Глава 24
Без вины виноватые и «инквизитор» Лев Мехлис
Способным завидуют, талантливым вредят, гениальным — мстят.
Никколо Паганини
Есть подлецы, убежденные, что их подлость есть высочайшее благородство.
Ф.М. Достоевский
У сильного всегда бессильный виноват:
Тому в Истории мы тьму примеров слышим.
Крылов И.А. «Волк и ягненок»
После окончания Великой Отечественной войны и длительной госпитализации из-за недолеченных военных ран примерно два года я прослужил на территории поверженной Германии. Вначале получил назначение на должность заместителя командира отдельного батальона охраны военной комендатуры города Лейпцига, где мне была поручена организация встреч и сопровождение по городу именитых гостей. Почти через год службы в батальоне меня перевели в непосредственное подчинение военного коменданта города полковника Борисова Владимира Николаевича на должность начальника оперативно-строевого отдела комендатуры. Одной из моих обязанностей стало, видимо, перешедшее со мной из батальона охраны то же поручение встречать и сопровождать по городу Лейпциг видных военачальников. Должен сказать, что именно это поручение позволило мне близко увидеть и общаться с маршалами Советского Союза Буденным С.М., Жуковым Г.К., Соколовским В.Д., маршалом бронетанковых войск Ротмистровым П.А., генерал-майором авиации Сталиным В.И.
И все-таки самым первым, самым памятным событием в первые послевоенные годы я считаю службу в подчинении военного коменданта города Лейпцига, полковника Борисова Владимира Николаевича, бывшего армейского комиссара 2-го ранга, который запомнился мне как очень внимательный, справедливый и доброжелательный начальник, пользующийся огромным уважением всех, кому довелось служить в его подчинении.
О нем, как я уже рассказывал, в ходу были самые разные слухи. Из этих слухов мне, прошедшему школу штрафбата, было естественным поверить тому, будто по «протекции» известного самого главного политработника Красной Армии Льва Захаровича Мехлиса побывал он в штрафбате за провал Керченской операции.
Теперь я располагаю сведениями о реальной судьбе Владимира Николаевича, о том, как несправедливо обошлись с ним в самом начале войны и в послевоенное время и какую роль в этом сыграл именно Мехлис. Постараюсь рассказать об этом подробнее.
Прежде всего нужно отметить, что на самом деле Владимира Николаевича минули и Керчь, и штрафбат, но судьба его не щадила, хлебнул он в жизни и без этого немало. Мехлис, как известно, навредил не только генералам Петровскому, Горбатову, но и многим другим. Генерала А.В. Горбатова упекли на Колыму не без участия Мехлиса, который даже после освобождения и восстановления генерала в высоких чинах долго не доверял ему. Александр Васильевич вспоминал по этому поводу: «Когда мы уже были за Орлом, он вдруг сказал: „Я давно присматривался к вам. Я следил за каждым вашим шагом после вашего отъезда из Москвы и тому, что слышал о вас хорошего, не совсем верил“. Думаю, понятно, что значило мехлисовское „присматривался“, „следил“. Это значит: подсматривал, подслушивал, „принюхивался“, собирал „на всякий случай“ все, что могло послужить компроматом.»
Или вот история генерала Леонида Григорьевича Петровского. Заместитель командующего Московским военным округом, он в ноябре 1938 года не без участия Мехлиса уволен из армии и до августа 1940 года находился под следствием в органах НКВД.
В ноябре 1940 года по ходатайству наркома обороны Тимошенко вновь призван в РККА, восстановлен в более высоком звании и назначен командиром 63-го стрелкового корпуса 21-й армии. Известно, что на 13-й день войны корпус Петровского отбил у немцев территорию двух районов Белоруссии, Жлобинского и Рогачевского, и удерживал их более месяца до самой своей гибели. Именно Мехлис помешал даже посмертному награждению генерал-лейтенанта Петровского Л.Г., совершившего подвиг не менее значимый, чем оборона Брестской крепости.
Злоключения Владимира Николаевича и без Керчи, и без штрафбата складывались ох насколько хуже. В материале «Бей своих!» у А. Чуракова (http://www.proza.ru/2009/03/21/396) и у В. Звягинцева «Война на весах Фемиды: Война 1941–1945 гг. в материалах следственно-судебных дел» (М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 2006) в 2014 году я нашел некоторые архивные данные.
В них изложены подробности, подтверждающие истинные факты из реально сложившейся жизни Владимира Николаевича Борисова — армейского комиссара 2-го ранга, заместителя начальника Управления политической пропаганды Красной Армии.
Оказался он тогда заместителем Мехлиса неожиданно. Тот 21 июня 1941 года постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) был назначен начальником Главного управления политической пропаганды (ГУПП) РККА, сменив на этом посту армейского комиссара 1-го ранга Александра Ивановича Запорожца.
Я прошу читателя извинить меня за то, что помещаю подробности о Мехлисе рядом с материалами о людях достойных, которых считаю образцами для подражания. Но пусть этот контраст лишь сильнее подчеркнет и величие добрых и честных людей (чьи имена, в чем я уверен, украшают историю нашего советского времени), и низость, пагубность их антиподов.
Арестовали Борисова на 19-й день войны, 11 июля 1941 года, по личному указанию Л.З. Мехлиса на основании поступивших от него же в Управление Особых отделов НКВД СССР «материалов о его прошлом» и о «самовольном оставлении фронта». Из данных А. Чуракова в материале «Бей своих!» (ч. 1 и ч. 2) совершенно ясно, что Борисов вылетел в Москву не самовольно.
На допросе Владимир Николаевич показал: «Заместитель наркома обороны армейский комиссар Мехлис, очевидно, позабыл, что я прилетел в Москву с разрешения Народного комиссара Маршала Советского Союза Тимошенко. Хотя я в докладе Мехлису на его вопрос „Приехали?“ ответил, что прилетел с разрешения наркома. Адъютант наркома обороны Белокосков передал перед этим мне, что вылет в Москву разрешен и по распоряжению Народного комиссара обороны за мной был выслан самолет».<…> «27 июня, — продолжал Борисов, — армейскому комиссару 1-го ранга Мехлису я доложил обстановку на фронте и попросил разрешения послать на фронт политработников для организации заграждения и наведения порядка среди отстающих одиночек и групп военнослужащих при отходе наших войск. Мехлис со мною согласился. 28 июня на фронт я был послан заместителем Народного комиссара Обороны Мехлисом. Мне дали 100 политработников, и с ними я поехал на фронт. Когда уходил от Мехлиса, он мне сказал: „Поезжай, организуешь заградительные отряды из политработников на участке от Полоцка до г. Острова. Об исполнении доложишь“. Из этого я делаю вывод, что ко мне никаких претензий не было…». <…> «11 июля (по выполнении задания) я был уже на докладе у Мехлиса, и он никаких упреков мне за то, что приехал в Москву, не сделал. Затем на вопрос Мехлиса, что думаю делать, я ответил, что прошу меня направить на фронт. Мехлис дал указание выписать мне документы на выезд в Юго-Западный фронт. Затем я был арестован».
Совершенно очевидно, указание о выписке документов на фронт было лишь маскировкой действий Мехлиса, заранее спланированных и продуманных.
Реальные факты истинной биографии военного коменданта Лейпцига полковника Борисова Владимира Николаевича, с которым меня свела военная судьба, и его фактические злоключения мне также довелось узнать из упомянутых публикаций Чуракова и Звягинцева.
Вот как «криминальное прошлое» Борисова выглядело в изложении Мехлиса в письме, направленном им 11 июля 1941 года «Товарищу Сталину» и «Товарищу Молотову»: «…Борисов признал, что он:…скрывал, что его отец был священником (везде писал учитель)…, скрывал добровольное вступление в белую армию…, обманным путем проник в партию большевиков…» и т. п., что он «с наступлением военных действий и трудностей на фронте в 1941 году поддался панике и выехал в Москву». Для пущей убедительности Мехлис вставил в письмо пассаж на самую «горячую» тему, отметив, что Борисов, находившийся с началом военных действий в Прибалтике, «с наступлением трудностей растерялся, самовольно приехал в Москву и рассказывал о положении на Северо-Западном фронте в таких, по сути дела, пораженческих тонах, что я вынужден был крепко призвать его к порядку».
Видно же, не «призывал крепко к порядку», а, сгущая краски, намекал Мехлис в письме и на некие «другие», якобы числившиеся за Борисовым «антипартийные дела», и резюмировал постфактум: «На основании всего этого мною дано указание Борисова арестовать. Арест произведен».
Действительно, отец Борисова до революции был сельским священником, но в 1917 году сложил с себя священнический сан и в последующие более 20 лет работал учителем в разных учебных заведениях. Криминала за ним не было, и советская власть педагогической деятельности бывшего батюшки не препятствовала.
В июне 1918 года Бузулук, где Владимир Борисов обучался в реальном училище, заняли белые, организовали из юных «реалистов» так называемую квартальную охрану — группы поддержания порядка в городских кварталах. Владимир в свои 17 лет вопреки воле родителей записался в эту охрану «из-за красивой формы». В 1919 году он совершил побег из той охраны, перешел к красным и без проблем поступил в 9-й кавполк Красной Армии. Участник Гражданской войны, член РКП(б) с 1922 года.
В течение последующих 20 лет жизнь Борисова была неразрывно связана с партийной работой и со службой в Красной Армии. После Гражданской войны до 1933 г. — на должностях политсостава в частях и соединениях РККА, где получал соответственно занимаемым должностям воинские звания.
В марте 1933 был переведен из РККА начальником политотдела МТС Котовского района Молдавской АССР, затем второй секретарь Котовского райкома партии, в апреле-сентябре 1937 г. первый секретарь Дубоссарского райкома партии Молдавии. С 23 мая 1938 до февраля 1939 года первый секретарь Молдавского обкома КП(б) Украины. В феврале 1935 г. вновь на службе в РККА, начальник политотдела стрелковой дивизии и помощник ее командира по политчасти. В звании «бригадный комиссар» в апреле 1936 г. зачислен в распоряжение Управления по комначсоставу РККА. С июля 1937 г. в запасе.
В июне 1939 г. решением Политбюро КП(б)У в звании «корпусной комиссар» назначен членом Военного совета Киевского Особого военного округа, которым тогда командовал Жуков. В соответствии с Постановлением СНК СССР от 20.06.40 г. № 1071 Борисову В.Н. присвоено воинское звание «армейский комиссар 2-го ранга». Этот чин примерно соответствовал воинскому званию генерал-лейтенанта.
С октября 1940 года армейский комиссар 2-го ранга Владимир Борисов — заместитель армейского комиссара 1-го ранга Александра Ивановича Запорожца, начальника Главного управления политической пропаганды РККА.
По распоряжению А.И. Запорожца за неделю до начала войны Борисов В.Н. выезжает в Прибалтику, а с 21 июня 1941 года в связи с заменой Запорожца Мехлисом на должности Начглавупра Борисов В.Н. автоматически становится непосредственно заместителем Мехлиса, хотя и «заочно».
В момент нападения фашистской Германии на СССР В.Н. Борисов находился в командировке в Прибалтийском Особом военном округе. На 5-й день войны, 27 июня, Борисов с разрешения наркома, маршала Тимошенко, прибывает в Москву с докладом о положении на фронте, докладывает впервые об этом и своему новому начальнику Мехлису. Заметьте, с Мехлисом они виделись всего несколько часов, а может, и минут. Получает от него другое задание и с группой 100 политработников 28 июня выезжает на фронт. По выполнении этого задания 11 июля вторично прибывает к Мехлису с докладом. Вторая встреча тоже едва ли была долгой. Не высказав Борисову никаких упреков, Мехлис дал указание выписать ему документы на выезд в Юго-Западный фронт (в это время членом Военного совета фронта являлся бывший начальник Борисова А.И. Запорожец).
Это была хитрая маскировка дальнейших действий Мехлиса, ибо по заранее спланированному сценарию в тот же день, 11 июля 1941 года, его заместитель армейский комиссар 2-го ранга Борисов Владимир Николаевич был арестован.
По надуманным обвинениям Мехлиса 17 сентября 1941 года военная коллегия Верховного суда СССР, под председательством диввоенюриста Романычева, на 2 ступени ниже Борисова по воинскому званию, рассмотрела в закрытом судебном заседании уголовное дело в отношении, как записано в документе, «быв. заместителя начальника Управления политической пропаганды Красной Армии — армейского комиссара 2-го ранга Борисова Владимира Николаевича», обвинение в самовольном оставлении поля сражения по статье 193-22 судьи сочли недоказанным. Но коллегия признала его виновным в совершении мошенничества (?) (сокрытие сведений) и приговорила Борисова по статье 169 ч. 2 УК РСФСР к 5 годам лагерей с лишением воинского звания «комиссара 2-го ранга». Несмотря на малый срок наказания, он был направлен в особорежимный Печорский ИТЛ, где содержался вместе с иностранными шпионами.
В начале сентября 1942 года из Печорского ИТЛ в Москву на имя заместителя наркома обороны генерала Жукова поступила телеграмма:
«ПРОШУ ВАШЕГО УКАЗАНИЯ ПЕРЕСМОТР МОЕГО ДЕЛА ВОЗВРАЩЕНИИ АРМИЮ = БОРИСОВ ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ».
Жуков наложил резолюцию:
«Гл. военпрокурору Кр. Армии тов. Носову. Мое мнение — Борисова можно использовать для защиты Родины. Прошу Вас доложить мне свое мнение. 4/9–42».
Подпись — Жуков.
8 ноября 1942 года Владимир Николаевич написал генералу армии Жукову, еще с довоенных времен своему сослуживцу по Киевскому Особому военному округу:
«Очень обидно в это тяжелое для русского народа время сидеть на далеком Севере в стороне от священной борьбы за нашу Советскую землю. Мехлис оклеветал меня перед Сталиным. Еще раз обращаюсь к Вам с просьбой доложить мое заявление т. Сталину:
„Народному Комиссару Обороны и председателю Государственного Комитета обороны С.С.С.Р. Иосифу Виссарионовичу Сталину. Прошу Вашего распоряжения о пересмотре моего дела и возвращении меня в Красную Армию. Основные обвинения, выдвинутые армейским комиссаром 1-го ранга Мехлис в докладной записке на Ваше имя, военной коллегией отвергнуты. Прошу дать мне возможность кровью своей и кровью врагов нашей родины искупить свою вину. Бывший армейский комиссар 2-го ранга Борисов. 8 ноября. Ст. Печора“.»
Только через полтора года, 18 февраля 1944 года, при поддержке маршала Г.К. Жукова, на основании персонального решения Президиума Верховного Совета СССР Борисова досрочно освободили из мест лишения свободы со снятием судимости. Тогда же он был восстановлен в РККА с присвоением ему звания полковника и возвращением правительственных наград. После переподготовки на курсах «Выстрел» по его настоятельной просьбе направлен на 1-й Белорусский фронт, которым командовал Жуков.
Заместитель командира 266-й стрелковой дивизии 26-го Гвардейского стрелкового корпуса 5-й Ударной армии (!) полковник Борисов Владимир Николаевич неоднократно отмечен правительственными наградами. Всего с довоенными у него орден Ленина, два ордена Красного Знамени, польский орден «Крест Грюнвальда» III степени.
По окончании войны с ноября 1945 года он — военный комендант города Лейпциг федеральной земли Саксония в Германии, сменив на этом посту генерал-лейтенанта Труфанова Николая Ивановича.
Не мне судить о том, как исполнял полковник Борисов в эти неполные 2 года свои «комендантские» обязанности, хотя все, кому доводилось с ним общаться, отзывались о нем весьма высоко, как о душевном и высококультурном человеке. Однако совершенно неожиданно летом 1947 года полковник Борисов был отозван в Москву и уволен в запас, а 31 декабря того же года вновь арестован. Постановлением Особого Совещания при МГБ СССР (министр генерал-полковник Абакумов) от 7.09.1949 года по обвинению в проведении антисоветской агитации осужден на 5 лет ИТЛ. Срок отбыл полностью. 10 июля 1954 года решением Пленума Верховного суда Союза ССР реабилитирован по обоим делам.
Поскольку все, что произошло с Владимиром Николаевичем Борисовым, напрямую связано с одиозной фигурой Льва Мехлиса, попробую высказать свою личную версию характеристики этого персонажа.
Что же представлял собой Лев Мехлис? У меня давно сложилось впечатление о том, что у Сталина, если и были кадровые ошибки, то одна из главных состояла в том, что он близко всю войну держал около себя Мехлиса, который умело использовал в своих целях эту близость к вождю. Как было в свое время ошибкой Владимира Ильича Ленина держать долго рядом и доверять многое другому Льву, Троцкому.
Как стало теперь известно, Лев Мехлис, с одной стороны, был человеком решительным, без компромиссов, с другой стороны, не терпел рядом или в сфере его влияния людей честных, открытых. Он всячески стремился их преследовать, считая «замаскировавшимися» предателями, нагло применяя самые низменные приемы слежки и доносительства. Примеров этому тьма, и сколько негативного произошло из-за причастности одиозной фигуры Мехлиса, видно хотя бы из следующих сведений.
Приказом НКО СССР № 4 от 8 января 1938 г. Мехлис назначается начальником Политического управления РККА и заместителем наркома обороны СССР. Часто выезжая в военные округа, он на местах лично принимал решения о массовых арестах командного и политического состава РККА. Его слова: «будем уничтожать как бешеных собак», брошенные с трибуны XVIII съезда ВКП(б), наиболее полно характеризуют его позицию.
О том, как Мехлис претворял в жизнь свое намерение «уничтожать как бешеных собак», говорит, в частности, и его телеграмма с Дальнего Востока в ЦК от 28 июля 1938 г.: «Уволил двести пятнадцать политработников, значительная часть из них арестована. Но очистка политаппарата, в особенности низовых звеньев, мною далеко не закончена. Думаю, что уехать из Хабаровска, не разобравшись хотя бы вчерне с комсоставом, нельзя». Как видите, ему мало расправиться с подчиненным политсоставом, ему надо «разобраться» и с командным составом, что он беспрерывно делает перед войной, всю войну и даже после.
Один из доносов Мехлиса в ЦК: «По имеющимся сведениям Конев (с сентября 1938 года командующий 2-й ОКДВА со штабом в Хабаровске) скрывает свое кулацкое происхождение, один из его дядей был полицейским». Свидетельствует Наталия Ивановна Конева, дочь маршала: «Уже после смерти отца я видела в личном деле донос на него. В нем говорилось о том, что якобы он неправильно и не к месту употребил имя Сталина».
Именно Мехлис превращал политработников в доносчиков: директивой с грифом «совершенно секретно» он обязал всех начальников политорганов информировать вышестоящие инстанции о «политико-моральном состоянии командиров частей и соединений».11 сентября 1941 г. по его приказу расстрелян начальник артиллерии 34-й армии Северо-Западного фронта генерал-майор артиллерии Гончаров Василий Сафронович.
Военный историк Ю. Рубцов со ссылкой на свидетеля пишет: «По приказу Мехлиса работники штаба 34-й армии были выстроены в одну шеренгу. Для исполнения „приговора“ он вызвал правофлангового — рослого майора. Тот, рискуя, но не в силах преодолеть душевного волнения, отказался. Пришлось вызывать отделение солдат».
Расправившись с генералом Гончаровым, Мехлис дал указание осудить и командарма-34, генерал-майора Кузьму Максимовича Качанова к расстрелу, что в его присутствии и было исполнено 26 сентября.
«Одно только упоминание имени Льва Мехлиса вызывало ужас у многих храбрых и заслуженных генералов» (Юрий Рубцов. «Мехлис. Тень вождя» (М., 2007). В «Красной звезде» 27 января 2010 года опубликована статья Владимира Воронова «Считаю это просто провокацией». Вот фрагмент из нее:
«…Возможно, арестованным генералам и сохранили бы жизни, если бы не позиция Мехлиса. На его совести в годы войны не одна загубленная человеческая жизнь. В июле 1941-го он инициировал аресты многих командиров Западного фронта. Командующий 4-й армией генерал-майор А.А. Коробков „был арестован не вследствие своей вины, а исключительно по квоте“! Эта квота „предусматривала наряду с арестом Павлова и его генералов арест одного командующего армией и одного командира корпуса. Поскольку Коробков оказался на месте, то и был арестован он. Хотя Коробков оказался единственным, кто вывел, пусть и с большими потерями, войска армии, сохранившие боеспособность“.»
Я уже не первый раз заявляю, что если у Сталина и были кадровые ошибки, то одна из важнейших — Мехлис, которого Верховный по каким-то причинам еще с Гражданской войны приблизил и слишком доверял этому маньяку, который, ловко пользуясь доверием Сталина, ухитрился на протяжении по меньшей мере двух десятков лет обладать властными возможностями, несоизмеримыми по масштабу с теми, которые вытекали из статуса его должностей.
Вот другой период деятельности «главного политработника». 20 января 1942 года Мехлис прибыл на Керченский полуостров представителем Ставки Верховного Главнокомандования, где осуществлял некомпетентное вмешательство в управление войсками. Военный корреспондент «Красной звезды» Константин Симонов писал:
«Метель вместе с дождем, все невероятно развезло, все буквально встало, танки не пошли, а плотность войск, подогнанных Мехлисом, который руководил этим наступлением, подменив собой фактически командующего фронтом генерала Козлова, была чудовищная. Словом, это была картина бездарного военного руководства и полного, чудовищного беспорядка… Полное небрежение к людям, полное отсутствие заботы о том, чтобы сохранить живую силу, о том, чтобы уберечь людей от лишних потерь.»
Автор многих военно-исторических работ, доктор исторических наук Юрий Рубцов и военный историк Сергей Ченнык, известный исследователь военной истории Крыма, писали много раз о вредности Мехлиса как «инквизитора Красной Армии». Он постоянно требовал усиления репрессий против тех, кого лично считал «врагом народа», везде стремился подмять под себя командующих, везде он занимался доносительством.
«Решения были совершенно в инквизиторском духе Льва Захаровича: Крымский фронт захлестнули репрессии. Полевые суды истребляли командиров и рядовых с не меньшей интенсивностью, чем это делали немцы. Число старших и младших командиров, попавших в эту кровавую круговерть, не поддается описанию. Директивы не имели отношения к организации обороны и подготовки к наступлению. Командиры дивизий, полков избегали посещать штаб, особенно попадаться на глаза Мехлису, ему все не нравилось, все не так, все в чем-то виноваты. Мехлис, имея высокие полномочия, скор на расправу, одних снимает с должностей, других понижает в звании. По его приказу расстреляны несколько командиров, полковников, в том числе и командир корпуса, храбрый и умный генерал-майор Дашевич И.Ф., полки которого всегда отличались железной стойкостью и отвагой. Расстреляли перед строем бойцов, которых он сам не раз поднимал в атаку». (С. Ченнык. «Инквизитор» Красной Армии.)
Директивы «неистового Льва» не имели никакого отношения к организации обороны и подготовки к наступлению. При этом совершенно безграмотный в военном отношении Мехлис ни на йоту не сомневался, что готовит грандиозный успех. Не желая никому подчиняться, он не хотел никого слушать, видя во всех или потенциальных предателей, или просто ничтожных людей, пребывающих в тени его полководческой гениальности, в которой сам он нисколько не сомневался. Лев Мехлис упорно давил на военное командование, требуя скорейших активных действий всем фронтом. И это ему удалось. 27 февраля 1942 г. Крымский фронт начал наступление, которое сразу же провалилось, несмотря на преимущество в живой силе.
Обвинения Мехлиса льются потоком на всех командующих:
О генерале Д.Т. Козлове, командующем Крымским фронтом: «ленив, неумен, „обожравшийся барин из мужиков“. Кропотливой, повседневной работы не любит, оперативными вопросами не интересуется, поездки в войска для него — „наказание“. В войсках фронта неизвестен, авторитетом не пользуется, к тому же „опасно лжив“.»
О генерал-майоре К.Ф. Баронове, командующем 47-й армией: «служил в царской армии, член ВКП(б) с 1918 г. В 1934 г. „за белогвардейские замашки“ исключен при партийной чистке, потом восстановлен. Родственники подозрительны: брат Михаил — участник Кронштадтского мятежа, „врангелевец“, живет в Париже. Брат Сергей осужден за участие в контрреволюционной организации. Жена — „дочь егеря царской охоты“. Сам Баронов изобличался в связях с лицами, „подозрительными по шпионажу“. Сильно пьет. Штабом почти не руководит».
(Правда, стиль доноса очень похож на донос в 1941 году Сталину и Молотову на своего заместителя, армейского комиссара Борисова Владимира Николаевича.)
О генерал-лейтенанте Степане Ивановиче Черняке, командующем 44-й армией, Герое Советского Союза, командире 136-й стрелковой дивизии еще с прорыва линии Маннергейма на финской войне, получившем в 1940 году звание генерал-лейтенанта, минуя ступень генерал-майора: «Безграмотный человек, не способный руководить армией. Его начштаба Рождественский — мальчишка, а не организатор войск. Можно диву даваться, чья рука представила Черняка к званию генерал-лейтенанта».
По докладу Мехлиса Черняк снят с должности, понижен в звании до полковника. Успешно командуя дивизией в составе 1-го Белорусского фронта по освобождению Белоруссии и Польши, в июне 1944 года получил звание генерал-майора.
В Крыму Мехлис, вмешиваясь в действия командующих и войсковых командиров, снимая с себя ответственность за созданный им хаос, своими докладами в ЦК добился снятия и командующего армией генерал-майора Петрова Ивана Ефимовича, которого преследовал и после.
4 июня 1942 г. Л.З. Мехлис как не обеспечивший выполнение директив Ставки был снят с поста заместителя наркома обороны СССР и начальника Главного политического управления РККА, а также понижен в звании до корпусного комиссара. Но уже с того же 1942-го и по 1945 год он снова — член Военных советов многих фронтов и продолжает вмешиваться в решения командиров, постоянно пишет доносы в ЦК на командующих, требуя привлечения их к ответственности.
По прямым личным доносам члена Военного совета Западного (точнее — вновь образованного 2-го Белорусского) фронта Мехлиса в апреле 1944 года был снят с должности и назначен с понижением командующий Западным фронтом генерал армии В.Д. Соколовский. Крайне отрицательные отзывы Мехлис дал начальнику артиллерии Западного фронта генерал-полковнику артиллерии И. П. Камере и командующему 33-й армией генерал-полковнику В.Н. Гордову. «Стиль работы — штаб по боку. Болтовня и разглашение тайны по телефону», «ненависть к политсоставу и чекистам». После таких оценок оба генерала были отозваны с Западного фронта.
Как маниакальный преследователь, Мехлис постоянно оказывается вблизи генерала Петрова Ивана Ефимовича. 24 апреля 1944 года создан 2-й Белорусский фронт. Это было связано с подготовкой к белорусской стратегической операции «Багратион», к проведению которой привлекались крупные силы Красной Армии. Командовать войсками фронта был назначен генерал-полковник И.Е. Петров, начальником штаба стал генерал-лейтенант С.И. Любарский, а членом Военного совета — тот же генерал-лейтенант Л.З. Мехлис.
Взаимопонимания и слаженной работы в руководстве фронтом из-за позиций последнего достичь не удалось, в результате сигналов Мехлиса в Ставку в мае 1944 года начальник штаба С.И Любарский был заменен на генерал-лейтенанта А.Н. Боголюбова.
Член Военного совета 2-го Белорусского фронта Л.З. Мехлис прислал в Ставку на имя И.В. Сталина письмо, в котором обвинил И.Е. Петрова в мягкотелости и неспособности обеспечить успех операции и, кроме того, сообщил, что Петров болен и много времени уделяет врачам. Мехлис не постеснялся вылить на голову Петрову ушат и других неприятных и, по существу, неправильных обвинений. К сожалению, в Ставке доносы Мехлиса принимают за правду, и 6 июня того же года смелого боевого генерала Ивана Ефимовича Петрова на посту командующего фронтом сменил генерал армии Г.Ф. Захаров.
Посмотрите, как выглядело третье снятие Петрова. Иван Ефимович 5.8.1944 возвращен на должность командующего фронтом, теперь уже Четвертым Украинским. Психологическим отягощением для Петрова на новой должности стало то, что членом Военного совета на этом фронте у него снова стал Лев Мехлис, как одержимый манией преследования, с явной задачей — добить давно преследуемого.
Петров, помня прежние из-за него неприятности, не позволял даже малейшего вмешательства Мехлиса в оперативные дела и, подчеркивая это, никогда, даже из вежливости, не обращался к нему за советами по этим вопросам. А Мехлис также подчеркнуто вроде бы устранился от всякого участия в решении оперативных вопросов. «Устранился», но компромат накапливал. И хотя 26.10.1944 Петрову присваивается звание генерала армии, все равно по доносу того же «бдительного» члена Военного совета Мехлиса 26.3.1945 Петрова снимают с резкой формулировкой: «Генерала армии Петрова И.Е. снять с должности командующего войсками 4-го Украинского фронта за попытку обмануть Ставку насчет истинного положения войск фронта, не готовых полностью к наступлению в назначенный срок, в результате чего была сорвана намеченная на 10 марта операция».
Командующим фронтом назначают генерала армии А.И. Еременко. Вот один только Лев Мехлис «увидел» и неподготовленность, и «попытку обмануть Ставку», и то только после срыва Моравска-Остравской наступательной операции, но почему-то не при подготовке к ней.
Полагаю, что из приведенных фактов личность Мехлиса и его роль «инквизитора» в истреблении военачальников Красной Армии стала яснее.
Что касается причины второго ареста В.Н. Борисова и приговора, то «антисоветская агитация» ему явно инкриминирована, так как истинным предлогом для этого было другое.
Начнем с того, что в марте 1946 года о Жукове стали распространяться слухи, будто бы он высказывает неправильные взгляды на свою роль в войне и победе. Маршал переводится в Москву Главнокомандующим Сухопутными войсками, заместителем министра Вооруженных сил СССР, то есть Булганина.
Надо сказать, что в конце войны популярность трижды Героя маршала Жукова в союзнических странах была столь велика, что, как написал военный историк США Альберт Акселл, «на Западе говорили о том, что Жуков мог бы выиграть президентские выборы в Америке!». Даже Эйзенхауэр, ставший после открытия второго фронта Верховным главнокомандующим Экспедиционными силами союзных войск, будучи в Москве летом 45-го сразу же после Победы, сказал, что «весь мир, все человечество в величайшем долгу перед Георгием Константиновичем Жуковым, в большем долгу, чем перед кем бы то ни было».
Естественно, в таких условиях просто снять Жукова с его должности при его авторитете, в том числе и международном, было нельзя. Поэтому его недруги стали собирать компромат против него. Известно, что со снятием Жукова с поста Главкома ГСОВГ наметилось и «трофейное дело», началась слежка за всеми его подчиненными, которые были давно ему известны или которым Жуков особенно благоволил. К таким, видимо, относился и военный комендант Лейпцига полковник Борисов, которого Жуков не только вызволил из Печорского лагеря, но и взял к себе в подчинение, за 3 месяца боев наградил его орденом Красного Знамени, назначил комендантом крупнейшего промышленного города Лейпцига.
Естественно также предположить, что и Мехлис не упускал из виду своего бывшего зама, которого посадил, но который так «хорошо устроился» при участии Жукова. Поэтому также вполне резонно представить, что отзыв Борисова в Москву, увольнение его в запас и арест вполне могли быть с негласной подачи Мехлиса. Не могло этого ущербного человека не грызть недовольство тем, что обвинение захваченного в свою негативную сферу бывшего армейского комиссара Борисова не привело к его ликвидации или длительной изоляции от общества. Мне показались очень похожими на истину слова Константина Симонова: «В Мехлисе есть черта, которая делает из него нечто вроде секиры, которая падает на чью-то шею потому, что она должна упасть. И даже если она сама не хочет упасть на чью-то голову, то она не может себе позволить остановиться в воздухе, потому что она должна упасть». (Симонов. «Разные дни войны»).
Многочисленные наветы и доносы на «хозяйственную» деятельность Жукова в Германии привели к тому, что уже в июне 1946 года был издан приказ Сталина № 009 об освобождении маршала от должности Главнокомандующего Сухопутными войсками и обязанностей заместителя министра Вооруженных сил. Он был настолько значительно понижен в должности, так «урезан» его авторитет, что стало возможным назначить его командующим войсками малозначительного Одесского военного округа.
Сразу же после «ссылки» в Одессу начались аресты подчиненных Жукова, его бывших сослуживцев. В 1947 году были арестованы А. Минюк, генерал для особых поручений у Жукова, член Военного совета Группы войск в Германии генерал К. Телегин, адъютант Жукова подполковник А. Семочкин, на которого, видно, и был расчет для ареста Борисова.
Началась раскрутка так называемого трофейного дела опального маршала. Результатом ее стало то, что в феврале 1948 года Георгий Константинович был назначен командующим еще более «урезанного» военным округом — Уральским.
Отзыв Борисова летом 1947 года из Лейпцига в Москву в распоряжение Управления кадров МВО, последующее увольнение его в запас и «получение нужных показаний» о нем от Семочкина, как видно из дальнейшего, являлись своего рода этапами четко спланированной, так называемой предследственной подготовки будущего арестанта, которым вскоре стал Владимир Николаевич Борисов. Конечно, одно дело арестовать назначенного самим Жуковым коменданта гор. Лейпцига, награжденного орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденом «Крест Грюнвальда» III степени, и совсем другое — арестовать отошедшего от дел пенсионера — полковника запаса, ранее уже отбывавшего срок в ИТЛ.
В протоколе допроса Семочкина от 29 декабря 1947 года записано:
«Борисов был назначен Жуковым комендантом города Лейпциг, широко занимался мародерством, присваивал себе вещи в больших размерах и снабжал ими Жукова».
Из письма Г.К. Жукова в ЦК КПСС А.А. Жданову 12 января 1948 г.
«…То, что показывает Семочкин, является ложью. Я никогда не позволял себе таких пошлостей в служебных кабинетах, о которых так бессовестно врет Семочкин.
…В заключение я заявляю со всей ответственностью:
…Семочкин клевещет на меня, рассчитывая на то, что он является… свидетелем о якобы моих антисоветских взглядах и что ему наверняка поверят.
Я глубоко сознаю свою ошибку в том, что… поделился с ним… и дал ему в руки козырь для нечестных разговоров… против меня».
Впоследствии на суде Семочкин заявил, что на предварительном следствии на него «нажимали и требовали давать показания», что следователь в протоколе записывал его показания «совсем не так, как… в действительности показывал…», что он «подписал протокол потому, что был в таком состоянии, что готов был покончить жизнь самоубийством».
Борисова арестовали через день после упомянутого допроса Семочкина — 31 декабря 1947 года по ордеру № 3185, подписанному министром В. Абакумовым. На анкете арестованного имеется пометка «Приб. в 18–40 31.12.47», т. е. за несколько часов до наступления Нового, 1948 года. И здесь психологический расчет! Целенаправленно, не столько против Жукова, сколько уже против лейпцигского военного коменданта Борисова «дожимали» Семочкина.
Допрос шел вокруг «вещизма» Жукова. В своем заявлении о реабилитации от 14 января 1953 года Борисов писал: «…В ходе следствия, особенно после вызова меня к бывшему министру Абакумову, мне стало ясно, что дело не в моей вине, а следствию нужен какой-либо компрометирующий материал на маршала Жукова. Так как ничего отрицательного о маршале Жукове я сказать не мог, я подвергался всевозможным репрессиям. Мне не давали спать, меня отправили в Сухановскую тюрьму, где держали 6,5 месяцев у камер сумасшедших и не давали передач и прогулок. Мне неоднократно угрожали побоями после того, когда я заявил, что ничего отрицательного о маршале Жукове сказать не могу».
Постановлением Особого совещания при МГБ СССР 7.09.1949 года Борисов по обвинению по ч. 1 ст. 58–10 УК РСФСР «за антисоветскую агитацию» заключен в ИТЛ сроком на 5 лет.
Как и в 1941 году, при прямом вмешательстве Мехлиса 5 лет ИТЛ за недоказанное «мошенничество», так и теперь, ни о каких конкретных фактах антисоветской работы, проводимой «на протяжении ряда лет», даже не упоминается, но зато опять на 5 лет… Правда, уж очень похож «почерк», или как явно торчат уши, только теперь уже тайного преследователя Мехлиса с его изощренной подлостью и непомерно длинными руками!
Конечно, все, о чем я здесь рассказал о Владимире Николаевиче Борисове, можно было уложить всего в несколько строк, например:
Борисов Владимир Николаевич (1901 г.р.), армейский комиссар 2-го ранга, член ВКП(б) с 1922, с 1919 красноармеец 9-го кавалерийского полка, с 1941 заместитель начальника Главного управления политической пропаганды РККА, арестован 11.07.1941 г., приговор ВКВС 17.09.1941 г. 5 лет ИТЛ. Освобожден 18.02.1944 г., полковник, в 1948 уволен в запас, приговор ОСО при МГБ СССР 07.09.1949 г. 5 лет ИТЛ, реабилитирован 16.07.1954 г. (Примечание: ВКВС — Военная коллегия Верховного суда).
Но тогда бы вы не узнали, каким добрым и душевным был человек по имени Владимир Николаевич Борисов, какие испытания он выдержал и каким злопамятным и вредоносным «инквизитором» оказался его антипод Лев Мехлис.
Оказавшись в начале 1948 года по замене в Московском военном округе, я разыскал семью Владимира Николаевича Борисова. Его жена Елизавета Петровна, весьма симпатичная и всегда приветливая женщина, помнившая меня по Лейпцигу, но теперь удрученная последними событиями, рассказала, что он опять лишен воинского звания и сейчас где-то в ссылке или в тюрьме.
Только спустя более 60 лет я узнал всю эту историю и что обращения жены Борисова с просьбами о пересмотре дела руководством секретариата Особого Совещания своими Постановлениями от 4 февраля 1952 года и от 24 февраля 1953 года были оставлены «без удовлетворения».
Узнал теперь я и то, что честнейший человек, полковник запаса Борисов не сдавался. Одновременно с обращением своей супруги и еще неоднократно он отправлял ряд заявлений о реабилитации в различные инстанции. В апреле 1953 г. отправил заявление министру внутренних дел СССР Берии, в сентябре 1953 г. пришедшему вместо Берии новому шефу МВД Круглову и Генеральному прокурору СССР Руденко. И только 18 марта 1954 года Главной военной прокуратурой было направлено требование в МВД СССР ускорить проверку. Военная коллегия Верховного суда СССР 10 июля 1954 года своим Определением отменила постановление Особого Совещания при МГБ СССР от 7 сентября 1949 года в отношении Борисова В.Н. и уголовное дело за отсутствием состава преступления прекратила. Пленум Верховного суда СССР 16.07 1954 года отменил и приговор Военной коллегии Верховного суда СССР от 17.09 1941 года, и уголовное дело в отношении Борисова В.Н. прекращено.
Главная военная прокуратура 19 октября 1954 года удовлетворила неоднократные ходатайства Борисова В.Н. о восстановлении его прав на правительственные награды, которых он был лишен Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 августа 1950 года…
Всю жизнь меня мучила неизвестность судьбы человека, который был одним из тех, кого я считал образцом в отношениях с подчиненными. Однако лишь в 2014 году я узнал, как сложилась дальнейшая нелегкая судьба бывшего армейского комиссара, бывшего полковника, бывшего военного коменданта одного из крупнейших городов поверженной Германии, человека, не совершавшего преступлений, но жестоко и несправедливо наказанного. Его фотографию с погонами полковника мне, как и много других документов вообще, предоставили в сентябре этого же года из ЦАМО РФ.
Моя память сохранила самые хорошие впечатления о моем первом послевоенном начальнике, ставшем для меня примером. Все, о чем я вам поведал, до сих пор болью отзывается в моем сердце. Как по-новому звучат теперь у меня слова знаменитого русского драматурга Александра Николаевича Островского «Без вины виноватые», но едва ли он мог себе представить такую драму в жизни.
О дальнейшей судьбе Владимира Николаевича, финале его эпопеи о несовершаемых им преступлениях и незаслуженных наказаниях, особенно после отмены последнего приговора и прекращения уголовного дела в отношении его, мне более ничего узнать не удалось, о чем я искренне и глубоко сожалею. Даже дату завершения им своей земной жизни я не знаю. И, если хватит моих сил и возможностей, буду продолжать поиск сведений о нем.
