Этот принцип — что интерпретатор хорош ровно настолько, как получаемые им данные, — крайне важен для объяснения многих кажущихся непонятными реакций как здоровых людей, так и неврологических пациентов. В самом деле, если вы “скормите” интерпретатору неверную информацию, то сможете обмануть его. Он выдаст другую историю, не ту, которую создал бы в ином случае. Так что, возможно, для нашего процесса интерпретации реальность виртуальна. Она зависит от сенсорных сигналов, поступающих здесь и сейчас.

Например, если вы (с вашим нормально функционирующим мозгом) попадете в лабораторию виртуальной реальности, то заметите, что это большая комната с плоским бетонным полом. Такова ваша реальность на данный момент. Затем вы надеваете специальные очки, и теперь то, что вы видите, контролируется человеком, сидящим за компьютером в углу комнаты, который счастлив разыграть вас. Вы начинаете идти, и вдруг, откуда ни возьмись, перед вами разверзается глубокая пропасть. Кошмар! Вы получаете заряд адреналина, сердце начинает биться сильнее, и вы отскакиваете назад. И слышите смех. Но в этот момент появляется узкая доска, перекинутая через пропасть, и вам предлагают пройти по ней. Если вы похожи на меня, то категорически откажетесь: “Ни за что!” Если же вы любитель острых ощущений, то попробуете это сделать: вытянете руки в стороны для равновесия и будете продвигаться вперед черепашьим шагом, с колотящимся сердцем и напряженными мышцами. Разумеется, смех в лаборатории становится громче, ведь вы идете по плоскому бетонному полу. Даже несмотря на то, что вы сами это знаете, ваш здравый смысл захвачен ощущениями текущего момента. На вашу интерпретацию мира оказывают непосредственное влияние зрительные стимулы, которые пересилили то, что знает ваш сознательный мозг.

К интерпретатору поступают данные от областей, которые контролируют зрительную и соматосенсорную системы, эмоции и когнитивные репрезентации. Как мы только что убедились, интерпретатор хорош лишь настолько, насколько хороша получаемая им информация. Повреждение или нарушение функции любой из этих систем приводит к ряду необычных неврологических заболеваний, которые вызывают формирование неполных или неверных представлений о себе, других людях, предметах и окружающей среде и проявляются в странном поведении. Однако оно уже таким не кажется, если вы понимаете: необычные поступки — результат того, что интерпретатор получает неверную информацию или вообще не получает никакой. В предыдущей главе мы обсуждали, что происходит, когда поражена область, контролирующая часть зрительной системы. Если же повреждена зона, следящая за соматосенсорной системой, может проявиться такой синдром, как анозогнозия. Человек с этим синдромом будет отрицать тот факт, что его левая парализованная рука принадлежит ему. Вилейанур Рамачандран приводит следующий разговор с такой пациенткой:

Теменная доля коры непрерывно ищет информацию о положении рук в трехмерном пространстве, а также вообще следит за их жизнью. Если повреждаются сенсорные нервы на периферии нервной системы, поток информации в мозг прерывается. Система контроля не получает сведений о том, где находится рука, что в ее ладони, болит ли она, жарко ей или холодно, может ли она двигаться или нет. И тогда эта система поднимает крик: “Ко мне не поступают данные! Где левая рука?” Но если поражена сама теменная доля, то отслеживание не производится и не поднимается сигнал тревоги, поскольку жалобщик вышел из строя. У пациента с поражением теменной доли справа повреждена область, соответствующая левой половине тела, как если бы та потеряла свое представительство в мозге и не оставила следов. Поэтому никакая зона мозга не докладывает интерпретатору о левой половине тела и о том, работает она или нет. Для такого пациента левая половина тела прекращает свое существование. Когда невропатолог подносит левую руку пациентки к ее лицу, никакая соматосенсорная информация не достигает ее интерпретатора, так что пациентка резонно реагирует: “Это не моя рука”. Интерпретатор, который остался неповрежденным и продолжает работать, не получает отчетов от теменной доли о левой руке, которая, следовательно, не может принадлежать пациентке. С этой точки зрения заявления пациентки выглядят более вразумительными.

Другое странное расстройство — синдром Капгра, при котором сбой происходит в системе, контролирующей эмоции. Такие пациенты узнают близкого родственника, но настаивают, что его подменили двойником, самозванцем. Например, еще один пациент, описанный Рамачандраном, сказал о своем отце: “Он выглядит в точности так же, как мой отец, но на самом деле это не он. Славный малый, но это не мой отец, доктор”. Когда его спросили, зачем мужчине притворяться его отцом, он ответил: “Вот это и удивительно, доктор, — зачем кому-то выдавать себя за моего отца? Может, мой отец его нанял, чтобы тот позаботился обо мне, — заплатил ему денег, чтобы он мог оплатить мои счета...”²⁰ При этом синдроме душевные чувства, которые вызывает знакомый человек, отделены от его образа²¹. Пациент не испытывает никаких эмоций при виде знакомого человека, что можно определить, измеряя электропроводность кожи. Интерпретатор вынужден объяснять этот феномен. Он получает информацию от модуля распознавания лиц: “Это мой папа”. Тем не менее никакой информации, связанной с эмоциями, не поступает. Интерпретатор должен сделать причинно-следственный вывод и придумывает решение: “Этот человек не мой папа, ведь иначе я бы что-то к нему чувствовал. Значит, это самозванец”.

Подобные примеры обмана системы интерпретации поразительны, но есть и гораздо более привычные. Люди часто принимают лекарства для снижения тревоги, однако она не всегда плоха. Если вы идете по улице и видите кого-то, кто ведет себя подозрительно, будет нормально и полезно почувствовать некоторую тревогу, возбуждение и повышенную настороженность. Такой выброс адреналина доказал свою успешность за сотни тысяч лет эволюции. Однако, если вы принимаете лекарства, подавляющие тревожность, у вас не возникнет усиленного возбуждения и настороженности при попадании в угрожающую ситуацию. Ваша система контроля захвачена и подает интерпретатору неверную информацию. Вы не чувствуете волнения, и ваша система интерпретации не классифицирует обстановку как опасную, а истолковывает все по-другому, так что вы не соблюдаете особой осторожности. Есть мнение, что повышение спроса на такие лекарства в Нью-Йорке связано с учащением уличных ограблений и вызовов скорой помощи.

В других случаях в прерывании запуска нашей реакции борьбы или бегства виноваты не успокаивающие средства, а, наоборот, интерпретатор, рационально объясняющий ситуацию: “Успокойся, ничего странного, это просто бездомный человек”. Быть может, интерпретатор игнорирует предупреждающие сигналы, потому что слишком часто слышал совет не относиться так подозрительно к незнакомцам и вести себя политкорректно.

Рамачандран предположил, что различные механизмы психологической защиты, в частности рационализация (создание вымышленных доказательств и ложных представлений) и репрессия (вытеснение чего-либо из сознания), возникают по той причине, что мозг приходит к самому вероятному и в целом подходящему объяснению фактов, полученных из многочисленных источников, а затем игнорирует или подавляет противоречивую информацию. Эта гипотеза согласуется с нашими наблюдениями, согласно которым левое полушарие использует стратегию подбора по частоте и ошибочно принимает похожие, но новые стимулы за те же самые, что уже встречались. Оно ухватывает суть ситуации из всех доступных данных, пробует найти закономерность и соединяет факты в приемлемую интерпретацию. Также Рамачандран высказал предположение, что в правой теменной доле есть система, которую он назвал детектором аномалий: она протестует, когда расхождения становятся слишком серьезными. Тогда подключается правый мозг с его буквализмом. Это объясняет, почему пациенты с повреждениями правой теменной доли создают дикие, невероятные истории с помощью левого полушария — оно не сдерживается детектором аномалий правого. Подобного не происходит при поражениях левой половины мозга, когда правая — совершенно точная, взыскательная система — полностью работоспособна. Пациенты с повреждениями левой лобной доли, как правило, не способны заниматься отрицанием, рационализацией и заполнением пробелов памяти ложными воспоминаниями и часто страдают от депрессии. Представьте, что вы никогда больше не сможете придумать разумный повод для того, чтобы съесть шоколадный торт.