Книга: Ключ от незапертой двери
Назад: Глава 4. Грехопадение у фонтана
Дальше: Глава 6. Дорога в безнадежность

Глава 5. Миг между прошлым и будущим

Настоящий мужчина либо уже женат, либо слишком занят работой.
Жюльетт Греко
Наши дни
На похороны Вахтанга Василиса не пошла. Понимала, что не по-людски это – не попрощаться с человеком, которого ты когда-то любила, но пересилить себя не смогла. Вахтанг – подвижный, стремительный в движениях, озорной и непоседливый Вахтанг – не мог ассоциироваться с лежащим в гробу телом. Она хотела, чтобы в памяти он остался именно таким, каким был – с бьющей через край энергией и неукротимым желанием жить.
В местной газете «Курьер», которая всегда была в курсе городской жизни и громких скандалов, писали, что на похороны должны приехать родители погибшего. Вася вспоминала, как он рассказывал про них – с любовью и в то же время с легкой иронией. Ей так и не довелось познакомиться с ними воочию, и видеть этих достойных людей, двух профессоров, согнутых непосильным горем, не хотелось так же сильно, как и видеть стоящую у гроба жену Вахтанга.
Жена Вахтанга. Это словосочетание несколько лет казалось Василисе диким. Даже сейчас боль, которую наносили эти слова, не утихла и продолжала ныть под тонкой корочкой, казалось бы, зажившей ранки на душе.
После бурного романтического свидания у фонтана в парке у них с Вахтангом начался столь же бурный роман. Любовником он оказался пылким и страстным, правда, не всегда нежным. Василисе вовсе не нравилось разглядывать синяки, то и дело появляющиеся после свиданий то на руках, то на бедрах, то на попе.
Забываясь в экстазе, Вахтанг мог так отхлестать ее по ягодицам, что потом несколько часов было больно сидеть. Ей это не нравилось, о чем она попробовала ему робко сказать, и он тут же начал извиняться, клясть себя последними словами и уверять, что больше такого не повторится. Проходило время, и у него вновь не получалось удержать себя в руках, и вновь на теле Василисы оставались следы его страсти. Это было неприятно, но терпимо. Во всех остальных смыслах Вахтанг представлял собой просто идеал любовника – внимательного, предупредительного, щедрого, готового на красивые романтические безумства.
В тот год он как раз и пристрастил Васю к московским театрам. Они срывались в столицу на спектакли иногда по два раза на неделе, так часто, как позволяли Василисины дежурства. Кстати, он решительно уговаривал ее бросить вторую работу. Дежурства на «Скорой» действительно выматывали, но Василиса привыкла в финансовых делах рассчитывать только на себя, поэтому на все заверения, что он будет помогать ей деньгами, если она уволится, отвечала вежливым, но решительным отказом.
Так же щепетильна она была и в вопросах ведения совместного хозяйства. Впервые Вахтанг предложил ей съехаться чуть ли не назавтра после сцены у фонтана. Однако Васе понадобился почти год, чтобы согласиться перевезти вещи в его квартиру.
Гражданский брак, как бы это ни было старомодно, она не приветствовала. Вася не была ханжой, поэтому понимала, что для того, чтобы спать вместе, мужчине и женщине не обязательно надевать кольца под марш Мендельсона, но в то же время ведение совместного хозяйства считала возможным только после свадьбы. Предложения же Вахтанг ей никак не делал.
Иногда, лежа ночью без сна, Вася думала о том, действительно ли ей хочется стать его женой. Ответа на этот вопрос у нее не было. С одной стороны, она видела, что к этому все идет. Это закономерно вытекало из отношений, которые между ними скдадывались. С другой стороны, законной супругой Вахтанга, носящей фамилию Багратишвили, она себя представить никак не могла. Не из националистических убеждений, упаси господь, но вот казалось ей, что ее суженого будут звать как-то по-другому.
Именно поэтому она и не настаивала на том, чтобы быть представленной родителям Вахтанга или познакомиться с его детьми. От погибшей в автокатастрофе жены у него остались двое детей – четырех и двух лет. Жили они у дедушки с бабушкой.
– А ты почему сам детей не воспитываешь? – как-то полюбопытствовала Василиса.
– Какой из меня отец? – он горько усмехнулся. – Мама – психолог, она может им дать все необходимое. А я – перекати-поле. То один театр, то другой. Сегодня здесь, завтра там. Работа до полуночи. Гастроли. Да и вообще. Я не могу на них смотреть без слез, так они мне жену напоминают. Станут постарше, тогда уж.
От мысли, что он может переехать в другой город, у Василисы сжалось сердце. Она действительно раньше не думала о том, что творческая профессия подразумевает свободу перемещений, что в любой момент Вахтангу могут предложить возглавить труппу в любом другом театре страны, в том числе и в столице, и он, ничем не удерживаемый в их городе, уедет, оставив ее одну.
Пожалуй, именно эта горькая мысль и заставила ее согласиться на его уговоры и все-таки съехаться под одной крышей. Снова стояло лето, и жаркий предгрозовой ветер гнал по улицам тополиный пух, когда она загрузила в такси несколько чемоданов со своими вещами и нырнула в новую жизнь, так и не став Вахтангу законной женой.
Положа руку на сердце, сказать, что после этого что-то принципиально изменилось, было трудно. Утром она вставала, когда он еще спал, и убегала на работу, стараясь не греметь чашками. После работы она покупала продукты и готовила ужин, дожидаясь его дома, если они не договаривались куда-нибудь сходить или съездить, или мчалась в театр или на вокзал, если они куда-нибудь отправлялись.
С вечерних спектаклей он возвращался не раньше десяти вечера, когда хронически не высыпающаяся из-за дежурств Василиса уже клевала носом. Они ужинали, занимались любовью, а потом она все-таки засыпала, не дожидаясь, пока он уляжется в постель. Проснувшись от какого-то звука, она в полудреме видела, как Вахтанг смотрит какой-нибудь фильм в Интернете, ероша волосы, читает новый сценарий или азартно «режется» в танчики. Спать он ложился в два, а то и в три часа ночи, когда Василиса уже находилась в глубоком и ровном сне.
Встав в шесть утра, она с нежностью вглядывалась в его молодое, красивое, породистое лицо и нет-нет да и задумывалась, могут ли люди со столь разным жизненным укладом и распорядком дня жить одной семьей.
То, что Вахтанг меняется, она заметила не сразу, а оценила и сформулировала и того позже. Он стал гораздо резче разговаривать с нею. В его голосе то и дело мелькали собственнические нотки. Он указывал ей, что носить, а что не стоит. Выказывал недовольство, если она после работы отправлялась на встречу с подругами. Устраивал сцены ревности из-за брошенного в ее сторону взгляда случайного прохожего. Все чаще он был раздражен или недоволен. Раздражение и недовольство были вызваны именно ею, Василисой.
Первый звонок, который заставил ее задуматься и серьезно с ним поговорить, прозвенел в октябре. Вася тогда уехала в деревню, где на тот момент еще жили не переехавшие к ней поближе мама и бабушка. Квартира в соседнем доме была уже куплена, но решиться на окончательный переезд они все еще не могли, хотя Вася и работу маме уже подыскала – в поликлинике той же больницы, где работала сама. Василиса маму с бабушкой особо не торопила, потому что не представляла, как объяснит им, что живет не дома, а у Вахтанга.
В деревню она поехала, отпросившись с работы на пятницу и вернувшись в субботу вечером. Вахтанга дома не оказалось. Не успела она разобрать сумку, выгрузить банки с солеными огурцами и квашеной капустой, картошку и морковку, любовно собранную мамой для дочки, как ей позвонила подружка.
С Лидкой они познакомились на абитуре, когда вместе, трясясь от страха, сдавали вступительные экзамены. Василисе с ее золотой медалью нужно было сдать только один, но обязательно на «пять», что она и сделала. Лидка же сдавала все три, и Вася, успевшая привязаться к конопатой смешливой девушке, приходила ее поддержать в дни остальных испытаний.
Лидка была местная, и у нее дома Василиса частенько оставалась ночевать, отдыхая от общежитских будней. На втором курсе подруга выскочила замуж за их однокурсника – долговязого вихрастого Славку, помешанного на медицине и едва заметившего, что он, оказывается, женился. В конце третьего курса у них родилась дочка, которую назвали Лизой, и после этого подруга осознанно выбрала специализацией педиатрию.
Дружба их прошла испытание временем и Лидкиным семейным счастьем. Они встречались не часто, но созванивались почти ежедневно, будучи полностью в курсе жизни друг дружки. Лидка была единственным человеком, который знал про роман Василисы с Вахтангом. Остальным знакомым Вася про это не рассказывала, так как с детства была человеком довольно скрытным и замкнутым.
И вот сейчас ей звонила Лидка, которая с места в карьер накинулась на подругу.
– Этот твой, он что, совсем ненормальный?
– Лид, здравствуй, что случилось? – однако остановить цунами, в центре которого бушевала Лидка, было не так-то просто.
– Это я у тебя должна спросить, что случилось. Мне твой ненормальный грузин в два часа ночи позвонил с криками, чтобы я немедленно отправила тебя домой, к нему!
– Лид, ты что, заболела? – осторожно поинтересовалась Василиса. – Я же к маме с бабушкой ездила, и Вахтанг про это прекрасно знал, как и про то, что у нас в деревенском доме частенько связь пропадает. Точнее, она только в сенях берет.
– Вот-вот, – непонятно что подтвердила Лидка. – Он до тебя не дозвонился и начал мне обрывать телефон с воплями, что твое место рядом с ним и что я должна немедленно сделать так, чтобы ты лежала возле него в постели.
– Что за бред?! – не выдержала Василиса.
– Вот именно. Он так орал в трубку, что у меня Лизок проснулась. Я пыталась с ним спокойно поговорить, фактически как врач, но он реально бесновался, Васька. Пришлось Славке трубку брать, чтобы его на место поставить.
Представить себе тихого Славку, который ставит на место Вахтанга, Василисе было не под силу, но и картину в целом, описываемую подругой, она тоже не представляла. Хлопнула входная дверь, и в комнату вошел Вахтанг, просиявший при виде любимой.
– Пока, Лида, я тебе перезвоню, прости, что так получилось, – быстро сказала Василиса и, отключившись, решительно повернулась к Вахтангу. – Что это было? – спросила она.
– Что именно?
– Ты зачем ночью звонил Лиде? Ты что, не понимаешь, что у нее ребенок маленький? Люди так-то спали уже. Какая муха тебя укусила, ты же знал, что я у мамы?
– Никто меня не кусал, и я не знаю, где ты была, – тут же завелся в ответ Вахтанг. – Это ты сказала, что поехала к маме и бабушке, но как я мог это проверить?
– Да зачем это вообще проверять? Ты что, мне не доверяешь? Ты считаешь, что я могу тебя обмануть? В такой мелочи? Вахтанг, я не смогу жить с человеком, который считает меня обманщицей.
– Ну, прости, прости, малыш, – он попытался ее обнять, но Василиса решительно высвободилась из его рук. Ласковые прозвища она ненавидела. – Мне было одиноко без тебя. Я уже привык, что ты всегда лежишь ночью рядом со мной. А тут тебя не было, вот у меня крышу и снесло.
– Какое отношение мои друзья имеют к твоей крыше? – воскликнула Василиса, которая вдруг поняла, что по-настоящему разозлилась. – Вахтанг, ты что, не понимаешь, что поступил некрасиво, разбудив семью, в которой есть ребенок?!
– Они не спали! – закричал вдруг Вахтанг. Лицо его покраснело.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. Я абсолютно убежден в том, что они не спали. И не делай мне замечаний, поняла? Никогда больше не смей мне что-то выговаривать!
– Да ради бога, – Василиса сжала зубы. – Но и ты тогда больше никогда не смей поступать так, как прошлой ночью. Я свободная женщина. Я буду ходить и ездить туда, куда считаю нужным. И когда я буду тебя об этом предупреждать, ты каждый раз можешь быть уверен, что я именно там, где сказала. Понял?
– Ну, ладно-ладно, – его пыл угас так же внезапно, как и возник. Лицо приобрело нормальный цвет, только грудь еще учащенно вздымалась под тонкой фирменной футболкой. – Вася, пожалуйста, давай не будем ссориться. Я не люблю, когда ты сердишься.
– Давай не будем, – согласилась Василиса. – Я картошки привезла и огурцов соленых. Будешь?
– Буду, – тут же согласился Вахтанг и облегченно засмеялся, что ссора позади. Тогда она не придала этому эпизоду особого значения. Ну мало ли почему у любимого мужчины в мозгу перемкнуло? Кавказская кровь горячая, мог и приревновать. В конце концов другим женщинам это бы только польстило.
Второй звонок прозвенел месяца через два. Василиса тогда осталась на внеплановое дежурство. Вообще-то дежурить должен был другой доктор, но у него жена сломала ногу, и он понесся с ней в травмпункт, упросив Василису его подменить. Она согласилась, потому что в таких случаях никогда не умела отказывать. Людям нужно помогать, что в этом такого.
У Вахтанга шла репетиция, поэтому о том, что она не придет ночевать, Вася предупредила его эсэмэской. Предупредила и тут же забыла о нем, полностью погрузившись в привычную круговерть кардиологического отделения, в котором работала. Послеоперационных больных у нее было сразу трое, поэтому отлучиться из реанимации она не могла даже на минуту.
Около десяти часов вечера в блок интенсивной терапии заглянул заведующий отделением доктор Заварин. Сегодня он тоже дежурил, и Василиса была этому очень рада. Заварин был не только хирург от бога, но и просто на редкость хороший врач. В его дежурства почти никогда не умирали пациенты, это Василиса успела заметить еще в первый год работы.
– Вы что-то хотели, Константин Алексеевич? – спросила она. Заварин смотрел на нее и молчал. – Что-то случилось?
– Послушай, Василиса, – после достаточно длительной паузы спросил хирург, взгляд его был каким-то странным, – а у тебя дома все хорошо?
– В смысле? – В груди похолодело, мысли заскакали ранеными зайцами, обгоняя одна другую: что-то с мамой? С бабушкой?
– Этот человек, с которым ты живешь, он тебя не обижает?
– Откуда вы знаете? – Василиса зарделась горячечным румянцем. – То есть откуда вы знаете, что я с кем-то живу? Он меня не обижает, так что про это знать вы не можете. Почему вы вообще задаете мне такой вопрос, Константин Алексеевич?
– Да потому что имел сейчас удовольствие разговаривать с ним по телефону. Сомнительное удовольствие, я тебе скажу.
– Вахтанг что, звонил? Сюда? – все еще не понимала Вася.
– Ну да. Сюда. На мой телефон, в кабинет заведующего отделением. С криками, что твое место – рядом с ним и я должен сделать все от меня зависящее, чтобы немедленно отправить тебя домой.
– Что за чушь? – спросила Василиса, холодея и понимая, что нет, не чушь. Вахтанг действительно звонил Заварину и кричал в трубку, как совсем недавно на Лидку.
– Это я у тебя должен спросить, – Заварин снял, протер и надел обратно очки в тоненькой золоченой оправе. – Истомина, что это у тебя за такие горячие поклонники появились? Ты уж осторожнее, милая моя. С такими эмоциями он тебя рано или поздно зарежет еще, не дай бог.
– Да ну вас, Константин Алексеич. – Васе было неловко, у нее даже шея под воротничком белого халата стала мокрая и начала чесаться. – Он нормальный человек. Главный режиссер нашего театра драмы. Нашло на него что-то. Я разберусь.
– Да уж, разберись, – неожиданно жестко сказал завотделением. – Мне тут в ночное время разборки не нужны. И так проблем хватает.
Когда Заварин ушел, Василиса схватила телефон и набрала номер Вахтанга.
– Ты что, ополоумел?! – закричала она, даже не поздоровавшись. – Ты что себе позволяешь? Ты что, не понимаешь, что это больница? Тут тяжелые больные, это тебе не театр, и нечего тут спектакли устраивать!
– Иди домой, – в голосе Вахтанга слышалась упрямая злость. – Я хочу, чтобы ты была сейчас рядом со мной.
– А я хочу жить на Мальдивах. Вахтанг, ты же не ребенок! Что за выкрутасы? Ты же меня перед руководством позоришь! Как я теперь буду людям в глаза смотреть?
– А никак. Увольняйся к чертовой матери из своей больницы! Я хочу, чтобы, когда я возвращаюсь домой, ты всегда была здесь.
– Мало ли чего ты хочешь! – пытаясь унять прыгающую нижнюю губу, возразила Вася. – В данном вопросе важно, чего хочу я. А я хочу, чтобы ты никогда не смел мне указывать, что делать. Тоже мне, падишах нашелся!
Назавтра оба они старательно делали вид, что ничего не произошло. К тому ночному разговору они больше никогда не возвращались, а спустя еще несколько месяцев случилось то, о чем Василиса до сих пор не могла вспоминать без внутренней дрожи.
Опять цвело и благоухало жаркое лето. Они уже больше не ездили на велосипеде, да и гулять выбирались крайне редко. Их совместная жизнь превратилась в обычную семейную рутину. Иногда Василисе казалось, что они женаты уже лет десять, не меньше. Она как раз подумывала о том, чтобы познакомить Вахтанга с мамой, тем более что в начале сентября она вместе с бабушкой все-таки должна была перебраться в этот город.
У Васи был выходной, который она потратила на то, чтобы отнести в ремонт требующие починки брюки с поломанной молнией, закинуть в химчистку два Вахтанговых пиджака, купить на рынке пятикилограммовое ведерко свежей морошки, и по дороге домой, неожиданно для самой себя, завернула в театр.
За два года она так и не привыкла к тому, что может приходить в храм искусства через служебный вход. На вахте сидела новая, совершенно ей незнакомая бабулька с накладными буклями. Ярко-рыжие, они смотрелись на абсолютно седой голове инородно и нелепо, но такие странные персонажи встречались в театре на каждом шагу.
Актерская жизнь изнутри напоминала театр абсурда. Здесь кипели кукольные страсти, разыгрывались постоянные трагикомедии и фарсы. Здесь горе отливало лицедейством, а радость выглядела пошлой и ненатуральной. Даже не со сцены здесь говорили преувеличенно громко. И вообще, здесь все было «весьма чересчур», как любил повторять один Василисин дальний знакомый.
– Вы к кому? – с подозрением спросила бабулька с буклями.
– К Вахтангу Гурамовичу, – вежливо ответила Василиса.
– Ой, так вы, наверное, евонная жена, – бабулька расплылась в сладкой улыбке. Вася как раз хотела открыть рот, чтобы сказать, что нет, мол, не жена, просто знакомая, но не успела. – Он как раз предупредил, что к нему жена должна приехать, – продолжала бабулька, – так и сказал, ты уж ее пропусти без помех, Таисья Карловна. Таисья Карловна – это я, – зачем-то добавила она.
У Василисы было такое чувство, будто ей на место позвоночника вогнали огромный осиновый кол. Стоя на выщербленной плитке грязного, затертого тысячами ног пола в служебном фойе театра, она, как выброшенная на берег рыба, только открывала и закрывала рот.
Понимая, что выглядит глупо, и не желая быть захваченной проницательной вахтершей врасплох, она быстро прошла по низкому темному коридору к лестнице, поднялась на второй этаж и сто раз хоженным маршрутом достигла служебного кабинета Вахтанга.
– Васька! – Он, явно обрадованный, выбрался из глубокого кресла и шагнул ей навстречу. Этот кабинет ничем не напоминал увиденный ею два года назад. Сейчас он был не пыльным и затхлым, а стильным и современным. Стеклянная ширь окна, открывающая вид на зеленый парк с фонтаном. Тем самым фонтаном! Льняные шторы на окнах, хром и никель авангардной, явно сделанной на заказ авторской мебели. Кабинет очень шел Вахтангу, который смотрелся в нем совершенно органично. – Как здорово, что ты пришла!
– Вахтанг, ты что, женат?
– Бабка на вахте проболталась, – догадался он. – Ну да, женат.
– А как же история с автокатастрофой?
– Каюсь, – он картинно развел руками, – придумал, очень хотелось произвести на тебя впечатление.
– Тебе это удалось, – сухо сказала Василиса. – О чем ты еще соврал? – Он немного потупился.
– О детях. На самом деле у меня их нет. Нина, моя жена, не может иметь детей.
– И как давно вы женаты?
– Семь лет. Поженились, как только я институт окончил. Нина старше меня на шесть лет. Когда я сюда переехал, она осталась в Саратове, я до этого там работал. Мы решили, что я должен обжиться на новом месте, войти в творческий процесс. Вот сегодня приезжает.
– И когда ты собирался мне про это сказать? Что я должна освободить жилплощадь?
– Не знаю, Васька. Я думал, что, может, Нина пока в гостинице поживет, а потом что-нибудь придумается.
– Вахтанг, ты вообще нормальный? – осведомилась Вася, чувствуя, как у нее останавливается сердце. – Ты почему мне сразу не сказал, что ты женат и что твоя жена просто осталась в другом городе?
– Так ты бы тогда не стала со мной встречаться, – обескураженно ответил он. – Васька, на тебе же все было написано с самого начала, какая ты правильная! Я и сейчас предлагаю не принимать поспешных решений. Я тебя люблю, мне с тобой хорошо, и тебе, я полагаю, со мной тоже, поэтому надо пока оставить все как есть.
– А все и останется как есть, – устало заверила его Вася. – Ты будешь жить со своей женой, а я вернусь к себе домой, тем более что у меня скоро мама с бабушкой приезжают.
– Но мы же будем продолжать встречаться?
– Нет, Вахтанг, не будем.
– Но почему? У тебя же никого нет мне на замену. Мы можем по-прежнему ездить в театры, я буду приходить к тебе ночевать. Хочешь, я вообще к тебе перееду? Нина поймет, я знаю. Она мне все прощает, потому что любит.
– Нет, не хочу.
– Но почему???
– Потому что ты ради того, чтобы я обратила на тебя внимание, легко и непринужденно убил свою жену. Ты был чертовски убедителен, когда рассказывал, как чувствовал, что не можешь смыть с себя ее кровь. Я боюсь, что твои фантазии рано или поздно могут воплотиться в жизнь. Ты очень творческий человек, Вахтанг. Чересчур творческий. Это не по мне.
От воспоминаний Василису отвлек звонок телефона. Тяжело дыша, как будто и впрямь ныряла, она всплыла на поверхность реальной действительности и схватила трубку.
– Алло. Говорите, я вас слушаю.
Звонил следователь, вежливо, но настойчиво приглашающий ее на встречу. Чтобы не затягивать неизбежное, Василиса согласилась приехать прямо сейчас. Через полчаса она уже входила в маленький кабинет, где помимо знакомого ей майора Ивана Бунина сидел еще один человек, назвавшийся следователем Александром Меховым.
Отвечая на их вопросы, прямолинейные и с двойным дном, Василиса была совершенно спокойна. Она лучше кого бы то ни было знала, что к убийству Вахтанга не имеет никакого отношения. Конечно, три года назад она бы с удовольствием огрела его по голове чем-нибудь тяжелым, но сейчас… Убийство могло быть вызвано только сильными эмоциями, а никаких сильных эмоций в отношении Вахтанга Багратишвили она больше не испытывала. Так, отголоски былого. Как легкая пастельная радуга после прошедшего дождя, но уж никак не багряно-кровавая буря со штормовым ветром.
Правоохранители, похоже, считали иначе. В их глазах история ее романа, а главное, его печальное завершение были прекрасным поводом для мести. Пусть даже спустя три года.
– Вы сказали, что Вахтанг был зарублен топором, – Василиса попыталась заставить сидящих перед ней мужчин включить логику. – Я, конечно, врач, и руки у меня достаточно сильные, но не думаю, что у меня хватило бы сил прорубить череп мужчине. Вахтанг был намного выше меня и уж тем более гораздо сильнее.
– Что ж вы не уточняете, что умеете с топором обращаться, потому что выросли в деревне, уважаемая Василиса Александровна? – издевательским голосом спросил следователь. – И руки у вас действительно сильные. И как врач, анатомию человеческую вы знаете неплохо. И экспертиза показала, что убийца гражданина Багратишвили был гораздо ниже его ростом. С большой долей вероятности наш эксперт допускает, что убийцей могла быть женщина.
Неприлично открыв рот, Василиса в изумлении смотрела на него.
– Но я не могла быть одновременно в лесу, совершая убийство, и в поезде, из которого увидела тело! – воскликнула она.
– Конечно, не могли. Но убийство было совершено за полтора суток до того, как поступило ваше сообщение, – спокойно ответил Мехов. – Вы вполне могли вернуться домой, совершив преступление, затем, чтобы обеспечить себе алиби, тут же сесть на поезд и, проезжая мимо нужного места, сообщить обо всем проводнику. Именно так вы и сделали.
– Но зачем? – воскликнула Вася. – Если бы мне повезло совершить убийство и незамеченной покинуть место преступления, я бы ни за что не стала громоздить всю эту историю с увиденным в окно поезда телом! К чему такие сложности? Рано или поздно Вахтанга все равно бы кто-нибудь нашел, и никому бы даже в голову не пришло связать его убийство со мной. Мы расстались три года назад. Даже в разгар нашего романа о нем мало кто знал, а уж сейчас эта старая история и подавно никому не интересна.
– Ошибаетесь, – Мехова, казалось, нисколько не выводила из себя ее горячность. А вот Бунин смотрел на нее с некоторым сочувствием. – Жена гражданина Багратишвили, Нина Веденеева, сообщила, что ее муж был по-прежнему увлечен вами и прилагал огромные усилия к тому, чтобы вас вернуть.
Жена Вахтанга. Это словосочетание снова вызвало у нее легкую дрожь. Василиса представила высокую, худую, изможденную женщину с больными горящими глазами. Из-за постоянной, сводящей с ума ревности она выглядела много старше своих сорока лет. Василиса иногда сталкивалась с ней на выставках или премьерных спектаклях. О том, что эта женщина и есть жена Вахтанга Нина, ее просветила театральная реквизиторша Катюша, с которой она познакомилась во время частых забегов в театр и с которой случайно столкнулась как-то в фойе. То, что Нине тоже известно, кто она такая, Василиса поняла по частым, острым взглядам, которые Нина бросала в ее сторону. Да что там, просто глаз не сводила.
«На мне ведь узоров нету и цветы не растут», – каждый раз хотелось сказать Василисе, но, чувствуя пусть и невольную, но все-таки вину перед этой женщиной, она опускала глаза и проходила мимо.
– Она ошибается, – тихо сказала Василиса сыщикам, ожидающим ее ответа. – Он вовсе не старался меня вернуть. Просто у Вахтанга был сильно развит собственнический инстинкт, и он считал неправильным, что это я его бросила.
– А это вы его бросили? – уточнил Мехов.
– Да. Я. Потому что единственное, что мне в жизни трудно простить, – это ложь. Тем более такую жестокую и бессмысленную, как та, что он нагромоздил.
– И он не просил вас вернуться к нему?
– Просил. Примерно с полгода после того, как я переехала, он звонил мне, подстерегал у подъезда. Пытался поговорить и изменить мое решение. Один раз он устроил сцену, некрасивую сцену, в отделении, где я работаю. Но потом он понял, что я настроена решительно. И отстал. Поймите, у нас не могло быть возврата к прошлому, и пусть и не сразу, но он с этим смирился.
– А вы?
– Я? Я живу дальше, – честно призналась Василиса. – Не буду врать, что мне легко далась эта история. Я и рыдала, и подушку грызла, и иногда думала, что, позови он вот сейчас, все брошу и к нему побегу. Но наставало очередное утро, и я говорила себе, что есть черта, через которую нельзя переступить, не потеряв уважения к себе.
Вахтанг Багратишвили – очень большая и важная часть моей жизни, но она осталась в прошлом. И в настоящем, которое меня окружает и к которому я привыкла, я бы ни за что не стала совершать поступки, лишающие меня будущего.
– А вы представляете для себя будущее без Багратишвили? – спросил Бунин.
– Конечно. Его уже несколько лет нет в моем настоящем. И я абсолютно уверена, что у меня будет семья, хороший муж, дети. Знаете, как говорят: «Все приходит вовремя к тому, кто умеет ждать».
* * *
Самое сложное – уметь ждать.
Вернее, не так. Самое сложное – это уметь ждать, соблюдая при этом спокойствие.
Не бегать по стенам, не заламывать руки, не проверять ежеминутно свой телефон в поисках непринятого звонка или долгожданной эсэмэски. Не приставать ни к кому с вопросами. Не жаловаться на жизнь. Не рыдать, не терять сон и аппетит, не впадать в депрессию.
Да. Это действительно очень непросто – выдержать испытание временем, в которое с тобой абсолютно ничего не происходит.
И совершенно не важно, о чем идет речь. Одинаково трудно ждать, пока вывесят списки о зачислении в институт, дадут ответ о приеме на новую работу, придет отклик на отправленный тобой проект, пока кончится жизненно важная операция у дорогого человека или пока отболит внутри после тяжелого и бурного расставания.
Пройдет. Отболит. Закончится. Поступится. Заработается. Все будет хорошо. Но не сразу. И это время нужно переболеть и перетерпеть, стиснув зубы, сохранив достоинство, не растеряв оптимизма и сил для будущих свершений. Самое сложное – оставаться хозяином ситуации, какой бы непростой она ни была.
Назад: Глава 4. Грехопадение у фонтана
Дальше: Глава 6. Дорога в безнадежность