Книга: На бесплодной планете. Наша родина — космос. Романы. Рассказы.
Назад: Глава 7. Прилет
Дальше: Часть вторая. На бесплодной планете

Глава 8. Призраки

 

Они прошли в лабораторию. Сиг настроил аппаратуру на восприятие внешнего мира. Давление равнялось 7 сантиметрам ртутного столба, температура 3 градусам Цельсия. Гигрометр выявил незначительное, но ощутимое наличие водяного пара.
— Ну вот, — сказал Луи. — Условия даже лучшие, чем можно было рассчитывать. Марс менее иссушен, чем предполагалось, а давление достаточное, чтобы мы могли позволить себе использовать легкие скафандры. Температура, естественно, низкая, но я ожидал худшего. Даже на Земле, в пустынях, ночи холодные. А что, Сиг, нам дает анализ воздуха?
— Примерно пятую часть кислорода от того, что есть у нас. Присутствует азот, инертные газы.
— Браво. Проблема воздуха решена. Мы сможем получить столько кислорода, сколько пожелаем. Наше пребывание на Марсе будет ограничено одними лишь запасами продовольствия, если, что вполне вероятно, мы не найдем его здесь. Провианта нам хватит примерно на полгода. Или я не прав, мадемуазель баталёр? Что меня удивляет, так это наличие водяного пара и кислорода. Как так вышло, что ранее их не смог определить спектроскоп, прибор весьма чувствительный?
— Чего не знаю — того не знаю. Но если ты мне не веришь, можешь сделать анализы заново.
— О, не думаю, что я способен превзойти такого знатока минеральной химии, как ты! Да и поздно уже. На Земле сейчас одиннадцать вечера — здесь примерно столько же. Предлагаю все же поспать в нашу первую ночь на Марсе.
По настоятельной просьбе Поля был установлен порядок дежурств.
Первым выпало нести вахту Бернару.
Он расположился в башне. Зрительная труба Луи уступила место пушке калибра 47 мм и прожектору. Часового ожидало удобное кресло. Из больших иллюминаторов открывался широкий обзор во всех направлениях. Бернар поудобнее устроился в кресле. Перед ним находился пульт управления движениями башни, грузового подъемника и прожектора. Он бросил взгляд на передний иллюминатор. Внизу сверкала в лунном свете слегка бронированная палуба звездолета. Чуть дальше она резко обрывалась, и начинался рыжий песок Марса. То и дело налетавший ветер кружил этот песок в миниатюрных смерчах. В чистом небе сияли редкие звезды, не столь неподвижные, как в межпланетном пространстве, и гораздо менее мерцающие, чем на Земле.
Бернар вытащил трубку, тщательно набил ее и зажег. Теперь он мог курить когда и сколько угодно. Об экономии кислорода думать уже не приходилось — во внешней среде его было с избытком. То была одна из главных их тревог, которая развеялась сразу же после того, как стал известен результат проведенных Сигом анализов. В не меньшей степени Бернара радовало и то, что атмосферное давление составляло здесь всего лишь 1/5 от земного. Луи опасался, что оно будет равно 1/10, а то и вовсе 1/20! По сути, это дежурство на Марсе было вполне приятным. Было маловероятно, что произойдет нечто экстраординарное. Марс выглядел мертвой, бесплодной планетой, напрасно крутящейся в космосе. Быть может, эти зеленые пятна представляют собой остатки растительности? Будет видно… Он свернулся калачиком в кресле и позволил одним минутам плавно перетекать в другие. Время от времени он разворачивал башню на 360 градусов и, даже не меняя позы, обводил взглядом горизонт. Горизонт неподвижный и незыблемый.
Ближе к концу второго часа он провалился в полудрему, которая мало-помалу трансформировалась в глубокий сон. Ему снилось, как по возвращении на Землю он женится на Ингрид.
И, сразу же после церемонии, встречает на углу улицы Клер, живую Клер, которая упрекает его в том, что он ее бросил: «Ты просто не увидел, что я не мертва; мертвым был лишь мой образ в твоем сердце». И вдруг перед ним вырастают пошатывающиеся горы, которые и говорят, ухмыляясь:
«Не слушай ее, Бернар, мертва она, еще как мертва. Уж нам-то не знать! Со стометровой высоты сорвалась!» Поднимается ветер, и этот ветер кричит, свистит, разгоняет его друзей. И вот он уже стоит на голой равнине напротив гигантского краба, который, перебирая клешнями, смотрит на него немигающим взглядом.
Бернар резко проснулся; часть сна была реальной: ветер. Обзор затрудняли тучи тонкого песка, с легким шуршанием разбивавшегося о стекла иллюминаторов. Ему показалось даже, что он мельком заметил во тьме нечто, имевшее форму огромного краба, и это нечто поспешно унеслось прочь, сделавшись неразличимым в облаке пыли. Он вскочил, навел прожектор, но кроме клубов песка, дрожавших в луче света, как дрожит дождь, ничего не увидел.
«Должно быть, мне это приснилось», — подумал он. И однако же какой-то внутренний голос шептал ему, что он действительно видел краба, видел не во сне, а наяву.
В горле пересохло. Бернар выпил немного воды, подобрал упавшую на пол трубку. Набил ее заново, посмотрел на часы. Еще полтора часа. Спать уже не хотелось, но ему было как-то не по себе. Вернулось то ощущение, которое он не испытывал с далекого детства, когда, находясь один в дядюшкином доме, сидел, повернувшись спиной к ночной тьме, у камина, и читал какую-нибудь книгу. Тогда порой ему казалось, что что-то пристально смотрит на него из этого гнетущего мрака. Он резко оборачивался с непроизвольным содроганием — и ничего не видел… И вот снова эта неотступная мысль. Она была сродни нависшей над ним угрозе, чему-то бесформенному и опасному, готовому вот-вот на него обвалиться. Он попытался насвистеть какой-нибудь веселый мотив, как всегда делал мальчиком, но свист прозвучал зловеще в этом металлическом колпаке. Он прервался и только тогда понял, что насвистывал «пляску смерти». «Что ж, хорошее предзнаменование», — попытался он пошутить. Он натужно рассмеялся, но смех отразился от стен столь странным образом, что он обернулся. Иллюминатор казался глазом, который смотрел на него без всякого выражения, машинным глазом. Ему вдруг стало страшно. Смутная тревога переросла в панический испуг. В один миг Бернар сбежал вниз по лестнице, но едва он коснулся пола дортуара, как ему стало стыдно. Что подумали бы о нем товарищи, которые безмятежно спят там, под его охраной? Он поднялся обратно в башню, снова устроился в кресле, плеснул в стакан водки из графина, залпом выпил и в третий уже раз за вечер набил трубку. Чтобы больше не чувствовать, будто нечто следит за ним сзади, перевел башню в режим медленного и постоянного вращения. На всякий случай зарядил пушку, решив, что нужно быть готовым ко всему. И только тогда почувствовал некоторое облегчение. Однако же сказать, что он совершенно спокоен, Бернар не мог. Он, ученый, для которого Бог являлся не более чем недоказанной гипотезой, чувствовал, что становится суеверным. Окружавший его бесплодный мир казался ему враждебным, а ветер нагонял призраков: призраков Марса, его возможных гуманоидных цивилизаций, призраков Земли, призраков мертвых богов. И снова, как и во сне, в его мыслях возник призрак Клер. «Нет, я никогда тебя не забуду, но вспомни, ты заставила меня поклясться, что если тебя не станет, я заживу по-новому. Я подчиняюсь твоему желанию. И если хоть какая-то частица тебя жива, ты должна быть довольна. Но я тебя все равно никогда не забуду». Он посмотрел на часы: до смены всего лишь десять минут. Все в порядке. Ах нет — пушка! Он осторожно разрядил ее. «Не нужно, чтобы они видели, как мне было страшно».
Ветер прекратился. К Бернару окончательно вернулось былое спокойствие. Поднявшийся в башню Поль, которому предстояло дежурить следующим, обнаружил его насвистывающим какую-то веселую арию, с трубкой в руке.
— Ну что?
— Ничего. В какой-то момент мне показалось, что я вижу приближающегося к звездолету гигантского краба, но так как ветер поднимал тучи песка, видимость была крайне низкой. Я прошелся по равнине лучом прожектора, но ничего не увидел. Должно быть, задремал, вот и привиделось…
— Вероятно. Спокойной ночи.

 

 

 

 

Назад: Глава 7. Прилет
Дальше: Часть вторая. На бесплодной планете