Книга: На бесплодной планете. Наша родина — космос. Романы. Рассказы.

Голос волка

LA VOIX DU LOUP

1960

I

Красная сигнальная лампочка замигала, погасла и снова зажглась. Вырванный из полусна, в который его погрузило монотонное наблюдение за экраном гиперрадара, Жан Мишо тряхнул головой, разгоняя легкий туман своего оцепенения. На флуоресцентном фоне, между небольшими пятнами, отражениями космической пыли, проявилась более четкая точка. Щелчком пальца Мишо опустил тумблер переговорного устройства.

— Контакт, капитан!

— Уже иду!

Спустя минуту в комнату связи вошел капитан Оливарес. Небольшого роста, черноволосый и смуглый, с худым и продолговатым лицом, перегороженным линией густых усов, которую никогда не удавалось стереть бритве, он являл собой разительный контраст с широкоплечим и статным (1 м 90 см) молодым лейтенантом, под весом которого прогибался даже металлический стул.

— Как давно он у вас, этот контакт?

— Я сообщил вам сразу же, как его увидел, капитан. Сейчас мы от него на максимальном расстоянии.

— В ста миллионах километров! А это еще оставляет нам время, если речь идет о чем-то ином, нежели астероид или комета. Телескоп нам тут ничем не поможет. Разумеется, ни малейшего представления о курсе этой штуковины мы еще не имеем?

— Физоскоп пока ничего не дает.

— Ладно. Следите за ней.

После секундного колебания Мишо спросил:

— Так мы начинаем преследование, капитан?

Оливарес не имел привычки обсуждать свои решения с подчиненными. На сей раз он сделал исключение.

— Пока еще не знаю, лейтенант. Сейчас мы в таком секторе, где нет ни колоний, ни какой-либо известной нам негуманоидной расы. Разведчик? В этом легко можно удостовериться, отослав сообщение, но если мы имеем дело с какой-то новой расой, я предпочел бы от этого воздержаться. Если их радары окажутся хуже наших, мы сможем приблизиться ровно настолько, чтобы воспользоваться телескопом, прежде чем нас самих обнаружат…

— В таком случае, почему бы не использовать закодированную волну Службы? Если они не из наших, то шансы на то, что они будут на этой частоте, мизерны.

— Полноте, Мишо! Наш монитор слышит все используемые волны! Быть может, у них такой же.

— Вас понял, капитан… Если позволите, спрошу еще вот что: а много вообще негуманоидных рас встречалось нашим экспедициям — до сих пор?

— Семнадцать, лейтенант. Но ни одной — в этом квадранте.

* * *

Оставшись один, молодой лейтенант сосредоточил все свое внимание на аппаратуре. Светящаяся точка выглядела неподвижной. Мишо активировал просмотровый экран. Заметить чужеземный звездолет, даже при условии, что это именно звездолет, он не надеялся: тот находился слишком далеко. В нижнем левом углу, покрытая вуалью автоматического фотокомпенсатора, сверкала звезда, устройство которой они только что изучили, а точно посередине небольшим круглым, зеленоватым пятном величественно плавала в космосе четвертая планета, их следующая цель.

— И что они только забыли в этом континууме, в такой близости от одного из миров? Если это кто-то из наших, то, считай, половины полагающейся за открытие премии нам уже не видать!.. Если же это чужаки, то весь вопрос в том, направляются ли они туда тоже с исследовательской миссией, или же это их дом?

Стрелка физоскопа вздрогнула, слегка отклонившись вправо.

— Черт возьми! Движутся прямо на нас!.. Капитан, это звездолет!

Длинный дребезжащий звонок, призывающий всех занять свои посты, разорвал фоновый шум, вызванный гудением машин. Спустя минуту на сиденье слева упал высокий молодой человек, рыжеволосый и худощавый: Джерри Даль, телеметрист-радиолокаторщик. Еще через десять секунд, закрыв за собой герметическую дверь и до предела прокрутив запорное колесо, на правый стул опустился Борис Иванов, наводчик-оператор. Команда поста №1 была в полном составе.

— Ну что, Жан, кого ты там откопал? Чужака, или это кто-то из наших хочет лишить нас премии?

Длинные и худые, усеянные веснушками руки начали перебегать от одного рычага к другому с такой ловкостью, которая самому Мишо могла только сниться.

— А вот это уж ты мне скажи!

Разговор прервал донесшийся из переговорного устройства металлический голос Оливареса:

— Мы подали опознавательный сигнал. Полагаю, можно уже не сомневаться в том, что нас обнаружили. Ответа — если он, конечно, вообще будет — следует ждать минут через десять. Вероятность того, что мы имеем дело с другими, с чужеземцами, достаточно велика. Я только что перечитал инструкции, полученные нами при вылете: наш ближайший товарищ, «Антарес», сейчас от нас как минимум в сотне световых лет. Не многие из вас уже участвовали в первом контакте. Напоминаю: главное — соблюдать хладнокровие и дисциплину. От ближайших минут зависят все будущие отношения между людьми и другими. Без приказа никто не должен стрелять, даже если по нам самим откроют огонь, даже если в нас попадут. С этого момента, когда прозвучит «красный» сигнал или же сигнал боевой тревоги, все должны быть во внутренних спасиандрах. Это, надеюсь, понятно? И давайте без глупостей! Движений они не стесняют, создавались специально для подобных случаев, да и вообще, так у вас потом хотя бы будет время на то, чтобы надеть настоящие спасиандры, если, к несчастью, они вам понадобятся. Я закончил. Телеметрист, доложите!

— Направление 000, расстояние 98 миллионов километров. Радиальная скорость 5000 км/с. Тангенциальная скорость неизвестна, — проговорил нараспев Джерри Даль.

— Наводчик-оператор, доложите!

— Орудия 1 и 2 заряжены, боеголовки термоядерные, орудия 3 и 4 заряжены, боеголовки атомные, орудия 5 и 6 заряжены, боеголовки химические, — ответил Иванов.

— Орудия 7 и 8 заряжены, боеголовки термоядерные, орудия 9 и 10 заряжены… — Один за другим проговорили свою смертельную литанию все шесть стрелковых постов.

— Направление 000, расстояние 97 миллионов 900 тысяч километров, радиальная скорость 6000 км/с…

— Кто бы сомневался, что они нас увидели… — пробормотал Мишо.

— Твое первое сражение? — поинтересовался русский.

— Да, а твое?

— Участвовал уже в трех, против кцлилей…

Раздраженным жестом Даль призвал их к молчанию. Внезапное давление пригвоздило всех троих к спинкам сидений, «Искрометный» резко ускорился. Так, в полной тишине, прошло несколько минут, затем прерывистый звонок заставил их вздрогнуть. То был «красный» сигнал опасности, за которым последовал другой — боевой тревоги.

Мишо вскочил на ноги, но Иванов опередил его. Он вытащил из металлического шкафа три мягких комбинезона, которые должны были позволить им перенести декомпрессию, окажись она слишком тяжелой, в течение того времени, которое ушло бы у них на то, чтобы натянуть внутренние спасиандры. Закрепив на лицах кислородные маски, они вернулись на свои места. Даль все еще одевался.

Громкоговоритель возвестил:

— Ответ получен. Ни один из известных нам языков — как гуманоидных, так и негуманоидных — с его расшифровкой нам не помог. Нам будет принадлежать честь установления первого контакта, дети мои! Лейтенант Мишо, вас подменит лейтенант Каччини. Немедленно явитесь в командную рубку…

— Вот же счастливчик! Сможешь увидеть все с начала до конца!

— … и захватите с собой ваш спасиандр.

Это уточнение капитана было встречено взрывом смехом, пронесшимся по всему звездолету. Никакой другой Мишо бы и не подошел.

— Направление: 3 градуса к востоку. Расстояние 95 миллионов километров. Скорость 7000 км/с.

Вполголоса Даль добавил:

— Он маневрирует. Вот только зачем — чтобы зайти сбоку или же чтобы избежать с нами встречи? Удачи, Жан, и — до скорого, я надеюсь!

* * *

Когда Мишо вошел в командную рубку, Оливарес уже ждал его в окружении своего генштаба: старшего помощника Али Кемаля, второго помощника Тераи, под полинезийской вялостью которого чувствовались энергия и сила, главного механика Хоркарнака, коренастого и смешливого эскимоса, и двух гражданских, герра доктора Мюллера, лингвиста, и Умбопы, астронома-кафра, единственного человека на борту «Искрометного», который — если и не по ширине плеч, то хотя бы по телосложению — мог сравниться с лейтенантом Мишо.

— Я вызвал вас, Жан, потому, что, исходя из вашего досье, вашей специализацией была лингвистика. Теперь вы, и до тех пор, пока в этом не отпадет необходимость, подчиняетесь доктору Мюллеру.

— Итак, мой юный друг, где именно и у кого вы учились? — поинтересовался немец.

— В космической академии Реггана, мсье, у профессора Ванденберга.

— Прекрасно, прекрасно! Ванденберг — один из моих старых однокашников, и я его глубоко уважаю, пусть иногда мы и расходимся в переводе свитков, обнаруженных в мертвых городах планеты Альфа Полярис III. Пойдемте, я хочу, чтобы вы прослушали запись сообщения, которое мы получили в ответ.

Они прошли в небольшой зал, вотчину доктора Мюллера.

— Присаживайтесь, присаживайтесь! Ученики моего друга — мои друзья! А вот и сообщение.

Из магнитофона полился мелодичный голос:

— Анеоидителекранчабоэтеле ансителекранчатеутелалухинето бетеоэрситериска-ридоро.

— Три слова или, быть может, скорее даже — три фразы, которые нам едва ли удастся разложить на составные части. Даже не знаю, что с этим можно поделать.

— Вот и я не знаю, милейший, не имею ни малейшего представления! Тейфель, ваш капитан, принимает нас за волшебников! Ах! Если бы у нас было больше слов, образных выражений, возможно, нам это и удалось бы!.. Mein Gott! Каких только глупостей ни прочтешь и ни услышишь о дешифровке неизвестных языков! Знаете, я тут как-то читал роман одного автора, чье имя я не буду вам называть, оно слишком известно! Так вот, в этой истории один из наших звездолетов прилетает на некую планету, экипаж находит там надписи и — хоп! Бортовой лингвист с легкостью прочитывает эти тексты, целых три страницы! А что мы имеем в действительности? Взять, к примеру, эти знаменитые свитки с планеты Альфа Полярис: мы уверены, что они написаны на языке того же типа, что и язык горных кленов. Так вот, там, где ваш учитель, мой друг Ванденберг, читает: «Я, Акка, король, делаю подношение богам… и т.д.», я читаю следующее: «Я, Акка, король, беру себе новую сожительницу! Ха-ха-ха! Она очень даже ничего!» И заметьте, я уверен, что прав именно я! Судя по их барельефам, протоклены были той еще шайкой сатиров! А Ванденберг — пуританин, каких еще поискать. Но давайте-ка вернемся в командную рубку. Быть может, уже есть какие-то новости?

Умбопа тщательно настраивал большой телескоп. Установленный в носовой части звездолета и предназначенный для удаленного изучения систем, необходимость посещения которых все еще была под вопросом, этот, снабженный электронным амплификатором аппарат выдавал фантастические масштабы увеличения. Но и он пока что выводил на экран все то же небольшое светящееся пятно, не имевшее какой-то определенной формы.

— Придется подождать, капитан, — проговорил темнокожий астроном своим басистым африканским голосом, более глухим, чем любой европейский.

Они принялись ждать, в тишине, нарушаемой лишь сообщениями телеметристов и «пока ничего, капитан» радистов, тщетно пытавшихся восстановить контакт с другими.

Впрочем, тихо было практически в каждом уголке «Искрящегося». Закупорившись в герметических отсеках, люди ждали приказа, который развязал бы яростное сражение или же, напротив, положил конец боевой тревоге. Снаружи, за тонким — ох! сейчас он казался всем таким непрочным — корпусом корабля, — звезды прорезали космическую ночь своим не отбрасывающим лучей светом, а где-то вдали, под звездолетом, вертелась планета, к которой они летели с исследовательской миссией от имени всего человечества, и за которую другие, возможно, желали с ними побороться. До сих пор человеческая экспансия в космосе носила миролюбивый характер, пусть даже десятью годами ранее людям и пришлось сразиться в непродолжительной войне с кцлилями.

Запищал передатчик, и Оливарес нажал на кнопку приема.

— Капитан, теперь мы совершенно уверены, что, помимо естественных, никаких других форм энергии планета не эмиттирует. Ни радиоволн, «ни волн Кольбака», ни радиоактивности нами не отмечено.

— Стало быть, на ней нет разумной жизни или, по крайней мере, промышленной цивилизации.

— Разве что, капитан, они нас засекли и теперь прикидываются мертвыми!

— Цивилизация — это вам не тюлень, Хоркарнак: она никогда не прикидывается мертвой! К тому же нами ничего не было выявлено и в момент приближения. Беда в том, что если эта небесная Земля девственно чиста для нас, то такова же она и для них.

Капитан указал рукой на экран, где по-прежнему светилось небольшое пятно. Оно уже заметно увеличилось в размерах. Умбопа подкрутил маховик телескопа.

— Теперь уже можно различить форму!

— Если это можно назвать формой!

— Что бы это ни было, ни к нам, ни к кренам, ни к хополпопам, ни к синерийцам, ни к…

— Нет смысла перебирать всю цепочку, Кемаль, — остановил его Тераи. — Это действительно нечто новое.

— Вероятно, они не такие традиционалисты, как мы или любая другая известная нам раса…

— Это уж точно! В то время как мы сохранили для наших звездолетов внешний вид первоначальных моделей, веретенообразный либо сферический…

— И все же что-то вроде этого предлагалось в те времена, когда наши предки считали, что смогут завоевать космос с помощью атомных ракет.

— Да, но там было нечто гораздо более простое!

Чужеземный летательный аппарат теперь уже четко вырисовывался на экране. От шаровидной центральной части, словно шипы морского ежа, исходили лучеобразные структуры, каждая из которых заканчивалась небольшой сферой. Какого-либо двигателя или силовой установки заметно не было.

— Должно быть, как и мы, они используют космомагнетизм…

— Капитан, капитан! Телеконтакт!

Комментарии заглушил крик офицера связи. Телеэкран, тоже включенный, расцветился всеми цветами радуги. Все семеро застыли в напряженных позах. На какую-то долю секунды иризация упорядочилась, и на экране промелькнула картинка.

— Вы видели?

— Да, но это…

— Первые повстречавшиеся нам гуманоиды!

— Не может быть! Изображение было столь мимолетным, что наши глаза…

— Так или иначе, они пытаются установить контакт.

— Быть может, мы уловили эту картинку совершенно случайно…

— Это при их-то техническом уровне? Вот только к кому…

— Она возвращается!

Картинка закреплялась на экране. Выглянувшее из глубин космоса, на них смотрело лицо — лицо гуманоида! Разумеется, оно не могло принадлежать ни к одной из земных рас. Под длинными золотисто-зелеными волосами, над необычными, фиолетовыми, в форме продолговатой миндалины, глазами, глазами раскосыми, гиперазиатскими, возвышался гладкий и узкий лоб. Нос был прямой и тонкий, рот — средний, без прогнатизма, кожа — теплого смугловатого оттенка. Шея была длинная и грациозная, уши — маленькие, но мясистые, лицо — треугольное, а чуть приподнятые уголки рта придавали ему вид милой иронии.

— Боже правый, до чего же она прекрасна! — воскликнул Мишо.

— Но разве это женщина?

— А вы приглядитесь получше! К тому же, вот и мужчина!

На экране возник второй персонаж, чуть более высокий, с более грубыми чертами лица, но с все теми же расовыми признаками.

— Вот так-то, Мишо! Похоже, место занято, старина!

— Хватит уже нести вздор! — отрезал Оливарес. — Лучше передайте им свои изображения! Пусть видят, что мы тоже — гуманоиды!

— Так мы не станем с ними сражаться, капитан?

— Нет, если этого можно избежать! И сфотографируйте устройство их командной рубки!

Стена, позади чужеземцев, изобиловала аппаратурой, знакомой в своей необычности. Мужчина подкрутил ручку настройки, и зажегся один из экранов, на котором возникли лица офицеров «Искрометного».

Оливарес встал перед трансмиттером и, протянув вперед руки ладонями кверху, медленно провозгласил:

— Приветствуем наших братьев по космосу! Мы пришли с миром!

II

— Илия оленга аритсуну теб ириг'но… нет, не так — ириег'но.

Чужеземный язык, язык других ложился на его уста почти естественно. Вот уже три месяца «Искрометный» двигался по орбите планеты, а вместе с ним — и звездолет чужеземцев. По сперва молчаливому, а затем и четко определенному договору, два капитана решили дождаться падения лингвистического барьера и лишь затем приземлиться для установления контакта. На «Искрометном» в роли переводчиков выступали Мюллер и Мишо, у других те же функции выполняли молодая девушка и ее брат.

Вначале дело шло ни шатко ни валко. Несмотря на помощь изображений, передаваемых посредством телеконтакта, двум расам, двум абсолютно разным цивилизациям было непросто понять друг друга. О! Конкретные слова, относящиеся к простым действиям, были быстро усвоены обеими сторонами. Но если сказать: «Я сажусь на стул» было просто, то выразить абстракции, даже чувства, оказалось сложнее. К счастью, «гуманность» чужеземцев, похоже, распространялась и на их психологию, и, вероятно, немало диссертаций еще будет написано в обоих мирах на тему невероятного совпадения, которое — и на Земле, и на Элалухине — вызвало столь одновременные эволюции! Оно, это совпадение, охватывало не только число хромоносом, но, судя по всему, еще и гены с биохимией, вследствие чего Брайан О'Хара, один из судовых биологов, даже высказал предположение, что межрасовый брак, возможно, был бы во всех отношениях плодотворным.

Изучение элалухинского языка оказалось делом трудным и неблагодарным, и без всесторонней поддержки пожилого немецкого филолога Мишо, вероятно, и не удалось бы заговорить на элалухини спустя столь короткий промежуток времени. Илие, молодой чужеземке, стоило куда меньших трудов справиться с космическим, сознательно упрощенном как в синтаксисе, так и в вокабуляре.

— Илия, я счастлив, что вскоре смогу приветствовать вас лично, — говорил Мишо. — Я уверен, что эта встреча принесет огромную пользу обеим нашим расам, столь далеким и в то же время столь близким.

— Я тоже очень этому рада. Вы еще помните ваши недавние опасения, Жан?

Он весело, от всего сердца, рассмеялся. Как только они научились обмениваться не просто отдельными словами, но целыми фразами, он поинтересовался ее ростом, так как опасался, что она окажется великаншей десятиметровой высоты или же тридцатисантиметровой карлицей. И в самом деле: ничто не позволяло установить априори величину тех предметов или существ, которые появлялись на экране телевизора. Но, зная размеры чужеземного звездолета и исходя из информации о соотношении параметров, он, к своему облегчению, высчитал, что элалухини мало чем отличаются от землян: рост Илии составлял примерно 1м 73 см, а ее брата — 1 м 80 см. Позднее были установлены более точные стандарты, практически ничего не изменившие в этих его подсчетах.

Любая угроза конфликта, казалось, была устранена. Элалухини находились в научной экспедиции, пусть и далеко за обычной границей их экспансии, и не имели намерения колонизировать эту слишком отдаленную планету. В более чем 600 световых годах от земной зоны они образовывали обширную миролюбивую конфедерацию народов, ни один другой из которых не был гуманоидным.

— Завтра мы приземляемся, Илия. Вы об этом знали?

— Да. И мы, кстати, тоже, в пятнадцати эльтонах… то есть примерно в десяти ваших километрах от вас. А послезавтра…

— Послезавтра — долгожданная встреча! Две гуманоидные — среди стольких негуманоидных! — расы галактики наконец-то объединятся!

— Одно наше старое пророчество гласит, что когда-нибудь мы обнаружим «на звездном пути» своих братьев. Даже не знаю, как к нему теперь относиться — как к предсказанию ясновидца или же как к чистому совпадению? Мы еще стольким можем друг с другом поделиться! И это притом, что лично мы, элалухини, и так уже многому от вас научились. Параллелизм нашего культурного развития столь поразителен, что физика, несомненно, прольет яркий свет на самые загадочные процессы эволюции…

— Одно меня печалит, Илия. После этого собрания нам опять придется расстаться. Кто знает, когда мы снова увидимся? Я офицер и должен подчиняться приказам…

— Вы забываете, что теперь вы говорите на нашем языке, и что мы затребуем вас в качестве офицера связи.

Физиономия Мишо просветлела.

— Так вы тоже хотите снова меня увидеть?

— Возможно. Но не слишком ли мы далеки от вас — все-таки привычки у нас такие разные… К примеру, мясо мы едим исключительно сырым…

— Наша раса, как и вы в прошлом, состоит из многих десятков цивилизаций. На борту «Искрометного» представлены одиннадцать национальностей, и мы научились относиться друг к другу с взаимным уважением, даже если и не всегда понимаем один другого в полной мере. И теперь, после этих трех месяцев, проведенных практически бок о бок, после всех этих ежедневных встреч и бесед, совместного преодоления языковых трудностей, вы стали мне столь же близки, как и мои судовые товарищи, а возможно, даже более близки, чем большинство из них.

Она слегка покраснела.

— А билту еренга е тен, еренга кну бюто етиль! Дружба начинается с приятных слов, а затем сама порождает слово! Увидимся послезавтра, Жан, и на этот раз — уже лицом к лицу!

Связь вот уже несколько минут как прервалась, а Мишо все еще продолжал размышлять над услышанным. Что она хотела сказать этой поговоркой? Он сверился со своими многочисленными записями. Билто етиль: говорить слово, даже нет — Слово, с большой буквы «С». Такое, которое, будучи произнесенным публично, обязывает. Элалухинский эквивалент сакраментального «да». Ну и ну! Уж не влюблена ли она в него, уж не готова ли перешагнуть через барьер в сотни световых лет? О'Хара утверждал… Какого черта! Ведь сам-то он в нее не влюблен! Или влюблен? Он так часто говорил о ней, что давно уже стал на корабле объектом шуток… Впрочем, пошли они все!.. В конце концов, что в этом предосудительного? Если две эти расы действительно столь близки, межрасовых браков избежать не удастся. Он будет первым, кто женится на элалухини, только и всего…

На следующий день он даже не успел как следует обдумать свою проблему. Оливарес поручил ему возглавить экспедицию, которой предстояло высадиться на «Встрече», как называлась планета. Отчеты команд экологов и биологов, направленных туда, едва только появилась уверенность, что контакт двух рас будет носить мирный характер, оказались благоприятными: очень близкая к земной среда, никаких бактерий или вирусов, с которыми не справилась бы панвакцина.

Они разбили лагерь у подножия холма, неподалеку от неправильной удлиненной формы узкого озера, на берегах которого было полным-полно водяных псевдоптиц. Во все прочие стороны тянулось бесконечное пространство волнистой равнины, покрытой высокими кустами злаковых растений и разделяемой на части рядами деревьев. В середине дня на другом конце озера совершила посадку элалухинская сфера. Короткий фототелеграфический контакт подтвердил присутствие на борту Илии и ее брата.

Тотчас же были собраны временные модули. Договорились, что встреча состоится на следующий день, в лагере землян, в девять утра по местному времени, в присутствии руководителей обеих экспедиций. Все, казалось, идет лучше некуда.

Драма разразилась в пять вечера. За полчаса до этого трое молодых астронавтов явились к Мишо просить разрешения взять легкий вездеход и прокатиться до озера, чтобы проверить, водятся ли в нем по-прежнему те рыбы, которых привозили биологи, и которые, после целой серии тестов, были с удовольствием съедены экипажем и офицерами. Лагерь был уже установлен, так что причин для отказа не имелось. Мишо лишь напомнил им, что они не должны искать встречи с элалухини, и они уехали.

Ровно в пять часов вечера где-то вдали послышался приглушенный звук выстрела, заставивший Мишо вздрогнуть — кто-то воспользовался сигнальным пистолетом. Затем он пожал плечами: там, где отсутствуют соответствующие запреты и охрана, призванная следить за исполнением предписаний, лучшего способа рыбной ловли, чем глушить обитателей водоемов взрывчатыми веществами, еще не придумали. По некотором размышлении, так как практически одновременно он услышал специфический, резкий свист, он прошел в свой модуль, взял бинокль и внимательно осмотрел берега озера. Вдали, за небольшой рощицей, прямо от сферообразного летательного аппарата, возвращался вездеход.

«Вот же негодяи! Наплевали на мой запрет и отправились шпионить за элалухини! — подумал он, приходя в ярость. — Проведут месяц в кандалах — больше на такое никогда не решатся! Самое меньшее, что я им могу присудить, это три дня, а с извечным «Вдесятеро больше!» Оливареса ровно месяц, как пить дать, и выйдет!»

Вездеход, выписывая зигзаги, приближался. Встревоженный, Мишо снова навел на него бинокль. Один человек, за рулем, все остальные сиденья были пусты!

— Черт подери! — выругался Мишо. — Но что же случилось?

Он уже опасался худшего.

— Бенсон! Крэйг! Каррер! Планетоход — и со мной, с оружием!

Направлявшийся к лагерю вездеход резко свернул вправо и въехал в кусты. Едва взревел двигатель, они попрыгали в ковшеобразные сиденья и на максимальной скорости понеслись вперед.

На рулевом колесе висел человек или скорее то, что когда-то им было. Кожа лица была содрана заживо, особенно вокруг глаз, словно кто-то яростно, раз за разом, впивался в нее ногтями. Длинные порезы уходили под изорванную в клочья одежду, из зияющей раны на шее хлестала кровь.

— Боже правый! Он что, дрался с кошками?

Мишо приподнял голову раненого:

— Остальные? Где остальные, Абдул?

Левый глаз с трудом приоткрылся.

— Мертвы… на нас напали… обезьяны… Аллах…

Раненый икнул, голова его дернулась, опала, и он умер.

— Крэйг, перенесите тело в лагерь. Машину можете оставить. Остальные — со мной, посмотрим, что там и как…

Они проследовали, только в обратном направлении, той же дорогой, что и угодившей в кусты вездеход. «Ну все! — думал Мишо, в отчаянии кусая губы. — Война! И чего только они туда потащились? На нас напали, сказал он. Неужели другие разыгрывали комедию, изображая из себя пацифистов, чтобы втереться к нам в доверие и затем уже перебить. Но к чему тогда эта нелепая и трагическая стычка? Ведь они не могли не понимать, что после такого мы будем как никогда бдительными? Но Илия?..»

Резко ударив по тормозам, он потянулся за передатчиком.

— BX3 вызывает FC4. BX3 вызывает FC4. Чрезвычайная ситуация. Чрезвычайная ситуация. Говорит Мишо. Вызываю «Искрометный». Вызываю «Искрометный». Красный уровень тревоги! Повторяю: красный уровень тревоги! Абдул, Херманн и Кемп убиты другими. (На язык само пришло старое обозначение, от которого они давно уже отказались в пользу «элалухини».) Направляюсь на место происшествия для выяснения обстоятельств случившегося.

— Говорит Оливарес. Что происходит, Мишо? Не теряйте хладнокровия. У нас пока нет ни единого доказательства их враждебного к нам отношения. Элалухинский звездолет ведет себя, как обычно. Это явно какая-то ошибка. Не вступайте в прямой контакт. Высылаю вам в поддержку шлюп № 2. Свяжитесь со мной, как только что-нибудь узнаете.

Они неслись среди высокой травы, с легким шелестом складывавшейся под колеса планетохода. Через несколько минут они были уже на месте стычки.

От Херманна не осталось ничего, или почти ничего: буквально освежеванное тело, без головы, в руке по-прежнему зажата ракетница. Еще меньше осталось от парочки элалухини, в которых, должно быть, он стрелял практически в упор. Третий чужеземец лежал на спине, из широкой раны на шее вытекла целая лужа красной крови, гуманоидной крови. Четвертый труп они обнаружили чуть подальше, в траве: в руке — некое странное оружие, половина лица отсутствует, из живота торчит длинный, уставного образца нож. Съежившееся, уже остывшее тело Кемпа лежало рядом.

— Трое наших, четверо элалухини! Итого: семь трупов! Выживших не обнаружено… Ладно, возвращаемся.

— Наших забирать будем, командир? — спросил Каррер.

— Нет. Если это трагическая ошибка, уж лучше оставить все как есть для совместного расследования. Если же война, что ж… В лагерь, и давай, поднажми!

* * *

— Капитан просил вас срочно ему позвонить, командир, — сказал тот, кого он оставлял за связиста.

— Алло, Мишо? Мы только что получили сообщение от элалухини. Они требуют, чтобы вы немедленно связались с их передовой базой. Так и сделайте, но по открытому каналу, чтобы разговор мог слышать и я. Говорите на космическом!

— Вас понял!

На экране возникло бледное и печальное лицо Илии. Позади девушки, скрестив руки на груди, стоял ее брат Эхихо: в глазах — ледяной огонь, губы плотно сжаты.

— Жан, как ваши люди могли напасть на наших? Вы же знаете: мы пришли с миром! И вдруг — такая жестокость! Наши люди буквально разорваны на части!

— Вы еще моих не видели! Из ваших никто, случайно, не выжил? Любопытно было бы услышать их историю! У нас — одни трупы!

— Значит, никто не узнает, что же там случилось на самом деле. Но могу вас заверить, что все наши получили категорические указания: в случае нечаянной встречи вести себя сдержанно, но дружески.

— У наших был такой же, не менее категорический приказ. Но тогда…

— Тогда, похоже, мы чего-то не понимаем!

— Как и мы, в свою очередь. Что вы предлагаете? Эхихо выступил вперед.

— Пока мы не узнаем, в чем там было дело, думаю, будет благоразумно придерживаться наших прежних планов. Завтра нас у себя не ждите. Но, быть может, вы готовы встретиться со мной один на один, где-нибудь на полпути? Да наступления сумерек остается еще примерно два ваших часа.

— Хорошо. Но, как вы понимаете, я должен принять кое-какие меры предосторожности. Оружия у меня с собой не будет — ни видимого, ни скрытого. Я предлагаю вам тоже его не брать, и давайте сведем к минимуму нашу одежду. Вездеходы оставим, каждый на своей стороне, метрах в ста от места встречи. Думаю, та зона голой земли, которая находится примерно на полпути от нашего лагеря к вашему, у озера, вполне подойдет.

— Согласен. Пойду готовиться.

Он исчез с экрана.

— Жан, уверяю вас: должно быть, произошло ужасное недоразумение! Мы не желаем войны!

— Мы — тем более. Илия, — тон его смягчился. — Я обещаю вам: мы сделаем все возможное для того, чтобы снять это досадное недопонимание. До встречи…

Он едва не добавил: дорогая.

III

Мишо заглушил мотор и спрыгнул на землю. Впереди простиралась бесплодная зона, метрах в четырехстах остановился небольшой вездеход Эхихо.

Он медленно двинулся навстречу чужеземцу. Вечерний бриз приятно освежал его нагие ноги и торс. Издали элалухини выглядел лишь силуэтом, но силуэтом грациозным и гибким. На нем тоже был минимум одежды, и, сократив дистанцию, Мишо увидел, что, даже будучи гораздо менее высоким и массивным, чем он сам, Эхихо обладал мускулатурой, которой бы позавидовали многие атлеты. Они были уже метрах в тридцати друг от друга, когда — практически одновременно — вдруг запнулись и остановились. Мишо, к своему удивлению, почувствовал, что его волосы встали дыбом.

«Да ведь это же просто абсурдно! Там, передо мной — Эхихо, с которым я сотню раз говорил по телевизионной связи, и который, во многих отношениях, мне гораздо более близок, чем десятки моих товарищей. Это брат Илии…»

Но оставшееся расстояние Мишо преодолел, уже ощущая некое странное отвращение, и с ужасом осознал, что его походка изменилась и теперь напоминала походку настороженного животного, палеотического охотника. Вопреки его воле, мышцы напряглись, глаза стали подвижными, как у какого-нибудь хищника. Они оказались лицом к лицу.

Он успел лишь мельком заметить кривую ухмылку на губах Эхихо, затем его накрыла волна ненависти, в тот самый момент, когда лицо другого перекосила мерзкая боевая гримаса. Разжав кулаки и выбросив вперед руки, Мишо ринулся на чужеземца, желая лишь одного — душить.

Даже не сошедший с места элалухини встретил его ударом кулаком в грудь, столь сильным, что Мишо вскрикнул от удивления и боли, но уже в следующую секунду нанес ответный удар. Его кулак с приглушенным звуком впечатался в плоть, и он ощутил необъяснимо-жестокую радость. Все в другом было теперь ему отвратительно — цвет кожи, голос, тяжелые вздохи, доходившие до него между ударами, запах теплого и живого мяса. Лишь одна мысль, одно желание владело им: убить, разорвать, раздавить, убить, убить, убить!

И пока он так бился, инстинктивно настроенный на одно лишь разрушение, в голове у него, словно беспомощный зритель, мелькал проблеск сознания, твердивший, что он пытается уничтожить Эхихо, своего друга Эхихо, брата Илии, Эхихо, на встречу с которым он явился, чтобы уладить трагическое недоразумение.

Из носа и рта его шла кровь, губы были разбиты в лепешку. Элалухини, пусть он и выглядел более слабым, вероятно, был лучше подготовлен, лучше тренирован к сражению. Тем не менее могучий апперкот в подбородок заставил чужеземца пошатнуться, и Мишо, пользуясь представившейся ему благоприятной возможностью, набросился на него, словно тигр. Его правая рука сжала горло другого, тогда как левая защищала его собственную шею. Но Эхихо удалось перехватить его запястье и тем самым уменьшить силу сдавливания. Мишо вдруг ослабил захват и, пока противник приходил в себя от изумления, резко вскинул колено, ломая руку другого в районе предплечья, и тут же снова впился пальцами в его горло. Даже серия болезненных ударов по голове, идущих откуда-то сзади, не отвлекла его от этого зловещего занятия.

— Сдохни, обезьяна! — проскрежетал он сквозь зубы.

Элалухини слабел на глазах. Чей-то голос кричал Мишо на ухо слова, которых он не слышал.

— Смерть обезьянам! — победоносно проревел он. Смерть обезьянам? Внезапно к нему вернулось сознание.

Что там произнес Абдул, перед тем как испустил последний свой вздох? Обезьяны… Голос теперь отчетливо звучал в его ушах.

— Жан! Жан! Не вынуждайте меня стрелять!

Он поднял голову, отведя взгляд от задыхающегося врага. Перед ним стояла Илия: по щекам девушки ручьем бежали слезы, в руке она держала нацеленный на него странный пистолет. Пошатываясь, он поднялся на ноги. Илия? Что она-то тут забыла? Почему бы ей не позволить человеку прикончить обезьяну?

Эхихо распрямился, дернулся в его сторону. Очередной мощный удар, пришедшийся прямо в челюсть, отправил чужеземца на землю, где он и затих.

— Уходите, Жан, уходите сейчас же! Я все поняла! Уходите, пока мое желание убить вас еще не возобладало над всеми прочими! Уходите, молю вас всем, что есть в вас святого! Ох! А ведь мы так ждали этой встречи!

Остолбеневший от изумления, он смотрел на нее, не зная как быть. То была Илия, та самая Илия, которую он столько раз видел на экране, та самая, которую он надеялся когда-нибудь сжать в своих объятиях, и однако же изрядная часть его разума уже подыскивала какую-нибудь уловку, с помощью которой он смог бы обезоружить девушку, превратив ее тем самым в легкую добычу…

— Скорее, Жан, прошу вас!

Невероятным усилием воли он заставил себя развернуться и направиться к своей машине.

— Прощайте, Илия! — бросил он.

Уже сев в вездеход, он обернулся: Илия помогла едва державшемуся на ногах брату добрести до элалухинского планетохода. Спустя несколько секунд тот тронулся с места и исчез в предвечерних сумерках.

Когда Мишо прибыл в лагерь, его люди испустили радостный вопль.

— Сейчас же собирайтесь, возвращаемся на «Искрометный»! Встречи не будет, нет, никогда, ни за что! Даже не демонтируйте модули, времени в обрез, забирайте только самое ценное… Нет, раны я могу обработать и на корабле, а сейчас мне нужно доложить о случившемся на борт.

— … такие вот дела, капитан, — закончил он. — Я отправился на эту встречу в надежде, что она поможет пролить свет на ту необъяснимую загадку, отправился с самыми дружескими намерениями, но едва увидел Эхихо, как сделался буквально одержимым, воспылав желанием его убить! Если бы не вмешалась Илия, один из нас точно бы там остался, а быть может, и оба.

— Немедленно возвращайтесь. Элалухинская сфера уже вернулась на звездолет, и если нас ждет битва, мне нужны все мои люди. При необходимости, можете даже оставить там весь материал.

— Хорошо, капитан.

— И пусть вам окажут первую помощь. На вас больно смотреть.

* * *

Когда Мишо вошел в капитанскую рубку, там уже находился весь генштаб и несколько ученых.

— Мы все слышали ваш рапорт, лейтенант. У меня нет ни малейшей причины подвергать ваши слова сомнению. Если кто из команды и относился к элалухини с симпатией, то как раз таки вы. Вследствие чего ваше поведение выглядит еще более странным, тогда как поведение Эхихо…

— Кажется, я понял, капитан, — прервал речь Тейфеля чей-то степенный голос.

Все повернулись к Федорову, биологу.

— И что же вы поняли? Чем, по-вашему, объясняется эта внезапная и неудержимая ненависть, эта неистовая ярость по отношению к существам, которые так на нас похожи, в то время как к кцлилям ее никто никогда не испытывал…

— Вот именно, капитан! Они похожи на нас, но все-таки они — не мы! Я вырос в сибирской тайге, где мои отец и мать были этнологами. У меня был прирученный волк… Тимур… Мы жили в уединенной лачуге, в лесу…

Он на какое-то время умолк. Никто и не пытался его подогнать: Федоров всегда говорил когда хотел и что хотел.

— Абдул понял это за секунды до смерти, Мишо! Помните, какими были его последние слова? Обезьяны… и Аллах. Это вам ничего не говорит? А ваш собственный крик: смерть обезьянам? Ничего? Ладно… Итак, был у меня когда-то давным-давно, к северу от Якутска, прирученный волк по кличке Тимур. Я подобрал его совсем молодым и раненым, и он привязался ко мне, ходил со мной, словно какая-нибудь собака, на охоту, однако с ними, с обычными собаками, он не якшался. Как-то раз из Владивостока к нам приехал какой-то инспектор, да не один, а со здоровенным таким волкодавом, так Тимур перегрыз ему, этому волкодаву, глотку! При виде этого другого, столь на него похожего, но не принадлежавшего к его породе, в нем пробудился голос волка, крик жестокости, призыв к убийству, к уничтожению того, что чуждо и, однако же — неслыханное оскорбление! — так на вас похоже! Уничтожению обезьяны, лейтенант, обезьяны, которая есть творение Дьявола, сделанное в насмешку над творением Бога, человеком! Бога, или Аллаха, если вы мусульманин! И едва ли вы найдете, что на это возразить! В вас пробудился голос волка! Пока вы видели элалухини, других, лишь по телевизионной связи, пока не входили с ними в реальный контакт, ничего и не происходило. Но на этой встрече… возможно, виной всему необычный запах…

Мишо его уже не слушал. Уставившись на экран телескопа, он смотрел, как удаляется, унося с собой невозможную мечту, элалухинский звездолет.

Назад: Эпилог

Дальше: Поцелуй жизни