Я засомневалась.
Следовать ли мне указаниям стрелки или же прислушаться к интуиции? Интуиция говорила мне держаться пешеходной дороги, однако указатель был повернут в другом направлении. Единственное наставление, которое я получила о Пути, утверждало, что я должна была следовать указателям, поэтому я подавила свой внутренний голос и последовала указаниям.
Путь вскоре возвысился над тротуаром и стал настолько узким, что там хватало места только на одну ногу поочередно. Грязи было много, и она засасывала мои ноги до середины голени, наполняя ботинки своей вязкой консистенцией.
Мне пришлось использовать свои треккинговые палки, чтобы с каждым шагом высвобождать ноги, все это время матерясь, как сапожник. В это время толпы паломников расслабленно шли по тротуару ниже, наблюдая за мной и улыбаясь, пока я там пыхтела.
«Да пусть смотрят, – сказала я про себя. – Кто знает, куда они направляются. Я хоть следую Пути».
Я продолжила свою унизительную борьбу почти по колено в грязи, двигаясь со скоростью улитки, наблюдая за людьми, которые беспрепятственно двигались по тротуару в неправильном направлении, довольная от мысли, что я хотя бы не трачу время, хоть и тонула в грязи.
Однако случилась смешная вещь. Мой путь не отходил от их пути. После сорока пяти минут моей борьбы с грязью моя узкая тропа вывела меня на красивый асфальтированный тротуар, по которому шли сбившиеся с курса и очень сухие паломники, наблюдающие за тем, как я пробиралась сквозь вязкую грязь.
Несколько человек даже начали смеяться в то время, как я смотрела на свои штаны, которые были насквозь мокрыми до колен от грязи. Ситуация была настолько абсурдной, что я сама начала смеяться.
«Хватит слепого следования указаниям», – сказала я, качая головой от помеси отвращения и неверия. Я была единственным паломником, который упустил заметку о том, что тротуар меня приведет туда, куда мне было нужно, и выбрал следование указателям, вместо того чтобы пойти по откровенно простому пути.
Что ж, это точно хороший опыт сегодняшнего дня. Не закрывай глаза на очевидные вещи!
Это послужило мне прекрасным уроком. Сколько раз я игнорировала подсказки интуиции, только чтобы потом сожалеть об этом? Я ведь знала это. Почему же я в этот раз поступила так?
Глубоко внутри я осознавала, что, когда дело касалось моих отношений, когда в них все шло наперекосяк, вместо того чтобы просто уйти, я оставалась в игре, надеясь, что при помощи своей преданности и благих намерений я могла исправить то, что было неправильным. Я не могла.
Скорее этот внутренний конфликт меня сводил с ума. Я по-прежнему любила людей, с которыми меня больше ничего не связывало. Мне нравилось в них верить. Я верила в чистоту душ. Я отдавала себя без остатка этим отношениям. Однако моя интуиция убеждала меня в том, что отдавать все, что у меня было, – значило отдавать слишком много. Это была моя проблема, и на интуитивном уровне я это понимала. Но я игнорировала то, что я ощущала, потому что меня учили до конца оставаться в игре. В особенности касательно брака. Когда я сказала: «Я согласна», – это означало, что я не выхожу из игры, несмотря ни на что. Чьи это были правила? Кто сказал, что это хорошие правила? Тем не менее я им следовала, хоть и могла пойти более простым путем и избежать страданий. Неудивительно, что все разрушилось у меня на глазах.
Это являлось великой дилеммой моей жизни. Следовать правилам или же следовать моим правилам? Являясь правильной католичкой, я научилась следовать лишь единственным правилам. Глядя на всю грязь, которой я была покрыта, я с того момента решила начать следовать своим правилам. Да и вообще, к черту все правила!
С этим решением в голове я прошла весь путь до Памплоны, который, кстати говоря, был самым длинным за всю мою жизнь. Было достаточно сложно добраться туда, но ради Пита мне еще пришлось пройти через весь город до старой его части, чтобы найти свою гостиницу. После долгих часов хождения то вверх, то вниз по снегу под дождем дорога через всю Памплону безжалостно вела снова вверх, а с меня на тот момент уже было достаточно.
«Путь, ты, наверное, издеваешься! Это уж слишком отдает католичеством! Достаточно мучений для одного дня», – плакала я, в то время как волочила ноги в направлении пункта назначения.
Я уже точно могла сказать, что это паломничество добиралось до самого центра моих древнейших и обременяющих жизнь мучениями убеждений. Пока я толкала себя сквозь город, я начала замечать, как мои убеждения наслаивались друг на друга. Некоторые из них были невообразимо вдохновляющими – они позволяли мне напрямую достигнуть высшего «Я», советоваться с наставниками и испытывать поддержку сил Вселенной. Другие убеждения меня обременяли – взятые из раннего детства, а может, из прошлых жизней, – обвиваясь вокруг меня словно цепи, наложенные монахинями, Церковью, родителями, заставляли себя ощущать маленькой, беспомощной, запуганной девочкой.
«Я – сплошное противоречие, – подумала я, с грустью качая головой от путающихся, противоположных друг другу мыслей и убеждений, которые управляли моей жизнью. – Я ведь знаю, что нельзя такое допускать. Почему я до сих пор окружена этим беспорядком и чувствую себя несчастной?»
«Пожалуйста, Господи, освободи меня от всех убеждений, за которые я цепляюсь и которые удерживают меня от счастливой и настоящей меня. Я так сильно хочу распрощаться со всем этим старым хламом!»
Я просила у Бога помощи, пока двигалась вперед. Я чувствовала, что меня удерживали и обременяли мои убеждения, которые были скрыты в самой глубине моего бытия на протяжении вечности, подобно плесени в подвале или паутине на чердаке, разлагаясь под моим сознанием. Настало время устроить капитальную уборку в голове, начиная с самого начала.
Однако не все убеждения и мысли были прозрачны и ясны – их нельзя было просто взять и стереть при помощи мысленного очистителя загрязнений и, вуаля, – все чисто. По крайней мере, точно не на эмоциональном уровне. Мне не хотелось чувствовать себя плохо. Я не хотела злиться. Я не хотела быть жертвой. Я не хотела разбивать себе сердце. Тем не менее именно так я себя чувствовала, но я не желала стыдиться этого.
Не только я стыдилась своих переживаний, но меня стыдили и другие за эти чувства. Монашки в школе. Мои родители. Духовные наставники, чьи работы я читала и с которыми я общалась. Никто не допускал проявления негативных эмоций. Все они говорили или намекали на то, что переживание таких темных чувств было неправильным. Не говорю, что я в них купалась. Скорее я яростно их отрицала, отвергала и игнорировала всю свою жизнь, как меня и учили.
Путь поднимал на поверхность и резал эти глубокие раны, которые я носила глубоко внутри себя. Это были раны, от которых я бежала. Они преследовали меня, словно призраки. Если я намеревалась обрести то, чего я в действительности сильно желала, мне необходимо было смириться с этими призраками. Я это знала.
Посмотрев вверх, я наконец-то увидела каменный вход в старую часть Памплоны.
Старый город был захватывающим: средневековый, наполненный извилистыми улочками и открытыми площадями, которые переносили меня во времени. Город был оживленным: все сидели на улице, несмотря на дождь, попивая маленькие чашечки кофе, закусывая тапас, запивая вином или пивом. Я не ожидала увидеть настолько яркую, современную и образованную толпу.
На самом деле после дня в одиночестве было легко сбиться в этой суете, поэтому я попросила местного, хорошо одетого мужчину в возрасте помочь мне найти гостиницу. Увидев, что я была паломником, он предложил проводить меня туда, вместо того чтобы просто указать направление, за что я была ему сильно благодарна, так как я не говорила по-испански, и я слишком устала, чтобы бродить в поисках нужного мне здания.
Спустя пять минут я стояла перед симпатичным маленьким хостелом, в то время как добрый мужчина пожелал мне Доброго Пути.
Я едва могла подняться по ступенькам из-за поврежденных пальцев, но, когда я дошла до верха, я была обрадована тем, что увидела свою сумку рядом со стойкой регистрации, а также лифт!
«Да! Спасибо, Господь, за маленькие чудеса».
Я снова сделала это, а времени было всего половина пятого дня. Я смогла добраться до места всего за восемь часов, что, кажется, и было темпом, которого я старалась придерживаться.
Моя комната была небольшой, но очень удобной. Я испытала особый восторг от вида большой ванны, в которой я могла расслабиться.
Больше мне ничего не хотелось.
Однако для начала мне необходимо было потратить немало сил на то, чтобы отстирать свои испачканные грязью штаны, носки и ботинки, а затем подсушить их хоть немного.
Завершив стирку и сушку, я приняла долгую ванну.
Было семь часов вечера, когда я вновь вышла в поисках ужина. Шумный город, в который я вошла несколькими часами ранее, теперь будто бы вымер. Я задумалась, не галлюцинировала ли я, когда видела толпы людей на улицах. Куда все подевались? Все маленькие кафе и бистро были уже закрыты, и теперь это напоминало мне город-призрак.
Все еще шел дождь, и казалось, что с каждой минутой становилось все холоднее. Я зашла в маленький винный бар и спросила, что случилось со всеми.
Молодой человек, который там работал, рассказал, что после обеда тут все закрывается до восьми часов вечера. Расстроенная, я попросила бокал красного вина и картофель фри, который оказался очень вкусным.
Сидя в баре, я думала о Памплоне, описанной Хемингуэем, и о забегах быков. Моя Памплона немного отличалась. Я бежала от преследования своих самобичеваний.
С этой мыслью, сломленная усталостью, я вернулась в свою комнату и легла спать.
Я начинала привыкать к этому.
Назад: День 2 Из Ронсевальес в Субири 22 километра
Дальше: День 4 Из Памплоны в Пуэнте-ла-Рейна 23 километра