Неудержимое стремление вперед
Наряду с нашими многочисленными автоматическими процессами, условия обитания также влияют на наше поведение, мышление и, возможно, даже геном и меняют их. Примитивное социальное поведение оставалось в значительной степени неизменным до возникновения оседлого образа жизни. Именно оседлость и появившиеся в результате цивилизации подготовили среду, в которой зародилось сложное социальное поведение и начался расцвет социального мозга. Мы подошли к тому, что я называю вторым этапом развития социальных процессов, — к коэволюции с возникшей цивилизацией. Она и сейчас продолжает шлифовать социальные аспекты функции человеческого мозга.
Коэволюция?
Как могла начаться эта коэволюция? По сути, естественный отбор — это случай нисходящей причинности со своего рода механизмом обратной связи. Окружающая среда выражает принцип нисходящей причинности в том смысле, что, кто бы в ней ни выживал, он успешно выдерживает все ее воздействия по каким бы то ни было причинам. Выживший — канал обратной связи, поскольку производит потомство и позволяет следующему поколению в свою очередь испытать на себе влияние среды. Так, если выживший немного ее изменит, она, возможно, произведет отбор уже несколько иным образом. Вероятно, все это справедливо и для социальных процессов. Социальные условия — просто еще один фактор, который работает наравне с остальными условиями окружающей среды: ведет отбор в соответствии с принципом нисходящей причинности, задействуя механизм обратной связи.
Как я уже упоминал, генетически закрепленное свойство всегда предпочтительнее того, которое нужно приобретать в процессе обучения, поскольку неизвестно, произойдет ли это обучение. Требуется время, энергия и возможность учиться, а такие ресурсы могут быть недоступны. Как ребенку, так и взрослому врожденные автоматические реакции обеспечивают преимущество для выживания, однако гибкость перед лицом перемен также выигрышна, поскольку в течение жизни мы развиваемся. Физическая среда нестабильна. Происходят землетрясения, извержения вулканов, наступают ледниковые периоды, засухи, голод и так далее. Происходят перемены и непредвиденные явления. Философ Дэвид Папино отмечает: “Как правило, можно ожидать, что генетическая стабильность будет предпочтительна, когда длительное время условия окружающей среды не меняются, а обучение будет успешно проходить отбор, когда внешние условия переменчивы. При условии неизменности среды генетическая стабильность будет иметь... преимущества как надежное и недорогое приобретение. Однако их легко может свести на нет потеря гибкости в период существенной нестабильности среды”24. Социальная среда также может быть нестабильной, о чем свидетельствуют значительные изменения численности населения и его территориального распределения.
В 1896 году американский психолог Джеймс Марк Болдуин, работавший в рамках дарвиновской теории отбора, пытался объяснить эволюцию признаков, усвоенных в процессе обучения в течение жизни организма (а не врожденных) . На первый взгляд это кажется ламарковской генетикой, наследованием приобретенных признаков, но это не так. Он предположил, что, в отличие от приобретенных свойств, склонность к приобретению определенных признаков унаследовать можно25. (В моем примере, который упоминался выше, человек имеет склонность приобретать боязнь змей, но не цветов.) Первым на Гиффордских лекциях термин “эффект Болдуина” упомянул Конрад Уоддингтон в 1971 году. Так стали называть механизм, который объясняет эволюцию фенотипической (наблюдаемые признаки) пластичности, способности, позволяющей организму гибко адаптировать свое поведение к изменяющимся условиям окружающей среды. Вот как формулируют это специалисты по эволюционной нейробиологии Лия Крубитцер и Ион Каас:
Хотя образовавшийся фенотип контекстно зависим, способность отвечать на контекст имеет генетическую основу. <...> По своей сути эффект Болдуина — это эволюция способности оптимальным образом реагировать на данные условия окружающей среды. Следовательно, появляются гены пластичности, а не гены, отвечающие за конкретные фенотипические характеристики, хотя естественный отбор действует на уровне фенотипа26.
Обретение гибкости — не благодаря йоге
Есть два биологических механизма, которые могут вызывать эффект Болдуина, — генетическая ассимиляция и конструирование экологических ниш. Крубитцер и Каас объясняют первый феномен так:
Определенная фенотипическая особенность, оптимальная для данной среды, может за несколько поколений закрепиться в геноме, поскольку обеспечивает преимущество при отборе тем особям, которые демонстрируют этот оптимальный признак и высокую корреляцию между генотипом и фенотипом. Затем эта особенность проявляется даже в отсутствие воздействий среды, исходно ее породивших. Этот процесс, называемый генетической ассимиляцией, объясняет, как модификации фенотипа, зависящие от условий, попадают под генетический контроль и становятся частью эволюционного процесса.
Другой биологический механизм — конструирование экологических ниш27. Спрятанный у всех на виду, до недавнего времени он не принимался во внимание эволюционной теорией. Джон Одлинг-Сми, Кевин Лаланд и Маркус Фельдман пытаются это изменить:
Организмы своим метаболизмом, действиями и выбором определяют и частично создают собственные ниши, а также могут частично их разрушать. Этот процесс изменения организмами среды обитания называют конструированием экологических ниш. Он постепенно модифицирует как биотические, так и абиотические факторы естественного отбора и тем самым образует такие формы обратной связи, которые меняют динамику эволюционного процесса28.
Наглядные примеры конструирования ниш — кораллы и построенные ими рифы, бобры и их плотины, а также ваш покорный слуга Homo sapiens и Париж.
Оба биологических механизма, по всей видимости, задействуют такую обратную связь, которая может вносить изменения в эволюционный процесс. Главная идея, лежащая в основе эффекта Болдуина, в том, что иногда как на направление, так и на скорость эволюционного изменения под действием естественного отбора может повлиять поведение, приобретенное в результате научения.
Если задуматься о том, что происходило последние двенадцать тысяч лет, мы увидим не стабильную среду, а меняющуюся, такую, в которой пластичность повышала бы шансы на выживание. Менялся не только ландшафт, по мере того как отступали ледники, но также и образ жизни, плотность населения и социальная организация. Возникает вопрос: могли ли усиливающиеся социальные взаимодействия каким-то образом сказаться на нашей эволюции? Дэвид Папино высказал интересную мысль:
Мне всегда казалось очевидным, что есть по крайней мере один случай, когда он [эффект Болдуина] действует, — а именно при социальном усвоении сложных поведенческих особенностей. <...> Пусть некая сложная поведенческая черта X приобретается в результате социального научения — человек учится X от других, так как у него нет никакого шанса приобрести ее самостоятельно. Тогда это создает давление отбора на гены, которые помогают человеку лучше осваивать X. Но такие гены не имели бы никакого преимущества при отборе, если бы прежде не существовало культуры, в которой нужна X, поскольку эти условия, по сути, необходимы для того, чтобы человек обучился X. В конечном счете не было бы никакого преимущества для гена, который позволяет лучше усваивать X благодаря другим людям, без этих самых других, от которых можно научиться X. Значит, это похоже на эффект Болдуина: гены для усвоения X отбираются ровно потому, что ранее X усваивали посредством социального научения. <...> Социальное научение особым образом связано с эффектом Болдуина, поскольку склонно запускать оба этих механизма [генетическую ассимиляцию и конструирование экологических ниш]. Если присутствует социальное научение, скорее всего, можно найти примеры, когда конструирование ниш и генетическая ассимиляция работают в одном направлении, а значит, создают сильное эволюционное давление.
Идея в том, что, как только люди объединились в группы, они попали в социальный мир. Кто лучше соответствовал возникшим социальным нормам и практикам, стал более успешным, выжил и оставил потомство. Такие индивиды были отобраны, в соответствии с принципом нисходящей причинности, средой, в том числе социальной.
