ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ГОВОРИЛ С МАРСИАНАМИ
L'HOMME QUI PARLAIT AUX MARTIENS
1958
Жан Малетра, знаменитый репортер, поудобнее устроился в кресле, вытянул ноги и не торопясь разжег трубку.
– Итак, вы хотите знать, доводилось ли мне, что называется, лажаться по полной? Что ж, буду с вами честен – еще как доводилось! Возьмем, к примеру, мой первый репортаж о марсианах…
Раздался хор возражений.
– Полноте, не смешите!..
– Да так здорово никто не писал со дня убийства президента США персидским шахом!..
– Блин, если уж это вы называете «лажаться по полной»!..
– Да у меня таких лажаний каждый день – хоть отбавляй!..
Малетра поднял руку.
– Тишина! Дайте мне рассказать, и вы сами увидите, что я действительно облажался. Не по своей вине, конечно, – то было всего лишь невезение. Но невезение просто-таки тотальное.
Оно начало проявляться 20 сентября 1963 года. Так уж получилось, что мне следовало быть – причем по чистейшей случайности – в том самом месте, где через три дня впервые приземлились наши симпатичные шестирукие друзья. Я занимался тем, что собирал вещи, так как вечером должен был вылетать в город Нделе, что во Французской Экваториальной Африке. В этом регионе, который я прекрасно знаю, мне предстояло сделать репортаж о белом носороге. Вам известна политика нашего Патрона: побольше криминала, публика это любит, но и о назидательных статьях забывать не стоит. Все почему-то полагали, что это животное – не Патрон, конечно, а белый носорог – уже исчезло с лица Земли, по крайней мере во Французской Африке. Мне предстояло убедить народ в обратном. Черкнуть парочку обзорных статей в исследовательском жанре, толкнуть речь в защиту Природы и редких видов животных, провести несколько классических атак против некомпетентного правительства, взять интервью у профессора Дюбернара, главного зоолога Музея, и т. д. и т. п.
Итак, я паковал чемоданы. Решив взять с собой небольшой металлический сундучок, стоявший на этажерке, забираюсь я, значит, на стул, он ломается, я падаю, и сундучок прилетает мне прямо в репу. У меня и сейчас еще, как вы можете видеть, на левом виске от этого шрам остался. В общем, какое-то время я пребываю в отключке, а когда, через несколько часов, прихожу в себя, то вижу, что лежу в постели, голова раскалывается от жуткой боли, а рядом сидит костоправ. Сидит и несет там что-то про радиографию, деликатно намекает на возможную трещину в черепе, словом, «успокаивает» как может.
Самолет давно уже улетел, и так как чувствовал я себя неважно, да и вещи все еще не были собраны, то решил перенести вылет на следующий день.
Наутро первым делом – радиография. Ни малейшей трещины, разумеется. Все в порядке. Я возвращаюсь домой и начинаю набивать пресловутый сундучок. Звонок в дверь: паническая телеграмма от моей сестры – исчез ее муж, вот уже два дня как не появляется.
Семья – прежде всего! Запрыгиваю в машину, лечу туда через добрую половину Франции, забегаю в дом – и нахожу своего придурка-зятя в постели со сломанной ногой. Пошел, оказывается, за грибами и упал в овраг. Идиотский несчастный случай, иначе и не скажешь! Естественно, высказываю сестре все, что о ней думаю, за то, что не сообщила об обнаружении мужа. Она возражает, утверждая – и это оказывается правдой, – что отослала вторую телеграмму, которую я действительно нахожу дома по возвращении. Так или иначе, день уходит коту под хвост. Но семья же – это святое!
На следующее утро, с рассветом, выезжаю в Париж, убеждая себя, что спешить-то, в принципе, некуда: носороги могут и подождать. Не успеваю войти в редакцию, как все на меня налетают: «Слышал новость?» – «Нет». – «Обсерватория с горы Паломар засекла некий приближающийся к Земле объект». Перелопачиваем архивы в поисках любых историй о летающих тарелках, шарах и прочих НЛО… И в тот же вечер, как вам известно, словно гром среди ясного неба, новое сообщение: «Сомнений больше нет: это летательный аппарат, звездолет». Какие уж тут носороги! Получаю приказ оставаться на месте и быть готовым в любой момент сорваться туда, куда будет нужно.
Проходит ночь. Обсерватории говорят, что объект уже не виден в небе. Куда же он делся? Русские обвиняют США в его конфискации, США отвечают в том же тоне. В десять утра приходит телеграмма из Банги: ночью в национальном парке Нделе приземлилась какая-то светящаяся сфера. Меня тут же пинками загоняют в кабинет Патрона.
«Не понял, Малетра, вы еще здесь? Это же ваш регион! К тому же вы и так должны были уже быть там! Боже правый, да я уверен, что все СМИ уже направили туда своих людей! Берите Дюрана в качестве фотографа, он предупрежден. Пошевеливайтесь, Малетра, пошевеливайтесь. Да, и вот что: попутно займитесь и носорогами!»
В шестнадцать ноль-ноль мы с Дюраном – уже в Банги. Тотчас же запрыгиваем в вертушку и летим в Нделе. Погода мерзкая, в любой момент может подняться торнадо. В Нделе прибываем уже затемно. К счастью, с недавних пор там приличная посадочная площадка с радиомаяком. На этой площадке – военные вертолеты (этих просто немерено!) и несколько самолетов. Бросаюсь к управляющему! Упс! Вот уже с пару часов как территория находится под военной юрисдикцией. Дальше прохода нет!
Проводим невеселую ночку в бунгало для туристов, вместе с Тироном из «Монда», Мак-Адамом из «Нью-Йорк геральд», Ямамото из «Аяши Шинбум» и т. д. На всякий случай у каждой двери военные выставили по часовому. Единственное развлечение – радио, которое сообщает, что в Париже – так как звездолет сел на французской территории – в эти минуты проходит международная конференция, и что уже собирается не менее международная флотилия бомбардировщиков и истребителей, готовая ко всяким случайностям. К счастью, обошлось без этих случайностей. А то кто его знает, что бы было?
Часов в пять утра, воспользовавшись непродолжительным, но мощным тропическим ливнем, я ускользаю. Местность мне хорошо знакома – пару раз я там уже бывал, – так что бегу прямо к хижине Мохаммеда, темнокожего мусульманина, когда-то служившего мне гидом. Неописуемая радость Мохаммеда сменяется мрачным унынием, едва я открываю ему свой план: нехорошо ходить туда, где злые гении, спустившиеся с неба, и все такое. В конечном счете, так как в прошлый раз я вытащил его из-под ног пробегавшего мимо разъяренного слона, он, тем не менее, соглашается, и мы отчаливаем.
Шлепаем по грязи в африканской глухомани под крики хищных животных и т. п. К этому я привычен. К чему не привычен, так это к сиреневому свету, вырастающему перед нами. Свету странного сиреневого оттенка, слегка мерцающему. Мы проходим горный хребет – и натыкаемся на сторожевой пост. Снова непруха! Бравый тиральер хочет насадить меня на пику, я ору во всю глотку – прибегает офицер. Следует обычная лекция о вредоносности прессы, затем офицер вдруг смягчается. Раз уж я здесь! Если желаю видеть. Еще бы я не желал! Я устремляюсь вслед за офицером. Мы преодолеваем другой горный хребет. Там, в долине, сверкая в лучах восходящего солнца, стоит марсианский звездолет. Забавно, скажу я вам мимоходом, что никто даже не усомнился в его происхождении – а ведь следовало бы!..
– Но обо всем этом вы рассказали в своем репортаже, и пока что никакого прокола.
– Подождите, все еще будет… Я продолжаю медленно продвигаться. Офицер какое-то время следует за мной, затем останавливается и исподтишка смеется. «С чего бы это веселье?» – спрашиваю себя я, но иду дальше. Один шаг, другой, третий. Бух! Падаю на спину, в грязь. Черт возьми, ну и удар!
Тут уже офицер подходит и все мне объясняет. Марсиане окружили место приземления невидимой электрической стеной, способной отбросить, не убивая, любое крупное животное. Я, конечно, взбешен – мог бы и предупредить, – но смягчаюсь, когда он протягивает свой бинокль.
Смотрю – и вижу марсиан. Их четверо, у каждого шесть рук-щупалец, круглая голова, две ноги. Но вы и сами все видели, по крайней мере – в кино.
В высшей степени раздосадованный, провожу там все утро. Со стороны Нделе доносится громкий свист реактивных самолетов, но ни один не решается пролететь над марсианами. Из летательного аппарата выбираются трое пришельцев, а вслед за ними – нет, глаза меня не обманывают! – человек, черный как смоль туземец. И он о чем-то с ними болтает, мерзавец! Определенно, болтает – все это сопровождается кивками, жестикуляциями рук, на которые отвечают жестикуляции щупалец, указаниями направлений и т. д. А я стою, беснуюсь и неистовствую. Не случись этой непрухи, возможно, это я бы сейчас разговаривал с марсианами!
Проходит день. Я не схожу с места, делю ужин с постовым, очень гордым в глубине души знакомством с «военным корреспондентом». К утру ничего не меняется, за исключением моего лица, распухшего от укусов москитов. Я возвращаюсь на свой наблюдательный пост. Марсиане – снаружи, у звездолета, и разговаривают, без конца разговаривают с этим проклятым туземцем! Он делает жест рукой, отступает практически до невидимой преграды и ложится в траву. Марсиане возвращаются на свой корабль. Проходит несколько секунд, затем – пфюиить! Звездолет поднимается в небо и исчезает.
– И вы не поговорили с этим туземцем? Но почему?
– Да потому. Впрочем, потерпите немного! Я уже заканчиваю.
Я устремляюсь к преграде, теперь уже несуществующей, бегу со всех ног, желая быть первым – и возможно, единственным на тот день, – кому удастся взять интервью у человека, который говорил с марсианами. Нахожу его без труда, обращаюсь к нему на местном диалекте и – увы и ах! Снова мимо кассы! Марсиане явно были телепатами! Туземец, который говорил с марсианами, оказался глухонемым!
