Нил повесил трубку. Для него это было просто.

На мгновение Джорджи пожалела, что Нил не знал, кто на самом деле ему звонил. Какая Джорджи. Рассказать бы ему все, тогда он не оборвал бы связь с будущим. Когда говоришь по волшебному телефону, понимаешь: это разговор совсем иного свойства.

Проголодавшаяся Джорджи побрела на кухню.

У полуоткрытой входной двери стояла Хизер и с кем-то говорила. Выглянув в окно, Джорджи увидела машину доставщика пиццы. Невзирая на голод, она не решилась подойти к сестре и забрать у нее пиццу. Такое вмешательство могло бы разрушить этот хрупкий подростковый флирт.

Она включила кофеварку, открыла холодильник и вздохнула, не найдя там ничего пригодного для позднего завтрака.

Через несколько минут в кухне появилась улыбающаяся Хизер.

– Где пицца? – спросила Джорджи. – Я жутко хочу есть.

– А я… не заказывала пиццу.

– Но доставщик пиццы был здесь. Я видела его машину.

Хизер обошла ее и тоже принялась изучать содержимое холодильника.

– Привезли… неправильную пиццу.

– Что значит «неправильную»? – удивилась Джорджи. – Пицца бывает свежая или черствая. А «правильной» и «неправильной» пиццы не существует.

– Адресом ошиблись. Что-то напутали. А мы часто заказываем. Отсюда и путаница.

– Хизер, не надо врать про «неправильную» пиццу и ошибки с адресом. Этот парень просто заехал поболтать с тобой. – (Хизер покачала головой и полезла в овощной отсек.) – И сколько времени вы устраиваете подобные свидания?

– Ничего мы не устраиваем.

– Я спрашиваю, давно ли ты начала заказывать пиццу не ради пиццы, а как предлог для этих встреч?

– А давно ли Сет начал работать живым будильником?

Джорджи оттолкнула сестру и захлопнула дверцу холодильника:

– Неуместное сравнение. И вдобавок глупое.

Судя по лицу Хизер, она хотела сказать какую-то дерзость, однако сдержалась. Молча встала, поджав губы и скрестив руки.

Джорджи поняла, что в кухне ей делать нечего.

– Я пошла мыться. Если Нил позвонит, позови меня. – (Хизер стояла как изваяние.) – Я тебя очень прошу.

– Позову, – буркнула Хизер, не поворачивая головы.

Прежде чем отправиться в душ, Джорджи проверила состояние желтого телефона. Гудок был. Регулятор звонка не прикручен. Как будто пока она ходила на кухню, кто-то мог пробраться в ее комнату и напакостить с аппаратом.

Помнится, в старших классах она так боялась пропустить звонок от одного парня, что тащила телефон с собой в ванную. Этот парень ей ни разу не позвонил, что не мешало Джорджи ждать его звонков.

Она стояла под душем, пока хлеставшая из него вода не стала холодной. Тогда она закрыла воду, позаимствовала у матери спортивные штаны и фуфайку с изображением мопса. Оделась и пошла в прачечную.

Когда Джорджи росла, стиральная машина и сушилка стояли возле гаража, под небольшим пластмассовым навесом. Вскоре после водворения у них Кендрика появилась и прачечная пристройка. Кендрик выложил пол метлахской плиткой и сделал стол для сортировки белья. Если в кухне зазвонит проводной телефон, его будет слышно и отсюда.

Открыв дверцу стиральной машины, Джорджи побросала в барабан свои джинсы, футболку и лифчик…

Ее лифчик имел весьма удручающий вид.

Джорджи покупала его, когда Элис еще была их единственным ребенком. За это время изначальный розовый цвет превратился в серовато-бежевый. Одна из проволочных косточек постоянно вылезала из паза и либо торчала возле воротника рубашки, либо впивалась Джорджи в ребра. Напрасно думать, будто это заставило Джорджи купить себе пару новых лифчиков. Когда случался подобный конфуз, она отходила в сторону, возвращала косточку на место и забывала о проблеме до следующего раза.

Джорджи не умела и не любила делать покупки. И больше всего не любила покупать лифчики. Их не закажешь через Интернет – можно промахнуться с размером. И никого не попросишь купить тебе лифчик, потому что эта деталь женского туалета обязательно требовала примерки.

Джорджи ненавидела покупку лифчиков, даже когда ее грудь еще была молодой и красивой. Если бы она могла позвонить себе самой в прошлое, она бы наговорила комплиментов той, молодой и привлекательной Джорджи. И непременно предупредила бы, что в будущем покупка лифчиков станет пыткой, поскольку фигура потеряет былую симметрию.

Она закрыла крышку, выбрала программу мягкой стирки и включила машину, а сама села на пол, привалившись к сушилке. Сушилка негромко гудела, распространяя приятное тепло. Джорджи почувствовала себя обезьянкой-резусом, прильнувшей к тряпичной мамаше.

События должны были бы развиваться совсем не так.

Вчера – точнее, сегодня ночью, – когда она засыпала, все было хорошо. Просто замечательно. Возможно, лучше, чем когда-либо…

Когда она звонила Нилу в прошлое, они легче находили общий язык, чем в их реальном прошлом и реальном настоящем. Быть может, для лучшего взаимопонимания им требовалась разница в возрасте? Зрелая Джорджи и юный, еще не успевший устать от жизни Нил? Очень жаль, что в реальности такой вариант их отношений невозможен.

Долго ли еще будут длиться их звонки по волшебному телефону?

На дворе было 23 декабря.

Джорджи знала, что́ тогда произошло в реальном прошлом. Нил приехал к ней домой в рождественское утро 1998 года и прямо на крыльце сделал ей предложение. Значит, Нил, с которым она говорила по волшебному телефону, завтра утром должен выехать из Омахи и отправиться в Лос-Анджелес, чтобы не опоздать с предложением.

Выедет ли?.. Захочет ли просить ее руки? Или час назад она (не без помощи Сета) все испортила?

Возможно, она все испортила еще раньше, когда в первый раз позвонила Нилу по желтому телефону.

Джорджи вспомнила свой вчерашний разговор с Нилом. Получалось, она все время пыталась отговорить его от любви к ней, спасти его от себя, как будто мост в прошлое для этого и возник. А вдруг ей это удалось и ему больше не нужны ее звонки?

Ее лихорадочные, безнадежные мысли неслись по кругу. За этим ее застала Хизер, войдя в прачечную с жестяной банкой, которую держала через тряпку. Знаменитые супы фирмы «Кемпбелл». Ни единой лишней секунды на приготовление: разогрел в микроволновке, открыл банку и пей прямо из нее. Судя по картинке, это был куриный суп.

– А дома ты готовишь себе завтрак? – спросила Хизер. – Или этим занимается Нил?

– Иногда я заказываю еду.

– И девочек заказанной едой кормишь?

– Девочек кормит Нил.

– А если его не бывает дома?

– Тогда мы едим йогурт. Или пьем.

Суп был своеобразной трубкой мира от Хизер. Джорджи поблагодарила сестру, взяла банку и осторожно потянула за металлический язычок. Хизер села рядом. Вид у нее был настороженный.

– Я ведь чувствую: что-то происходит. Могла бы мне рассказать. Я не пойду трепать языком по всему дому. Ты спишь с Сетом?

– Нет, – ответила Джорджи, глотая обжигающий суп.

– Может, у тебя появился приятель, которого тоже зовут Нил?

– Нет.

– Но ведь что-то странное происходит. Этого ты не можешь отрицать.

– Не могу…

Хизер прислонилась к подрагивающему корпусу стиральной машины:

– Я уже и не помню тебя без Нила.

Джорджи кивнула, сделав еще один осторожный глоток горячего супа:

– А нашу свадьбу ты помнишь? Ты тогда была не такой уж маленькой.

– Наверное, – пожала плечами Хизер. – Но без фотографий ни за что бы не вспомнила.

Сначала думали, что Хизер пойдет перед новобрачными, разбрасывая лепестки роз. Однако никто из подруг Джорджи не смог приехать на торжество, и Хизер оказалась единственной подружкой невесты… если не считать Сета. Сет решил немного «подправить» церемонию, объявив, что у невесты могут быть не только подружки, но и друзья.

Джорджи вообще не собиралась приглашать Сета. Во-первых, свадьбу праздновали в Омахе, а во-вторых, между Сетом и Нилом никогда не было симпатии. Расстояние Сета не смущало. Более того, он провозгласил себя шафером, и Джорджи не хватило решимости спорить…

Сет нарядился в коричневый костюм-тройку, выбрав галстук светло-зеленого цвета. Хизер одели в лавандовое платье из шантунга и зеленый кардиган. Сет вел ее по проходу.

Помнится, Сет настоял, чтобы Джорджи взяла младшую сестру с собой на девичник. Нила там, естественно, не было, только сторона невесты. Сет нашел итальянский ресторанчик недалеко от дома Нила. Они ели спагетти с приторно-сладким томатным соусом. Сет говорил без умолку, рассказывая о ситкоме, над которым он сейчас работает и куда он обязательно пригласит Джорджи. Джорджи тогда выпила лишнего, а Хизер уснула прямо за столом.

– Хорошо, что есть кому вести машину, – говорил Сет, имея в виду себя.

Свадьба состоялась на следующий день. Фотография запечатлела этот момент: Сет, в качестве свидетеля подписывающий брачное свидетельство. Хизер встала на цыпочки, чтобы лучше видеть. Джорджи в белом платье. Улыбающийся Нил.

– Ты была очаровательным ребенком, – сказала Джорджи. – Наверное, ты думала, что это твоя свадьба. Нил с тобой танцевал, а ты все время краснела.

– Я это помню… тоже по снимкам. Я тогда была похожа на Нуми. Или она похожа на меня в детстве.

Церковного венчания у них не было. Пышного торжества – тоже. Все происходило на заднем дворе родительского дома Нила. Обильно цвела сирень. Мать Джорджи наломала веток и составила букет, который и несла Джорджи.

Все у них было скромно. Они с Нилом только-только закончили учебу. Работа над ситкомами началась у нее после «медового месяца» – пяти дней в глуши штата Небраска, в домике кого-то из родни Нила, на берегу мутной реки. Пять лучших дней.

Они пытались сами оплатить все расходы по свадьбе. Мать Джорджи и Кендрик с трудом наскребли на перелет туда и обратно. Обращаться за финансовой помощью к родителям Нила Джорджи категорически не хотела.

Устроить свадьбу в Омахе было ее идеей. Она знала: Нилу это понравится. У нее в памяти была еще слишком свежа их прошлогодняя ссора, едва не закончившаяся разрывом. Свадьба в Омахе – кусочек счастья для Нила. Счастливые воспоминания. Джорджи очень хотелось подарить ему счастливые воспоминания. Ей казалось: нет ничего лучше, чем отпраздновать столь значимый день там, где все ему близко и знакомо.

Родители Нила все-таки помогли молодым. Они заказали свадебный торт. Тетки Нила приготовили сэндвичи и другое угощение. Приглашенный пастор благословил их, объявив мужем и женой. После церемонии отец Нила вытащил во двор свой музыкальный центр и взял на себя роль диджея.

Единственной песней, которую обязательно хотела услышать Джорджи, была «Leather and Lace».

Памятная песня, вошедшая в их жизнь случайно, на уровне шутки.

В самом начале их свиданий, в ресторане, где они сидели, исполняли «Leather and Lace». Джорджи в шутку сказала Нилу, что это «их» песня. Потом они безуспешно пытались выбрать еще более смешную «их» песню. Нил предлагал «Gypsies, Tramps & Thieves», а Джорджи – тему из сериала «Такси».

Потом «Leather and Lace» звучала по радио в знаменательные моменты их отношений…

Один раз, когда Нил подвез Джорджи домой и они целовались в машине.

Другой раз во время их путешествия в Сан-Франциско.

Третий раз был еще знаменательнее. Джорджи думала, что она беременна. Они зашли в аптеку сети «Уолгрин» купить тест на беременность.

Джорджи помнила тот день. Они стояли в очереди к кассе. Нил обнимал ее за плечи. Она помахивала пакетиком теста, как упаковкой жевательной резинки. А в пространстве аптеки разливался голос Стиви Никс, убеждавшей, что отныне она сама определяет свою жизнь и будет очень сильной. Вот так «Leather and Lace» стала по-настоящему их песней.

Слушая ее на заднем дворе родительского дома, Джорджи застыла.

Может, она тогда поняла, что выходит замуж?

Или тогда она лишь поняла, что завоевала парня, который будет совершенно искренне, лоб ко лбу, танцевать с ней под «Leather and Lace»? («Stay with me, stay-ay»).

После этой песни Нил танцевал со своей матерью под «Moon River» (пел Энди Уильямс). Джорджи танцевала с Сетом, а Нил – с Хизер под «Both Sides Now» (пела Джуди Коллинз).

Первым свадьбу покинул Сет, едва проглотив кусочек торта, – торопился в аэропорт. Потом стали расходиться другие гости. Кто-то ушел в дом, чтобы не мешать молодым. А они, включив станцию, передававшую старую музыку, танцевали и танцевали.

До этого дня они никогда не танцевали. И после – тоже. По правде говоря, они и тогда нельзя сказать чтобы танцевали… Одной рукой Нил держал молодую жену за талию, другой – за шею. Джорджи положила ему ладони на грудь. Они раскачивались под музыку.

Конечно, это не было танцем. Они просто продлевали ощущение свадьбы. Запечатлевали у себя в памяти этот момент. Мы теперь женаты. Мы поженились.

Когда тебе двадцать три, ты еще многого не знаешь.

Ты не знаешь, каково это: когда другой человек вползает в твою жизнь и остается там. Ты не знаешь, сколько нитей свяжет тебя с этим человеком и как это будет ощущаться. Ты и думать не хочешь, что у вас с ним может встать вопрос о разводе. Разводиться через пять лет совместной жизни, через десять, через пятнадцать – это вызывает совершенно разные ощущения. Сейчас развод представлялся Джорджи чем-то вроде операционной, где они с Нилом лежат на операционных столах, каждый на своем, а команда врачей разъединяет их сосуды, успевшие стать одной системой.

В свои двадцать три Джорджи этого не знала.

Тогда, на заднем дворе, происходящее казалось ей величайшим днем ее жизни. Сейчас она так не думала. Тот день уже не казался ей судьбоносным днем, изменившим в ней все… вплоть до клеточного уровня. До ее ДНК.

Тот день. Тот вечер на заднем дворе…

Джорджи делала вид, что танцует. Она держалась за рубашку Нила. Они терлись носами.

– Ты моя жена, – сказал Нил.

Они оба засмеялись. Джорджи попыталась поймать зубами ямочки на его щеках, как будто это помогло бы ей их сохранить.

– Твоя, – сказала она.

Возможно, тогда ей что-то приоткрылось. Или пришло понимание: отныне все дальнейшие события в ее жизни будут неразрывно связаны с этим днем и с этим решением.

Нил был в синем костюме. До парикмахерской он добрался лишь накануне свадьбы, и там его подстригли слишком коротко.

– Твоя, – повторила Джорджи.

– Моя, – сказал Ник, стискивая ей затылок.

Сушилка отключилась.

– Я еще ни разу не влюблялась, – сказала Хизер. – Наверное, я какая-то бесчувственная.

Джорджи отставила пустую банку, потом сдвинула очки, протирая вечно усталые глаза.

– Откуда ты это знаешь?

– Я до сих пор ни в кого не влюбилась.

– Может, ты недостаточно часто заказываешь пиццу?

– Джорджи, я серьезно.

– А если серьезно, тебе всего восемнадцать. У тебя впереди предостаточно времени, чтобы влюбиться.

– Мама говорит, что в моем возрасте она уже трижды влюблялась.

– Видишь ли, наша мама по натуре влюбчивая. Наверное, у нее что-то с иммунной системой. Или с гормональной.

Хизер играла с завязками своей фуфайки.

– Я даже еще ни с кем не встречалась.

– А ты пробовала?

– Не хочу пробовать, – поморщилась младшая сестра.

– Пойдешь в колледж, там на тебя быстро обратят внимание.

– У тебя свидания начались еще в школе, – отстаивала свою точку зрения Хизер. – Скажи, а до Нила ты в кого-нибудь влюблялась?

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что мне надо с кем-то поговорить. Мама не тот человек.

– Поговори с подругами.

– Они такие же… незнайки, как я. Так ты до Нила влюблялась в кого-нибудь?

Джорджи задумалась. Был парень в одиннадцатом классе. Ей тогда вдруг показалось, что он для нее больше чем парень из соседнего класса. Через несколько дней это прошло. А потом был Сет, в которого она наверняка влюбилась бы, если бы не табуны его девиц.

– Знаешь, раза два или три мне казалось, что я влюбляюсь.

– Но с Нилом все было не так?

– С Нилом все было не так.

– А как ты узнала, что он твоя любовь?

– Я и не знала. Пожалуй, мы оба не знали.

– Постой! Нил знал. Он же сделал тебе предложение.

– Предложение – еще не все, – сказала Джорджи. – Ты встречаешь человека, влюбляешься в него и надеешься, что он и есть тот, с кем ты можешь вместе идти по жизни. Но как проверишь? В какой-то момент нужно принять решение и надеяться, что оно правильное.

– Ты очень странно говоришь о любви, – нахмурилась Хизер. – Может, у тебя все идет не так, как надо.

– Да, у меня все идет не так, как надо, – согласилась Джорджи. – Но мое отношение к любви не исключение. Многие люди того же мнения. Просто они об этом не говорят.

– Это что же получается, многие люди не знают наверняка? Они только надеются? Надеются, что их надежды окажутся реальными?

– «Реальные» – не совсем правильное слово. – Джорджи повернулась к сестре. – Это похоже… похоже на перебрасывание мяча. Вы надеетесь, что сумеете удержать мяч в воздухе и он не упадет. Это никак не связано с тем, любите вы друг друга или нет. Если бы не любили, то не стали бы и играть в эту дурацкую игру. Но раз вы любите друг друга, вы надеетесь, что сумеете удержать мяч в игре.

– Мяч – это метафора. Что она обозначает?

– Не знаю, – пожала плечами Джорджи. – Отношения. Брак.

– У тебя жуткая депрессия, – заключила Хизер.

– А тебя угораздило говорить о браке с женщиной, которую бросил муж.

– Он тебя не бросил, – возразила Хизер. – Просто поехал свою маму проведать.

Джорджи крутила в руках пустую банку из-под супа.

– Я жду, что ты скажешь… все это не напрасно… – заявила Хизер.

– Бессмысленных слов и так достаточно.

Они обе замолчали. В прачечную, еле держась на ступеньках, спустилась беременная мопсиха. Просто чудо, что она не скатилась кубарем. Джорджи вздрогнула и отвернулась. Мопсиха подбежала к ней и сердито затявкала.

– Понимаю. – Джорджи повернулась к собаке спиной. – Я тоже тебя не люблю.

– Она не на тебя лает, а на твою фуфайку, – подсказала Хизер.

Джорджи присмотрелась. Хизер была права. Мопсихе не нравилось, что фуфайку ее хозяйки надел кто-то другой.

– Она считает, что ты покушаешься на ее территорию, – пояснила Хизер. – Подвинься, пусть она залезет в сушилку.

– Я хоть и не питаю симпатии к мопсам, но у меня в мыслях не было ее поджарить, – сказала Хизер.

– Ей там нравится. – Хизер отодвинула Джорджи и открыла дверцу сушилки. – Там тепло.

Хизер подхватила мопсиху и положила на груду белья.

– А если там слишком жарко?

– Тогда она выскочит. Это смышленая порода.

– Все равно это опасно, – сказала Джорджи. – Вдруг ты забудешь и включишь сушилку?

– Мы всегда проверяем, прежде чем включить.

– Мне бы и в голову не пришло проверять.

– Теперь ты знаешь особенность мамочкиных мопсов… Смотри, ей там нравится.

Джорджи заглянула в сушилку. Мопсиха блаженствовала на груде белья. «Как хорошо, что мое белье еще стирается», – подумала Джорджи. Она посмотрела на мопсиху, потом на Хизер:

– Напомни, чтобы я больше не просила тебя посидеть с девочками.

Лифчик Джорджи не выдержал пребывания в стиральной машине. У матери была довольно старая модель. Косточка лифчика, выскользнув из паза, застряла в отверстии барабана. Хорошо еще, что это не угробило машину. Джорджи осторожно вытащила деформированную проволоку.

Еще и полутора часов не прошло с момента, когда Нил повесил трубку. Наверное, сейчас он едет в Айову навещать двоюродную бабушку. Джорджи чувствовала, что больше не может тупо сидеть и ждать. Надо ехать на работу… Нет, не сегодня. Ей не хотелось видеть Сета.

Интересно, можно будет надеть лифчик только с одной косточкой? Ответ на этот вопрос Джорджи отложила до высыхания лифчика. Выгнав из сушилки мопсиху, она затолкала туда выстиранные вещи и пошла в дом.

Хизер сидела на диване и забавлялась своим мобильником.

– Хочешь съездить в торговый центр? – спросила Джорджи.

– За день до Рождества? – оживилась Хизер. – Кто же не хочет!

– Тогда одевайся и поехали.

Хизер подозрительно сощурилась:

– А ты туда без лифчика поедешь?

– Я туда поеду покупать новый. Или сразу несколько.

– А почему ты не хочешь съездить домой и взять свои вещи?

Джорджи представила пустой и неуютный дом. Если она туда поедет, ей опять начнет казаться, что Нил ее бросил.

– Мне нужно успеть вернуться еще до звонка Нила.

– Так возьми с собой мобильник, и все дела.

– Он позвонит сюда… Ты едешь?

– Не-а, – мотнула головой Хизер. – Я останусь дома. Должен же кто-то здесь быть, когда Нил позвонит.

Она сделала особый упор на имени, заключив его в невидимые кавычки.

Сестры хмуро смотрели друг на друга.

– Поехали со мной, – сказала Джорджи. – Я тебе кое-что куплю.

– Что?

– Мы могли бы заглянуть в магазин «Эппл».

Хизер, как маленькая, спрыгнула с дивана, но тут же остановилась:

– Не пытайся меня подкупить. Я не буду хранить твои грязные секреты.

– Нет у меня никаких грязных секретов.

Мобильник Джорджи оставался включенным в гнездо прикуривателя и ожил сразу, как она завела мотор. Семь пропущенных звонков и четыре голосовых сообщения от Сета, а также два пропущенных звонка и одно голосовое сообщение с мобильника Нила. Не успев выехать на улицу, Джорджи затормозила и включила воспроизведение. Она затаила дыхание, ожидая, когда из динамика послышится голос Нила. Не двадцатидвухлетнего парня, а ее мужа, отца ее дочерей.

– Мам, привет! – зазвенел голос Элис. – Бабушка спрашивает, можно ли нам смотреть пятую серию «Звездных войн». Я сказала, что можно, но она говорит, там много разных жестокостей. А папа поехал на кладбище навестить дедушку. Телефон он не взял, поэтому мы не можем спросить у него разрешения. Я сказала бабушке, что, когда Люк будет отрезать Дарту Вейдеру голову, мы просто закроем глаза. Но она нам не верит. Позвони нам и скажи, что можно. Я люблю тебя. Пока.

Элис чмокнула мобильник, и запись выключилась.

Джорджи бросила свой на приборную доску и стала выворачивать на улицу.

– Ты как себя чувствуешь? – спросила Хизер.

– Прекрасно, – ответила Джорджи, сдвигая очки и вытирая один глаз.

– Ты ведешь машину как последний придурок.

– Не выдумывай. Я всегда так езжу.