Осознание требует времени, которым мы не всегда располагаем. Наши предки были теми, кто быстро реагировал в опасных для жизни ситуациях или в ситуациях конкуренции; медлительные же жили недостаточно долго, чтобы оставить потомство, и потому не стали прародителями. Можно легко продемонстрировать различие в скоростях автоматических реакций и тех, при которых в процесс вмешивается сознание. Если я посажу вас перед экраном и предложу нажимать на кнопку всякий раз, как вы видите вспышку, после нескольких попыток вы сможете выполнить такое задание за 220 миллисекунд. Если же я попрошу вас делать это чуточку медленнее, скажем, за 240-250 миллисекунд, вы не сумеете. Ваша скорость снизится более чем вдвое — приблизительно до 550 миллисекунд. Поскольку сознание работает с меньшей основной скоростью, как только вы его подключаете, ваш сознательный контроль быстроты реакции занимает больше времени. Вероятно, вам это уже знакомо. Вспомните, как вы занимались на фортепиано или на любом другом инструменте и разучивали музыкальное произведение. Когда вы хорошо отрабатывали какую-то часть, ваши пальцы могли прямо-таки порхать, пока вы не ошибались и сознательно не пытались исправить то, что сделали не так. В тот момент вы даже едва могли вспомнить, какая нота шла следующей. Вам было проще начать играть произведение заново и надеяться, что пальцы самостоятельно преодолеют трудный участок. Вот почему хорошие преподаватели предупреждают своих учеников, чтобы те не останавливались, когда делают ошибку во время концерта, а просто продолжали играть, чтобы автоматические движения оставались автоматическими. То же справедливо и в спорте. “Не думай об этом штрафном броске, просто кидай, как ты делал сотни раз на тренировках!” “Заклинивание” происходит, когда сознание вступает в игру и все затормаживает.

Естественный отбор поощряет бессознательные процессы. Быстрота и автоматизм — вот залог успеха. Сознательные процессы дорого обходятся: они требуют не только много времени, но и много памяти. Неосознаваемые процессы, наоборот, протекают быстро и на основе правил. Яркие примеры таких процессов легко продемонстрировать с помощью оптических иллюзий. Наша зрительная система регистрирует определенные сигналы и автоматически подстраивает под них наше восприятие.

Эти столы кажутся неодинаковыми, хотя на самом деле их размеры и форма полностью совпадают. Если вы их измерите, то убедитесь, что они идентичны.

Посмотрите на два стола на рисунке (на нем представлена так называемая иллюзия повернутых столов, автор которой — Роджер Шепард): они совершенно одинаковые по форме и площади. Никто не верит! Кстати, когда эту картинку помещают в учебник по психологии, студенты вырезают изображения столов, чтобы убедиться, действительно ли они полностью накладываются друг на друга. Ваш мозг вычисляет и вносит в восприятие поправки, приспосабливаясь к визуальной информации об ориентации столов, — и вы не в силах ему воспрепятствовать. Даже после того, как вы вырежете столешницы, наложите их друг на друга и убедитесь, что они абсолютно одинаковых размеров, вы не сможете сознательно изменить зрительный образ так, чтобы столы стали казаться одинаковыми. Таким образом, когда некие стимулы обманом заставляют вашу зрительную систему создать иллюзию, а вы понимаете, что вам морочат голову, иллюзия все равно не исчезает. Та часть зрительной системы, которая ее вызывает, невосприимчива к корректировкам, основанным на осознанном знании.

Иллюзия Мюллера-Лайера.

Некоторые убедительные иллюзии, однако, могут не влиять на поведение. Например, демонстрируя знаменитую иллюзию Мюллера-Лайера, людей просят показать пальцами длину линий, обрамленных с обоих концов стрелками, которые обе направлены либо внутрь, либо наружу. Хотя стрелки могут изменять воспринимаемую длину отрезка и обманывать глаз (все, как правило, говорят, что линия с “остриями” на концах короче), люди не вносят соответствующую корректировку в расстояние между пальцами. Рука не оказывается обманутой. Значит, процессы, определяющие внешнее поведение, изолированы от тех, которые обусловливают восприятие. Так, зрительно-моторный процесс, отвечающий на визуальный стимул, может проходить независимо от восприятия этого же стимула в тот же самый момент¹. Однако все меняется, когда подключается сознание. Если попросить человека показать длину отрезков пальцами только после того, как пройдет немного времени, он сделает поправку и покажет разную длину.

При этом стимулы, воспринятые не сознательно, могут влиять на поведение. Например, в одном французском исследовании Станислас Дехане² и его коллеги в течение короткого времени (43 миллисекунды) показывали участникам эксперимента какое-либо простое число, записанное цифрами или словом, в качестве стимула, который оказывает воздействие на последующие реакции. За ним следовали маскирующие стимулы — два бессмысленных набора цифр. Добровольцы не могли ни достоверно сказать, присутствует ли то простое число в случайных последовательностях, ни выделить его из них. Иными словами, ключевое число или слово не попадало в их сознание. Затем участникам высвечивали целевое число и предлагали нажать на кнопку одной рукой, если оно больше пяти, и другой, если меньше. В том случае, когда числа — и первое простое, и целевое — были оба меньше либо больше пяти, скорость реакции испытуемых была выше. С помощью методов визуализации мозга исследователи показали, что первое число, которое никогда не достигало сознания и проходило незамеченным, на самом деле активизировало моторную кору. Если вспомнить еще и наблюдение, что стимулы, не воспринимаемые сознательно, могут вызвать устойчивые перцептивные постэффекты³, становится очевидным, что значительная часть работы мозга проходит вне сферы осознанного понимания и контроля. (“Мой мозг заставил меня сделать это!”) Итак, системы, встроенные в наш мозг, осуществляют свои операции автоматически, когда сталкиваются со стимулом в своем поле деятельности, часто без нашего осознанного понимания.

Автоматичность может быть также приобретена. Она приходит с практикой. Наряду с игрой на музыкальных инструментах другой пример — печатание на клавиатуре. Если вы хорошо натренировались, то можете набирать текст, даже не думая об этом. (И каждый из нас встречал несколько таких книг!) Однако, если я спрошу, где на клавиатуре находится буква “в”, вам придется остановиться и задуматься. Это долгий процесс. Работа “на автомате” куда более эффективна. Автоматизированные процессы — вот что делает нас экспертами. Рентгенологи, анализирующие маммограммы, делают это тем точнее и быстрее, чем больше маммограмм изучили. Система распознавания образов в их мозге натренировалась и уже автоматически узнает тени патологических тканей. Люди становятся экспертами, развив способность автоматически распознавать образы, значимые в определенной области.