Глава 16
Виктор Федорович Боровик смотрел в глаза своему помощнику и думал о том, что хорошо бы им поменяться местами. Вот был бы сейчас Боровик не Боровик, а Стас Бачевский, он бы не переживал, не парился, не искал бы лихорадочно выход из угла, в который его загоняли. Не чувствовал бы себя затравленной крысой, которую вот-вот раздавят или проткнут.
— Значит, это все, что ты можешь мне посоветовать? — медленно произнес он. — Бросить все и податься на Кипр? Почему на Кипр, кстати? Почему, например, не в Кисловодск, на воды? Или не в Баден-Баден?
Бачевский тонко улыбнулся, давая понять, что оценил иронию шефа. «А вот врезать бы ему сейчас по морде, — подумал Боровик. — Так, чтобы кровью умылся. Стоит, усмехается. Ему и горя мало, что меня за жабры могут прихватить».
— Кипр, на мой взгляд, гораздо надежнее Кисловодска, — произнес Бачевский тенором, сохранившимся у него с мальчишеских лет.
Костюм на нем сидел как-то косо, недельная щетина, которую он пытался культивировать на своей круглой физиономии, росла неровно, с пегими проплешинами. Однако Бачевский нигде не светился, подписи не ставил и в случае чего не попадал под уголовную ответственность. Совсем другое дело — Боровик. Вспомнив об этом, Виктор Федорович опять ощутил себя крысой, загнанной в угол.
— Есть места еще более надежные, Стас, — сказал он, картинно положив ноги на журнальный столик и разглядывая носки туфель. — Взять любое кладбище нашего прекрасного города. Там, знаешь, до человека просто так не докопаешься. — Боровик улыбнулся невольному каламбуру. — Ты бы присмотрел себе подходящее место, Станислав. Ведь если я накроюсь, то ты и дня не проживешь. Вытянут из тебя все секреты — и спи спокойно, дорогой товарищ.
Физиономия Бачевского вытянулась, сменив округлые очертания на продолговатые.
— Я не знаю никаких секретов, Виктор Федорович, — проговорил он тоном обиженного школьника.
— Врешь, знаешь, — с удовольствием сказал Боровик.
На душе у него потеплело. Теперь не он был загнанной крысой, а его помощник. Это воодушевляло.
— Антикварной схемой кто заведовал? — продолжал Боровик, весело поглядывая на стоящего перед ним Бачевского. — Станислав Емельянович. А денежные потоки кто запускал? Опять Станислав Емельянович. А на чьих счетах…
— Виктор Федорович, — перебил его Бачевский плаксивым голосом. — Ну зачем вы так? Я же из лучших побуждений вам уехать посоветовал. На время, только на время. Пока тут не закончится вся эта катавасия.
Боровик стремительно вскочил с кресла, сунул руки в карманы и нагнулся вперед.
— А вот и не-е-ет, — протянул он, качая головой. — Это все равно что полководцу покинуть поле боя. Вмиг сомнут. — Он взмахнул белым, словно алебастровым, кулаком. — Я не имею права бросать свои войска, свой бизнес. Наоборот. Я должен биться в первых рядах. — Виктор Федорович снова потряс кулаком. — До победного конца!
Выпустив пар, Боровик смог говорить спокойнее. Прохаживаясь по кабинету, он как бы рассуждал вслух:
— Никакой катастрофы пока что не произошло. Да, несколько наших людей убиты. Да, исчез фургон с ценным грузом. Но я жив. — Боровик ткнул себя пальцем в грудь. — А значит, сражение пока что не проиграно. Мои люди уже шерстят «Колеса Фортуны». Шоферюги ничего не знают, но один факт налицо. На месте нет ни хозяина фирмы, ни фургона с ценностями. Вывод напрашивается простой…
Боровик взглянул на помощника и кивнул, предлагая ему продолжить. Бачевский подхватил эстафету:
— Салаваев украл груз. Нужно его искать.
— Уже ищут. Моя служба безопасности роет землю. Думаю, очень скоро будет результат. На дорожном посту сообщили, что грузовой фургон «Колес Фортуны» недавно выехал за черту города. Но, прошу обратить внимание, на следующем посту он не появился. — Боровик многозначительно поднял палец. — Следовательно, сектор поисков существенно сузился. Фургон — не иголка в стогу сена. Полагаю…
Телефонный звонок прервал монолог депутата. Взглянув на высветившийся номер, он прищурился и улыбнулся:
— Ну вот. Сейчас все выяснится. Недолго Руслан Артурович себя хитрым и умным считал. Отбегался, болезный… Алло? — произнес он в трубку.
На протяжении последующих трех или четырех минут Бачевский наблюдал за шефом, силясь понять, что ему докладывают. Определить это было сложно. Вначале Боровик хмурился, потом просиял, потом опять нахмурился. Произносимые им реплики были односложны, и по ним нельзя было сделать выводы. Оставалось ждать.
Бачевский переступил с ноги на ногу и сглотнул. Горло было сухим и воспаленным. Сказывалось напряжение последних часов. В периоды стресса Бачевский всегда подхватывал простуду. Не пил холодного, не торчал на сквозняках, но каким-то образом умудрялся простудить горло и обзавестись насморком. Вероятно, это была защитная реакция организма. Он как бы вынуждал хозяина слечь с температурой, забросив все дела. Но Бачевский этого позволить себе не мог. Он вообще мало что мог себе позволить, несмотря на приближенность к одной из влиятельнейших персон области. Или же в результате этой приближенности.
— Что, Виктор Федорович? — хрипло спросил Стас, когда хозяин закончил разговор.
Прежде чем ответить, Боровик вернулся в свое кресло, положил ноги на низкий столик и поправил брюки.
— Фигня какая-то, — буркнул он.
«А что, если попроситься на больничный? — пронеслась лихая, отчаянная мысль в круглой голове Бачевского. — Я же захворал, и если не принять меры, то дело может закончиться катаром верхних дыхательных путей или даже воспалением легких. Почему я так боюсь этого Боровика? Кто он мне? Бог? Царь? Я ему не раб на галерах. Я свободный, независимый человек. Сейчас двадцать первый век, а не Средневековье какое-нибудь».
— Неприятности? — робко спросил Стас.
— Чего ты сипишь, как самовар? — спросил Боровик. — Простудился, что ли?
— Нет, просто в горле пересохло. — Помощник потрогал кадык. — Со мной все в порядке. А что с фургоном?
— Всмятку.
— Взорвали?
Боровик посмотрел на помощника как на недоразвитого.
— Зачем бы его стали взрывать? — проговорил депутат. — Сам разбился. Был Руслан — и нет Руслана. Мои люди заметили его на шоссе и начали преследование. Он, естественно, попытался уйти. Кончилось это для него плачевно — вылетел на встречную полосу, лобовое столкновение с КамАЗом. Теперь Руслана из кабины выскребать придется. Если его потроха кого-то интересуют.
— А это точно он? — насторожился Бачевский. — Может, он только имитировал свою гибель, чтобы замести следы?
— И для этого оторвал себе башку и бросил ее на обочину? — Боровик зло рассмеялся. — Повезло Руслану Артуровичу. Сдох быстро и без лишних мучений.
— А товар?
— В том-то и дело, что нет товара. Пустой был фургон.
— Как же теперь его искать? — озаботился Стас. — Покойник ведь не расскажет, где спрятал похищенное.
— Да, спиритические сеансы тут не помогут. — Боровик поскреб затылок. — Ничего, все тайное становится явным. Найдем. Я ребятам сказал, чтобы продолжали прочесывать район.
— Это правильно. Руслан не зря за город ездил. Где-то там у него тайник.
— Вот именно. Кто ищет, тот всегда найдет. Помнишь такую песню?
— Нет, — честно признался Бачевский.
— Зря. В советские времена хорошие песни пели, правильные. Не то что сейчас: блю-блю-блю, ля-ля-ля, как люблю я тебя… — Передразнив неизвестно кого, Виктор Федорович поморщился, словно ему дали понюхать что-то зловонное. — Моральный климат никуда не годится. — Вспомнив, что он не выступает перед избирателями пенсионного возраста, Боровик махнул рукой. — Ладно, ступай, помощник. Мне надо все хорошенько обмозговать.
Демонстрируя, как он станет это делать, Боровик с наслаждением откинулся на спинку кресла и забросил руки за голову.
* * *
Собаки Новомихайловки перелаивались в темноте, затихая ненадолго, чтобы опять начать все заново. Концерт всякий раз открывала какая-то визгливая, истеричная шавка, захлебывающаяся от злобы. Заслышав ее, постепенно подключались остальные собаки, каждая на свой лад: кто басом, кто дискантом, кто часто и оживленно, а кто изредка, лишь бы напомнить о своем существовании. Евгений подумал, что это похоже на скандалы в общественном транспорте. Один заводила способен вывести из себя кучу народа. И, переругиваясь, люди совсем забывают, чем была вызвана ссора. Продолжают по инерции. Реагируя на общую раздраженную атмосферу.
Из воображаемого автобуса мысли Евгения перенеслись в барак. Там тоже случались перепалки, но, как правило, они заканчивались быстро. Словесные ссоры неизбежно перерастали в драки, потому что сносить оскорбления на зоне нельзя. Либо ты переходишь в низший разряд, либо отстаиваешь свои честь и достоинство. Третьего не дано.
Евгений, сидящий на деревянном крыльце, машинально провел пальцем по шраму, пересекающему глаз. Никогда, даже в страшных снах не могло привидеться ему, что на воле царят гораздо более жестокие нравы, чем в заключении. Прошло всего несколько дней, а Евгению уже пришлось убить двух человек. Хорошо, что на выстрел никто не прибежал. Марина потом объяснила: на соседней даче живет отставной полковник, который примерно раз в неделю напивается и начинает палить из пистолета по мишеням на заборе. Местные привыкли к шуму и перестали обращать на него внимание.
Евгений покосился на лопату, прислоненную к крыльцу. Рожкова он закопал неглубоко, но в надежном месте. За огородом была когда-то выгребная яма, в нее-то майор полиции и отправился. Мысли о его смерти чувства вины у Евгения не вызывали. Он мог бы ежедневно убивать по одному такому ублюдку и спать с чистой совестью. Хотя нет, надоело. Депутата Боровика лучше изобличить и передать в руки закона. А потом поскорее забыть обо всей этой мерзости.
Евгений повернул голову на скрип открывшейся двери. Марина вышла на крыльцо в тапках и ночной рубашке. Больше на ней ничего не было. Евгений почувствовал призывные вибрации, исходящие от женского тела.
— Уснул? — спросил Евгений, имея в виду Антошку.
— Да, — сказала Марина. — Как убитый.
Это было неудачное сравнение. Евгению оно не понравилось.
— Ты завтра скажи сыну, что ему все приснилось, — посоветовал он.
— Уже сказала, — ответила Марина.
— Поверил?
— Пока не совсем. Но если повторять часто, то поверит.
«Да, — подумал Евгений. — Так устроены дети. А разве взрослые устроены иначе? Я все время кому-то верю, а потом эти люди меня подводят».
Он встал, задрав голову к звездному небу, и сказал:
— Поройся в ящиках. Может, найдешь бабушкину икону.
— Уже нашла, — откликнулась Марина. — Спасибо тебе, Женя. Мне так жаль…
— Ни о чем не жалей, — буркнул он. — Что было, то прошло.
— Я знаю. Но все равно хочу исправить. Это возможно?
Марина встала так, чтобы Евгений ее видел, и заглянула ему в глаза.
— Что? — спросил он, оттягивая момент, когда придется ответить на вопрос.
— Ты знаешь, — сказала Марина. — Я тебя предала. Но у меня не было выбора. Ведь Антошка…
— Давай не будем об этом, — попросил Евгений, морщась, как от головной боли. — Говорю же: что было, то прошло.
— Тогда ты должен меня простить.
Это было логичное утверждение, но внутренне Евгений с ним не согласился.
— Я не сержусь на тебя, — произнес он нейтральным тоном.
— Врешь, — сказала Марина. — Но мне все равно. Я от тебя не отстану, пока не добьюсь прощения. Потому что…
Она не договорила и опустила глаза. Евгений смотрел на звезды, словно желая отыскать среди них какую-то свою, особенную.
— Почему? — поторопил он Марину с ответом.
— Люблю я тебя, — сказала она.
Ее слова прозвучали обреченно. Как признание в тяжелой, неизлечимой болезни.
Никак не отреагировав на них, Евгений сказал, что ему пора ехать.
— Куда? — спросила Марина.
— Еще не все закончено.
— Останься, Женя. Мир не изменишь.
— Я так не считаю.
Он медленно спустился по ступенькам. По-прежнему стоя на крыльце, Марина окликнула его:
— Женя!
Он дошел до калитки и только тогда оглянулся:
— Что?
— Не бросай меня.
В его голове прозвучал ехидный вариант ответа: «У тебя теперь есть чудотворная икона, которую я тебе вернул. Молись».
Разумеется, Евгений не произнес эти слова вслух. Вместо этого он сказал:
— Мы еще увидимся.
— Ты в город?
Он кивнул.
— Как же ты доберешься туда ночью?
В вопросе прозвучала надежда: сейчас Евгений опомнится и скажет, что остается. Глаза Марины обещали все — все, что он может потребовать и что она может ему дать. В них отражались крохотные звездочки. Но Евгений не заметил этого.
— Попутку поймаю, — сказал он и отвернулся.
Когда калитка за ним захлопнулась, Марина вцепилась ногтями в ладони, чтобы не заплакать, но это не помогло. Слезы пролились. Просто их никто не увидел.
* * *
Жанна встретила Евгения так, словно он вышел на минутку — вынести мусор или купить хлеба. Правда, она была полуодета. «Прогресс налицо», — подумал Евгений, проходя в комнату, таинственно освещенную компьютерным монитором.
— Работаешь? — спросил он. — Это хорошо. Я тоже хочу подкинуть тебе работу.
— А я тебе, — подмигнула Жанна. — Чисто мужскую.
— Позже, — сказал Евгений, что лично для него означало «никогда».
— Ладно, — согласилась она. — Тогда в двойном объеме.
— Хоть в тройном. Слушай…
Не торопясь, очень обстоятельно и доходчиво, Евгений рассказал Жанне о том, что происходило с ним и вокруг него в последние дни. Слушая его, девушка попивала какой-то энергетический напиток и заинтересованно поблескивала стеклышками очков.
— Значит, цацки ты себе оставил? — спросила она, когда повествование подошло к концу. — В Новомихайловке?
— Пока да, — ответил Евгений.
— Это правильно, — рассудила Жанна.
Похоже, она пропустила мимо ушей слово «пока». Евгений посмотрел на нее, пытаясь понять, какие мысли бродят в этой умной голове, покрытой плохо вымытыми, взлохмаченными волосами.
— Я собираюсь вернуть ценности, — сказал он.
— Кому? — Жанна склонила голову к плечу. — Пойдешь искать законных владельцев? Или отдашь антиквариат государству? Тогда лучше прямо к этому депутату вези… Как его? Брагин?
— Боровик, — поправил Евгений. — Запомни эту фамилию. Я хочу, чтобы ты занялась этим типом. В смысле, его электронными адресами, счетами и так далее.
— Правильное решение, — кивнула Жанна. — От конкурентов нужно избавляться.
Ход ее мыслей стал предельно ясен. Она решила, что Евгений намерен не просто добиваться справедливости, но заодно и поживиться за чужой счет. Разубеждать ее он не стал. Зачем лишать человека стимула?
— Поможешь? — спросил Евгений.
Жанна встала, деловито подтянула трусы и пересела на свое рабочее место.
— Чего ты конкретно хочешь? — спросила она.
Ее руки выжидательно зависли над клавиатурой. В свете монитора они казались синеватыми, как у покойницы.
— Для начала давай просмотрим его переписку, — сказал Евгений. — Нужны все его контакты за последнее время. И вообще любая информация. Все данные, которые ты сумеешь выудить из сети, Жанна.
— Сделаем, — произнесла она, обрушив пальцы на клавиатуру.
Послышались щелчки, часто сливающиеся в один сплошной шелест.
Через десять минут Жанна сообщила, что Боровик Виктор Федорович сплавляет антиквариат через аукцион «Богемиан». Он уже успел отправить туда фотографии многих предметов старины, которые намеревался выставить на торги. Переписка с организаторами аукциона велась на английском языке, но для Жанны это не стало камнем преткновения, даже крохотным. Когда она перевела несколько текстов, Евгений попросил ее написать на адрес «Богемиана» еще одно письмо, полностью изобличающее Боровика как афериста, контрабандиста и убийцу. Жанна переводила на ходу, почти не пользуясь электронным словарем.
— Готово, — доложила она, отправив письмо. — Птичка полетела.
— Спасибо, — благодарно улыбнулся Евгений.
— Словами от меня не отделаешься. Помнишь, что ты мне обещал?
Голая грудь Жанны соприкоснулась с грудной клеткой Евгения, грозя прожечь тонкую ткань рубашки, разделяющей их. Это было предложение, от которого невозможно было отказаться. Евгений повернул ее к себе спиной, стащил с нее трусы и бросил на кровать.
— Ты обещал в тройном размере, — напомнила Жанна, когда все было кончено.
— В другой раз, — пообещал Евгений. — Сейчас я должен спешить.
— Куда? — недовольно спросила девушка.
— Есть дело, — туманно ответил он.
Она схватила Евгения за шею и повалила на себя. Некоторое время они барахтались и перекатывались по кровати, как два борца, ни один из которых не способен одержать решающую победу. Но, коснувшись бедром холодного мокрого пятна на простыне, Евгений стал действовать более энергично и очень скоро освободился от удушающего захвата.
Жанна вскочила и стала преследовать его, пятящегося к двери. Евгений выставил руки перед собой. Она попыталась схватить его. Взгляд у нее стал безумным. Очки сверкали, будто глаза разъяренной хищной самки.
— Какое дело? — спросила Жанна, задыхаясь. — Если не скажешь, я удалю письмо, которое отправила. А потом покончу с собой. Без всякого газа, понял, Женечка? Перережу себе вены — и точка. Ты будешь виноват в моей смерти, ты!
Нужно было что-то срочно придумать.
— Понимаешь, — заговорил Евгений, стараясь придать голосу убедительные интонации, — на даче ведь Марина с сыном остались, я о них рассказывал.
— И что?
Жанна опять попыталась схватить его, и на сей раз ей это почти удалось.
— Прекрати! — потребовал он.
— Для нее силы бережешь, да? Для своей Мариночки? И как она в постели? Лучше меня? А? Лучше?
В голосе Жанны зазвенели истерические нотки.
— Не говори глупостей! — строго произнес Евгений. — Мы просто друзья. Не могу я бросить одинокую женщину с ребенком. А вдруг в Новомихайловку нагрянут бандиты или полицейские? Я должен защитить Марину и Антошку.
— Понятно.
Жанна отвернулась. Ее позвоночник отчетливо вырисовывался под кожей, ягодицы обвисли, будто пара овечьих курдюков.
— Эй, не обижайся. — Евгений осторожно тронул ее за плечо. — Я вернусь завтра. Или послезавтра.
— Я не обижаюсь, — произнесла Жанна, не оборачиваясь. — Я все понимаю, Женечка. Надо — значит надо. Никто тебя не держит. Иди в душ. Ты весь потный.
— Да? — Он поднял руку, принюхиваясь.
— Да. Иди же, пока я не передумала. Полотенце возьмешь мое, оно чистое.
Евгений отреагировал именно так, как и рассчитывала Жанна. Мозг получил посыл и передал телу сигнал к выполнению. Вместо того чтобы уйти, Женя отправился принимать душ. Правда, одежду прихватил с собой, но это не имело значения.
Услышав плеск льющейся воды, Жанна скользнула в кухню, выдвинула оттуда стол и проволокла его по полу узкого коридора. Дверь ванной комнаты открывалась наружу. Вернее, теперь уже не открывалась, потому что ей мешал стол, упершийся в противоположную стену. Проползя под ним на четвереньках, Жанна вернулась в комнату и стала писать SMS-сообщение, чтобы отправить его на телефон Боровика. Там было название деревни, где находилась дача этой сучки Марины.
Жанна ненавидела ее всеми фибрами души. И щенка Марины тоже. Ведь эти двое стояли между ней и ее счастьем — счастьем в лице Евгения Зоряного. Жанна не хотела его терять. Он был лучшим мужчиной в ее жизни, и он спас ее от невыносимой депрессии.
Опять остаться одной? Ни за что.
Мобильник в ее руке булькнул, подтверждая, что сообщение отправлено. «Вот и отлично», — подумала Жанна, и на ее лице появилась улыбка, при виде которой многие нормальные люди испугались бы. Но девушка не сошла с ума, нет. Она просто была поглощена достижением цели. Ее расчет был прост: Боровик немедленно пошлет к Марине своих головорезов, чтобы вернуть похищенное и заодно избавиться от свидетельницы… от двух свидетелей, если быть точной. А Женя Зоряной достанется ей, Жанне. Когда его пассия исчезнет, ему не останется ничего другого, как переметнуться к ней. Теперь она будет его опекать. Ласкать, любить, баловать. Отныне он безраздельно принадлежал ей!
Продолжая улыбаться, Жанна пошла на стук и невнятные крики, доносящиеся из-за двери.
— Поспи, Женя, — сказала девушка, зевая. — Утро вечера мудренее.
Евгений грохнул в дверь кулаком. Жанна опять зевнула и вернулась к компьютеру. Это был ее лучший друг. Жаль, что он был не способен заменить Жанне живого мужчину. Тогда она стала бы полностью самодостаточной.
