Дом был примитивный, но удобный: два этажа, возведен близко к скалистой западной стене долины и защищён от поиска сверху, если тот не будет слишком уж тщательным. Диана понятия не имела, где они, и ей не нравилась невозможность (ввиду отсутствия бИтдоступа) это выяснить. Где ближайший большой город, откуда они возьмут еду, когда закончатся запасы, – всё это покрывала завеса тайны. Воду брали из колодца, настоящего колодца, как во времена Гомера и homo erectus: скважина, просверленная в скале цвета бронзы, и насос в придачу.

– С чего ты взял, что она чистая? – спросила Диана, но Яго ответил лишь: «Очень даже чистая».

Он приделал полый пластиковый шар к своей ноге. Получилось некрасиво, но его этот факт ничуть не беспокоил. При ходьбе он теперь лишь слегка прихрамывал.

– Разве ты не можешь, – спросила Диана, всё ещё рассуждая с позиции очень богатого человека, – заменить ступню на новую?

– Эти ноги, – ответил он, – и, конечно, это лицо, новое лицо, – результат долгого и дорогостоящего труда. Их не заменишь в первой попавшейся мастерской. Твои МОГродители заплатили не только за работу, но и за секретность. Второе обошлось намного дороже первого.

Диа угрюмо фыркнула.

– А я ещё удивлялась, – сказала она, – отчего у тебя так много морщин. В твоём-то возрасте!

– Мы способны на много удивительных вещей, – признал Яго, – но рубцовая ткань – упрямое свойство наших тел. Её можно сложить в микроморщины, но просто взять и разгладить кожу, как глину, нам не по силам.

– Это отвратительно, – сказала она.

Её жизнь перешла на новый этап. Поначалу она не слишком остро ощущала отсутствие богатства: происходящее воспринималось как приключение, а не как подлинное обнищание. Не хватало только бИта.

Воздух здесь оказался более разреженным и холодным, чем на острове, но она быстро ко всему привыкала. Ещё одно умение рождённых в верхоземье.

Сафо для них готовила и делала уборку. Она держалась отстранённо: спала в самой маленькой комнате, хотя в доме имелись незанятые помещения побольше, и мало разговаривала. Иногда по вечерам, если Диане удавалось настоять на своем, она ужинала вместе с ними.

Первый день у Дианы целиком ушел на размышления. Она не могла найти себе места из-за отсутствия доступа к бИту Тот факт, что она не могла проверять факты, удовлетворяя собственное любопытство, был, разумеется, неудобством; но потом её осенило, что в этом доме не было вообще никаких инфофильтров – ни планшетов, ни терминалов, ни даже древней библиотеки с переплетёнными рукописными томами. Без информации она ощущала себя голой; ситуация была из ряда вон и причиняла необычайный дискомфорт. Отсутствие внешнего доступа было проблемой в меньшей степени, потому что она привыкла находиться в изоляции от основной сети контактов и новостей, по соображениям безопасности. Но в одном её заточение ощущалось особенно остро: она понятия не имела, что происходит с Кланом. Не знала, в порядке ли МОГмочки, не находятся ли под стражей (и какое же обвинение могли предъявить им Улановы?) и живы ли они вообще. Она не знала, всё ли нормально с Евой и что происходит с десятками тысяч членов Клана и их союзников. Яго мало что мог ей сообщить, хотя у него явно имелся источник информации, непохожий на бИт.

В первую ночь Диана спала очень плохо: гелевых постелей в доме не было, она лежала на матрасе. Более того, стены не регулировали температуру автоматически, и она мёрзла до тех пор, пока не встала и не выставила нужную температуру на пульте специального устройства в углу комнаты. Стало жарко, потом ещё жарче, и ей опять пришлось подняться, чтобы убавить тепло. Она по-настоящему заснула только перед рассветом и проспала до полудня, изредка просыпаясь.

Наступил новый день. Я всё ещё жива, подумала она. Это уже что-то.

Дневной свет был бело-серым: сильная облачность. Она сделала себе кофе и съела немного макарон. Потом отрешенно побродила по дому. В дальней комнате, в кресле возле старинного окна, сидел Яго и смотрел в пустоту.

Шел несильный дождь. Серый цвет мириадами капель падал с неба и стекал вниз.

Диана села в соседнее кресло. Помолчав, она сказала:

– Это ты всё устроил.

Он посмотрел на неё:

– Рад, что ты поняла. Иного, конечно, я и не ожидал.

– Что это было? Подарок на день рождения?

– Да, – ответил он.

Она посмотрела на него.

– Твои родители думают, что это была их идея, но они ошибаются, – продолжил он. – Её подал я. Я знаю, с какой страстью ты увлекаешься детективными загадками. Решать их для тебя совсем нетрудно, однако ты их всё равно любишь. Поэтому я решил, что надо воплотить одну из них в жизнь. В подарок на день рождения.

– Я чувствовала неладное, – сказала Диана. – Жестоко убили слугу, всего в нескольких метрах от наших с Евой спален! В других обстоятельствах МОГмочки тут же выдернули бы нас оттуда. С их паранойей лучше не шутить, когда речь идёт о нашей безопасности. Но они вели себя так безмятежно. Убийство, совершенное с применением грубой силы? Никуда не уходите, синички вы наши. – Она покачала головой. – Это было… нетипично. И вся эта болтовня о том, что КРФ в крови наших слуг – гарантия нашей безопасности?

– Это действительно был один из наших предохранителей, – возразил Яго. – И тебя ведь хорошо охраняли. Или, по крайней мере… – Он поморщился, вспомнив Доминико Деньо. – Так мы думали. И убийца не желала тебе зла. Она обратила всю свою враждебность на другого человека.

– Как ты её выбрал?

– Я искал подходящий случай. Найти было нетрудно. В трущобных пузырях царит теснота. Там всё кипит. Я отобрал с полдюжины возможных групп из сотен первоначальных вариантов и отправил их всех проходить гравитационную подготовку. Когда этого Петеро – мерзкий был тип на самом деле – убили, я присмотрелся. И увидел потенциал Сафо. Тогда-то всё и решилось.

– Ты не мог быть уверен в том, что она убьет Лерона.

– Нет, – согласился он. – Но это было очень вероятно. Я видел, как развивается динамика в группе. И у нас ведь оставалось три недели до твоего дня рождения, в конце концов. В какой-то момент он должен был загнать её в угол, и она бы этого не приняла. Или сыграла бы на опережение. Я переживал лишь о том, чтобы убийство не оказалось слишком шаблонным, слишком очевидным для тебя. Но даже в этом случае тебе пришлось бы разрешить главную загадку. По моим расчетам, ты должна была быстро понять, что Сафо и есть настоящий убийца; но я хотел увидеть, сможешь ли ты вычислить того, кто стоял за всем этим. Меня.

– Это было нетрудно, – угрюмо проговорила она. А потом вдруг взорвалась: – Подарок на день рождения? Только псих мог подарить девушке на шестнадцатый день рождения труп.

– Как раз в этом, – сказал он, протягивая ей обе руки ладонями кверху, – всё и дело.

– В этом? Ты нарочно меня разозлил?

– Да.

Гнев полыхал внутри неё, словно факел.

– Ты ужасен, – бросила она. – Значит, в этом всё дело? Человек умер! Он не был святым, наверное… но кто из нас святой? Ты-то уж точно нет! Богиня моя, да остались ли вообще святые? И он умер. – Чем больше она говорила, тем больше распалялась. – Это не игра. Я чуть не умерла!

Яго покачал головой:

– Джоуд ни за что бы не убила тебя. Ты слишком ценна для Улановых живой. Как и твоя сестра.

– Заткнись! Убийца наставил на меня пистолет и улыбнулся! Мне ещё шестнадцати нет, но я почувствовала приближение смерти. Это не игра… – Она теперь говорила громко и хрипло, изливая обширные запасы злости, отвращения и горечи, о существовании которых раньше и не подозревала. – Как ты смеешь… играть с жизнью и смертью? Делать из них подарок на день рождения?

Его бесстрастное лицо. Диана поняла, что не может больше его выносить. Встать на ноги, превозмогая эту жуткую силу тяжести, было, как всегда, целым приключением, но она справилась и ринулась прочь. Сафо стояла у двери, подслушивала, привлечённая разговором на повышенных тонах. Но Диа и с ней не хотела общаться (хотя в этом не было её вины) и, удалившись в свою комнату, завернулась в одеяло. Было холодно. Стояло позднее лето, но всё-таки было холодно. Всё в этом месте казалось неправильным. Вся её жизнь вышла из строя.

Они находились высоко. В горах всегда такая погода.

С высоких мест надо смотреть вниз. Она летела на крыльях гнева, словно орлица. Как он посмел? Играл с ней, использовал живых людей вместо пешек. Он и впрямь думал, что она обрадуется, получив на свой шестнадцатый день рождения труп?

У гнева, как известно, есть интересная особенность: чем сильнее направляешь его вовне, целясь в вездесущую несправедливость, тем заметнее он подстёгивает чувство обиды и жалости к себе. Неужели Диана злилась из-за того, что Яго отнёсся к жизни и смерти Лерона с таким экзистенциальным пренебрежением? Разумеется, нет. Подумав, она всё поняла. Разве могла её так поразить судьба человека, о котором ей были известны лишь какие-то обрывочные сведения? Гнев, как ни крути, абстракциями не разжечь. Итак, что же заставило её выйти из себя? Её собственная жизнь. Узилище её существования, под стражей тюремщиков, называющих себя телохранителями. Отсутствие всего, что можно считать свободным выбором. Возможно, в этом не было вины Яго, если не считать того, что он был частью более значимой управляющей машины. То есть был виноват. И она злилась именно на него.

Она подумала о множествах.

Триллионы человеческих существ окружили родную звезду, словно туман. Разум пасовал перед таким масштабом и такими числами. Но если этика что-то вообще значит, то суть её заключается как раз в том, чтобы не позволить многочисленности людей взять верх над нашим моральным убеждением в том, что каждая жизнь неповторима, и, даже сбившись в миллиарды и триллионы, люди заслуживают лучшей участи, чем превратиться в чьи-то инструменты. Тот факт, что значительная часть человечества бедна, ведёт опасную и суровую жизнь в дырявых трущобных пузырях, питается ганком и пьёт рециркулированную воду, делает это утверждение в большей, а вовсе не в меньшей степени правдивым. Эти люди едва могут помочь самим себе. Их надо спасать, а не эксплуатировать.

Внезапно та гениальная способность к упорядочению, ради которой её зачали и воспитывали, её умение видеть проблемы в трёх измерениях, совмещая все вероятности в одной концептуальной системе координат, бросила вызов её гневу. Возник вопрос: что ты сделала, чтобы помочь триллионам выбраться из абсолютной нищеты? Возник вопрос: что можно было сделать? Ничего, ничего, ничего. До этого момента ты хоть на миг задумывалась об этих триллионах? Нет. Ни разу. Может, твой гнев – не этический рефлекс, а нечто простое, приземлённое и более человечное – эгоистичная злость из-за того, что тебя обвели вокруг пальца? Язва на шкуре твоей гордыни?

Все еще злясь, она сжалась в комок, плотно завернулась в одеяло и уснула. Ну разумеется, она уснула.

И, как уже случалось тысячу раз до этого, начала сновидеть. Во сне ей явились интерьеры.

Её МОГмочки стояли в большой гостиной в стиле Людовика XXII – сплошь светло-коричневое дерево и хромовые завитки и зеркала от пола до потолка на каждой стене. Сквозь большие окна лился свет, белый как снегопад и яркий до рези в глазах. Свет двигался до странности медленно, будто прилипая к чему-то; то, что Диана сначала приняла за танцующие в воздухе пылинки, оказалось фотонами – они были поглощены каким-то загадочным физическим процессом и лениво дрейфовали. Из-за того, что свет двигался так медленно, время исказилось: каким-то образом оно одновременно неслось во весь опор и еле-еле ползло. Это был кошмар, из которого не выбраться. Её охватила тревога. Но МОГмочки улыбались.

– Что происходит? – спросила Диана.

Они ответили так слаженно, что два голоса полностью слились в один.

– Твоя ярость замедлила время, – сказали они.

– Разве она не оправданна? Он не имел права так со мной поступать!

– С тобой?

Она уловила в этом упрёк.

– Нет. Не со мной. С тем убитым – с Лероном. Как он мог такое сделать с человеком? Даже с тем, кто из Сампа. Даже, – она продолжала, чувствуя, как ярость постепенно утихает, – с таким плохим человеком. Это неправильно. Человек – это человек. Человек – не игрушка.

– Для нас все люди, что внизу, равнозначны ресурсам, любовь моя, и с этим ничего не поделаешь, – сказали две её МОГмочки, словно одна. – Вот что значит обладать властью. Ты должна сделать выбор: отказаться от власти навсегда или принять её и использовать людей ради их собственного блага.

Она окинула взглядом стены. Зеркала. МОГмочки, разумеется, в них отражались, но её собственного отражения не было. Она пригляделась, пытаясь понять, связано ли это с углом обзора или в этом сне ей выпала участь невидимки.

– Если мы обладаем властью, – нараспев продолжали МОГмочки, – мы можем сделать мир лучше, но сам факт обладания делает нас нечистыми. Если мы лишены власти, то будем чисты, но ничего не сможем изменить.

Их звучавшие в унисон голоса обладали странной глубиной и резонансом.

– Это ложная дилемма, – сказала она.

– Именно! Вот этому он и пытался тебя научить. Вот это и есть твой подарок на день рождения.

Диана шагнула вперёд. Что-то внутри неё ухнуло вниз, и она запоздало поняла, что в этом ярко освещённом холле нет зеркал. Каждое зеркало на самом деле было широким дверным проёмом, а фигуры, которые она приняла за отражения, – МОГмочками, воспроизведёнными десятикратно. За каждой дверью находилась новая комната, и МОГмочки были в каждой из них, а за ними – новые двери и новые копии МОГмочек. Её осенило, что у этой последовательности комнат нет конца. В Сампе жили триллионы людей, но её собственные родители были неисчислимы.

И с этой мыслью Диана проснулась.

Она села в постели, плотнее завернулась в одеяло. Можно ли создать что-то примитивнее одеяла? Свет странным образом изменился: в нём появилась какая-то металлическая белизна. Ей понадобилась минута, чтобы понять: за окном идёт снег.

Снег.

Она вернулась в гостиную. Яго сидел на прежнем месте, а напротив него устроилась Сафо. Она виновато посмотрела на вошедшую Диану, неуклюже встала, кивнула и поспешно удалилась. Диана подошла и села в кресло, которое занимала недавно. Оно ещё хранило тепло.

– Почему у неё такой вид, словно она в чём-то виновата?

– Она нас подслушивала, – тихим голосом сказал Яго. – И захотела знать, что происходит. Думаю, она этого заслуживает – она в особенности. Я сообщил, что её вины в смерти Лерона нет. Хотя она нанесла удар, подстроил всё я. И еще я сказал, что знал о том, как её насиловали, и что использовал её ради достижения справедливости.

Диана обдумала услышанное.

– Она тебе поверила?

– А с чего бы ей не верить? Она даже расплакалась. Ей удалось в какой-то степени примириться с собственной совестью.

– Яго, – сказала Диана, – прости. Мне не стоило выходить из себя.

Его глаза раскрылись чуть шире. Потом он произнес:

– Спасибо.

– Ты удивлён?

– Скажем так, – ответил он, – ты достигла этой точки раньше, чем я рассчитывал.

Она пропустила это мимо ушей.

– Дело не в подарке как таковом, верно? – спросила она, – Ну хотя все-таки в нем. Просто это мой шестнадцатый день рождения. Всё дело в наступлении зрелости. Так?

Яго, как обычно, не дал ей прямого ответа:

– Конечно, есть что-то неприятное в мысли о том, что человеческие существа, которые дышат, чувствуют и надеются, как и мы, представляют собой лишь ресурс, который мы используем. Это по-настоящему ужасно. Но альтернатива только одна: жизнь отшельника. А ставки слишком высоки для подобного.

Она решила, что это значит «да».

– Итак, – сказала она, – вот что я поняла. Твоим подарком на мой день рождения была всамделишная детективная загадка. Ты хотел, чтобы я её разгадала.

– Безусловно.

– Но на самом деле подарок заключался в другом, так? Ты хотел, чтобы я разгадала загадку, а потом – раскрыла то, что пряталось за ней. Чтобы я поняла, что за всем этим стоишь ты.

Он посмотрел на неё. Медленно кивнул.

– Ты хотел, – продолжила она, – чтобы я разозлилась. Чтобы почувствовала себя использованной и пришла в ярость при мысли о том, как именно распорядились человеческой жизнью в этой игре. Ты хотел, чтобы я это почувствовала, оказалась лицом к лицу с этой стороной власти. С тем, что управлять – значит обращаться с людьми таким образом.

– Дело в том, – повторил Яго, – что ставки очень высоки.

– Речь идёт о свержении Улановых?

– Ха! – Его смех застал её врасплох. – Нет-нет. Это всё политика силы – впрочем, свергнуть тиранию крайне желательно, и я надеюсь, что у нас получится. Твои МОГродители тоже на это надеются. Но такова старейшая валюта в человеческих отношениях. Я о политике силы. Можно с ней, можно без неё, а homo sapiens живёт как жил. Нет, я имел в виду нечто более важное.

– Что? – спросила Диана.

Яго смотрел в окно, за которым падал снег. Каждая снежинка была меньше ногтя на мизинце, и тоньше, и куда уязвимее. Но их было много, очень много. Мир снаружи становился белым. И ведь было лето!

– Давай поговорим об этом, – сказал он.