Глава
42
Ричер присел на корочки возле парня со второй базы. Чан встала рядом на колени. Он был без сознания и лежал на спине, разбросав руки и ноги в стороны. Возможно, находился в глубоком шоке или коме. Или все вместе. Его шея была в жутком виде. Половина отсутствовала. От него пахло грязной одеждой, по́том и железным запахом крови. И еще смертью.
Однако Ричер уловил слабое дыхание и нащупал нитевидный пульс.
– Как такое вообще возможно? – прошептал он. – Из него вырвало кусок плоти величиной с бифштекс.
– Очевидно, этот кусок оказался не жизненно важным, – прошептала в ответ Чан.
– Что будем сделать?
– Не знаю. Мы не можем вызывать «Скорую помощь». Они приведут с собой полицейских. Они всегда так поступают, когда имеют дело с жертвами огнестрельных ранений. И мы не получим временно́й форы. С другой стороны, парень выглядит паршиво. Ему необходим хирург-травматолог – и как можно скорее.
– Эван – врач.
– Но какой? Он бросит на него один взгляд и позвонит в «Скорую помощь». Сразу. А потом будет вынужден вызвать полицейских. Сразу. Он и так сильно сомневается относительно задержки в тридцать минут.
– Мы можем просто уйти и оставить его здесь. Никто не узнает.
– Слишком опасно для Эвана. В теории. Этот парень может прожить тридцать минут. И тогда все будет выглядеть иначе. Эван превратится во врача, который сидел в своей спальне, пока другой человек умирал.
Ричер приложил кончики пальцев к верхней части шеи парня, над раной, с двух сторон, за ушами, рядом с челюстью.
– Что ты делаешь? – спросила Чан.
– Перекрываю артерии, питающие мозг.
– Ты не можешь так поступить.
– То есть в первый раз убить его было нормально, а во второй – нет?
– Это неправильно.
– Но было правильно в первый раз, когда он хотел изнасиловать тебя под дулом пистолета. Он изменился? Он вдруг стал святым мучеником, и нам нужно немедленно доставить его в больницу? И в какой момент это случилось?
– Сколько потребуется времени?
– Мало. Он и так в тяжелом состоянии.
– Это совсем неправильно.
– Мы оказываем ему услугу. Как лошади со сломанной ногой. Никто не сумеет зашить ему шею.
Зазвонил телефон Чан.
Громко, пронзительно. Она вытащила его, отвернулась в сторону, ответила на звонок, выслушала и прошептала несколько слов в ответ. Потом отключила связь.
– Кто это был?
– Уэствуд только что приземлился в Скай-Харбор.
– Приятно слышать.
– Я обещала ему перезвонить.
– Так будет лучше всего.
– Они слышали звонок. Теперь они знают, что мы все еще здесь.
– Они подумают, что телефон звонил в кармане одного из громил. Они не станут ничего предпринимать.
– Этот тип мертв?
– Почти. Он мирно уйдет из жизни. Как если бы заснул.
Ричер еще раз проверил пульс и не нашел его.
– Пошли, – сказал он.
* * *
Они оставили машину в сотне ярдов от дома, у тротуара, на самом близком свободном месте, которое им удалось найти, когда они приехали. Потом начался отлив, парковка опустела, и их машина осталась в одиночестве. Чан села за руль, развернулась, и они поехали обратно тем же путем. В поселке было тихо. Жара заставила всех спрятаться по домам. Воздух мерцал, синим и золотым, словно был жидким.
Оба полосатых красных шлагбаума у будки охранника были подняты и стояли вертикально. Точно толстая птица, подготовленная для духовки. Все широко открыто – можно въезжать и выезжать. Охранника за стеклом они не увидели.
Чан остановила машину.
– Проверь, – попросила она.
Асфальт под ногами Ричера был таким горячим, что хоть жарь на нем яичницу. В шести футах гудели мухи. Стекло в будке было поднято – охранник подался вперед, когда разговаривал с Ричером и Чан. Надеюсь, у вас будет отличный день. Кондиционер работал изо всех сил, стараясь справиться с жарой.
Охранник лежал на полу, рядом со своим стулом. Рубашка с короткими рукавами. Испещренные старческими пятнами руки. Открытые глаза. Он получил одну пулю в грудь, а вторую – в голову. Мухи устроили пиршество – из ран натекло много крови. Синие радужные мухи. Они ползали. Откладывали яйца.
Ричер вернулся к машине.
– Пожилой мужчина, – сказал он. – Но старше уже не станет.
– Мне уже легче – меня преследовала мысль о том, что я помогла совершить убийство.
– А я жалею, что не взял на кухне нож для масла и не отрезал ему голову.
Чан выехала через ворота и сделала несколько случайных поворотов направо и налево. Они не слышали воя сирен. Никакого шума, вокруг тишина и покой. Бесконечное движение по трехполосному шоссе Финикса, подобное медленно текущей реке, уходящей за горизонт.
– Куда теперь? – спросила Чан.
– Давай найдем место, где можно выпить чашку кофе. Кроме того, тебе нужно позвонить.
* * *
Они остановились возле торгового центра в Парадайз-Вэлли и сразу увидели кофейню, зажатую между магазином, торговавшим кожаными ремнями с серебряными пряжками, и магазином столового фарфора с фигурными узорами. Чан заказала охлажденный кофе, Ричер – горячий, и они уселись за липким столиком в задней части кофейни.
– Скажи Уэствуду, чтобы он выбрал отель. В удобном месте и в соответствии с бюджетом. Мы присоединимся к нему через два часа.
– Почему через два часа?
– У твоих коллег есть офис в Финиксе?
– Конечно, в Финиксе полно вышедших в отставку агентов ФБР.
– Нам необходимо знание местных реалий.
– Относительно парней, оставшихся в доме Лейров?
– Относительно их босса. Ведь он был еще и боссом Хэкетта. Поставщик внештатных охранников для самых разных клиентов. Экономика услуг в действии. Судя по голосу, это крупный мужчина. А парень, который вел в доме переговоры, назвал его Толстяком. Ты слышала? Он жаловался, что ему не заплатят больше и что он не сможет заключить новую сделку потом, таковы правила Толстяка. Так что нам необходимо имя. Босс гангстеров из Восточной Европы, живущий в Финиксе и управляющий местными наемниками и такими, как Хэкетт, в других местах. Скорее всего, его можно назвать Толстяком. Естественно, у него за спиной. Его адрес нам тоже пригодится.
– Зачем?
– Я хочу нанести ему визит.
– Зачем?
– Ради Эмили. И сестры Маккенна. И охранника в будке. И еще у меня болит спина и началась мигрень. Нельзя допустить, чтобы некоторые вещи продолжались.
Чан кивнула.
– А некоторые вещи приносят дополнительные выгоды, – сказала она.
– Вот именно.
– Материнский Приют останется без прикрытия. Мы устраним его систему защиты. Отсечем голову. До того, как туда вернемся.
– Твои коллеги обладают такого рода информацией?
– Если б ко мне обратились по такому же поводу в Сиэтле, я сумела бы ответить на многие вопросы.
Мишель достала телефон и позвонила Уэствуду относительно отеля, потом нашла местный номер своих коллег. Запасная спальня, наверное, где-то рядом. В Месе, Глендейле или Сан-Сити. Обставленная стандартными полками и шкафами, с письменным столом и комодом. А еще компьютером, телефоном, факсом и принтером. Вложения в новую карьеру. У нас повсюду есть офисы.
Ричер встал и направился в туалет, где внимательно осмотрел себя в зеркале, чтобы проверить, нет ли на нем крови, своей или чужой, или других следов схватки. Всегда необходима разумная предосторожность. Однажды он арестовал типа, в волосах которого остался зуб его жертвы, прямо по центру, похожий на светло-желтую бусину из магазина на пляже. Потом он очень тщательно, не жалея мыла, вымыл руки, запястья и предплечья. Чтобы избавиться от следов пороха, оставшихся после выстрелов. Еще одна разумная предосторожность. Зачем облегчать работу полиции?
– Он украинец, и зовут его Мерченко, – сказала Чан, когда он вернулся к столу.
– Толстый? – спросил Ричер.
– Говорят, огромный.
– Мы знаем, где он ведет свой бизнес?
– Он владелец частного клуба, расположенного к югу от аэропорта.
– Охрана?
– Мы не знаем.
– Мы можем просто пойти в клуб?
– Нет, нужно быть его членом.
– А если попробовать наняться на работу? Я бы мог быть вышибалой.
– А я кем?
– Тут все зависит от того, какой это клуб.
– Полагаю, мы можем без труда догадаться.
– С эстетической точки зрения меня все вполне устраивает, – сказал Ричер. – Нам нужно взглянуть на это место. Прямо сейчас. Лучше осмотреть его при дневном свете.
* * *
К югу от аэропорта находились не только бесплодные земли, и они выглядели лучше, чем то, мимо чего они проезжали прежде. Клуб Мерченко представлял собой металлическое здание размером со стадион «Янкиз». Только с квадратным основанием. Он заполнял весь квартал, от одного тротуара до другого. Форму выкрашенных в розовый цвет стен смягчали сотни воздушных шаров из фольги, также розовых, в виде сердец и губ. Все они каким-то образом крепились к обшивке. С шарами переплетались мили неоновых труб, казавшихся на солнце серыми, но ночью они наверняка становились розовыми. Розовой была дверь, розовым – пластиковый навес над ней, да и сам клуб назывался «Розовый».
– Нам стоит рискнуть и объехать вокруг квартала? – спросила Чан.
– Еще рано, – ответил Ричер. – Думаю, нам ничего не грозит.
Она свернула налево от клуба и проехала вдоль правой стороны. Такой же огромный размер, тот же розовый цвет. Те же губы и сердечки. «Что-то в этом есть от дружелюбия пьяного», – подумал Ричер.
Потом они увидели, что здание занимает не весь квартал. Задняя часть квартала представляла собой двор для доставки. Вполне разумно. Клуб такого размера нуждается в больших количествах предметов потребления. Как океанский лайнер. И производит огромное количество мусора и отходов, требующих переработки. Значит, сюда должны регулярно подъезжать машины.
Двор был огорожен мощной проволочной сеткой с розовыми экранами, не позволявшими разглядеть, что происходит внутри. Поверх ограды шла армированная колючая лента, перелезть через которую было невозможно. Однако две десятифутовые секции ограды открывались внутрь, чтобы пропускать машины с продуктами, выпивкой и мусором.
Одна из створок была открыта.
– Остановись, – сказал Ричер.
Чан притормозила и аккуратно подала машину назад для лучшего обзора.
– Глазам своим не верю, – сказала она.
За воротами они увидели ряд контейнеров для мусора, далее – свободный пятачок возле кухонной двери с фальшивой зеленой травой, уложенной поверх бетона, символическую ограду из штакетника и белую металлическую садовую скамейку с большим парусиновым зонтиком от солнца. Для поваров и официантов, чтобы те могли спокойно покурить.
На скамейке сидел толстяк.
Он курил толстую сигару и говорил с латиноамериканцем в майке без рукавов и бандане, который стоял рядом чуть ли не по стойке «смирно». Взгляд латиноамериканца был устремлен в какую-то точку, находившуюся за головой толстяка.
Впрочем, слово «толстяк» было явно недостаточным. Мужчина, на которого они смотрели, не был пухлым, или ширококостным, или имел лишний вес, или страдал от ожирения. Он являлся горой. Причем огромной. Более шести футов только поперек. Скамейка под ним казалась крошечной. Он был одет в серый восточный халат, доходивший до щиколоток; из-за громадного живота ему пришлось раздвинуть колени, и он откинулся назад, уместив на скамейке лишь часть необъятного зада – сидеть прямо он не мог.
Его тело не имело традиционных контуров. Это был единый треугольник плоти, с грудями размером с баскетбольный мяч, а еще глыбами и выпуклостями не меньше подушки для двуспальной кровати. Руки покоились на спинке скамейки, с локтей свисали огромные складки жира.
Он был колоссальным, именно такое слово употребил контакт Чан. Голова, по сравнению с туловищем, казалась крошечной. Розовое лицо лоснилось от солнца, маленькие глаза утопали в жире, к тому же он щурился на ярком свету. Кожа на лице так сильно натянулась, слово ему засунули в ухо велосипедный насос и сделали десяток мощных качков. Волосы толстяка были подстрижены так же коротко, как у трех парней, оставшихся в доме сестры Маккенна.
– Возможно, он брат или кузен. Может быть, это семья толстяков.
– Он похож на босса, – сказал Ричер. – Посмотри, как он разговаривает с парнем. Тому явно не по себе.
Так и было. Никаких спектаклей. Никакого крика. Только нескончаемый поток слов и тихий голос, и оттого еще более жесткий и пугающий. Не вызывало сомнений, что парню в бандане явно не по себе. Он стоял совершенно неподвижно и продолжал смотреть в одну точку, дожидаясь, когда босс закончит говорить.
– Мы должны знать наверняка, – сказала Чан. – Может быть, Мерченко наделяет кого-то полномочиями. Может, у него есть подчиненный. Возможно, перед нами его брат или кузен, который занимается персоналом.
– Твой контакт что-нибудь говорил про членов семьи Мерченко? – спросил Ричер.
– Она ничего не сказала.
– Ты можешь проверить?
Чан набрала номер. Ричер продолжал наблюдать за толстяком. Тот никуда не собирался уходить. Во всяком случае, пока. Он продолжал говорить. Мишель задала свой вопрос, выслушала ответ и повесила трубку.
– Мы ничего не знаем о членах его семьи.
– Он выглядит как босс, – повторил Ричер. – Но я не вижу охраны. Никаких парней в темных очках и с проводами в ушах. Один должен обязательно находиться у ворот. Минимум один. Толстяк наверняка является боссом мафии. Однако его прекрасно видно с улицы, он просто сидит здесь. И никто не попытался нас прогнать.
– Возможно, он уверен в своей безопасности, – заметила Чан. – Или просто не сомневается в том, что его люди нас прикончили. Может быть, у него нет других проблем. Может, он хищник высшего порядка в здешних местах, и никто не осмеливается бросить ему вызов.
– Если он – тот, кто нам нужен.
– Мы не можем действовать на основе предположений.
– Жаль, я мог бы разобраться с ним отсюда.
– В самом деле?
– Фигура речи. Только не с пистолетом. Мне нужно находиться ближе, чтобы получилось наверняка.
– То есть попасть во двор?
– Идеальный вариант.
– Возможно, за воротами находятся три охранника.
– Не исключено. Но для этих парней имидж очень важен. Они любят, чтобы их видели за стеной человеческой плоти. Или вообще не видели.
– Значит, весьма вероятно, что это не наш парень.
– Он определенно очень на него похож. Он толстяк и выглядит как человек, который диктует правила.
– Мы должны знать наверняка.
– Мы никогда не будем знать наверняка. Если только я не попрошу его предъявить документы. А у него их может не быть. На его одежде я не вижу карманов.
– Это халат. Муму.
– А что такое муму?
– То, что на нем надето.
– Нам необходимо выяснить, кто это. Возможно, судьба решила преподнести нам подарок. И перед нами Мерченко.
– В этом вся и проблема – слишком хорошо, чтобы быть правдой.
– Возможно, он чересчур самоуверен. Как ты и сказала. Или это рутина. Может быть, его охранники находятся внутри, они привыкли, что он выходит во двор покурить. Еще слишком рано, вокруг никого нет. А он не любит, когда они находятся слишком близко. Или считает, что работать с персоналом лучше без свидетелей.
– Как долго он будет здесь оставаться?
– У него большая сигара. Но он может курить ее по частям.
– У нас не будет лучшего шанса.
– И это не может продолжаться долго.
– Мы должны знать наверняка.
Ричер промолчал.
Толстяк продолжал говорить. Складывалось впечатление, что его речь стала энергичнее, потому что жир на шее начал колыхаться. Однако все остальное тело оставалось в неподвижности. Он не сделал ни одного жеста.
– Думаю, он подводит итоги, – сказал Ричер. – И готов сделать вывод. У нас очень мало времени. Пора принимать решение.
Чан ничего не ответила.
– Подожди, – сказала она после долгой паузы.
Мишель подняла телефон, и Ричер увидел на экране картинку: тротуар, розовая ограда, открытый участок. Странный угол, изображению не хватает четкости. Режим съемки. Потом появились мусорные контейнеры, фальшивая трава и толстяк.
Чан коснулась экрана, и раздался щелчок. Затем она проделала какие-то манипуляции, и Ричер снова услышал странные звуки.
– Я отправила своему контакту фотографию, – сказала Мишель.
– Ей следует поторопиться, – сказал Джек. – Мы не можем ждать долго.
Толстяк продолжал говорить и трясти жиром. Парень в бандане молча слушал. Затем пальцы толстяка стали скрести по верхней перекладине скамейки. Возможно, это было началом долгой процедуры вставания.
– Мы его теряем, – сказал Ричер.
Толстяк швырнул сигару на землю.
Телефон Чан звякнул.
Она посмотрел на экран.
– Ладно, пойдем.
– Что?
– Она хочет, чтобы мы сделали более крупный снимок.
– Мы что, в Верховном суде?
Чан снова подняла телефон и что-то сделала пальцами – нечто противоположное щипку, – и толстяк тут же увеличился. Она переместила телефон так, чтобы огромная фигура оказалась в центре, и сделала фотографию. Ричер повернулся, чтобы взять лежавший на полу перед задним сиденьем «Ругер». На всякий случай. Потом он услышал шорох – ушло послание электронной почты, или как там оно называется. Он низко опустил пистолет и перенес его себе на колени. Надежное оружие. Ничего особенного. Эквивалент простого седана. Вроде взятого в аренду «Шевроле», в котором они сейчас сидели. Глушитель был куплен дополнительно и установлен позднее. В обойме не хватало двух патронов. В пожилого охранника из будки стреляли дважды. В грудь и в голову. Надеюсь, у вас будет чудесный день.
Ричер ждал.
Наконец, толстяк переместил бедра вперед. Очевидно, это была специальная техника. Он собирался поднять себя вертикально вверх, как брус, при помощи рук. Или оттолкнуться от спинки в надежде сделать неуверенный шаг вперед. И тот и другой маневр выглядели исключительно сложными, но в принципе возможными. Толстяк не мог проводить всю свою жизнь на одном месте.
– Наше время вышло, – сказал Ричер.
И тут заговорил латиноамериканец.
Возможно, это было прочувственное заявление, полное извинений и искреннего раскаяния, обещаний исправиться, несомненно, вежливое и короткое, но нечто такое, что заставило толстяка возразить или ответить, потому что он снова опустился на скамейку; жир асинхронно заколыхался, пока он утверждался на прежнем месте. Толстяк снова заговорил.
Телефон Чан звякнул.
Она проверила экран.
– Мы на сто процентов уверены, что это Мерченко.
