Утро вроде бы выдалось ясное, но было очень похоже, что весь день хорошая погода не продержится; а, согласитесь, оказалось бы обидно в первый же день отпуска промокнуть насквозь. Кроме того, Фанни только недавно выздоровела после коклюша. В общем, мы предпочли взять крытый экипаж – из тех, что непочтительно называют «ворчунами» или «грохоталками» за звуки, с которыми их колеса катятся по булыжной мостовой. Во избежание обвинений в мотовстве скажу: отпуск предназначен именно для того, чтобы отдыхать, и раз уж нам это все равно предстоит, лучше начнем сразу.

Так что от улицы Хаммерсмит до Александра Палас наша семья проследовала с полным комфортом, на четырех колесах. Для меня лично, правда, комфорт оказался весьма относительным: экипаж не резиновый, а жена и свояченица да еще трое детей (Томми, Фанни и Джек) полностью заняли его внутреннее пространство. Не знаю уж, как бы поступил в моей ситуации Джон Джилпин, а я просто взял с собой непромокаемый плащ и пристроился на козлах, рядом с кэбменом.

Внешность кэбмена выглядела весьма примечательно. С первого взгляда можно было понять: передо мной настоящий ветеран, умудренный энциклопедией лондонских улиц. Его обветренное лицо с седыми бакенбардами выглядело дружелюбным, однако в разговор он вступать решительно отказывался. Я делю людей на две категории: легкокрылые бабочки и жуки, замкнутые в хитиновом панцире. Так вот, лондонские извозчики в массе своей – жуки. Но мой нынешний сосед был уж всем жукам жук, поэтому я постарался разговорить его прямо-таки из принципа. Он, конечно, сперва молчал, разве что поскрипывал слегка хитиновыми надкрыльями, однако дорога была долгой, а я свое дело знаю. И после того, как мы задержались на минутку у кабачка «Зеленый якорь», где я смазал заржавевшее кэбменовское горло стаканчиком джина, жук превратился в бабочку. Бабочка, разумеется, получилась слегка жукообразной, старина мыслью не «порхал», а тарахтел подобно своему экипажу, скрипуче, но зато непрерывно. Кое-что из поведанного им стоит того, чтобы быть увековеченным на бумаге.

– Вы говорите, сэр, на двухколеске я бы мог зарабатывать больше? Оно, пожалуй, и так. Но есть разница! Четырехколесный двуосник – солидный экипаж, и возница на нем тоже чувствует себя солидней. Не то что вертопрах какой-то на одноосной тарантайке, с которой и мальчишка сладит. Вот такое мое мнение, если хотите знать. Деньги деньгами, а обстоятельность обстоятельностью. Вы согласны, сэр?

– Ну разумеется! – подтвердил я.

– Мне довелось всю жизнь зарабатывать свои трудовые пенни на «ворчуне». И уже поздно изменять привычкам. Нет уж. Как начал на «ворчуне», так на нем и закончу. Знаете, сэр, сколько я наездил? Ровным счетом семь и… Да, семь-и-сорок лет, вот сколько, хоть вы мне верьте, хоть нет.

– Долгий срок! – кивнул я.

– Да, сэр. Немного найдется работенок, которые выматывают человека так, как наше дело. Холодные и темные первые часы смены, холодные и темные последние часы… «Мокрые» часы… Вообще никакие часы… Мало кто повидал их столько, сколько довелось мне.

– Охотно верю: за сорок семь-то лет! – согласился я. – Этот срок, конечно, позволит увидеть самые разные стороны жизни…

– Стороны жизни! – Он прищелкнул кнутом, погоняя лошадь. – Я повидал такие ее «стороны», сэр, что как вспомню иные из них – ночью заснуть не могу, право слово… Стороны смерти – вот это точнее будет!

– Смерти? – удивился я.

– А то! Если бы, сэр, вот всеми святыми клянусь, я записал бы всякое-разное, что со мной случалось, – так не нашлось бы человека, который не подумал бы, будто я вру. Кроме, понятно, лондонских кэбменов: им тоже известны эти «стороны жизни». Если хотите знать, раз было дело – я взял плату с мертвеца да и проездил с ним чуть ли не полночи. О, сэр, не пугайтесь: дело было не с этим кэбом, с другим. В этом самом «ворчуне», которым я правлю сейчас, ни один мертвец ни в жисть не ездил, нет!

– Как это было? – спросил я, будучи весьма рад, что его не слышит Матильда: насколько мне известен характер моей супруги, ее вряд ли бы успокоили заверения насчет «другого кэба».

– Да пожалуй, что и можно рассказать, сэр, – возница перекатил из одного угла рта в другой порцию жевательного табака. – Это уже старая теперь история. Ведь, извините за выражение, двадцать чертовых лет с тех пор миновало! Вот только человек такого все равно не забывает, да… Дело было посреди ночи – а я, надобно сказать, в тот раз прямо из кожи лез, чтобы хоть что-то заработать: ну такая у меня выдалась плохая смена! Публика, что повыходила из театров, уже разошлась или разъехалась, а я еще до часа ночи колесил по набережной и, верите ли, заработал на извозе всего одиннадцать центов. Курам на смех. Уже хотел плюнуть и домой отправляться, как вдруг подумал – может, сделать круг по менее прибыльным местам, раз уж здесь, где обычно лучше всего работается, так не везет. И что же вы думаете? Почти сразу подвез джентльмена до Оксфорд-Роуд, ну и, решил, хватит: развернулся и мимо собора Святого Иоанна действительно домой еду. Уже, стало быть, полвторого. Улицы пустые, потому как ночь облачная и дело к дождю идет. Еду быстро, лошадка моя сама спешит, хоть и усталая: почуяла, что конец работы, в стойло хочет, поужинать и баиньки. Я, понятно, тоже. И вот тут окликнули меня из переулка, женским голосом. Я поворачиваю – и действительно: стоят в темноте у обочины две леди и мужчина. Самые настоящие леди, заметьте: у меня глаз наметанный, даже в темноте не ошибусь. Та, которая полноватая, – постарше, а рядом молодая, стройная, лицо под вуалью. С обеих сторон держат под руки мужчину во фраке, а он привалился спиной к фонарному столбу и голову уронил на грудь: видно, если дамочки его отпустят – сразу же упадет. «Кэбмен! – кричит старшая. – Извольте помочь нам в этом щекотливом деле». Вот такие были ее собственные слова, сэр. «Само собой, мэм, – говорю. – Чем могу помочь вам и юной леди?» Это я специально, чтобы утешить ту младшую, поскольку, слышу, она прямо-таки рыдает под своей вуалью. «Вот как обстоят дела, кэбмен, – начинает мне объяснять старшая. – Этот джентльмен – муж моей дочери. Они совсем недавно женаты. А сейчас мы были в гостях у наших друзей – вон тут, в соседнем доме. Мой зять, как нетрудно заметить, пребывает в состоянии глубокой алкогольной интоксикации. Проще говоря – напился как свинья! Мы с дочерью вывели его на дорогу, надеясь поймать кэб, чтобы отправить его домой. Наши друзья, к счастью, не знают о такой его привычке – и, надеюсь, не успели толком ничего заметить: уж очень быстро все произошло. Легко понять, что мы желали бы скрыть от них этот инцидент. Если бы вы взялись доставить его, пьяницу, домой – вы бы нас очень выручили. А мы тем временем вернемся к друзьям и сообщим им какую-нибудь правдоподобную причину его отсутствия». Я так подумал, что насчет «причины отсутствия» они все же вряд ли кого обманут, но это не мое дело. «Хорошо, – говорю, – называйте адрес». «Клэфэм, Орандж Гроув, дом сорок семь, – диктует мамаша, – фамилия – Хоффман. Слуги уже спят, но позвоните – и кто-нибудь сразу спустится». – «А как насчет платы за проезд?» – обычно я о таких вещах спрашиваю не при посадке в кэб, но тут, судя по всему, трудно будет что-то получить от джентльмена, когда я его довезу. «Вот, держите», – и младшая леди вкладывает в мою ладонь ни много ни мало, а соверен. Вдобавок этак вот благодарно пожимает мне руку – и я чувствую, что в лепешку разобьюсь, но помогу ей выпутаться из этой переделки. Значит, дамочки остались на дороге, а я поехал. Далекий это был путь, и моя лошадка, скажу я вам, серьезно обиделась: она-то уже рассчитывала отдохнуть. Наконец добрался до сорок седьмого номера на Орандж Гроув. Здоровенный домина, в окнах ни огонька – да и чего иного ждать-то по такому времени… Звоню. Не очень-то скоро, но к двери подходит один из слуг. «Открывайте, хозяин прибыл!» – говорю. «Кто-кто прибыл?» – спрашивает. «Ну, хозяин же – мистер Хоффман. Он сейчас у меня в кэбе и, так сказать, своими ногами в дом не войдет. Это ведь номер сорок семь, верно?» – «Номер-то сорок семь, – отвечает этот тип, – да только хозяин здесь не Хоффман никакой, а капитан Ричи. И он сейчас в Индии. Так что вы, похоже, не по адресу». – «Я – по тому адресу, который мне назвали! – возражаю ему. – Но раз такие дела, давай спросим у джентльмена. Он, может, уже прочухался хоть немного. Когда его час назад сажали в кэб, толку с него было не больше, чем от покойника, – но сейчас, глядишь, и скажет чего…» Подошли мы к кэбу. Я распахнул дверцу – и вижу, что пассажир сполз с сидения на пол, лежит там, как груда тряпок. «Ну, это, просыпайтесь, сэр, – тормошу его, – скажите нам ваш адрес». Молчит, пьянчужка. «Подъем! – уже начинаю орать. – Адрес, сэр, назовите! И фамилию свою тоже!» Молчит как убитый. Наклоняюсь к нему – и слышу… Да то-то и оно, что ничего не слышу. Даже звука дыхания. Тут уж я заподозрил неладное. Прикоснулся к его щеке – м-да… Холоднее свинцовой примочки. Так я и сказал тому слуге. Он, значит, чиркнул спичкой, мы вместе заглядываем… Все яснее ясного. Молодой, красивый парень, но лицо искажено вроде как гримасой боли и малость оцепенело уже. Явно умер не прямо сейчас. «Что будем делать?» – спрашивает этот, из номера сорок семь. Понятно, побелел весь, как известка, и волосы дыбом встали. «Ты – что хочешь, – отвечаю. – А я прямым ходом гоню к ближайшему отделению полиции». Так и поступил, оставив его дрожать на тротуаре. Да мне уж больше и не было дела ни до кого из сорок седьмого дома, слуги́ там или хозяина. А когда я передал полицейским и ту монетку, которой мне заплатили леди, – то мы и с покойником, получается, оказались в расчете, ничего я ему не должен…

– И что же, вы больше не знаете никаких подробностей того дела? – поинтересовался я.

Мой собеседник только хмыкнул:

– Ну вы и спросили, сэр! Я бы и рад ничего не знать, да только ведь с полицией-то расчесться куда трудней, чем с покойником. Они меня теми «подробностями» прямо за… гм… ну, замучили прямо, пока тянулись всякие ихние экспертизы да следствия. Полицейские доктора установили – когда этого человека запихивали в мой кэб, он уже какое-то время был мертв. Вроде бы задушен: на шее, рядом друг с другом, отыскали четыре синих пятна. Причем говорят, сэр, только ручка женщины пришлась бы к ним впору… Вот такие дела, сэр. Очень аккуратно все было сработано: ни тех женщин не вычислили, ни, смеяться будете, даже того мужчину – ну, который покойник. Его карманы и прочее, видать, хорошо «почистили», чтобы там не осталось чего, позволяющего определить личность. Полиция была в большом недоумении, сэр! По-моему, и осталась. Эх, а я-то, уже говорил вам, сперва так нахваливал себя за предусмотрительность: мол, правильно сделал, что взял плату вперед, – потом-то джентльмен мне, глядишь, и не заплатит…

Произошло совпадение: на этих словах голос кэбмена приобрел ту же хрипотцу, что и в начале поездки. Вдобавок кэб – о, по чистой случайности, конечно! – сбавил скорость; а поскольку мы (очередная случайность!) как раз проезжали мимо большого трактира, то я счел целесообразным повторить эксперимент со стаканчиком джина. А раз уж так, то мы заказали по бокалу вина еще и для леди. Сам я в качестве подкрепляющего воспользовался той же жидкостью, что и мой сосед по козлам.

– Вообще, я вам скажу, сэр, был и еще один случай, когда полиция мне, что называется, «удружила», – продолжил ветеран после того, как мы снова тронулись в путь. – Представляете: они заарестовали лучшего клиента, который у меня когда-либо был! Эх, если б им совсем чуть-чуть подождать – я как раз заработал бы на нем полный сороковник. А так самую малость не хватило. Тоже, правда, ничего!

И, словно совсем не заинтересованный продолжать рассказ, кэбмен отвлекся на созерцание местности. Потом принялся насвистывать. Наконец прокомментировал состояние погоды. По всем правилам хорошего тона мне пора было проявить интерес к прерванному повествованию, что я и сделал.

– Так вот, я и говорю, – мой собеседник с облегчением вернулся к теме. – Как-то раз еду по Vauxhall Bridge, и вдруг останавливает меня этакий скрюченный старикашка в толстых очках и со здоровенным кожаным саквояжем. Адрес не называет: говорит – «езжайте помаленьку, куда именно – на ваш выбор, главное – только помаленьку: не растрясите меня, я ведь старенький». Сел, значит, в кэб, закрылся наглухо, даже окна затворил… Возил я его часа три, пока он не высунулся и не сказал, что хватит. Расплатился со мной честь по чести, но не уходит: стоит, обдумывает что-то. Ну, я тоже жду. «Э-э-э, кэбмен…» – говорит он мне. «Да, сэр?» – «Вы мне кажетесь порядочным человеком и опытным работником. Я просил вас меня не растрясти – и вы действительно ехали очень осторожно. Вот и славно: я не люблю лихачей. Готов, так сказать, заключить с вами ежедневный контракт. Врачи рекомендуют мне постоянные неспешные прогулки. Вы, я вижу, ведете экипаж именно так, как нужно. Будьте завтра в то же время и в том же месте, где я вас окликнул. Идет?» Еще бы не идет! Короче говоря, месяца четыре я каждое утро встречал этого старичка с его саквояжем на одном и том же месте и катал его по Лондону часа три. Расплачивался он щедро. Я, раз такое дело, и рессоры обновил, и маршрут особый разработал – чтоб ехать как можно более плавно, совсем без тряски. Сказать по правде, сэр, чтобы я полностью купился на эту его историю – так нет: хотел бы я посмотреть на доктора, который прописывает подобные прогулки в закрытом экипаже! Однако совать нос в чужие дела – оно тоже паршивое дело, и вообще, знаете, сэр, не зря говорится: «Меньше знаешь – крепче спишь»… Ну, я живой человек, любопытство мне, как и всякому, присуще. Однако никогда я не пытался за этим моим пассажиром проследить или еще что. Нет, сэр, чего не было, того не было. У него своя игра, и она меня не касается. Но всему приходит этот предел. Однажды я уже подъезжал к месту, где обычно высаживаю моего странного пассажира (теперь у нас были постоянные места не только для начала прогулок, но и для их окончания) – и вдруг вижу перед собой бобби. Стоит и, знаете, весело так поглядывает, как я подъезжаю, будто в моем кэбе для него подарок припасен. Оно вообще-то так и вышло: едва я остановился – бобби подскочил к дверце, и мой пассажир, получается, высадился прямо в его объятья. Вместе со своим саквояжиком. «Вы арестованы, Джон Малоун», – говорит полицейский. «По какому обвинению?» – спрашивает мой пассажир, невозмутимый, словно рисовый пудинг. «По обвинению в подделке денежных знаков Государственного банка!» – так же спокойно объясняет ему бобби. И, гляжу, еще один полисмен рядом появился. «Что ж, выходит, вы меня переиграли», – соглашается старичок. Снимает очки, бакенбарды, седой парик – и оказывается крепким джентльменом в расцвете лет, вроде, к примеру, вас, сэр. «Пока, кэбмен!» – крикнул он мне на прощанье. И ушел между двух полицейских: один держал его, другой – саквояж.

– А почему он все-таки арендовал ваш кэб? – спросил я, не на шутку заинтересованный этой историей.

– Н-ну, видите ли, сэр, а где ж ему, собственно, этими своими делами заниматься? Все, что ему нужно для работы, было у него с собой в саквояже. Делать это где-то на съемной квартире? Так ведь подозрительно – все время сидеть по нескольку часов взаперти, да еще есть риск, что кто-то или в окно увидит, или в замочную скважину захочет подсмотреть, что там за секреты жилец развел. Снять отдельный дом, как следует занавесить окна, управляться со всем самому, вообще без слуг? Тем более подозрения на себя накличешь! Нет, этот Малоун все рассчитал правильно: лучшего места, чем закрытый кузов «ворчуна», во всем Лондоне не найти. Другое дело, что он уже был на примете у полиции – так что они его в конце концов и вычислили… А, куда прешь, черт безглазый?! Вы видели?! Нет, ну вы видели, сэр? Чуть не задел нас этим своим фургоном, извозчик криворукий! Вообще, сэр, я так думаю, если посчитать, сколько воров, грабителей и, может, даже убийц за эти сорок семь лет проехались в моем «ворчуне», то я, пожалуй, целый Ньюгейт перевез. Этого парня, фальшивомонетчика, прямо на моих глазах арестовали – и только потому я о нем знаю, что он преступник. Хотя… Был ведь еще один – может, похуже их всех вместе взятых. Это если я, конечно, правильно понял, что он за птица. Да и понял-то я с опозданием, так что уже поздно было его искать. А вот все же получается, совесть моя неспокойна: ведь я из-за этого своего нежелания совать нос в чужие дела, выходит, малость соучастник…

– Да что же это за история такая?

– А вот сами судите, сэр. Лет десять назад – точнее не помню, я всегда был слабоват в датах – ко мне сел моряк, здоровенный такой детина, рыжеусый. Сказал ехать к докам. После того случая с фальшивомонетчиком, сэр, я решил, что все-таки приватность приватностью, но надо, чтобы у меня при случае была возможность проверить, что творится внутри. Поэтому теперь в моем кэбе, как видите, прорезано небольшое окошко – да-да, вот это самое, к стеклу которого сейчас прижался носом мальчуган (ваш сынишка, я угадал?)… Уж не знаю, что именно меня насторожило, но за этим моряком я решил понаблюдать. И знаете, сэр, – он всю дорогу ехал с большим куском угля в обнимку. Вот просто держал его перед собой на коленях, очень осторожно. Я решил, что парень просто перебрал рома и, чего доброго, начнет чудить – поэтому, пока вез, то и дело на него поглядывал. Окошко-то махонькое и расположено так, что изнутри не очень рассмотришь, заглядываю я в него или нет. В общем, вижу – моряк, как бы это сказать, разъял уголь на две части, а внутри этой глыбы вроде как полость. Я так смекаю, что это был, ну, сундучок, то ли замаскированный под кусок угля, то ли и вправду из угольной глыбы вытесанный. Во-от… Ну, мало ли… Ничего я в этом не понял, а стоило ему выйти у доков и расплатиться – так вообще выкинул тот случай из головы. Но когда вскоре случился тот взрыв в Бремерхафене и пошли слухи об угольных бомбах… Тогда только я сообразил, что происходило у меня прямо-таки на глазах. Рассказал об этом в полиции, но, видать, поздно: они уже не сумели найти концов. Вы не знаете, что такое «угольная бомба»?! Ну, сэр… Короче говоря, если судно страхуют на сумму, гораздо большую, чем оно стоит, это понятно? Ага. Идем дальше: как теперь сделать, чтобы… Уже догадались, сэр? Внутри глыбы угля прячут заряд динамита или какую уж там еще взрывчатую дрянь сейчас напридумывали, а потом помещают ее в запас того угля, который корабль берет с собой… И когда такой уголек попадает в топку – бабах! Ходят слухи, не один старый корабль так завершил свой путь…

– Вижу, вам довелось повидать в жизни много необычного, – заметил я.

– Ах, чтоб меня! Вот уж голова моя дырявая – чуть не провез вас мимо! Мы ведь уже приехали, сэр. Вот, изволите видеть – Александра-Парк. А вообще-то вы правы, конечно: повидал я много, в том числе и такого, чего бы, побожусь на Евангелии, лучше бы никому не видать… Если ваша хозяюшка пожелает проехаться за город – я к вашим услугам, сэр: улица Медников, дом девяносто четыре. А сами, коли пожелаете, садитесь со мной, вот как сейчас, и я вам расскажу еще более удивительные истории. Но теперь ваш парнишка, как я погляжу, изо всех сил уже рвется наружу, и жена тоже торопится выйти, и вот та юная леди с пляжным зонтиком сейчас застрянет в дверях… Осторожней, сэр, не промахнитесь мимо подножки! Вот так, вот так! Не забыли адрес: Медников, номер девяносто четыре? Ну, удачи, сэр! И вашей хозяюшке тоже удачи!

Все произошло мгновенно. Я даже не успел понять, что наша поездка, а главное, повествование о лондонских тайнах закончено и продолжения – во всяком случае, сейчас – не будет. «Ворчун» уже катил прочь. Через считанные минуты он затерялся среди множества экипажей, подвозивших на взморье праздную, нарядную, веселую толпу курортников…