Из папиросного
Вот c вами кто дома на каникулах оставался?
Бабушка?
Ну-у-у, так не интересно-о-о-о.
С малолетней Мамой, к примеру, каждый раз на каникулах тусил дедушка.
Дед каждое утро вставал пораньше.
Шел с авоськой с магазин.
И покупал там две вещи – свежий батон и пачку папирос «Беломорканал» (по звучанию почти, как «Кэмел», да?).
Приходил домой, ждал, пока все разъедутся, а самая младшая внучка еще не проснется, и священнодействовал.
Заваривал ведерную кружку кофе, добавлял туда молока и сахара побольше, а потом намазывал немалым слоем сливочное масло на свежие ломти батона.
Всю эту свою «радость и сладость» ставил на стол на веранде рядом с открытым окном и… блаженствовал.
Видимо, довоенные и послевоенные годы, не насыщенные подобными маленькими радостями, давали о себе знать – Дед заслуженно добирал недополученное ранее.
Мама обычно просыпалась к третьему бутерброду и успевала объесть на последний бутерброд Деда.
Деда не жадничал, а посыпал Маме поверх масла еще немножечко сахара.
Оно все, конечно, жутко не здоровое и всячески вредное, но…
Деда знал, как найти путь к Маминому сердцу, а еще хотел, чтобы Мамино детство совсем не напоминало его.
Уже потом, после полноценного завтрака из каши и фруктов (да-да, у Мамы был второй завтрак – Деда пекся, чтобы исхудавший за школьный период ребенок успел восстановить силы), Мама отправлялась в сад гулять, а оставленный на хозяйстве Деда принимался за обед.
У Маминого Деда отбивные всегда выходили размером с лапоть, не меньше.
И борщ получался наваристее и вкуснее, чем у бабушки,
А уж макароны по-флотски…
В общем, Мама активно кормилась, но… не поправлялась.
Добивалась этого собственной, совсем не толстой тушки, таки своей энергичной непоседливостью.
В один из таких утренних променадов к магазину и обратно Мамин Деда попал под дождь.
Дождь был теплый, летний и совершенно недолгий, так что батон вполне удалось спасти, а вот папиросы…
Папиросы Деда разложил просыхать под солнечные яркие лучики на всех подоконниках в открытых окнах дома.
Утренняя процедура «третий-бутерброд-каша-гуляние» прошла в обычном режиме.
Деда остался на кухне готовить очередной обеденный шедевр.
А Мама прогуливалась по периметру дома.
На втором круге (сойти с бетонной дорожки в садовую грязь после дождя, Маму совсем не привлекало) Мама заметила чудные папироски (и не надо так ржать, в Мамином детстве было только одно значение данного вида табачных изделий), зачем-то положенные на подоконники.
А значит, априори (в Мамином тогдашнем понимании) совсем никому не нужные.
Смотавшись к себе домой и притащив свою красненькую лаковую сумочку, присланною теткой из ГДР, сгребла бело-серые бумажные палочки и… начала играть.
Фильмов о сороковых годах и курящих, заломанные по-особому папиросы теток Мама видела тогда в большом количестве.
Как правильно заламывать, Мама еще на дедовой ежедневной демонстрации научилась, потому с первой попытки теоретические знания быстро перешли в категорию практические.
И началась Игра.
Мама ходила вокруг дома.
Доставала папироску из лаковой «прелести», заламывала, делала вид, что курит, выставляя манерно мизинчик, разговаривала с кем-то воображаемым и… через несколько шагов выбрасывала якобы докуренную папироску на бетонную дорожку.
Папироски в «прелести» закончиться не успели – захотевший покурить Дед обнаружил пропажу раньше.
Маме потом пришлось сначала долго ходить и собирать все свои «докуренные» дедовы беломорины, потом с Дедом же их сортировать на «нормально, пойдет» и «в следующий раз, по губам надаю».
В общем, Деда, как истинный мужчина, не мог сильно и долго злиться на Маму, и папиросная эпопея ей практически сошла с рук.
Но его искреннее огорчение и тихое бурчание намного больше подействовали на Маму, чем если бы это были бы бабушкины вопли.
Маме было стыдно за то, что лишила непритязательного и любимого Деда одной из немногих, личных радостей жизни.
Все же, как ни крути, Деда был первым мужчиной, что безоговорочно покорил Мамино сердце… отбивными-лаптями.
