Из трудно-добывательного
В общем, после всего былого в магазины теперь заглядывали больше по промтоварным делам.
В надежде прикупить на быстро обесценивающиеся рублики хоть что-то.
Иногда просто так «чтоб было», а иногда для возможного бартерного обмена.
Продукты стали же добывать старым способом – руками и лопатой.
Заводилось свое домашнее хозяйство.
Облагораживались сады и огороды, уничтожая на всем частнособственническом свободном пространстве газоны.
Брались дополнительные сотки.
В школах традиционно весной и осенью у детей появлялись незапланированные недельные каникулы.
Посадка и уборка картошки-капусты-свеклы-моркови… – это святое.
Весной на страду выходили все, начиная с бабок-дедок и заканчивая первоклашками, бывшими на подхвате.
Мамин папа тоже поучаствовал в картошечно-посадочном движении и даже успел отметиться в местном сельхозсообществе.
Сажать под лопату ему было не так интересно, инженерная мысля так и бурлила в голове, а рукам так и хотелось чего-нибудь такое этакое отчебучить.
Через год на посадочно-полевые работы было предоставлено нововведение – плужок.
Да-да, тот же плуг, только в несколько раз меньше.
И посадка картошки оказалась поставлена на конвейерную систему.
На уже вспаханном и прополотом участке делалась граблями разметка с длинными неглубокими бороздами.
Мамину сестрицу старшую (ввиду ее щуплости) запускали вперед на борозды раскладывать картофель недалеко друг от друга.
Основные закопщики посадочного материала становились строго между этими бороздками, которые делались чуть ли не под линейку, выверяя точно определенное расстояние.
Мамин папа, исполняя роль лошади, впрягался спереди и тащил плужок.
А Мама сзади (разве что только не тпрукала) держала сельскохозяйственное домашнее изобретение за ручки и контролировала, чтобы норовистый инвентарь шел ровно, без заячьих зигзагов.
Картошка послушно погребалась под пластами земли от плужка, сил на это тратилось намного меньше (а значит, крепатура в перетруженных мышцах не заставляла вспоминать весь анатомический атлас человеческого тела, пытаясь сообразить, какая из хорошо прорисованной мышечной массы часть у тебя сейчас болит), и первый этап полевых работ в Маминой семье укорачивался буквально в два раза.
Соседи, поглядев на такое дело, тоже решили не отставать, толкая технический прогресс в одной отдельно взятой точке земного шара, и опыт перенять.
Так что уже через год на половине соседних участков картофель «хоронили» таким же способом.
Это было время, когда Мама впервые поняла, что лето – это не так уж и весело.
Вернее, ее «детское лето» закончилось.
А обновленное, огородно-календарное «лето» начиналось с ранней весны, когда надо было все перекопать, сорняки убрать, деревья побелить…
В общем, унывать не приходилось, так же как меланхольничать и депрессировать.
Передышка между посадкой и сбором тоже была небольшой.
Опять же святое дело, в пополам согнувшись, бродить между проклюнувшимися картофельными кустами и собирать колорадских жуков в баночку, и так до скончания веков…
Ну, или пока клубни не созреют.
В такие моменты Мама чаще чувствовала себя рыцарем в крестовом походе для борьбы с сарацинами.
Почему-то тогда в мыслях у Мамы сарацины прочно ассоциировались с саранчой, а колорады от этой братии по напористости, многочисленности и наглости тоже недалеко ушли.
Ассоциации с рыцарством усугубляло еще и то, что в углу у дороги, на поле с картофельными участками, средневековым донжоном торчал, сколоченный по всем правилам оборонительных сооружений, шалаш.
Сие сооружение хоть и не имело продолжения в виде крепостной стены, все же выполняло некоторые оборонительные функции.
Каждое огородное лето в ней круглосуточно дежурили рыцари-соседи по огородам, которые должны были бдительно следить за целостностью и сохранностью содержимого, засаженных продовольственным добром частных «плантаций», гоняя ежечасно незадачливых воришек.
Пережить консервацию первых плодов выращенного и собранного – было почти как семь кругов ада пройти – бесконечно, жарко и убийственно монотонно.
Потом наступало недельное затишье, когда все переводили дух и кидались на последнюю добытчицкую амбразуру с новыми силами.
Осенью же за плужком не побегаешь.
Лопата, мешок – и Мамино семейство опять один на один с картошкой.
Периодически можно было остановиться и поглядеть, насколько далеко в деле сбора урожая ушли соседи.
Дальше чувства колебались от результатов лицезрения – досада от того, что сосед слева уже почти закончил (ну да, у них же сыновья, как два бугая!).
Или радость «им до нас еще шлепать и шлепать!» при взгляде на огород соседа справа.
Время прошло, посадочно-огородный ужас ушел из Маминой жизни, но…
Воспоминания – как ни странно, чаще всего, даже теплые – остались.
