Из вредно-вспоминательного
Мама из собственного «счастливого и босоногого» вынесла очень хороший урок – никогда не рассказывать при своих малолетних детях о собственных проделках, ибо чревато.
Урок Мама этот сотворила себе сама.
И только по прошествии лет поняла, насколько он, урок, оказался для нее бесценный.
Тем летом девятилетняя Мама переходила в четвертый класс.
Почти взрослая дама, закончившая начальную школу.
Одно огорчало ее тогда – волосы.
Они, волосы, были слишком густые, слишком не послушные и слишком длинные…
В общем, все «слишком».
А еще Мамина мама не разрешала подстричься.
Ну, ни на вот столечки… даже челку не разрешала обрезать.
Для тогдашней Мамы это было трагедией.
Ежеутренние мучения по плетению кос перед походом в школу были той еще каторгой.
А уж если Мамина мама не успевала сделать это перед работой и за дело бралась Мамина бабушка, то и вообще караул.
Бабушка особо с Мамиными волосами не церемонилась, заплетала их на совесть, так чтобы из кос за целый сумасшедший школьный день и прядки не выбилось.
После такой экзекуции Мама обычно чувствовала себя героиней бородатого анекдота про улыбающуюся девочку.
Догадываетесь, почему она улыбалась?..
Вот, и Мама о том же.
Кожа на ее лице, при помощи волос, бабулей реально так растягивалась, что никакой пластической хирургии не нужно было – все морщинки, даже будущие и несуществующие, уничтожались, как класс.
От того Мама подстричься мечтала еще больше.
Так вот, тем летом Маму на подстригательную авантюру сподвигло две вещи:
Первая – каждый раз, когда летним днем лил дождь, Мамина бабушка доставала старые семейные фотоальбомы и рассказывала разные семейные же истории.
Одна из таких историй была о том, как старшая сестра Маминой мамы, то есть тетя, в выпускном классе перед сдачей экзаменов ночью отрезала себе косу.
Сей героический поступок (а зная свою бабушку, Мама могла сразу сказать, что он таки героический) всегда вызывал у Мамы затаенный восторг.
Про воду, которая точит камень, вы тоже помните?
Да-да, из года в год повторяемая история таки выдолбила у Мамы в голове нужную дырку.
Второй же вещью, толкнувшей Маму на преступление против волос, был старый фильм «Цирк» с Любовью Орловой (просто в те времена до обеда ничего лучшего по телевизору не показывали).
Ее черный парик под короткое каре моды тридцатых голов, с густой челкой и шикарными завитками на щеках был пределом мечтаний у Мамы в то время.
И вот настал ОН, звездный час.
Ночь.
Фонарик и ножницы под подушкой.
Маме осталось малое – дождаться, пока заснет старшая сестра, что лежала на кровати напротив.
Ждать пришлось долго… очень долго.
Когда сестра наконец заснула, Мама и сама уже была готова вырубиться,
Но вспомнив, что во второй раз может и не получиться, начала действовать.
Первую свою ошибку Мама осознала, когда вспомнила, что бабушка рассказывала об отрезанной косе, но никак не о распущенных лохмах, что висят со всех сторон.
«Трудности делают нас сильнее», – подумала Мама, зевая, и отчикала первую же схваченную прядь.
Мама честно пыталась все закончить быстро.
Но, во-первых, ей сильно очень хотелось спать.
Во-вторых, волос было до безобразия много.
Ну и в-третьих стричься при свете фонарика и под одеялом, чтобы не разбудить сестру, было очень трудно.
Достричься до конца Маме тогда так и не удалось, потому она решила отложить сие действо до утра.
Все же каникулы только начались.
Родители должны были умчаться с утра на работу.
Сестрица – на летнюю практику старших классов в школе.
А бабка должна была прийти еще не скоро или вообще не прийти.
Мама же была почти взрослая, помним, да?
В общем, все так и получилось…
Кроме одного «но» – бабушка утром встретила в магазине Мамину подружку и сказала, что отпустит ее погулять.
Мама, к тому времени уже кое-как достригшаяся и зехерившая перед большим зеркалом, пытаясь наслюнявить кончики волос и воссоздать те самые «орловские» завитушки на щеках и лбу, поначалу жутко испугалась стука в дверь и голоса бабушки.
Потом натянув платок на голову и замотавшись по самые брови, тем самым скрыв следы «преступления», поскакала открывать старшей родственнице дверь.
Сначала идея погулять с подружкой ее обрадовала, да.
Ровно до того момента, как не услышала бабулино ультимативное «заплету косы».
Уговоры типа «не надо заплетать – я и так в косынке похожу» не помогали.
Бабуля у Мамы тоже была вполне себе упрямая женщина и требовала предъявить голову.
Спор набирал обороты. Мама уже и не рада была, что согласилась пойти с подружкой погулять – лучше бы дома сидела. Старшая родственница теперь вряд ли отступится, пока не выяснит причину внучкиного упрямства (сугубо семейной черты, стоит сказать)…
В итоге бабуля таки взяла верх.
Вид неровно обчекрыженных косм стал для нее шоком (хорошо хоть сердце, хлопая рукой по груди, не искала).
Идея с косынкой сразу и ей показалась удачной, а Мама после минискандала была отпущена гулять.
Вечерняя встреча с родными прошла… напряженно.
Мамина мама, успевшая уже немного прийти в себя и остыть после бабушкиного звонка ей на работу, на Маму ругалась, но как-то вяленько.
Наверное, тому поспособствовало постоянное присутствие рядом Маминого папы со своим «спокойнее», но Мама была не сильно в этом уверена.
Она все еще не могла поверить, что отделалась легким внушением, вместо многочасовой лекции о потере «девичей красы», и ходила немного пришибленной.
Потом хоть и ворча, но Мамина мама смирилась с ситуацией и потащила Маму в парикмахерскую.
В парикмахерской ровняли… долго ровняли Мамину авангардную шевелюру,
Удивлялись, кто мог так над ребенком поиздеваться, и косились на Мамину маму с некоторой опаской.
Маминой маме тогда уже было все однофигственно – косы до пояса и так были потеряны…
Прошло время…
И вот теперь, когда Мама слышит попытки Папы рассказать их детям, как он в детстве с друзьями делали самопалы и взрывпакеты (нормальное у Папы было детство, нормальное, как у всех тогда – никакого криминала, одна партизано-игрательная мрысь), Мама начинает интенсивно давить Папе на ногу, тем самым давая понять, что его опять не туда занесло,
И представлять, что кто-то из ее детей будет выглядеть, как Папин друг детства с обгоревшими ресницами и бровями, Маме совсем не хочется.
