Уборщицы, каждый вечер приходившие на шестой этаж небоскреба Вулворт, боялись приступать к работе. Там словно проходил какой-то странный ритуал, и женщины слышали подозрительные звуки, женские вопли и жуткое бормотание – мужчины пели какие-то псалмы. Окна и дверь переоборудованной в лабораторию библиотеки «В мире науки» – комнаты, откуда и доносились все эти звуки, – были занавешены черной муслиновой тканью, чтобы обеспечить необходимую для выработки эктоплазмы темноту. Малкольм Берд писал, что этот зловещий шум и черные занавеси «вселили ужас в души тех, кто занимал другие комнаты на том же этаже, и нам едва удалось убедить их, что не нужно съезжать из здания».

Все это смущало Уолтера Принса, считавшего себя серьезным исследователем. Но когда комиссия «В мире науки» собралась, чтобы проверить Джорджа Валентайна, атмосфера в демонстрационной комнате действительно была пугающей.

Предполагалось, что экстрасенс сможет призвать сюда духов, невзирая на то что остов этого храма торговли был сделан из стали. Впрочем, с тем же успехом сеанс можно было провести и в затхлой гостиной викторианского дома: во тьме все комнаты одинаковы, и пребывание в таком помещении, теперь напоминающем склеп, «после двух-трех часов начало сказываться, – писал репортер «Таймс». – Было в этой темноте что-то гипнотизирующее, и глаза начинали видеть то, чего нет, нервы натянуты до предела, и можно было понять, почему люди с такой легкостью верили в прикосновение “призрака” или голос “духа” во тьме».

Кроме того репортера и медиума наблюдать за испытанием пришло еще много людей. Среди фокусников и охотников на привидений, собравшихся посмотреть на демонстрацию способностей, был и Грэнвил Леманн из Американской телефонной и телеграфной компании. Как и многие работники сферы телекоммуникаций, он хотел знать, действительно ли человеческий мозг способен улавливать послания из астрального плана. Пришел туда и мистер Мунн, и редакционная коллегия «В мире науки», включая Малкольма Берда и Остина Лескарбура – «электродетектива» состязания. На каждом предварительном испытании должны были присутствовать по меньшей мере два члена комиссии – Хиуорд Каррингтон или его заместитель, нью-йоркский иллюзионист Фредерик Китинг, и Уолтер Принс, посетивший оба предварительных спиритических сеанса. Но у Принса были проблемы со слухом, и сможет ли он оценить способности медиума? «Тук-тук-тук» – обычно все начиналось со стаккато трубы для сеансов. Когда Валентайн приступил к демонстрации своих способностей, жара в душной комнате, казалось, усилилась. Все мужчины пришли на этот последний из предварительных сеансов в рубашках с короткими рукавами, в том числе и Гудини, оголивший мускулистые предплечья, словно могучие мышцы помогут ему одолеть призрака.

– Если слухи об этом человеке правдивы, то он один из лучших медиумов в стране, – заявил Берд журналистам.

Но «В мире науки» все равно хотели посмотреть на предварительную демонстрацию способностей, прежде чем собирать всю комиссию. Комсток и Макдугалл жили в Бостоне и потому не присутствовали на первом сеансе в демонстрационной комнате двадцать первого мая. Не было там и сэра Артура Конан Дойла: он отправился в лекционный тур по Америке. Впрочем, у Валентайна были свои сторонники на сеансе – Ричард Уоррел, друг медиума по Уилкс-Барре. Этот сторонник спиритуализма якобы должен был сбалансировать энергетическое поле, искаженное сомневающимися, и именно он объяснил, как надлежит проводить сеанс, начиная с молитвы и заканчивая песнопениями, которые должны были усилить способности медиума. Звучный рев Уоррела перекрывал все остальные голоса:

Уоррел был первым, кто почувствовал присутствие духа: он сказал, что ощутил холодное дуновение ветра, как бывает, когда появляется призрак, и запах свежей кладбищенской земли. Когда песня закончилась, раздалось хихиканье духа. Репортер «Таймс» писал, что от этого внезапного звука у него «волосы встали дыбом». Голоса духов раздавались, казалось, где-то над головами участников сеанса или под столом. По словам Берда, не было никаких признаков чревовещания, поскольку этот фокус основывается на обмане зрения, а не слуха и неэффективен в темноте. Леманн же считал, что если источником звуков были голосовые связки медиума, то фокус строился на отражении звуковых волн от пола и потолка и основывался на том же принципе, что и использование звуковых волн в изобретении Маркони.

На предварительном сеансе Валентайн продемонстрировал весь спектр своих способностей. В комнате раздавался фальцет призрака по имени Берт; звучали гулкие голоса индейцев – Кокума и Великого Ястреба, вождя племени; звенел голос оперного певца Кристо ди Анджело; разносился шепот Бобби – мертвого сына Уоррела. Вернувшийся из астрала повзрослевшим, невидимый мальчик многих напугал на том сеансе.

– Пройдись по комнате и коснись их, Бобби, – попросил его отец. – Коснись их голов трубой или коснись руками.

Журналист из «Таймс» писал, что «после часа в темноте было страшно, когда что-то касалось твоей руки или колена». Не у всех призраков была такая легкая рука, как у Бобби, и когда Великий Ястреб швырнул трубу в Бернарда Уолкера, выпускающего редактора «В мире науки», то чуть не сломал ему очки и нос.

Через два дня еще не разведенный мистер Мунн привел на сеанс не жену, а одну танцовщицу, с которой у него был роман. Ощутив прикосновение духа, девушка «завопила так, что ее, должно быть, слышали в паре кварталов отсюда», вспоминал Берд. Но демонстрация способностей на спиритическом сеансе не только ввергала в панику слабонервных, но и толкала некоторых участников на ответные действия. Так, Берд выставил вперед ногу – и медиум упрекнул его в том, что он «пытался поставить подножку духу». А Гудини, когда его стукнули по голове рожком, парировал удар и перехватил рожок – после сеанса на полу остались три обломка.

Валентайн не был трансовым медиумом, и с ним можно было говорить, когда он призывал духов. Низенький, коренастый, он все время повторял «отлично!», когда что-то ему нравилось. То есть постоянно. Другим проявлением его способности было появление оранжевых огоньков, полыхавших, как пламя, но при этом освещавших комнату не больше, чем зажженная сигарета.

– Они обжигают? – вскрикнул Уолкер, отшатываясь, когда один такой огонек приблизился к его ноге.

Но огонек его так и не коснулся. Кроме того, в противоположном от медиума конце комнаты была гитара. Послышался звон струн, и гитара взлетела над головами участников. После всего этого Валентайн был доволен своим представлением. Но затем дела веселого медиума пошли худо.

Еще до начала соревнования экстрасенсов Уолтер Принс сомневался в том, что Валентайн способен установить связь со Страной лета. Хотя этого медиума порекомендовал сотрудник Принса, Гарднер Мерфи, Американское общество психических исследований получило другую информацию, заставляющую усомниться в способностях чудо-экстрасенса из Уилкс-Барре. «Все это весьма напоминает мошенничество, с которым я сталкивался уже не раз», – писал Принс. Малкольм Берд вначале был настроен оптимистично, но когда Валентайн настоял на проведении спиритического сеанса в затемненной комнате, тоже начал что-то подозревать. Кандидат был медиумом «прямого голоса», он не материализовал эктоплазму, так зачем ему темнота для демонстрации? Кроме того, Валентайн требовал, чтобы участники сеанса не закидывали ногу за ногу. Это условие тоже насторожило комиссию: Берд знал, что медиумы-аферисты часто просят участников ставить обе ступни на пол – обычно они тайком выбирались из-за стола и расхаживали по комнате, а потому могли споткнуться о выставленные ноги.

Но эксперты не поделились с Валентайном своими опасениями. Напротив, они, казалось, были в восторге от веселого медиума. Когда кандидат говорил о том, какие сеансы проводил для Девикова и остальных, члены комиссии реагировали фразами типа «неужели?», «потрясающе!», «ну надо же, поразительно!». Джорджу нравилось проводить время с этими парнями, это уж точно! А ведь в журнале писали, что проверка экстрасенсов будет такой суровой! Члены комиссии сказали Валентайну, что собираются посыпать пол тальком, чтобы проверить подлинность его способностей – мол, если это он ходит по комнате, то на тальке останутся следы. Медиум согласился на такой метод контроля, но сразу предупредил жюри, что духи тоже оставляют следы. «Он опасался, что нам придется затратить немало усилий, чтобы потом отчистить ковер, – вспоминал Берд. – И предложил нам застелить чем-нибудь пол и рассыпать тальк на подстилках там и тут. Мы были тронуты такой его заботой».

На самом деле мысль о рассыпании в комнате талька казалась комиссии «В мире науки» столь же абсурдной, как, скажем, идея обмазать все в комнате пыльцой фей из Коттингли. Описанные попытки проконтролировать действия медиума были направлены на то, чтобы отвлечь его; отказавшись от традиционного связывания и визуального контроля, члены комиссии с тем же успехом могли дать Валентайну веревку, чтобы повеситься. Медиум явно считал, что теперь сможет использовать любые методы мошенничества. Очевидно, он не читал – да и умел ли он вообще читать? – о методах контроля, которыми планировал воспользоваться «В мире науки».

Среди хитроумных ловушек, расставленных комиссией, были десять электрических датчиков, которые Лескарбура прикрепил к стулу Валентайна. Пока медиум сидел, в соседней комнате горела красная лампочка, за которой наблюдала одна из сотрудниц редакции. Когда лампочка гасла, девушка сверялась с часами и отмечала время, когда медиум встал со стула, и продолжительность его отсутствия на месте.

Рядом с ней сидел оператор диктографа, который по громким комментариям Берда записывал точное время, когда духи тем или иным образом проявляли себя. Время физических проявлений духов точно совпадало со временем отсутствия медиума за столом. Именно так эксперты выяснили, как именно Валентайн имитирует проявления, приписываемые духам Великого Ястреба и малыша Бобби. Вспомогательным, но немаловажным инструментом в этом деле служили крошечные флуоресцентные точки на стене, видимые только Лескарбура и Берду. Когда между экспертами и этими точками на стене кто-то проходил, видимо крадущийся медиум, точки затемнялись. И всякий раз после этого начинались чудеса Валентайна.

На третьем сеансе, проходившем двадцать четвертого мая, Малкольм Берд нанес репутации медиума сокрушительный удар. Духи сами тянулись к нему – ведь было известно, что Берд не раз высказывался в пользу экстрасенсов как Европы, так и Америки. Организатора состязания духи касались трубой в десять раз чаще, чем всех остальных.

– Привет, Малкольм, – послышался в какой-то момент голос призрака.

– Да, это Малкольм. А ты кто? – ответил Берд.

В ответ послышалось бессвязное бормотание. Если раньше призраки Валентайна говорили на разных языках, то теперь их речь свелась к невнятному «уа-уа-уа» – по крайней мере, именно так Берд описал услышанное. Однако же, как только Берд спросил, не говорит ли он с духом покойного Гарри Меера, голос четко и ясно согласился: мол, да, это именно он. Тогда Берд попытался выяснить у призрака обстоятельства его гибели. Может быть, Гарри, его друг, попал в автокатастрофу, врезавшись в телеграфный столб? Или катался на пароме, выпал за борт и утонул?

– Ну же, Гарри, расскажи мне хоть что-то о том, как ты умер! Может, ты сумеешь хотя бы сказать, умер ли ты насильственной смертью? Это был несчастный случай?

– Да, это определенно был несчастный случай, – подтвердил дух.

Теперь, выяснив кое-какие подробности о смерти Гарри, он вновь заговорил внятно. Но допрос Берда прервало хихиканье Мунна, которое, в свою очередь, спровоцировало взрыв смеха у Уолкера и Лескарбура. Мужчины знали, что Берд никогда не встречал человека по имени Гарри Меер, и уже не могли сдерживать хохот при попытках их коллеги выпытать что-то связное у бормочущего призрака, который сам опроверг свое существование, ибо Гарри Меер всегда был только порождением фантазии Берда.

И когда эксперты начали покатываться со смеху, медиум понял, что члены комиссии разыграли его. Чувствуя, что демонстрация способностей превратилась в комедию, Уоррел принялся распекать участников сеанса:

– Друзья, я прошу вас относиться к происходящему серьезно. В конце концов, спиритуализм – это религия многих людей, и, даже если вы сами не являетесь верующими, эта религия заслуживает уважения. А вы смеетесь над самым сокровенным, что только может быть. Пожалуйста, не смейтесь.

– Да, вот именно, – пролепетал Валентайн. – Не смейтесь.

Провинциальный акцент делал эти его слова еще смешнее. Но хотя остальные члены комиссии – Каррингтон, Гудини и Принс – держали себя в руках и не вели себя как мальчишки-школьники за доской «уиджа», атмосфера спиритического сеанса была нарушена. Уоррел проворчал, что он вот не смеялся, когда Валентайн призвал дух его мертвой матери. Он начал отчитывать присутствующих за насмешки над духами. Берд же тем временем думал о том, когда же Уоррел наконец прекратит сыпать упреками. А девушка в контрольной комнате неотрывно смотрела на красную лампочку.