«Выведать у Марджери ее тайны не проще, чем добиться прямого ответа от Лиги наций», – писали в «Лайф». Даже теперь в газетах ее называли «надеждой, что пребудет вовеки». Не прошло и пары недель после смерти Гудини, когда Крэндоны отправились в лекционный тур по Америке, чтобы убедить простых людей в своей правоте. Доктор выступал в Буффало, Цинциннати, Чикаго, Денвере, в городах тихоокеанского побережья, и всюду ему удавалось донести до слушателей свою точку зрения. Апогеем его тура, как писал один христианский священник, стала лекция «перед лучшей аудиторией в Виннипеге». Во время их визита в Канаду способности Марджери были признаны «неоспоримо подлинными» доктором Т. Г. Гамильтоном – самым уважаемым канадским исследователем паранормальных явлений. И все же этот тур, проходивший вдали от научных центров и не привлекший особого внимания журналистов, напоминал провинциальные сражения – пусть и победоносные, но бессмысленные, ведь Мекка паранормальных исследований уже была сожжена дотла.

Вернувшись в Бостон, Крэндоны стали едва ли не отверженными в высшем обществе. В 1927 году доктору Крэндону из-за его увлечения оккультизмом отказали в праве публиковать статьи в «Бостонском медицинском журнале хирургии». В том же году Генри Маккомас выпустил статью с результатами изучения способностей Марджери, проведенного по заказу Американского общества психических исследований. К ужасу его нанимателей, в статье говорилось, что ее «медиумизм – хорошо продуманное и зрелищное представление, но оно не представляет серьезного интереса для вашего Общества». И, словно этого было недостаточно, протеже Макдугалла – доктор Джозеф Райн, на то время уже считавшийся одним из наиболее выдающихся исследователей паранормальных явлений в Америке, – назвал медиумизм Марджери «гнусным и наглым надувательством». Райн по образованию был ботаником, но решил, что исследования паранормального позволят ему лучше постигнуть тайны жизни, чем изучение растений. Поэтому он, полный надежд, отправился на Лайм-стрит, но, по его словам, увидел там только разнузданность и обман. Бывший лейтенант флота и национальный чемпион по стрельбе, Райн, похоже, поставил перед собой цель уничтожить Марджери и после первого же сеанса обвинил медиума в том, что она «целовала и обнимала» исследователей. «Очевидно, личная привлекательность является колоссальным преимуществом для любого медиума, особенно мошенника, – говорил Райн. – Как паук, она заманивает невинных мушек в свои сети».

После этого его заявления опять поднялась шумиха в прессе. «Я поцеловала женщину, а не кого-то из мужчин» – эти слова Марджери были вынесены в заголовок передовицы. «Мой муж присутствует на всех сеансах, и было бы опрометчиво целовать кого-то в его присутствии, не так ли?» Ее обычные защитники сразу же бросились ей на помощь. Сэр Артур опубликовал в одной бостонской газете гневную статью под названием: «ДЖ. Б. РАЙН – ГНУСНЫЙ НЕГОДЯЙ!» Но самые рьяные критики Марджери – Принс и Райн – продолжали донимать ее. И дело было не только в распространяемых ими сплетнях об интрижках Роя с медсестрами в больнице или попытках Марджери соблазнить всех своих исследователей. Принс продолжал распускать куда более опасные слухи – о том, что кости пропавших английских мальчиков «зарыты в подвале дома на Лайм-стрит».

И хотя Гудини умер, скандал вокруг Марджери не улегся. «Мы на войне», – объявил доктор. Еще никогда он не испытывал такой ненависти к своим врагам. «Он мерзкий подонок, испорченный до мозга костей», – говорил о Рое Гудсон Хоагленд. Но едва ли кто-то мог сказать что-то подобное о характере Марджери. Уолтер Принс с теплом вспоминал, как она однажды зашла к нему в гости и принесла в подарок домашние пончики и контрабандное виски – предложение мира этому любившему выпить бывшему пастору. И Джеймс Гислоп – вероятно, единственный противник Крэндонов в Американском обществе психических исследований – говорил, что, «если бы сегодня мне вздумалось зайти в гости к Марджери, она приняла бы меня с тем же радушием, что и всегда».

До самой смерти медиума дверь ее дома оставалась открытой для любых ученых из этой организации, хотя многие противники Крэндонов считали, что «репутация этого дома запятнана». Во время поездки по Новой Англии один гарвардский профессор сказал Робину Тилльярду, что дом десять по Лайм-стрит был «определенно дурным местом, и мое доброе имя будет опорочено, если когда-нибудь я переступлю этот порог». По его словам, в этот дом не войдет ни один приличный человек, ведь Марджери – что-то вроде окутанной аурой мистицизма проститутки в духе Марии Магдалины. Невзирая на то что Крэндоны стали париями в бостонском обществе, в Бикон-Хилл являлись разные охотники на привидений, и вернувшийся для очередного исследования Эрик Дингуолл едва не умер там. Из-за проблем со щитовидной железой у него случился сердечный приступ, и два врача в больнице, куда Дингуолла отвезли на скорой, полагали, что пациент не выживет. Но им занялся доктор Крэндон и успешно снял симптомы. После этого он отвез Дингуолла обратно на Лайм-стрит, и Марджери ухаживала за больным все время до его выздоровления. «Я уверен, что Дингуолл больше никогда не станет распространять дурные слухи о Крэндонах», – писал один исследователь.

Но слава Марджери, яркой звездой сиявшая на небосклоне Американского общества психических исследований, к концу десятилетия с закатом эры джаза постепенно угасала. Как и следовало ожидать, Крэндоны попытались возродить научный интерес к ее способностям там, где этот интерес зародился изначально. В декабре 1929 года, в последний месяц последнего года десятилетия, они отправились в Англию, где шесть лет назад Дингуолл и Дойл провозгласили о появлении нового экстрасенса. Теперь ее называли «медиумом в короткой юбке». На этот раз Крэндонов ждало нелегкое плавание на «Мавритании» и осада репортерами в порту после их прибытия – никакой возможности отдохнуть. На следующий день Марджери согласилась провести сеанс для сэра Оливера Лоджа в его доме в поместье Нормантон, всего в паре минут езды на автомобиле от Стоунхенджа. На сеансе в комнате Лоджа собрались Рой, сэр Оливер, его дочь, секретарь и шофер. По такому случаю Марджери надела черные шелковые панталоны и красное бархатное платье-кимоно без рукавов. Проявления ее способностей были уже привычными: столик перевернулся, корзинка взлетела, и, когда сэр Оливер забросил в нее пару предметов, Уолтер сразу же определил, что это такое. Затем в комнате материализовался слепок с отпечатками пальцев – по словам Уолтера, они принадлежали покойному сыну сэра Оливера, Раймонду. Роя попросили выйти из комнаты, но телекинетические эффекты не прекратились.

– Вы просто чудо, Уолтер! – воскликнул сэр Оливер. – Я уже давно не видел, чтобы предметы вот так двигались по комнате, хотя мне приходилось наблюдать подобные феномены.

После долгого ужина сэр Оливер, все еще крепкий старик в его семьдесят восемь лет, предложил потанцевать. Танцы продолжались несколько часов. Особенно сэру Оливеру нравилась популярная песенка Рут Эттинг «На все пуговицы». Десять лет назад, во время единственной поездки Лоджа в США, он привел к взлету интереса к спиритическим сеансам по всей Америке и привлек внимание Роя к спиритуализму. Сэр Оливер все еще оставался самым уважаемым исследователем паранормального в мире. И Марджери подарила ему последний танец эпохи.