Глава 6
День за днем. Монотонность

Фалеса принято считать первым греческим ученым. Он придумал способ измерять высоту предмета по его тени, что позволило определять размеры объектов, непосредственный доступ к которым затруднен или невозможен. Фалес применил этот метод для определения высоты пирамид. Моя версия его метода не только позволила высчитать рост и размеры моего похитителя, но также, исходя из этого, его вес.

После дня, проведенного на чердаке, в моем распоряжении оказалось достаточно преимуществ, чтобы убить его пять раз подряд. Таким образом, все, что мне оставалось, это подтвердить некоторые факты относительно него, а также, как будто стоя сбоку от вращающихся скакалок, рассчитать точное время входа в игру и удара. Еще рано, скоро, скоро, скоро, еще немного, погоди, погоди…

Мне также было необходимо отточить оружие, рассчитать и испытать свои теории относительно его веса и походки, а затем снова потренироваться. Так что если вы спрашиваете себя, почему я описываю только те дни, когда кто-то приходит, или дни, когда мне удается заполучить что-то значительное, так это потому, что в противном случае я описывала бы долгие часы повторений, мельчайшим почерком отмеченные на нескольких листах бумаги – моей самодельной лабораторной тетради, которую я прятала среди ваты и перьев внутри верхнего матраса. Отрывок из этих записей я привожу внизу. Его, своего похитителя, я отмечаю символом черная точка в круге – дурной глаз. Многие культуры считают, что дурной глаз предвещает несчастья тому человеку, на которого он насылает порчу. О, я насылала порчу на своего неуклюжего сторожа при каждом удобном случае. Даже в своих записях я постоянно желала ему зла и несчастий.

Возможно, вы задаетесь вопросом, почему я включила понятие дурного глаза в лабораторную тетрадь – по существу описание научного исследования. Разве не является этот символ всего лишь мифом и предрассудком? Возможно, и является. Но позвольте, я поясню свои мотивы в небольшом отступлении.

Когда мне было восемь лет, моя эквадорская няня забирала меня из школы после репетиции какого-то спектакля. С мамашами остальных детей она стояла у двери в спортзал. Разумеется, она подслушивала их разговоры.

Пьеса, которую мы репетировали, называлась «Наш город», и я играла одаренного ребенка, который часто кричит. В одном из эпизодов наш режиссер заставил меня бегать по сцене и выкрикивать свои слова. Понятия не имею зачем. Я сделала то, что мне было велено, поскольку участие в пьесе было предписано мне детским психиатром.

– Возможно, театр поможет ей справиться с суровой реальностью стрельбы в стенах школы, – сказал он моей маме после того, как я совершила ошибку, рассказав ей о том, что за последний месяц мне несколько раз снились автоматные очереди.

Чего мама не знала, так это того, что мне это снилось практически постоянно, потому что я этого хотела. С шести до восьми лет я очень много читала о том, как устроен мозг, и знала о том, что во время сна он себя исцеляет. Становится сильнее. Поэтому я ночь за ночью заставляла себя заново слышать автоматные очереди, чтобы опутывать свою амигдалу все более тугими кольцами нейронов. Лежа в постели, я пролистывала оружейный каталог и журнал об охоте на оленей, которые прихватила из приемной стоматолога и спрятала в ящике со своим нижним бельем, и торопливо загружала фотографии в свой гиппокамп, подобно тому, как это делает мальчишка-подросток с «Пентхаусом».

Но вернемся к театру. Я приняла участие в «Нашем городе» ради маминого спокойствия.

Итак, я бегала по сцене, выкрикивая свои слова, как и приказал мне режиссер. Судя по всему, кучка мамаш начала гудеть, как пчелиный рой.

– Скажите, чтобы она заткнулась, – прошептала одна из них.

– Это та самая. Психопатка, которая включила сигнализацию, когда явился тот тип с автоматом, – добавила другая.

Моя коренастая няня развернулась в их сторону как раз в тот момент, когда изящная женщина в шлеме из белокурых волос смотрела на меня недобрым взглядом прищуренных глаз.

– Я не позволю Саре играть вместе с ней. Ее надо отправить в спецшколу для психов, – высокомерно произнесла дама в шлеме.

Моя няня ахнула, и это вынудило всю компанию поспешно заткнуться. Прежде чем они успели принести ей свои никчемные извинения, моя наемная защитница промаршировала перед ними, подобно генералу, извещающему президента о начале военных действий, схватила меня за руку и вывела из зала.

Она молча вела машину, только бормоча себе под нос какую-то молитву. «Dios Mio, Ad Te Domine», – снова и снова повторяла она. Дома она усадила меня возле холодильника, достала яйцо и начала катать его вверх-вниз по моим рукам, ногам, груди и лицу. Вернувшаяся мама при виде этой странной сцены уронила на пол свой портфель из крокодиловой кожи.

– Гилма, Бога ради, что ты делаешь? – закричала она.

Гилма продолжала, не обращая на нее внимания.

– Гилма, ради всего святого, объясни, что это означает?

– Леди-мэм, не мешайте. Белокурая леди сглазила малышку. Может помочь только яйцо.

В любой другой ситуации мама не потерпела бы никаких суеверий, но Гилма произнесла это очень уверенно, а когда моя мама сталкивается с глубокой убежденностью, и в особенности когда эта убежденность исходит от крепкой толстокожей иностранки с золотистыми глазами, она не перечит.

– Не беспокойтесь, я обо всем позабочусь. Сглаз вернется к этой белокурой дьяволице, а она не знает о яйце.

Она подмигнула маме, не сомневаясь в изложенном ею древнем мифе.

Я ничего не имела против того, чтобы Гилма катала по мне яйцо. Я только не считала это средство эффективным. Зачем дожидаться туманных результатов проклятия? Почему не взять ситуацию под контроль и не создать какой-то более осязаемый план?

Неделю спустя состоялась премьера «Нашего города». Прежде чем занять свое место, я вышла на сцену, чтобы посмотреть, где сидят мои родители. Гилма тоже была здесь, в следующем за ними ряду, а я и не думала, что она придет. Я улыбнулась, радуясь ее присутствию. Гилма кивнула мне, жестом предлагая посмотреть на места по другую сторону прохода. Мы все взглянули туда, куда она показывала. Мама вскинула ладони ко рту, чтобы заглушить возглас изумления. Гилма подмигнула и одними губами произнесла:

– Сглаз. У нее нет яйца.

Объектом нашего внимания стала белокурая женщина, но на этот раз в ее идеальной прическе виднелась извилистая тропинка, протянувшаяся от основания черепа вверх, к краю того, что недавно было густыми завитыми локонами. Не считая этой зигзагообразной дороги, ее похожая на шлем прическа была по-прежнему безупречна. Она держала голову с изуродованными волосами вызывающе высоко, но стиснутые дрожащие кулаки выдавали ее смятение. Я понятия не имею, почему она не прикрыла эту зияющую посреди головы рану шарфом, как это сделала бы любая уважающая себя леди.

Женщина в строгом синем свитере и такой же юбке наклонилась к маме и прошептала:

– Это сделала ее пятилетняя дочь папиной электробритвой. Говорят, она уснула в шезлонге, мертвецки пьяная.

Мама по-кошачьи мягко улыбнулась женщине в свитере и подмигнула Гилме, моей верной гувернантке, моему наемному рыцарю, моей катательнице яиц и защитнице от сглаза.

Как бы то ни было, вот отрывок из моей тюремной лабораторной тетради.

День восьмой. 8:00: является с завтраком. ʘ ставит что-то на пол за дверью. Звон ключей. У ʘ уходит 2,2 секунды на то, чтобы отодвинуть засов и отпереть замок – слева направо. ʘ открывает дверь правой рукой, ставит правую ногу на порог, поднимает поднос с пола. Когда ʘ выпрямляется, он достигает отметки в 5 футов 9 дюймов на дверном косяке. Я разметила косяк при помощи своей двенадцатидюймовой линейки. Руки ʘ заняты. Он еще шире открывает дверь, толкая ее правым плечом, и входит в комнату, шагая вперед левой ногой. Время от открытия задвижки до шага левой ногой тоже просчитано – 4,1 секунды. ʘ не останавливается, чтобы посмотреть, где я нахожусь. Первый шаг приходится на третью половицу. Он проходит расстояние в 8,2 фута до края постели за три секунды и четыре шага. Левая нога, правая нога, левая нога, правая нога догоняет левую ногу. Сегодня светит солнце. Тень от ʘ падает на 3 фута 3 дюйма выше верхнего края изголовья кровати и на 3 фута 1 дюйм в сторону от кровати, ближайшую к двери. Я мысленно отмечаю точки на бороздках, заранее вырезанных в досках пола, опять же с помощью моей двенадцатидюймовой линейки. ʘ предлагает мне еще воды. ʘ выходит, чтобы набрать воды в туалете. От того момента, когда он предлагает мне воду, до его возвращения проходит 38 секунд.

8:01: ʘ уходит.

8:15: измеряю контуры тени, записываю высоту и делаю вывод, что обхват его талии составляет 40 дюймов. Сравнив свой рост и обхват талии с данными измерений его тени и свой вес – тот, который был при последнем посещении клиники, плюс 5–8 фунтов, 135–143 вместе с ребенком – вычисляю вес ʘ – 182 фунта. Этот результат совпадает с изначальными теоретическими расчетами и предварительными измерениями.

8:20–8:30: ожидаю возвращения ʘ за моим подносом.

8:30: ʘ возвращается. Звон ключей. 2,1 секунды на то, чтобы отодвинуть засов и повернуть ключ в замке – слева направо. ʘ отворяет дверь правой рукой, ставит правую ногу на порог, толкает дверь дальше правым плечом, входит в комнату с левой ноги. От отпирания задвижки до шага левой ногой проходит 4,1 секунды. Отмечено, что ʘ входит одинаково независимо от того, несет он пищу или нет. ʘ не останавливается, чтобы определить мое местонахождение; первый шаг приходится на третью половицу. ʘ проходит 8,2 фута от дверного проема до края кровати за три секунды и четыре шага. Левая нога, правая нога, левая нога, правая нога догоняет левую ногу. Его действия повторяются и здесь. В луче солнечного света ʘ отбрасывает тень на 3 фута 2 дюйма выше изголовья кровати и на 3 фута в сторону от кровати в направлении двери.

8:30–8:35: ʘ предлагает сходить в ванную. Пользуюсь туалетом, умываюсь, мою тело и чищу зубы тряпочкой, которая лежит на раковине с третьего дня. Пью из крана.

8:35: ʘ уходит.

8:36: отмечаю и измеряю тень, которую я уже мысленно отметила и запомнила. Данные соответствуют росту в 5 футов 9 дюймов, обхвату талии в сорок дюймов, весу в 182 фунта. Буду продолжать измерения до полной уверенности, а также чтобы отметить колебания в строении тела ʘ.

12:00: ʘ возвращается. Наблюдения совпадают с утренними данными – все повторяется. В лучах полуденного солнца его тень составляет около 6 дюймов от его стоп. У него ботинки на резиновой подошве, но я не думаю, что это его спасет.

12:01: ʘ подает мне пластиковый стаканчик, чтобы я набрала еще воды во время пользования туалетом. Пью из крана. Я набираю 7 унций воды и возвращаюсь. ʘ уходит, запирая дверь.

12:20–12:45: жду, пока ʘ вернется за подносом.

12:45: ʘ возвращается. Звенят ключи.

И так далее. Его действия повторялись, а поведение было предсказуемым. Данные вычислений неизменно совпадали. Клонированный солдат. Или действующий под внушением. Вообще-то, вспоминая военизированное поведение своего отца, бывшего морского котика, я задавалась вопросом, не служил ли мой похититель в армии. На двадцать пятый день мое предположение почти подтвердилось. Хотя в глаза бросалось явное противоречие между его строгой пунктуальностью и затасканной внешностью.

Как вы можете судить по приведенному выше отрывку, я постоянно проводила измерения. Мне нужна была абсолютная уверенность в успешной казни. Но вскоре я поняла, что запись длинными предложениями отнимает много времени и не имеет смысла. Поэтому я начала строить таблицы – для измерений, расчетов и результатов своих вычислений. Полностью я теперь записывала только новые данные и приобретения. Таким образом, теперь моя лабораторная тетрадь состояла преимущественно из таблиц.