Статья, напечатанная в «Бостон Геральд», шокировала миссис Крэндон. «Знаменитое дело Марджери закрыто – так утверждает комиссия по исследованию паранормальных явлений, созданная журналом “В мире науки”». Никто из комиссии не потрудился даже позвонить ей, чтобы сообщить о решении. Тем не менее двенадцатого февраля 1925 года комиссия вынесла решение не в пользу Марджери. В статье писали, что медиум не смогла убедить четырех судей из пяти в том, что ее способности подлинны. Бостонскому медиуму не вручат награду Мунна, и журнал «В мире науки» больше не будет исследовать ее способности. В конце ее кандидатуру отвергли столь же категорично, как и других медиумов. Поскольку трое членов комиссии не проводили сеансов с Марджери с тех пор, как приняли решение, по этому поводу высказались только двое: Принс и Макдугалл заявили, что «не наблюдали никаких явлений, которых невозможно было бы добиться естественным образом».

Принс в отдельном заявлении для прессы упомянул, что условия проведения сеансов, на которых настаивали Крэндоны, были «подозрительными и приводили к неловкости». И если вначале Макдугалл высказывался куда мягче, то в конце интервью он заявил, что медиумические способности Марджери были злой шуткой Роя, направленной на высмеивание легковерных ученых. Вскоре после выхода этой статьи Марджери пришлось перенести операцию на гайморовой полости, где ей пришлось «терпеть мучения от игл и острых ножей». Но поскольку ей нравился Макдугалл, его заявление принесло ей «…самую неожиданную боль». «Не знаю, действительно ли он верит в то, что говорит», – писала она Дингуоллу. Изложение результатов исследований возмутило Крэндонов. В своем заявлении Принс говорил о необычном сеансе один на один с медиумом: мол, он подозревал, что на самом деле она нажала вовсе не на кнопку звонка, лежавшего у него на коленях. Принс полагал, что Марджери пронесла с собой в комнату другой звонок: и тогда, и на других сеансах она прятала его под одеждой, а на кнопку нажимала коленями. Макдугалл зашел еще дальше, излагая предполагаемые методы Марджери. В его заявлении, опубликованном в «Бостон Транскрипт», а потом и в журнале «В мире науки», он предполагал, что Марджери скрывала поддельные эктоплазматические руки в «анатомическом отверстии ее тела». В частном разговоре он высказал мысль о том, что доктор Крэндон хирургически увеличил «место для хранения подобных вещей в теле Марджери». Итак, сводилась ли проблема к тому, что Мина спит с исследователями, как утверждал Гудини, или же доктор Крэндон помещает поддельную эктоплазму в ее влагалище, подозрения некоторых членов комиссии были очевидны: Мина Крэндон – недостойная доверия женщина.

Масса, которую выделяло ее тело, была липкой и неприятной; с точки зрения Макдугалла, она пахла как содержимое лавки мясника. Подозревая, что «телеплазма» сделана из органов животных, Макдугалл отнес снимки двум своим коллегам по Гарварду, физиологу и зоологу, и оба подтвердили, что эта масса содержит элемент, напоминающий хрящи трахеи какого-то животного. Макдугалл также полагал, что «руки Уолтера» были сделаны из «легкого какого-то зверя». Он утверждал, что доктор Крэндон придавал мясу из лавки нужную форму, используя хирургические инструменты, а затем помещал получившееся во влагалище Марджери. Эктоплазматические эффекты, приводившие в восторг Дингуолла, и снимки, поразившие воображение почтенных профессоров в Джордан-холле, и стали причиной того, что Уильям Макдугалл изменил свое мнение о Марджери.

Он признавал, что многие проявления ее способностей все еще оставались для него загадкой, но в целом чем пристальнее был контроль за медиумом, тем меньше было проявлений сверхъестественного. «Эктоплазма много двигается, причем удивительнейшим образом», но это происходило только тогда, когда доктор Крэндон контролировал правую руку медиума и был выключен свет. Макдугалл отрицал научную ценность Уолтера: в отчетах говорилось, что голос призрака доносится из разных мест комнаты, но сам Макдугалл утверждал, что, с его точки зрения, голос всегда доносился от медиума.

Это его заявление очень отличалось от высказываний двухнедельной давности, когда Макдугалл расхваливал медиумические способности Марджери. Профессор прислал письмо Рою с извинениями по этому поводу: «Я слишком подчеркивал свой непредубежденный взгляд на этот феномен». Также он публично попросил прощения за то, что выступил ведущим на демонстрации в Джордан-холле. Обдумав случившееся, он понял, что странно было организовывать лекцию в защиту медиума, а потом отрицать подлинность ее способностей, но, по словам Макдугалла, он поступил так, чтобы поддержать Дингуолла. По его выводам, медиумизм Марджери, сколь бы удивительны ни были проявления на сеансе, являлся «необычным случаем расщепления личности», изучать который должны психиатры, а не парапсихологи.

Официально Марджери оставалась спокойна.

– Это решение ничуть меня не тревожит, – сказала она журналисту одной бостонской газеты. – И я могу с уверенностью заявить, что я не разочарована и не сожалею об этом исследовании… Все остальное вам скажет мой муж. Именно он будет вести переговоры с прессой.

Но в частных разговорах Мина признавала, что очень огорчена.

– Надо ли говорить, что я пала духом, – поделилась она с Дингуоллом. – Удар Макдугалла словно испепелил во мне всю доброту.

Вся жизненная сила Марджери, как физическая, так и духовная, долгие месяцы была направлена на достижение одной-единственной цели – признание ее способностей комиссией. Даже если она была мошенницей, как настаивал Гудини, отказ со стороны членов комиссии, прославивших ее, стал для нее потрясением. Марджери была королевой парапсихологических исследований, и Малкольм Берд усадил ее на трон. В своих отчетах он все еще восхвалял экстрасенсорные способности Марджери, в то время как Макдугалл утверждал, что она шарлатанка, гениальная иллюзионистка и ложный мессия спиритуалистов. И хотя поддержка Хиуорда Каррингтона не ослабела, но два ученых, готовых, с точки зрения Роя, перейти Рубикон, отвернулись от Марджери – как Комсток, так и Макдугалл.

Однако, как и в случае с ящиком Пандоры, легче было открыть дело Марджери, чем закрыть его. Даже астральный голос усомнился в правильности выводов комиссии.

– Макдугалл просто не смог изменить свой взгляд на мир – непросто пересмотреть философию всей своей жизни, – сказал Уолтер на сеансе. – Передайте ему, что моя сестренка носит в себе небольшую морозильную камеру, кузнечные меха для имитации звуков, шесть коровьих легких и куски говяжьего мяса на кости. Ах да, и еще она постоянно жует печень. И как только все это в нее помещается?

В Бостонском городском клубе Малкольм Берд продемонстрировал копии протоколов сеансов, подписанные Макдугаллом. Эти протоколы опровергали заявление психолога о том, что Марджери не проявляла своих способностей при должном уровне контроля и при красном свете.

– Боюсь, память подводит Макдугалла, – заявил Берд.

Впрочем, к этому моменту Рой уже возлагал все свои надежды на британских исследователей. Он передал это дело Дингуоллу, «дознавателю центрального отделения Общества психических исследований, которое может стать для нас высшим апелляционным судом». Рой полагал, что Дингуолл «войдет в историю исследований паранормальных явлений» благодаря своему сотрудничеству с Марджери. В своей неподражаемой манере Мина тоже не скупилась на лесть. «Никогда мы еще ни по кому так не скучали в этом доме, – писала она Дингуоллу. – Вы самый главный, самый лучший исследователь в мире, и мне не хватает вашей веселой улыбки». По словам Марджери, никто не мог сравниться с этим ученым, который начал исследовать ее эктоплазму и сменил ограничивающие ее методы контроля на светящиеся ленты, ставшие неизменным атрибутом Мины на сеансах.

Удивительно, но после завершения этого важнейшего для соревнования дела Орсон Мунн сказал, что ищет нового кандидата. В передовице «Таймс» его идею назвали «тщетной». «В мире науки» никогда не сумеет найти другого кандидата с такой репутацией, как Марджери. «Она образованна, никогда не брала денег за сеансы, и у нее нет никаких связей с медиумами или фокусниками, которые могли бы обучить ее соответствующим трюкам». Миссис Крэндон была единственным кандидатом, чьи способности могли бы оказаться подлинными. Тем не менее после долгих месяцев исследований и разбирательств комиссия постановила, что ни одно из проявлений ее способностей не было по сути своей паранормальным. «Марджери, – писали в “Таймс”, – могла бы выиграть эту награду куда меньшими усилиями». Общественность сочла вердикт «неудовлетворительным», учитывая, сколько времени и денег затратили эксперты.

Но критики Марджери считали, что результат того стоил: с их точки зрения, наука одержала значительную победу. Для них возрождение оккультизма символизировало конец эпохи рационализма, начавшейся не так давно, когда такие ученые, как Ньютон и Декарт, демистифицировали законы природы. Тем не менее не все считали разоблачения медиумов признаком прогресса. В «Балтимор Сан» писали, что если бы способности миссис Крэндон были признаны подлинными, то награда ознаменовала бы открытие, «превосходящее все чудеса науки и способное произвести подлинную революцию в представлениях о жизни, куда более значимое, чем все удивительнейшие процессы нашего мира». Однако «давно лелеемая надежда человеческая» осталась «невоплощенной, и имя Марджери из Бостона пополнило долгий список шарлатанов».

Но вскоре стало понятно, что карьеру Марджери-экстрасенса рано считать разрушенной, как и рано возвещать о кончине спиритуалистического движения. Среди руководства Американского общества психических исследований нашлись люди, верившие в медиумические способности Марджери, и вердикт «В мире науки» разделил всех ученых, занимавшихся изучением парапсихологических явлений, по принципу отношения к Марджери. Раскол начался с понижения в должности Уолтера Принса, когда Фредерик Эдвардс, президент Общества, обвинил его в предубежденном и недостойном отношении к расследованию дела Марджери.

Спиритуалист и священник из Детройта Эдвардс не мог работать с такими исследователями, как Принс и Макдугалл, явно выражавшими скептическое отношение к его религии. Поэтому когда Эдвардс, объединившись с Марком Ричардсоном и другими сторонниками Марджери, победил в борьбе за контроль над этой организацией, Общество наняло нового исследователя физических проявлений медиумизма. К ужасу Принса, его прежнюю должность занял Малкольм Берд: «человек, чьи журналистские методы вызывали отвращение у остальных членов комиссии “В мире науки”, стал официальным дознавателем Американского общества психических исследований, самым уважаемым «охотником на привидений» в Америке.

«Организация, которая должна была разгадывать тайны паранормальных явлений, теперь была в кармане у доктора Крэндона», – предупреждал Принс. После этого и сам Принс, и Гудини с Макдугаллом вышли из Американского общества психических исследований. Пожилой ученый сразу же сформировал новую организацию – Бостонское общество психических исследований и собрал в Бостоне ученых, отрицавших медиумические способности Марджери. Тем временем Берд, влекомый страстью к Марджери, вернулся на Лайм-стрит, невзирая на письмо от сестры Роя Лоры. Лора писала, что Мина на грани нервного срыва: «Миссис К. дошла до предела нервного истощения, и если исследователи не оставят ее в покое на некоторое время, то сами спилят сук, на котором сидят. Она угрожает, что вообще не будет проводить сеансы. Чтобы избежать этого, я посоветовала бы вам, если уж вы отправитесь в Бостон, остановиться в гостинице и не встречаться с ней».

Отмахнувшись от предупреждений Лоры, Берд остановился у Крэндонов и присутствовал на сеансах Марджери. Ему показалось, что медиум в отличной форме, и только раз на сеансе возникло затруднение. Стоял апрель, сеанс только начинался, и вдруг раздался встревоженный голос Уолтера:

– Доброй ночи, мне нужно уходить отсюда, и поскорее!

Через мгновение Берд и остальные участники сеанса почувствовали, как содрогается пол под их ногами. В Бостоне началось очередное землетрясение.