Елена Лир, Елена Соловьева
ТОЧКА ИСКАЖЕНИЯ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА 1
Песок в часах по-змеиному шипел, подгоняя и мешая сосредоточиться. Эйлин вздохнула и сильно надавила пальцами на потяжелевшие веки.
— Госпожа Лавкрофт, если не готовы к зачету, так и скажите. Не задерживайте остальных.
— Нет-нет, все под контролем.
Эйлин не считала себя выдающейся иллюзионисткой, по крайней мере пока, но миражи из солнечного света обычно получались у нее с первой попытки. Почему сегодня не удается, непонятно. Может, переволновалась? Неуверенность царапнула изнутри. Студенты за спиной зашептались, и Эйлин разозлилась: мало что поддержки от них не дождешься, так еще и мешают.
Она зачерпнула в пригоршню пыльных солнечных лучей, падавших цветным узором из витражного окна, вытянула руку перед собой и плавно растянула свет в полосу.
Раз. Два. Три.
В воздухе замаячил размытый золотистый силуэт. Он быстро рос, превращаясь в удивительно красивого ребенка, похожего на ангелочка.
Лица экзаменаторов смягчились. Менталисты — что с них взять. Эйлин облизала пересохшие губы и занялась деталями. Идею по очарованию комиссии подкинул, кстати, куратор.
Дело шло хуже, чем на тренировках: иллюзия не подчинялась, норовив рассеяться. Может, потому что Эйлин сомневалась в существовании ангелов?
Наконец ей удалось вернуть контроль. Образ «оживал». На лице малыша заиграла улыбка, добрая, с хитрецой. Иллюзия пахла медом. Странно. Наверное, за Пиковым поясом, окружившим академию по периметру, все еще цвел вереск…
— Сконцентрируйся!
Голос преподавателя по общей иллюзии, господина Зоркина, отвлек от мыслей о бесконечных полях, щемящая тоска, на которой сконцентрировалась Эйлин, уступила место раздражению. Она перевела взгляд на куратора, и тот вскочил, прикрыв рот ладонью.
Лучшие иллюзии создавались из энергии. Новичкам в качестве дополнительных ресурсов предлагалось использовать собственные наиболее сильные чувства. И в этом Эйлин дала бы сто очков вперед любому: ее болезненной неудовлетворенности реальностью хватит на миражи всех студентов факультета вместе взятых. Но не сегодня. Не сейчас.
Ангел вздрогнул, потеряв контакт с хозяйкой. Милая мордашка обезобразилась, из пухлого ротика вывалился толстый раздвоенный язык, землисто-серый, похожий на мертвую змею. В огромном зале раздался хлопок, созвучный со взрывом неправильно установленного фейерверка: иллюзия разлетелась на мириады крупиц света, заполнив сиянием все вокруг. Глава комиссии, господин Жильбер, истинный спартанец в выказывании хоть малейшего одобрения, постучал ручкой по графе с именем Эйлин.
— Да-а, — протянул он, — не знаю… Будем считать — зачтено. Но если бы ставил оценку, не уверен, что вы дотянули бы до удовлетворительно. Мало, мало работаете, госпожа Лавкрофт…
Эйлин открыла рот, чтобы возразить, но господин Зоркин опередил ее. Виновато улыбнувшись, он тронул профессора Жильбера за рукав:
— Она у меня лучшая.
— Хм. Кто же тогда худший? Здесь, позвольте напомнить, Академия магии Аттикара, а не приют для обездоленных.
На этом мучения закончились. Эйлин схватила сумку, кисло улыбнулась растерянному наставнику и, высоко подняв голову, вышла в коридор.
Руки дрожали. Ну, зачем? Зачем она согласилась на чертова ангела? Придумала бы что-нибудь попроще… А все этот Зоркин с его похвалами.
— Обломалась наконец?
Вопрос прозвучал ехидно, с надменностью, присущей лишь истинным магам голубых кровей. Рихард Гесс, который сдал зачет первым и остался понаблюдать за мучениями одногруппников, видимо, не удержался и вышел следом. Неудивительно: врагами они стали чуть ли не с первых дней. Началось с того, что Эйлин проголосовала против его кандидатуры на пост старосты курса: не вызвал у нее симпатии напыщенный коротышка, похотливо пялящийся на зад каждой девчонки в зоне видимости. Позже Гесс испортил ей эксперимент в лаборатории, но Эйлин на него не пожаловалась — надеялась таким образом помириться. Зря. Рихард начал постоянно придираться, по поводу и без, — наверное, истолковал ее молчание как проявление слабости.
Последней каплей стал тот случай, когда к Эйлин подошла Лири Вертиго, тогда еще малознакомая студентка, из зельеваров, и попросила передать парням-менталистам записки. Откуда же Эйлин могла знать, что согласилась распространить «липовые» приглашения от Рихарда Гесса на оргию — только для мальчиков и игнарусов…
Вряд ли он теперь отвяжется.
— Отвали! Прокатило твое авто, вот и радуйся, — сказала она.
Благородный титул не помешал Гессу купить у старшекурсника автоматическую иллюзию античной скульптуры для зачета, а уж человека такие «умники», как Рихард, могут создать только в мечтах. Ясное дело, он бесился.
Эйлин не любила тратить драгоценное время на пустые разговоры с теми, кто знает меньше, и в другой день, пожалуй, вернулась бы в аудиторию, подальше от беды. В школе она умела постоять за себя только постфактум, сотни раз представляя досадную ситуацию и переигрывая роли; Эйлин часто проглатывала обиды, хотя в мыслях давала отпор, остроумно унижая противника. Но школьные годы позади, прошлое осталось в другой жизни, и здесь, в сыром коридоре, после провала на последнем в списке осеннем зачете…
— Кого хотела ребенком разжалобить? — продолжил язвить Гесс. — Или о своем мечтаешь? Могу помочь.
— Ты ведь у нас по части мальчиков, — ляпнула Эйлин первое, что пришло на ум, и тут же пожалела.
Рихард оглянулся и, убедившись, что рядом никого нет, толкнул ее к стене. От неожиданности она даже сумку уронила.
— Уверена? — Одной рукой Гесс удерживал ее за плечо. — А может, мне пустить слух про бедняжку Лавкрофт, которая вечно на мели и готова на все ради новых шмоток? — самодовольно протянул он, и вторая рука опустилась на бедро Эйлин.
Она ахнула, пораженная такой наглостью, и залепила ему пощечину, эхо которой гулко раскатилось по коридору.
— Кто тебе теперь поверит? — процедила она сквозь зубы.
Рихард тронул покрасневшую щеку тыльной стороной ладони и тихо сказал:
— Я тебя выживу отсюда, поняла? — а потом резко пригвоздил запястья Эйлин к холодной каменной стене, чтобы не вырвалась, и плюнул в лицо.
Попытка оттолкнуть Гесса не удалась. Откуда только сила взялась у этого недомерка? Рихард буравил ее глазами, будто пытался влезть в голову и убедиться, что до нее точно дошло.
От напряжения, несправедливости, злости на Гесса и пустой коридор она прислонилась затылком к камню, посмотрела вверх, на облако, край которого был виден сквозь стеклянную крышу — и врезала обидчику головой в нос. Неприятный хруст прозвучал музыкой, и Эйлин завершила короткую симфонию ударом — прямо коленом в пах.
Студентам применять магию вне занятий и тренировок запрещено, равно как и рукоприкладствовать, но самозащита — другое дело, так что ее оправдают. Эйлин толкнула согнувшегося пополам Рихарда, и он рухнул на пол.
— Выживи сначала, — ответила она, вытирая рукавом лицо. Вот кто еще мог попасть в такую идиотскую ситуацию? Хотя Рихард вряд ли станет жаловаться: за домогательства его не похвалят. Так что все можно забыть как дурной сон.
Внезапно двери аудитории распахнулись: еще один одногруппник сдал зачет — и Гесс, метнув в Эйлин победный взгляд, громко заскулил, как побитая дворняга. Из расквашенного носа капала кровь, и Рихард вытирал ее локтем, насколько позволяла позиция зародыша.
— За что? — кричал он, тыча в Эйлин скрюченным от боли пальцем. — Сумасшедшая!
Эйлин растерялась от абсурдности разворачивавшейся драмы, и боевой настрой сразу улетучился. Прежняя неуверенность вернулась, в горле пересохло. За нападение на сынка мецената по голове не погладят. И бежать уже поздно: только подтвердит свою вину.
На крики Гесса высыпали студенты — скорее из любопытства, нежели желания помочь. Вперед протиснулся господин Жильбер, вернее, его живот.
— Что происходит?
— Она бросила в меня заклинанием, — стонал Рихард.
— Он врет, — попыталась оправдаться Эйлин.
Господин Зоркин пробрался через толпу и вопросительно глянул на Эйлин. Она развела руками, мол, произошло недоразумение. Но Рихард так стонал, простирая окровавленные пальцы к людям, что ее лепет остался без внимания. Вот вляпалась!
Господин Жильбер распорядился позвать лекаря. Подбородок профессора дрожал от гнева; француз прожигал Эйлин глазами — ждал, видимо, что нарушительница спокойствия зарыдает и бросится вымаливать прощение. Но она лишь пожала в оправдание плечами и промямлила, оробев от плохого предчувствия:
— Я не виновата, Гесс первый начал…
Господин Жильбер поморщился, делая рукой знак замолчать, как будто уже вынес приговор.
— Все ясно, — категорично сказал он.
В этих словах, похоже, заключалось будущее Эйлин. Господин Зоркин любезно согласился проводить ее к ректору, в то время как остальные вернулись на зачет. Наставник не позволил вставить ни слова: читал нотации, укорял в несдержанности и пугал историями о том, как за драки студентов в прошлые годы исключали без разбирательств, независимо от причин. Политика миротворчества, все дела. Именно для демонстрации взаимного уважения дозволено обращаться к профессорам таким безликим словом «господин», а к студентам относятся как к равным. После Мгновенной войны законы стали жестче, хочешь жить в этом мире — играй по правилам…
В общем, Эйлин попала.
* * *
— Не знала, что у черного столько оттенков. — Лири Вертиго скептически повела бровью, выудив из груды вещей кожаные штаны.
Эйлин кивнула; она сидела, обхватив себя за колени, возле кровати подруги, в одной из общих спален в женском общежитии и корила судьбу за стычку с Гессом. Теперь этот поступок казался скорее недальновидным, чем храбрым. Ожидание приговора стало настоящей пыткой. Вчера остаток дня она провела в приемной ректора, который так и не появился. Ночью мучили кошмары, но самый главный предстояло вскоре пережить наяву.
Просторный зал с каменными стенами и высоченным потолком был условно разделен шторами на ячейки-комнаты, плотная ткань едва заметно колыхалась: видимо, кто-то открыл окно. Институт благородных девиц, не иначе.
Конечно, переодеваться удобнее в гардеробной с зеркалами в полный рост, но там невозможно уединиться. Оценивающие взгляды, перешептывания по поводу шрамов на запястье, а то и прямые вопросы, зачем Эйлин пыталась покончить с собой… Нет уж, спасибо.
— Твой готический стиль в кои-то веки уместен, — сказала Вертиго. — Скорбящая вдовушка, раскаявшаяся в содеянном, — отличный образ!
Эйлин усмехнулась: Лири не мешало бы иногда думать, прежде чем открывать рот. И как их дружба вообще могла существовать? Из-за неумения держать язык за зубами, любознательности и потребности давать советы, где не просят, Вертиго уже обзавелась целой армией недоброжелателей. Эйлин тоже собиралась вступить в их ряды после истории с записками, но выяснение отношений неожиданно перетекло в обсуждение самого Рихарда.
Оказалось, Гесс набивался к Лири в ухажеры, а потом буквально начал преследовать. Его откровенная пошлость и потные руки, которые так и норовили «по-дружески» обнять, совсем не тешили самолюбие, и Вертиго открыто отшила воздыхателя. Но он не смирился: продолжал слать откровенные записки гнуснейшего содержания. План мести родился сразу. Как там говорят: клин клином вышибают? Жаль, легкомысленная Лири не учла гаденький характер Гесса, его неспособность делать логические выводы и тем самым подставила Эйлин.
— Волнуешься? — Лири приложила брюки к бедрам.
— Глупый вопрос. Если отчислят — мне конец.
— Не драматизируй. На академии свет клином не сошелся.
Эйлин фыркнула: да уж, конечно! Разве могут такие, как Вертиго, понять, насколько безвыходно ее положение? У деток богатых родителей, а их в академии большинство, будущее окажется прекрасным при любом раскладе. Взять ту же Лири. С детства постигала основы магии с репетиторами, поступила на самое простое — зельеварение, но и там у нее весьма посредственные результаты. Хотя учеба Лири не нужна вовсе, и так все есть: шмотки, гаджеты, кругосветные путешествия. Придет время, родители купят ей дом в предместье Парижа, сведут с представителем какого-нибудь знатного семейства — и жизнь удалась. Для них выражение «потом и кровью» — абстракция, а не убогая реальность. А главное, Лири отчисление не грозит вообще, даже если совсем забьет на учебу, потому что мама с папой — щедрые спонсоры академии. Разве что она кого-нибудь изобьет…
Ударить человека, чтобы постоять за свое достоинство, — против правил, а вот отсутствие ума — это, пожалуйста, живите-наслаждайтесь!
— Если ректор такой же тугодум, как Жильбер, то и слушать меня не станет.
— Тоже верно, — согласилась Лири, расстегивая пуговицу на джинсах. Она вдруг выпрямилась, будто ее осенило, и выдала: — А знаешь, у нас на факультете, в лекционном зале, стоят стеллажи с образцами эликсиров. Есть подавляющий волю. Зеленый, кислотный такой, не ошибешься. Если что, они подписаны. Мы зачеты сдали еще на той неделе, там никого не должно быть.
— И? — Эйлин заинтересовалась.
— На твоем месте я бы стащила отвар и подлила ректору в чай.
— Глупость какая! Во-первых, нет гарантии, что подействует. Во-вторых, за такое отчисляют без разбирательств.
— То есть хуже не будет.
План бредовый. Любому первокурснику известно, что магия в полную силу действует только на обычных людей. С другой стороны, образцы, о которых говорит Лири, были приготовлены сотни лет назад лучшими мастерами, которых так никто и не превзошел. Значит, есть малюсенькая вероятность, что эликсир сработает. Допустим, достать склянку не проблема. Но как отвлечь ректора?
Грохот прервал размышления Эйлин.
— Отстой. — Лири подняла с пола мобильный телефон, выпавший из заднего кармана тесных джинсов, которые ей с трудом удалось стянуть. — Включайся, ну же!
Аппарат жалобно пиликнул, но экран так и остался темным.
— Зачем ты таскаешь с собой телефон? Все равно он здесь не работает.
— Во-первых, это золотой айфон. Последняя модель. Предлагаешь под подушкой хранить? Во-вторых, он напоминает мне о цивилизации, в которую я вернусь еще не скоро. Серьезно, оглянись вокруг: мы в Средневековье! Даже вечеринку на Хеллоуин умудрились назвать балом. Нет, эти штаны, конечно, классные, но мне длинноваты.
«И узковаты». Эйлин промолчала, чтобы Лири не заподозрила ее в черной зависти. Она на голову выше Вертиго, но при этом чрезмерно худая — тощая, одним словом. У подруги идеальные ноги, а не две макаронины, которые и показать стыдно. Хотя сама Лири утверждала, что Эйлин комплексует на пустом месте.
— Кстати, о вечеринке. — Она перешла на шепот. — Мне тут удалось договориться с одним старшекурсником, и нас пригласили на пати для взрослых у бассейна. Зельевары уже приготовили пиво. Круто, правда? А говорят, мы бесполезные.
— Не стала бы я его пробовать, — заметила Эйлин.
— Да ладно! Знаешь, что самое главное? — Лири мечтательно улыбнулась. — Там будет Ноэль.
Час от часу не легче. Эйлин отвернулась и начала переодеваться. Черные брюки с клешем от бедра и атласная рубашка в тон — официально и при этом не слишком мрачно.
— Скорей бы мы начали проходить все эти приворотные зелья, — продолжала фантазировать Вертиго.
— На Ноэля они все равно не подействуют.
— Всякое бывает, — отмахнулась Лири. — Я узнала, что в прошлом году он встречался с одной второкурсницей, но она бросила академию, и Ноа та-а-ак страдал. Говорят, сам не свой ходил. А сейчас и не скажешь, правда? Уверена, был приворот. И если у нее получилось, чем я хуже?
Эйлин пожала плечами. Третьекурсник Ноэль, звезда академии, с которым мечтали дружить парни, на которого засматривались девчонки, — и печальный герой-любовник с разбитым сердцем? Не вяжется.
Часы во дворе пробили полдень.
— Лавкрофт! — гаркнула тень за шторой.
Металлические кольца неприятно лязгнули по карнизу, и в комнате появилась воспитательница женской спальни Зельда. Внешне она походила на гнома-переростка, только без бороды.
— Хватит глупых разговоров, вам через час к ректору! — Женщина сверкнула глазами в сторону разбросанной на кровати одежды: — Что за бардак? Вам тут не дом! А вы, Вертиго, почему в трусах?
Лири улыбнулась, включив все свое природное обаяние:
— Зельда, милая, не ругайтесь! Сейчас оденусь и уберу.
Женщина не двинулась с места, от ее холодного взгляда по коже бежали мурашки. Третий лишний. Эйлин незаметно взяла жакет Лири с эмблемой факультета прикладной магии и проскользнула мимо надзирательницы.
Академия магии Аттикара располагалась на юге горной цепи Готфелл-Дейн, в кратере, который оставил после себя небольшой метеорит, упавший с неба около тысячи лет назад прямо в живописную долину. Каменные «шпили» вокруг замка, отточенные то ли природой, то ли магами для устрашения непрошеных гостей, когда-то назвали Пиковым поясом. На него и смотрела Эйлин, беспрерывно покусывая нижнюю губу и обдумывая план. Конечно, есть вероятность, что она зря нагнетает ситуацию, что ее не выгонят, но полагаться на лучшее она давно разучилась. Сам себе не поможешь, никто не поможет… Сидеть сложа руки и ждать «приговора» нельзя. Если все же исключат, то хотя бы не за трусость. Она просто подстрахуется для собственного успокоения, в этом ведь нет ничего преступного, правда?
Вот сейчас она войдет в оранжерею, которую обычно не закрывали днем, обогнет ряды бочек с удобрениями, свернет направо, на террасу, ведущую в здание факультета прикладной магии. Там пять этажей. Главный лекционный зал зельеваров, естественно, наверху. Наверняка студенты будут спрашивать, почему раньше не видели ее здесь, все-таки два месяца отучились уже…
Опасения оказались напрасными: никто не обратил на Эйлин внимания. На стене у входа красовалась бронзовая плита с каким-то символом и цитатой — пафосное напутствие студентам.
В конце просторного холла практиковались боевые маги: готовились к зачету и, по всей видимости, пытались разрушить здание. Они создавали особый огненный вихрь — относительно безопасный для мебели, но губительный для нечисти. Воронка хрипела, раздувалась и уже готова была заглотить потенциальных врагов. Один из студентов, ловко вывернувшись, сунул в огонь меч. Наверное, закалял сталь.
— Отойди, куда прешь? — донеслось до Эйлин, и она вздрогнула. Но это обратились не к ней. Какой-то парнишка со стопкой книг в руках непредусмотрительно пытался пройти мимо боевых магов, прижимаясь к стенке. Определенно, зельевар. Но не целитель, иначе не лез бы так глупо в огонь. Убить не убьет, но серьезные ожоги заработать можно.
Эйлин хмыкнула и, вспомнив, зачем пришла, проскользнула на лестничную площадку.
Пять пролетов дались нелегко, уж больно длинные лестницы между этажами. Ощущение, что здесь раньше великаны жили.
Солнечный свет почти не проникал сквозь узкие витражи, но полумрак не помешал Эйлин разглядеть металлическую табличку на резных арочных дверях в конце коридора. Должно быть, это и есть главный лекторий. Единственное, что смущало, — множество кабинетов на пути к цели. На факультете менталистики совсем другая планировка. А вдруг прямо сейчас кто-нибудь выйдет?
Дверь в лекторий была приоткрыта. Оттуда струился бледный свет факелов с холодным огнем, заменявших в замке электричество. Биополя магов усиливали любое электромагнитное поле в радиусе нескольких метров. В разной степени, конечно. Но и этого хватало, чтобы начинали барахлить радиоприемники, телевизоры и телефоны. В крупных центрах, особенно там, где собиралось большое количество магов, использовались всевозможные вариации «глушилок», которые вместе с биополями подавляли и способности. Но здесь, в академии, где студентов учили управлять собственной силой, применение подобных установок было абсолютно бессмысленным. Всегда приходится чем-то жертвовать: в данном случае техническим прогрессом и благами цивилизации.
Из-за двери не доносилось ни шороха. Такая удача могла бы порадовать, только вот, судя по всему, не одна она жаждет полюбоваться на колбы. Этого только не хватало.
Отступать поздно, да и некуда. Разве только домой, к матери, чтобы слушать ее ехидное «мы предупреждали: от магов ничего хорошего не жди». А потом отправит в магазин за углом, продавать булочки. Или судомойкой в детский сад. Не бывать этому!
Эйлин сжала губы и легонько толкнула дверь. Та беззвучно поддалась. Внутри никого. Странно. А вот и заветные стеллажи — рядом с кафедрой. Словно исполины, они упирались в потолок, а внизу были привинчены к полу. Эликсиры хранились невысоко, на уровне глаз, видимо, чтобы преподаватели лишний раз не применяли магию или не лазили по стремянкам.
Из распахнутого окна тянуло свежим воздухом. Эйлин еще раз осмотрелась по сторонам и сделала шаг, еще один… Глухой резкий стук болью отозвался в груди. Кто-то вошел следом?! А нет, это за кафедрой. Низкая дверца, видимо, в каморку с преподавательским добром, была открыта настежь, и Эйлин заметила чью-то спину в лабораторном халате. Броситься вперед или назад? Сердце колотилось как бешеное. Что делать?! Сказать, что потерялась. Или…
Задержав дыхание, Эйлин подалась вперед — и половица предательски заскрипела. Голова закружилась, но, слава небу, лаборант никак не отреагировал на звук. Эйлин практически прыгнула за последний из стеллажей, прижавшись спиной к холодным, обшарпанным фрескам, которые изображали круги ада Данте. Какая ирония.
Ветерок из окна приятно обдувал лицо. Эйлин вытерла вспотевшие ладони о брюки и зачерпнула немного прохлады. Сейчас все ее будущее зависело от этого комка энергии. Только бы сработало…
Эйлин создавала иллюзию крика. Такой трюк проходили вскользь еще на первых занятиях, тогда она посчитала его никчемным фокусом. Как же!
Звук походил на писк комара, но нельзя было терять ни секунды, потому что скоро он преобразится. Эйлин подула на ладони, выпустив иллюзию в раскрытое окно, и та, как перышко, стала кругами опускаться вниз.
— А-а-а!!! Помогите!
В спокойное существование академии ворвался душераздирающий вопль. Эйлин гордо улыбнулась. Так-то! Даже представить страшно, что она сможет сделать через три года учебы. Если не выгонят.
Выглянув из-за стеллажа, заметила спину выбегающего в коридор лаборанта.
А он молодец, бросился на помощь. Наверное, боевой маг. Не хотелось бы увидеть его лицо, когда тот поймет, что одурачен и нужно опять подниматься пять пролетов вверх.
Эйлин внимательно рассматривала эликсиры. Не так их и много. Права была Лири — найти нужный проще простого. Вон, во втором ряду. Если эта кислотно-зеленая жижа и на вкус такая же ядреная, тогда ясно, почему человек потом не способен самостоятельно мыслить.
Хранить древние экспонаты на виду — не самая умная идея. С другой стороны, кто осмелится брать без спросу? За такое точно исключат. И будет ей прощальным вальсом победный хохот Гесса…
Не стоило воровать весь эликсир, можно было позаимствовать пробирку у Лири и отлить немного, но поздно, часики тикают. Эйлин схватила пузатую бутылочку за длинное тонкое горлышко, спрятала под жакет, зажав под мышкой, и выбежала из лектория. Она пронеслась два этажа вниз по лестнице и уже облегченно вздохнула, когда на повороте врезалась в чью-то грудь.
Эйлин подняла глаза, чтобы извиниться, и застыла. Зря считала, что хуже не будет. Мысли будто испарились под суровым взглядом карих глаз.
— Привет.
Вот так — привет, да еще и мину скорчил, будто подавился своей любезностью. Эйлин решила не реагировать, притвориться, что ничего не понимает, и идти вперед. Только вот колени предательски задрожали.
— Эйлин! — Парень удержал ее за локоть, и она, испуганно ахнув, услышала звук бьющегося стекла. Зеленые брызги окрасили ботинки и полы белого лабораторного халата. Проклятье!
— Что за?.. — сказал он и отступил от лужицы. Резкий запах плесневелого сыра заставил обоих скривиться.
Эйлин опять оказалась в западне. Единственный выход — держаться надменно, словно Реннен испортил ей день.
— Уродовать людей уже недостаточно? Решила кого-то отравить?
Шутник. Уснувшая было ненависть прорывалась наружу, хотя стоявший перед ней человек не заслуживал даже толики чувств. Никаких.
— Извини, Монвид, — она сделала ударение на его фамилии, — и в мыслях не было подходить к тебе, а прикасаться — тем более. Не знала, что ты женился и взял фамилию супруги.
Эйлин скрестила руки на груди, готовая к нападению.
Реннен Монвид — так прозвучало его имя на общем собрании в первый день учебы, когда первокурсникам представляли лучших студентов академии. Она не могла поверить своим глазам: предатель, который когда-то разбил ей сердце и даже не извинился, стоял перед ней жив-здоров в лучшей академии мира — да еще и под чужой фамилией.
Нужно было сразу его сдать, но прежде Эйлин хотелось во всем разобраться самой. Правда, стремление никогда не видеть и не слышать этого бесчувственного гада в итоге победило. Теперь ей ничего не оставалось, кроме как гордо вскинуть подбородок. Реннен смотрел на ее волосы, а затем протянул руку и заправил прядь за ухо. Эйлин резко отдернула голову:
— Совсем спятил?
Она развернулась: броситься бежать со всех ног или уйти грациозно, по-королевски? Но Реннен снова схватил ее за локоть, делая больно. На его лице отразилось не то презрение, не то желание придушить. Это кто кого еще ненавидеть должен?!
— Значит, я не ошибся, и в лектории действительно кто-то был. Хотела на меня посмотреть исподтишка? Я не против. Но зачем красть вот это? — Он носком указал на постепенно бледнеющую лужицу. — А еще давно хотел спросить, почему не выдала моей фамилии? Решила отомстить покруче? Что ты хочешь за молчание? Может, деньги?
Какой же он все-таки моральный урод! Эйлин по одному отцепила его тонкие паучьи пальцы и процедила:
— Не трогай меня! Я забыла, что ты тут вообще есть. Для меня ты умер. Понял?
Внутри все клокотало, на глаза навернулись злые слезы, но сдержала их. Хватит, наплакалась! Своим очарованием Реннен мог обмануть кого угодно, но не ее. Когда-то Эйлин нравились эти черные волосы, карие глаза — не парень, мечта. А потом наружу полезли химеры, таящиеся внутри прекрасного принца, и от иллюзий не осталось и следа. Она не сможет ему верить, да что уж тут: после дружбы с этим двуличным трусом можно вообще разочароваться в людях.
Видимо, слова достигли цели: Реннен отпрянул, как от удара, и выпрямился.
— Спасибо. Так вот почему мне пришлась по душе некромантия. Оказывается, я труп.
— А здесь ты что забыл? — с обвинением сказала Эйлин.
Если бы не Реннен, ректор уже наслаждался бы обеденным чаем с ароматом покорности.
— Хобби. Бывает, попадаются очень интересные экземпляры для исследования, например как сейчас.
Холодным пристальным взглядом он пытался просверлить дыру в голове у Эйлин, не иначе.
— Ладно, я пошла.
На нее вдруг навалилась такая усталость, что Эйлин готова была упасть прямо в смердящую жижу.
— Я тебя провожу, — ответил Реннен голосом, не терпящим возражений, и начал медленно спускаться по лестнице.
— Куда?
— К ректору.
Черт! Вечно от него одни проблемы.
— Тогда я всем расскажу, кто ты на самом деле. — Эйлин угрожающе сощурила глаза.
— И кто же?
— Ублюдок под чужой фамилией.
Реннен напрягся, замедлил шаг, но не остановился, не передумал. Вот сволочь, никогда не скажешь, что у него на уме.
— А ты так и не повзрослела.
На том разговор закончился. Эйлин шла быстро, почти бежала, сдерживая ругательства, которые вертелись на языке. Сухое дыхание опаляло горло. Чтоб оно все провалилось! И академия эта проклятая пусть провалится! Может, тогда какое-нибудь чудовище протянет из подземелий наружу огромные клешни и утащит в пекло Гесса, Монвида и вообще всех, кто отравляет ей существование. Она выбралась из дома, чтобы начать новую жизнь, стать другим человеком, но и тут прошлое идет по пятам.
«Посмотрим еще, кто кого», — повторяла Эйлин про себя, представляя, как липкие щупальца ломают шею Реннена.
Череду жестоких фантазий, не несущих ничего, кроме боли и нечеловеческих страданий Монвиду, который преспокойно шагал рядом, оборвал нервный голос секретарши в приемной ректора:
— Лавкрофт, вас ждут уже полчаса. Госпожа Гесс два раза чай просила.
Упс. А она тут как оказалась? Быстро же. Интересно, одна или всей семьей пожаловали?
— Ты идешь? — Эйлин повернулась к Реннену.
Глупый вопрос, еще бы он упустил возможность унизить ее в очередной раз.
— Я здесь подожду. Надеюсь, ты сама расскажешь, что наделала, — язвительно ответил кареглазый призрак из прошлого.
— И чтобы без вранья, а то знаю тебя.
От ярости у Эйлин перехватило дыхание, в голове застучало, и она, крепко сжав зубы, практически ворвалась в кабинет ректора.
