Глава 15

– Пашка, разреши мне остаться вместо Ника?

Я на секунду оторвался от грабежа местного мини-арсенала и недоуменно посмотрел на Лину.

– Как бы «на фига?». И дополнительный вопрос: как ты себе это представляешь? Нашего петовода сейчас даже грузовой дрон не сдвинет с места. Так и будет сидеть у капсулы, пока его половинка… тьфу ты! Реально ведь – половинка… В общем – пока Ника не оклемается. Нет, мне не проблема пробежаться до штурмовиков в одиночку, тут ходу-то – всего ничего. Но еще раз: с какого перепугу?!

Лина поджала губы и тряхнула головой, сгоняя белобрысую челку со лба. Прокачала в голове список отмазок, скривилась, медленно заговорила, с трудом выдавливая из себя правду:

– Одному бегать стремно. Сервов возьми в прикрытие. А я… Я тут с поварихами этими пообщалась… На свою голову… Как ты там говоришь? Мы в ответе за тех, кого приручили? Тот самый случай. Славные они девчонки, наивные и доверчивые – как котята. Твои летуны и тяжи им вмиг мозги засрут…

Я молча кивнул – так оно и есть, чего возражать-то?

Хотя признаюсь честно – меня больше сейчас занимал заводской цинк с плазменными МОН-4500. Брать или нет? И так уже нагреб шестьдесят кило припасов и амуниции, но «монки»… Это ведь вещь в себе! Всего двести грамм веса в одной пластине, четыре килограмма в цинке. Двадцать убойных подарков… Прижал к стене, полу или потолку, замазал грязью или активировал режим мимикрии. Где-то в стороне пристроил внешние активные датчики, чтобы не спалить саму мину. Поставил на боевой взвод. И спи спокойно.

МОНка сама определит цель и выделит ресурс для поражения. Незащищенного пехотинца проткнет одиночной плазменной спицей. Чела в БКС – ударит раскаленным газовым ядром, причем не абы куда, а прямиком в сочленение брони или в лицевую пластину шлема. На легкого серва – среагирует полным зарядом. Не факт, что окончательно выведет из строя – но изуродует – от души.

Решено, беру всю упаковку! Не смущаясь ироничного взгляда Лины – трамбую добычу в ранец, заодно подталкивая девушку к дальнейшей откровенности:

– Продолжай…

Но любимая юлит, пытается изобразить непонимание:

– В смысле?

Отрываюсь от мародерки, недовольно смотрю девушке в глаза. Слова особо не нужны. Мысленный диалог не терпит лжи.

– Дорогая, хреновая из тебя актриса. Что случилось?

– Отдай поварих под мое начало! К себе заберу – в хозвзвод!

Пожимаю плечами – не вижу особой проблемы.

– Так и планировал, не все сразу просто. У них достаточно потрясений на сегодня. Поэтому и Клавдиана над ними поставил. Ты их слишком напугала…

– Помирились уже! А Клавдиан… Он меня бесит!

– Согласен, скользкий тип…

– Он сальный! И… гадкий! Я отвернусь – а он уже щупает меня взглядом, истрахал уже мысленно – во всех позах! Блевать охота! Я ведь чувствую все!

Тут уж я не удержал маску невозмутимости и скрипнул зубами. Гниль в услужливом толстячке почувствовал сразу, но как временный руководитель – он мне нужен. Без него переход поварих в состав подразделения заметно усложнится. Психологический стресс, сломанная вертикаль власти, утерянные управляющие скрипты и пароли, не переданы права доступа.

Тяжкое бремя лидера… В любой другой ситуации – дал бы уроду в рыло. Без всяких раздумий и рефлексий, на одних лишь рефлексах. Хлопнул мою девушку по заднице? Лови с правой в челюсть! Потом буду разбираться, кто ты – чечен дикий и опасный или дитя мажорное с всемогущей отцовской подпиской.

Как же так случилось, что я наступил на горло собственным инстинктам? Что это – прогресс или деградация? Интересы подразделения стали выше собственных?!

Хмурюсь. Лина знает, как меня зацепить, знает, как сделать больно. Я не защищаюсь от ее ударов – абсолютное доверие. И именно поэтому она никогда не ударит…

– Милая…

Лина перебивает, гневно раздувая ноздри:

– Я не вру! Ты ведь и сам псион, неужели не чуешь?!

Отвожу глаза – все я почувствовал… Не так сильно, как она, но не заметить – не мог. Просто… Чертов долг руководителя! Тут чуть уступить, там дать слабину. Не по правде поступить, а по логике. Убедить себя не трудно. «Так будет лучше для рационального выполнения задачи», ага…

Медленно выдыхаю, откладываю в сторону кассету с пиропатронами. Тоже классная шняга, но не лезет уже, да и настроение испорчено. Встаю, оглядываюсь, гаркаю громко и раздраженно:

– Капитан Клавдиан, ко мне!

Толстячок недоуменно крутит головой, насколько позволяет заплывшая шея и беспомощно хлопает якобы подслеповатыми глазками. Наконец, типа «разглядев», пожимает плечами и, зачем-то прихрамывая, медленно плетется к нам.

Ярюсь еще больше. Сука, каков актер! Вот ему – можно поверить. Зло киваю Лине:

– Учись у мастера! Читай образ – беспомощность, давление на жалость. Святая уверенность в собственной невиновности, недоумение и оскорбленность повышением голоса в свой адрес. У тебя «Оскара» в сумке не завалялось случайно?

Лина хрустнула суставами разминаемых пальцев и процедила:

– Есть. В кобуре только. Могу вручить…

Я покачал головой.

– Не ты и не сейчас. Завалишь без повода – окончательно потеряешь доверие поварих.

– Да они его сами ненавидят. Пошепталась я уже с девчонками…

– Лина, не дури…

– Не сцы, комэск, будет тебе повод…

Одернуть попутавшую берега девчонку не успеваю – до нас доковылял Клавдиан. Неуклюжий, хромающий, с откуда-то взявшейся кровью на виске и с чистейшим взглядом святого праведника.

Лина сразу же рубанула сплеча:

– Хочешь меня?!

– Э-э…

Вопрос застал врасплох даже меня, что уж говорить о капитане. Недоумение, спешный прогон вариантов ответа – ослабили ментальный щит капитана. Не особо умелый, самопальный, но неожиданно плотный.

Не став дожидаться порции осторожной лжи, которую нам непременно попытаются скормить, Лина продолжила бомбардировку:

– С какой целью убил полковника Руфа? Убивал ли раньше? По приказу? Тайно? Любишь женщин? Мужчин? Любимая еда? Сколько тебе лет? Отвечать, быстро! Молчание является отягчающим обстоятельством! Зачем стрелял в безоружную Викторию? Твое воинское звание? Испытал ли удовольствие от убийства?

Вопросы сыпались один за другим. Все быстрее, хаотичней, раздергивая защиту и набирая статистику реакций «ложь-правда». Наконец, следуют ключевые:

– Хотел бы убить старшего лейтенанта Павла Счастливчика? Лейтенанта Бешеную Гюрзу? Лейтенанта Железного Ника?

В ответ на возмущенные: «Нет! Да как у вас язык… Командир, апеллирую к вашему разуму! К уставу! Да что ж это такое!..» – Лина удовлетворенно посмотрела на меня:

– Еще доказательства нужны?

Молча качаю головой – да понял я все! Не в дугу оно просто – отпугнем ведь девчонок…

Достаю из кобуры пистолет. Уловив резкое движение Клавдиана, ударом ноги ловлю его в момент рывка. Хруст, хеканье, короткий полет, и тело капитана впечатывается в стену. Может, и не придется стрелять?

Хрен там, жив курилка. Мягкий он больно, не сразу и достучишься до внутренних органов…

Вновь подымаю пистолет, навожусь на цель. Я бы мог стрелять от бедра – на такой дистанции могу и комару яйцо отстрелить. Причем на выбор – правое или левое… Однако устав требует полного соблюдения формальной процедуры.

Зачитываю приговор:

– За предумышленное убийство, за планирование бунта, за готовность к предательству…

– Я не виноват!

Клавдиан жалобно хрипит, скупо выдувая алые пузыри. То ли язык прикусил, то ли губу разбил. Кто ж его пса лживого поймет? Однако картина впечатляет – визуальных страданий нам продемонстрировано не меньше, чем на пробитые сломанными ребрами легкие.

Брезгливо морщусь, припечатывая вышесказанное:

– Приговор подтвержден результатами ментоскопирования двумя псионами. Цифровые подписи: старший лейтенант Павел Счастливчик…

Лина удовлетворенно кивает:

– …и лейтенант Гюрза! Бешеная, если кто не понял…

Лицо Клавдиана искажается ненавистью:

– Твари!

Не знаю, на что он надеялся. А вот я чего-то похожего ожидал – загнанная крыса всегда опасна и дерется до последнего.

Игнорирую нападение – я бы сдох от стыда, если б отшатнулся от оплеухи повара. Хотя стоит признать – хрена с два у него поварской имплант. Спам-атака в 128 каналов, модуль ЭМИ, жестко гвоздящий по уязвимым точкам скафа, модуль РЭБ, фонящий во всех диапазонах, глушащий системы наведения оружия. Неплохо, но явно недостаточно…

Презрительно улыбаюсь. Методично, словно забивая гвозди в крышку гроба, дочитываю уставной текст:

– …приговаривается к высшей мере превентивной защиты социума – разовой смертной казни…

Давление на виски резко возрастает. Имплант проявляет беспокойство, засыпая меня сообщениями о сотнях лопнувших капилляров, о паразитных импульсах в нервной системе, пытающихся навязать запредельный ритм сердечной мышце.

В глазах чуть помутнело – резко прыгнуло давление, лопаются мелкие сосуды, реальность заплывает красноватой дымкой. А ведь силен, зараза! Атакует чистой силой, без всяких ухищрений. Тупо множа «пси» на свою ярость и ненависть.

Чуть ускоряюсь, дочитывая приговор. Калечить себя ради глупых понтов я не готов, да и взгляд Лины становится все более тревожным. Что, малышка, вновь подставила своего мужика? Есть женщины-ветер, есть женщины-якорь. А у меня – женщина-проблема…

– …обжалованию не подлежит. Приговор привести в исполнение немедленно!

И тут же:

– Банг!

Тяжелый полицейский стоппер бьет спрессованной волной воздуха. Мощность оружия выкручена на максимум: в красную, летальную зону. Голова Клавдиана оказывается между молотом и наковальней.

Хрупкая плоть впечатывается в стену отсека. Выигрывая миллисекунды жизни и соревнуясь в прочности с металлом – череп слегка проминает титановую панель, но затем предсказуемо сдается и лопается под чудовищным давлением.

Грязная смерть… Но так и задумано армейскими психологами. Наказуемый не должен выглядеть героично. Его мертвые голубые глаза не должны смотреть с немым укором в синее небо, и крохотная пулевая ранка в области сердца не должна дополнять образ борца. Так что – только жесть, только хардкор. Башню всмятку, кишки наружу…

Утираю кровь из-под носа – свою, не чужую. Негромко шепчу:

– Нам хитрожопых не надо. Своих не знаем куда девать…

Рядом уже вовсю командует Лина. Она ловко рассеивает внимание поварих, смазывая последние впечатления, отвлекая и подавляя личной харизмой.

– Девочки, что за сопли в глазах – они вам не идут! Берегите влагу для настоящих поводов! Никто не погиб окончательной смертью, это всего лишь дисциплинарное наказание. Опустили хама на деньги, срезали опыт, уменьшили индекс лояльности. Норм! Нечего было в нашего Руфа стрелять, так ведь? А за Викторию – его вообще следовало в нужнике утопить, вот ведь крыса! Кстати, о крысах… По-моему, ваш грызун приходит в себя, не хотите его назад в банку посадить? Эй, куда же вы?! Спокуха, не сцать в скафандр! Я с вами, а хомяк меня боится!..

Базу поварих я покинул спустя двадцать минут. Уходил в одиночку, забрав в прикрытие обоих сервов. Ржавый и Мятый пополнили боекомплект, сменили энергетические стержни, обзавелись свежими пушками на внешнем обвесе. Опасные бойцы с неподконтрольно эволюционирующим интеллектом…

Двигаемся быстро и агрессивно. До моего засадного полка – группы штурмовиков под командованием лейтенанта Кила – всего десяток палуб по вертикали, плюс – шестьсот метров по прямой. Мы все же на судне, пусть даже неприлично большом.

Хотя… Вроде как два кэмэ длины – это нечто невероятное. Но, с другой стороны, – это всего лишь раза в четыре больше, чем нефтяной супертанкер моего времени.

На подконтрольную штурмовикам территорию вступаю даже раньше, чем рассчитывал.

Получив оружие, медицину, продукты и главное – цель да надежду, бойцы 49-го авиакрыла развили бурную активность. За несколько прошедших суток они подмяли под себя более двух процентов объема крейсера! Лихие парни, боевые девчонки – бронежилеты из них делать! Пули бы рыдали от бессилия…

На границе владений штурмовиков опознаюсь перед настороженной роботизированной турелью. И где только взяли такую красоту? Не новодел ведь с конвейера саморемонта крейсера, а натуральное сокровище со складов длительного хранения.

Прикидываю и сравниваю совокупный вес залпов. Я с парой своих сервов против четырехствольной скорострелки.

М-дя…

Если у этой белоснежной красоты жив активный силовой щит – то хрен мы ее расковыряем за те короткие десять секунд, в течение которых она слизнет нас с палубы. Если же силовое поле дохлое – тогда еще можно пободаться. Прогнозируемые потери – две трети личного состава. Ты, да я, да мы с тобой…

Не дрейфь, Ржавый! Не сцы, Мятый! Мир, дружба, жвачка! Видишь, опознала нас турелька, задрала хоботки, подсветила контур управляемого минного поля, понизила температуру ворм-комплекса «Баньши»… Вот ведь сука параноидальная…

Найти бы умника, планировавшего контур защитного периметра. Да пожать бы ему руку. А затем – кулаком в морду! От души. За седые волосы на голове и сжатые от напряжения булки.

Не одобряешь? За труса держишь?

А ты горел когда-нибудь в плазменном облаке? Причем, желательно, – внутри скафа, упорно сражающегося за твою жизнь? Он будет заливать тело изоляционной пеной и глушить нервные узлы обуглившихся конечностей. А в случае боя вне зоны приема душеуловителей – перерубит позвоночный столб и отстрелит залитый хладогелем шлем в сторону ближайшего союзника. Авось найдут по маяку и доставят запеченную голову в медбокс. Там, столетние ИскИны, привычно совершат чудо, подарив неудачнику новое тело. Главное – не растерять по дороге разум…

Проходим мимо турели. Идущий в авангарде Ржавый – спокоен и флегматичен. А вот прикрывающий тылы Мятый – еще долго оборачивается, щупая сенсорами белоснежную корму роботизированной скорострелки.

Зависть или любовь? Не знаю. Не силен я в эволюции ИИ – запретная это профессия – и за меньшее оцифровывают. Мало кому охота триста лет махать виртуальным кайлом…

Пара минут хода по пустым коридорам, и на пути начинают попадаться бойцы 49-го авиакрыла. Народ суетится, все при деле. Прежние аскеты заметно ожили. Дышат бодрей и глубже, двигаются резче, звенят смехом и сверкают улыбками. Общий эмоциональный фон настолько светел, что мягким бальзамом укутывает разум, снимая накопившееся напряжение и пробуждая веру. Веру в себя, в друзей, в отряд. Наше дело правое, победа будет за нами…

Атмосфера напоминает старые советские фильмы – тот же невероятный блеск в глазах, та же сила, ощутимо веющая от людей.

Другие образы, другое восприятие.

Скажи в сороковые годы: «Тракторист»! И люди нарисуют образ широкоплечего парня, с веселой улыбкой и комсомольским значком на груди. Повтори то же слово лет через тридцать, и перед глазами возникнет спившийся мужичок предпенсионного возраста, готовый на трудовой подвиг исключительно за банку самогона. Самое грустное – что мужичок и комсомолец – это один и тот же человек. Ребята, не хороните свою мечту…

С удивлением замечаю новые лица. Пополнение? Откуда?! Новички меня вроде знают – дисциплинированно тянутся в струнку, козыряют. Одна миловидная девчонка, деловито копавшаяся в потрохах битого дрона, при виде меня позабыла о мародерке и проводила столь восхищенным взглядом, что даже стало неловко. «Герой вернулся с войны»? Что за хрень?!

Замечаю спешащую навстречу группу. Фигуру лидера опознаю сразу.

– Кил! Твою мать! Что тут происходит?!

Командир штурмовиков скалится во все тридцать два. Откровенно радостно и немного смущенно. Так же улыбался один мой знакомый, сообщая о свадьбе с моей же девушкой. Не, ну а че? На хрена инвалиду первая красавица района? Кстати – развелись они уже. И года не прошло. Встречный ветер им в хари…

– Павел, я тоже рад тебя видеть! Отличные у тебя дроны! Одолжишь на часок? У нас в паре точек замедление экспансии – не хватает плотности огневых средств…

– Кил, не крути мне бейцы! Давай все вдумчиво, с момента зачатия! Откуда левый народ? Что за преданные взгляды на мой героический профиль?!

Из свиты сконфузившегося Кила уверенно выдвинулся занятный персонаж. Реально – самый старый человек, которого я видел на крейсере. Колоритный широкоплечий дед, с мускулистыми руками гнома-молотобойца. Одет в нечто странное, самопально-кевларовое, украшенное узорами кропотливой ручной вышивки. Золотистый планетарный(!) загар, вязь татуировок на предплечьях, хитрая серьга-трансформер в левом ухе и полутораметровый меч-фламберг за спиной.

Охренительный перс!

Невольно улыбаюсь:

– Уважаемый, вы квесты за так даете или для начала нужно репу прокачать?

Дед многообещающе оскалился, демонстрируя вполне приличные зубы:

– Даю, юноша, все даю. И в репу, и в дыню. А могу и по помидорам. Но вы таки определитесь – мы будем говорить на языке моей Одессы или расчешем тему за древние игрушки, будь они неладны?!

Я задумчиво приподнял бровь. Пока дед втирал за жизнь, имплант поставил его зубам диагноз: в челюстях пенсионера девять электронно-механических узлов. Ки-мод… Такому палец в рот не клади! Выдвинет дюймовые клыки, прокусит перчатку БКС, прыснет кислотным ядом…

Лютый дед. Но харизматичный – до изумления.

Я слегка прищуриваюсь – инфа идет в три потока. Продолжаю качать ситуацию.

Несмотря на непонятки, легко поддерживаю диалог в предложенном стиле. Был у меня в свое время занятный кореш, обожавший женский пол и ловко косивший под Гоцмана. Девчонки изумленно распахивали глаза, впадали в легкий транс и практически без боя сдавали первую линию обороны.

– Я таки имею шо вам сказать. У меня ж до вас разговоров – языка не хватит! Одесса – мне как первая любовь! Я держал ее за талию – вот этими самыми руками, а она держала меня за дурака. Я болтал с ней о любви, а она болтала ногами!..

Лютый дед демонстративно схватился за грудь и закатил глаза:

– Ох, вы делаете больно моему старому сердцу!

Имплант недоверчиво просканировал тело могучего старца и вынес вердикт: сердце у него мало того что предусмотрительно сдвинуто вправо, так еще и прикрыто композитной бронепластиной в два пальца толщиной.

Дед заметил сканирование и незаметно подмигнул мне веселым и хитрым глазом. Не будь, мол, скучным, не ломай игру! Дай получить кайф от беседы с понимающим человеком!

Однако лицедействовать мне некогда. Демонстративно хлопаю себя по отсутствующим часам:

– Цигель, цигель, товарищ, ай лю лю! Время – деньги. А ни того ни другого у меня нет!

Дед откинулся в экстазе:

– О-о! Вы тоже ценитель тысячесерийника о бриллиантовых буднях галактических контрабандистов?! Ах, как прекрасно там сыграл ИИ-Никулин! Вы помните его бессмертное: «Я не трус, но без БКС – я боюсь!» Ха-ха!

Тут я уже нахмурился. Посмеялись – и хватит. Со временем – реальные полушария.

– Лейтенант Кил, доклад!

Командир штурмовиков мгновенно вытянулся по стойке «смирно» и бегло отрапортовал:

– Статус подразделения: зеленый! Ведем перманентный бой, осваиваем лизинговую и трофейную экипировку. Факторы, сдерживающие экспансию, – увеличение внешних границ и рост времени респауна бойцов. Сейчас верхняя планка потерь установлена на двадцати процентах. Обнаружено и присоединено к отряду одиннадцать курсанток из 3-го пехотного училища мобрезерва…

Дедуган, задумчиво осматривающий потолок, пробурчал себе под нос:

– Деревенские простушки, впадающие в экстаз при виде имперского орла. Данная функция у герба не регламентированная, но зело приятная. Штурмовики не теряются, атакуют с одного захода и скоро сотрут свои стручки под самый корень…

Кил нервно дернул щекой и раздраженно покосился на болтливого деда.

– …шесть часов назад вновь заработали орудия внешнего ПКО. На этот раз мы имели возможность привязаться по предоставленной схеме «Марата» и пробиться к пультам управления ПРО-ПКО четырнадцатого сектора. Мониторы внешнего обзора показали неопознанную яхту, запрашивающую посадку и маневрирующую под огнем…

Дед утер невидимую слезу:

– Ох и досталось нашей старушке… Она и до этого не разваливалась только потому, что ее коровы на взлетке засрали. А вы же знаете, какой навоз у склиссов? Морф-цемент! Плазма не возьмет! Только из-за этого и выжили! Сто сорок тонн паразитного веса – чуть оверкиль не сыграли!

Кил вскинул брови и неверяще покачал головой. Мол, лихо дед загоняет!

Штурмовик скинул мне по сети инфослепок события. Хм, вполне себе боевая яхточка у мобилизованного гражданина. Если чем и облеплена сверх плана – так это скорее пластинами корабельной брони, причем снятой не меньше чем с корвета.

– …нам удалось отключить системы ПКО и скоординировать стыковку гостя к аварийному терминалу «Сигма-18».

Дед поднял руку, привлекая к себе внимание. Пробурчал нечто вроде: «Скучные вы, как портовые шлюхи…». Затем ловко козырнул – по-имперски, с легким колониальным шиком:

– Шутки в сторону, и так уже вижу – наши вы – до оскомины и до отвращения! Позвольте представиться: лейтенант Сил Планетарной Обороны Нового Севастополя – Давид Овсяникофф, можно просто – Дава. Во время вторжения Роя командовал третьей башней ПВО, прикрывавшей космодром Южный.

Видя мелькнувшую на моем лице тень недопонимания, дед прояснил:

– Башня ПВО-ПКО-ПРО – единый комплекс, включающий в себя дюжину пусковых установок, четыре десятка лазерных скорострелок и тяжелую спарку, калибром в пятьдесят мэмэ, способную поражать цели на границе геокороны планеты. Персонал – тридцать шесть военнослужащих и два ИскИна.

Я хмуро кивнул:

– Продолжайте.

Лейтенант антилетун болезненно дернул щекой:

– Да чего там продолжать… Флоты схлестнулись еще на периферии системы, обменялись плюхами, затем оттянулись к Севасу и зарубились уже по-взрослому – насмерть. Трое суток нам на голову валились обломки кораблей, что само по себе чуть не доконало планету. Ты вот можешь себе представить падение четырехкилометрового линкора «Гангут», с дедвейтом в семьсот миллионов тонн? Земную кору пробило насквозь, рукотворный супервулкан блюет магмой по сей день. Мертвые земли, горячий базальт с алмазной крошкой…

Дед вздохнул, хрустнул суставами могучих кулаков. Из костяшек на мгновение выскочили фиолетовые иглы вживленных клинков.

– …в общем, сбили мы с полтысячи снарядов класса «борт-поверхность», хренову тучу ракет и десяток бомберов Роя. Умудрились даже ссадить с орбиты что-то типа канонерки, азартно лупившей по континенту сотней гаубичных стволов. Вот после этого нами занялись всерьез. В атмосфере распылили пару кубов какой-то нанитной дряни, продавившей защиту и за считаные минуты сожравшей все металлы платиновой группы. Электроника сдохла на девяносто процентов, а затем из-за горизонта пришли штурмовики…

Дед вновь замолчал, на этот раз – надолго. Пришлось ускорить процесс воспоминаний:

– Сколько вас?

– На территории Космодрома сейчас проживает сто семьдесят два человека. Соседи называют нас «Армейцами», хотя настоящих военных осталось меньше дюжины. Мутагенный вирус Роя накрыл и Новый Севастополь, так что мужчин в клане всего шестнадцать. Из них молодежи – двое. Привести их с собой я не смог. Сам понимаешь – нынче эти зажравшиеся козлики – величайшая ценность и главный обменный фонд поселения.

Кил поморщился:

– Доноры?

– В точку! В саму дырочку! Почетные, етить их в башню, спермодоноры. Отдаем наших жеребцов в лизинг, взамен получаем таких же спесивых мудаков. Ручки – что спички, тяжелее девчачьей сиськи ничего в лапках не держали. Плечики – как у котенка, а глаза – гордо в потолок. Элита, епта! Я и к вам-то смог выбраться исключительно под предлогом поиска свежей крови. Сверкание боя на орбите не заметил бы только слепой. Вот и наше сонное начальство отвлеклось от дележа содержимого складов флотского резерва и задумалось – а вдруг кто-то выжил в стерильной атмосфере боевых кораблей? Неюзанный геном – это ж ништяк, размером с эсминец! Так что, ребята, готовьтесь к рукоблудию. Родина требует подвига – с каждого по литровой пробирке сметаны!

Кил отшатнулся и изумленно вскинул брови:

– Дед, ты офонарел?!

– Не сцы, салага! От тебя не убудет!

– Бумц!

Лейтенант Овсяникофф не успел покровительственно похлопать Кила по плечу. Кулак жилистого и быстрого как мангуст штурмовика четко вошел ему в бороду.

Нокаутирующий удар деда не свалил. Тело лейта колыхнулось, гася импульс и резонируя мелкой рябью – словно его плоть была отлита из баллистического геля.

Тревожная вспышка импланта, вой сирены под потолком, лязг оружия – все смешалось в рвущем нервы хаосе.

Приказы и тактические маркеры сыпались глиф-картами, различаясь расцветкой, яркостью и вибрацией.

Любой ценой ♦ Жизненно Важно ♦ Приоритетно ♦ По возможности ♦ По желанию…

Разоблаченный дед шарахнулся назад и выставил перед собой руку, вокруг которой тут же развернулась полусфера силового щита. Второй рукой он рванул из-за спины меч, чей клинок затрепетал лепестками жидкого металла. Страшное оружие…

Плазма врезалась в щит, вихрь волнистых лезвий перехватил первые потоки кинетических боллов, а громогласный голос деда рванул перегруженные перепонки:

– Отставить! Не стрелять! Прошу переговоров!