Глава 23
Новый матрас оказался намного удобнее того, который пришлось выбросить. Я лег на бок, натянул на себя одеяло и мирно полетел в страну Морфея.
– Ванечка, – нежно шепнул мне в ухо женский голос, – как тебе спится?
– Хорошо, – пробормотал я.
– Спинку почесать?
– Неплохо бы, – согласился я.
Маленькие ручки осторожно провели ноготками по моим лопаткам.
– Нравится? – поинтересовался голос.
– Спасибо, больше не надо, – зевнул я.
– Хочешь, спою песенку?
– Извини, очень спать хочется, – прервал я поток заботы.
– Не холодно? Подогреть постельку?
Я предпочел промолчать. Однако у Ксюши совсем не вовремя возникло игривое настроение, у меня нет ни малейшего желания… Ксюша!!!
Резко сев, я включил ночник. В моей спальне Ксения? Откуда она взялась? Близкие отношения между нами прервались несколько месяцев назад. И мы никогда не спали в моей кровати. Можете считать меня странной личностью, но мне крайне некомфортно проводить ночь, деля с кем-то ложе. Спать – именно спать – я предпочитаю в одиночестве. Если я когда-нибудь и соберусь жениться (в чем я очень сильно сомневаюсь), то обязательным условием счастливого брака будет наличие двух спален и неприкосновенность границ моей личной комнаты. Ну не могу я постоянно находиться в тесном контакте даже с любимым человеком! В течение суток мне непременно нужно некоторое время побыть одному. А поскольку на свете не существует представительницы прекрасного пола, которая не вбегала бы в спальню к мужу с криком: «Дорогой, посмотри, как мне идет новое платье», – то жить мне вечно холостяком. Но кто сейчас беседовал со мной? Кто чесал спину и предлагал согреть постель?
Я накинул халат и стал методично осматривать комнату. Заглянул под кровать, раздвинул занавески, открыл секретер… Последнее действие было совсем уж идиотским – женщина не может притаиться в небольшом бюро. Да и зачем ей это делать?
Убедившись, что в спальне нет никого, кроме меня, я снова лег, коря себя за глупость. Ваня, что с тобой? Ксюша завела другого кавалера, она сюда не приедет. И госпожа Вознесенская прекрасно воспитана, ей и в голову не придет делать дурацкие сюрпризы. Залезть в шкаф, а потом выскочить из его недр с воплем «А вот и я!» совершенно не в духе Ксении. К тому же Борис предупредил бы меня об ее визите. Мне приснился сон, который я принял за реальность.
Глаза закрылись, тело расслабилось, царство Морфея приблизилось.
– Ванечка, – промурлыкал сладкий голосок, – что тебе спеть?
Я удивился. Хм, надо же, сон продолжается. И я пробормотал:
– Лучше просто сыграть, без арий.
– Знаю, Ванечка, ты любишь классику.
– М-м-м, – промычал я.
И тут мне в уши полились божественные «Времена года» Вивальди. Странный глюк стал мне нравиться. Я погрузился в темноту, и вдруг раздалось:
– А ну встань!
Я подпрыгнул на кровати, сел и посмотрел на будильник. Шесть утра. Через секунду пришло удивление. Минуточку! Часы на тумбочке не могут разговаривать! Кто сейчас проорал мне прямо в ухо? Что происходит? Конечно, это снова сон.
Я опять лег на матрас и зарылся в подушку.
– Вставай, тебе сказали! – рявкнул грубый голос. – Во лентяй, только бы дрыхнуть ему!
Я вскочил.
– Кто здесь?
– Доброе утро, – донеслось из-под кровати.
Я схватил стоящую на тумбочке бутылку с водой, осушил ее залпом, опустился на колени, заглянул под кровать и увидел… Демьянку.
Собака любит дремать в моей спальне, но она знает, что я не разрешаю ей лечь рядом с собой, поэтому чаще всего устраивается в большом кресле.
– Это ты со мной сейчас по-хамски беседовала? – осведомился я и тут же осознал, какую глупость сморозил.
– Пора приниматься за дело, – сказала Демьянка.
Я отшатнулся и больно ударился спиной о тумбочку. Так… Спокойно, говорящих псов не существует. Это мираж. Ущипнув себя за запястье, я ощутил боль, сел на матрас…
– Вставай! – рявкнуло контральто. – Нельзя спать! Работать пора. Ты болен?
– Нет, – машинально ответил я.
– Живо на работу! – донеслось из-под кровати.
Я опять опустился на колени, засунул голову в щель над полом и, держась рукой за матрас, уставился на Демьянку. Собака широко разинула пасть.
– Хватит балбесничать, – донеслось до моего слуха.
– Демьянка! – ошалело протянул я. – Демьянка…
Псинка вылезла из укрытия и попыталась лизнуть меня. Я увернулся от ее языка и опять опустился на матрас. Демьянка пошла к двери и притормозила.
– Безобразие! – прогремело в комнате. – Лентяй!
Собака толкнула головой дверь и ушла.
Я пошел в ванную и принял душ. Потом взял телефон, позвонил в клинику, где раз в год прохожу обследование, и сказал:
– Доброе утро, мне нужно попасть на прием к доктору. К отоларингологу, у меня проблема со слухом.
– Уточните, пожалуйста, какая именно проблема, – попросила девушка. – У вас врожденная глухота? Отит? Травма? Необходимо подобрать слуховой аппарат? В зависимости от ответа я направлю вас к узкому специалисту для наиболее качественного обслуживания.
– Я сегодня разговаривал со своей собакой, – ответил я. – Вернее, это она со мной беседовала – приказывала встать с кровати, обзывала лентяем. Понимаю, это звучит странно, сам бы не поверил, скажи мне кто-либо подобное. Думаю, у меня была слуховая галлюцинация. Хотелось бы от нее избавиться, чтобы впредь это не повторялось.
– В жизни случается всякое, – философски заметила служащая. – Минуточку, пожалуйста.
Затем ее голос зазвучал тише. Судя по всему она позвонила кому-то по внутреннему телефону.
– Это Катя с рецепшен. Звонит пациент, говорит, что беседовал утром со своим псом. Это по вашей части, или его к Марии Николаевне записать? О’кей.
– Вы здесь? – снова обратилась ко мне девушка.
– Да, – ответил я.
– Записываю вас к доктору Горелову. Он лучший по таким проблемам.
– Мой случай не уникален? – уточнил я. – К вам еще обращались люди, которые болтают с собаками?
– Да каждый день по пять человек, – хихикнула администратор. – Ничего страшного, не переживайте. Доктор – супер. Вы Подушкин Иван Павлович?
– Как вы догадались? – изумился я.
– Вы наш постоянный пациент, аккуратно проходите диспансеризацию. В карточке указан номер телефона клиента, он у меня на компьютере определился, – на одном дыхании сообщила Катя. – Отправлю сейчас вам эсэмэску с указанием времени приема. Хорошего дня.
Я положил сотовый в карман. Что со мной? Сначала разговариваю с Демьянкой, затем задаю дурацкий вопрос, как дежурная выяснила мою фамилию… Надо выпить кофе, авось в мозгу прояснится.
Выйдя в коридор, я сделал несколько шагов и остановился около двери, в гостевую. Из комнаты раздавался голос великого, но, увы, покойного Эрика Курмангалиева. Вот только исполнял он не оперную арию, а нечто блюзовое, причем на английском языке. Я очень люблю этого певца, храню виниловые пластинки с его записями. Но понятия не имел, что гениальный казах пел и на эстраде.
Любопытство помешало мне дойти до кухни, я постучал в дверь, потом приоткрыл ее и спросил:
– Фред, можно войти?
– Ты же тут хозяин, – засмеялся Безумный, – открывай дверь и заходи. Я слишком громко включил музыку? Разбудил тебя?
– Нет, меня сдернула с постели Демьянка, – сказал я чистую правду и прикусил язык. Мысленно одернул себя: «Ваня, не следует всем рассказывать, что ведешь беседы с собакой».
– Люблю слушать Слона на полную мощность, – признался Фред. – Жаль, что больше он не споет.
– Курмангалиев был великим певцом, – согласился я. – Почему вы назвали его слоном? Если не ошибаюсь, Эрик не отличался огромными размерами, скорее наоборот.
– Насчет этого… Барманлиева понятия не имею, – пожал плечами Фред, – а Никиту прозвали Слоном из-за пуловера, который ему фанатка связала. У нее плохо получилось – сделала Никите свитер с воротником хомут, а тот свернулся трубочкой и повис, как хобот. Все обрыдались, когда Слонов его нацепил: ну типичный слон! И фамилия свою роль сыграла.
– Вы о ком говорите? – не понял я.
– О Слоне, – сказал Фред. – Я часто говорил: «Никита, у тебя уникальный голос! Бросай Гнома и компанию, они балласт, поступай в консерваторию». Куда там! Спасибо Володе Марану. Знаешь его?
Я покачал головой.
– Прикольно, – заржал Фред, – в Москве нашелся человек, который не знаком с Вовкой. У Марана всегда водились пиастры, потому что он наикрутейшие квартирники устраивал.
Безумный прищурился.
– Про квартирники слышал?
– Да, – кивнул я. – Это подпольные концерты рок– и других не признаваемых советскими властями музыкантов, которые подпольные же продюсеры устраивали на квартирах. Пару раз я ходил на подобные мероприятия, но не особо впечатлился. Какие-то группы из Екатеринбурга были. Играли неплохо, но публика! Народ пил много водки, закусывал карамельками, а я даже в юности не любил наливаться по уши.
– Серьезный ты, Ваня, человек, – вздохнул Фред. – А мы с Вовкой обалдуи. Когда справляли юбилей Марана, он мне сказал: «Пятьдесят лет мне уже, а ума нет и не будет. И ты безумный. Давай, Фред, как всегда, с моста сиганем?» Традиция у нас такая есть – в именины, его и мои, в парке в пруд с моста прыгать. Когда-то думали: вот стуканет Вовану полтос, и завяжем. Ни фига! Так и скачем до сих пор с перил вниз. Именно Вовке спасибо, что он Слона записывал, а потом, когда «Ронди Кар» пропали, пластинку выпустил. Бабла нарубил! Прямо сноп тугриков. Хотя мне на Вована злиться не след, он первый диск записал, когда ребята только начинали, благодаря ему они известность получили. Правда, ненадолго. Том, Бом и Гном на фиг никому не нужны, а Слон другое дело. Я его часто слушаю.
– Хотите сказать, что сейчас пел не Курмангалиев? – уточнил я.
– Нет, это Слон, – повторил Фред. – Вот, смотри.
Безумный встал и взял с подоконника конверт из-под диска. Его обложку украшало фото, на которое я уставился во все глаза. Фред показал пальцем на бородатые лица:
– Том, Бом, Гном…
– Слон и Лошадь, – договорил я. – Правда, я вижу только четверых музыкантов. Была еще девушка… Но ее здесь нет!
– Лошадь одна из них не исчезла, до сих пор в шоу-бизнесе, – пустился в объяснения Фред. – А тогда ее рожу от фотки я отрезал, на обложку не дал – не солистка, девчонка на побегушках. Эй! А откуда тебе про Лошадь известно? Где ты целый кадр видел? Его ни у кого нет! Тот, что мы для диска использовали, нам мать Гнома дала. Единственная фотка, где они все вместе – группа «Ронди Кар» и Лошадь, их общая герла.
