Орлов сидел за своим столом и слушал Гурова так, как будто тот пересказывал ему захватывающий приключенческий роман. Уставшие и невыспавшиеся Крячко и Морозов сидели рядом и вяло поддакивали.

– Теперь ты понимаешь, Петр Николаевич, что я был прав с самого начала, когда так характеризовал Горобца. Какой талантливый мерзавец, а? Все учел. До таких мелочей учел, что не будут искать Фролова, что на фиг он никому не нужен, что его заболевание раком не всплывет. И дверочку в сарай, уходя, прикрыл плотно, чтобы раньше времени никто туда нос не сунул и труп не нашел. Потому что ему нужно было довести состояние трупа по степени разложения почти до неопознаваемого. Что мы и получили.

– Ну и гаденыш! – прошипел Орлов. – Что экспертиза сказала?

– Вот посмотри. – Гуров взял из рук Крячко мягкую тонкую пластиковую папку с бумагами и протянул Орлову. – В ножки надо поклониться бывшей жене Фролова, от которого у нее дочь и которую мы разыскали в Подмосковье. Сделали анализ на ДНК, и вот результат. В могиле Горобца лежит Геннадий Фролов. Косвенно мы можем предполагать, что именно Горобец Фролова и убил, чтобы выдать его за себя и исчезнуть.

– Вопрос – зачем? – сразу же спросил Орлов. – Какой мотив у Горобца?

– Вариантов много, и все реальные. Старые делишки, разборки, претензии. Свел счеты – это не мотив? Или Фролов прятал в погребе нечто ценное, на часть которого по их договоренности имел право. Горобец решил не делиться и убил подельника. Это не мотив? Ну, самый вероятный – Горобец убил Фролова, чтобы выдать его труп за свой собственный.

– Весьма удачно выдал, между прочим, – вставил Крячко. – Вот на какой вопрос мы никак не найдем ответа, это зачем Горобец так подставляется, зачем ему нанимать рабочих кладбища ухаживать за могилой? Он что, любил Фролова как друга?

– Да, мы об этом много говорили, – согласился Гуров, – много размышляли и никак не найдем ответа. Так удачно уйти в тень и снова показываться оттуда и намекать на то, что он все еще жив. Нелепость!

– Играет он с тобой, Гуров! – вздохнул Орлов. – Заигрался парень, считает себя неуловимым.

– Нет, тут что-то другое. Он не в неуловимого играет, – возразил Лев. – Не знаю пока в кого.

– Вот он тебе придумает новое задание, и сразу сообразишь, в кого он играет, – подвел итог генерал. – Вот что, ребята. Хватит ловить тени за хвост. Ноги в руки и пошли по связям Горобца, по его родственникам, по подельникам, по прошлым судимостям, по бабам, по «малинам». Где-то нам его надо перехватить, есть где-то его след. Он должен где-то жить, у него должны быть помощники, ему кто-то поставляет информацию. Не может он в вакууме жить. Вычислить его срочно или нащупать, как хирург нащупывает опухоль.

– Кстати, – напомнил Морозов, молчавший до сих пор, – а почему так долго нет заданий от Режиссера? Он же обещал устроить Льву Ивановичу квест под названием «Жизнь». Вяло он исполняет свою режиссерскую роль.

– Подготовка его хитростей, – ответил Крячко, – как та ловушка в подземном переходе, занимает много времени, так что все объяснимо.

– Он приготовит теперь что-то похитрее, – невесело заметил Гуров. – Нутром чую, что мы его опять недооцениваем.

– Вот и спешите! – рыкнул Орлов, прихлопнув крышку стола широкой ладонью.

Связями Горобца Лев отправил заниматься Морозова. У них в МУРе достаточно информации по уголовному миру каждого района и микрорайона. И выяснить, упоминалась ли когда и в связи с чем фамилия Горобца, было делом времени. К тому же через Морозова Гуров отправил задание начальнику МУРа, озадачить агентуру своих оперативников на выяснение участия Горобца в преступлениях, его связей и контактов после освобождения.

Крячко уехал поговорить с соседями квартиры, в которой жила мать Горобца, скончавшаяся шесть лет назад, когда сынок еще сидел в колонии. Квартиру забрал муниципалитет, после того как на Горобца выписали свидетельство о смерти. Возможно, что преступник там появлялся, возможно, у него в квартире было что-то спрятано из ранее похищенного, хотя обыски во время последнего следствия проводились. В любом случае Горобец мог там появляться, и нужен был опыт Крячко, чтобы понять это, чтобы умно расспросить соседей.

Сам Гуров решил съездить в подмосковный поселок Никифорово, где жила бабушка Горобца по отцовской линии. Во всех документах, включая и старые оперативные, Аглая Николаевна считалась близкой родственницей, с которой мать Горобца поддерживала отношения и часто ее навещала. Да и сам Горобец, как было установлено, бывал в Никифорове не только в детстве.

Крячко попытался убедить Гурова взять с собой оперативников, а еще лучше группу ОМОНа. Горобец вполне мог скрываться в Никифорове. Неизвестно, что там с домом его бабушки, продали его после ее смерти несколько лет назад или нет. Но Гуров был уверен, что Горобец там прятаться не будет. Во-первых, он прекрасно знал возможности уголовного розыска и понимал, что установить наличие бабушки и ее адрес несложно. Сыщики первым делом обязательно проверят все адреса родственников, когда начнут его искать. А во-вторых, ему просто неудобно проворачивать свои делишки, живя в Никифорове. Через поселок не проходила ветка электрички, он лежал не на большой трассе, а в стороне, и автобусы ходили через поселок всего три раза в день. А пользоваться краденой машиной Горобец постоянно не будет.

– Нет, Станислав, – убежденно заявлял Гуров, – Горобец в Москве, он близко от центра, он должен следить за мной, за нашими действиями, у него тут наверняка помощники и информаторы, с которыми нужно постоянно поддерживать связь. Нечего ему в Никифорове делать! Тем более теперь, когда он, в результате наблюдаемой им воочию эксгумации, убедился, что мы разгадали его ход с трупом Фролова. Он станет избегать мест, где мы будем его искать в первую очередь. Рассматривай мой выезд в Никифорово как просто дежурное мероприятие, которое мы обязаны выполнить в рамках этого дела.

Во дворе министерства Гурова в машине ждал Сашка Артемьев.

– Снова с вами, Лев Иванович? – улыбнулся он, распахивая дверку. – Прошу!

– Ты чего такой веселый, Санек? – удивился сыщик.

– День удачный, – садясь на водительское сиденье и заводя мотор, ответил Артемьев. – Во-первых, я должен был с утра ехать в Северо-Западный округ на одно занудное мероприятие, и мне пришлось бы тащиться в пробках и включать мигалку, а я это не люблю, потому что мы должны вызывать уважение у людей со своими полицейскими номерами на машинах и своими сиренами. В последнее время я только и слышу про «пузанов», которые ездят по своим личным делам на служебной машине с включенной сиреной. Люблю, когда говорят, вон орлы наши полетели, раз с сиреной, значит, брать кого-то, значит, хорошо сработали.

– Ну, брать с сиренами не ездят, – улыбнулся Лев, – но мысль ясна. А во-вторых?

– А во-вторых, когда я с вами езжу, у меня весь день идет хорошо. Вы мне удачу приносите.

– Ух ты! Вот не ожидал, что во мне такие таланты имеются. А в-третьих, я полагаю, тебе, как и всякому нормальному водителю, нравится ехать быстро по пустой дороге и, желательно за город, а не по городским улицам, тыкаясь в светофоры и пешеходные переходы.

– Точно!

До Никифорова они добрались относительно быстро благодаря тому, что Сашка знал все улицы в столице, знал, как объехать очередную пробку и какие магистральные улицы в какое время суток больше загружены. В администрации поселка начальства не оказалось, но деловая молоденькая веснушчатая девушка довольно легко нашла в каких-то папках сведения, что дом Аглаи Николаевны Горобец никому не продавался и сделка не фиксировалась, а заодно и то, что в доме никто больше не прописывался и изменения в домовую книгу не вносились.

– Ну что, Сашка, поехали, – сказал Гуров, выйдя на улицу, где возле машины топтался Артемьев.

– Лев Иванович! – Водитель горестно развел руками и виновато опустил глаза. – Маленькое ЧП у нас – колесо пробили. Где-то я гвоздь поймал.

Гуров обошел машину и посмотрел на спущенное заднее колесо. Сашка кинулся в багажник доставать запаску и инструмент.

– Сейчас, Лев Иванович, буквально минута. Я колесо поменяю, и двинемся.

– Так не пойдет, Санек, – остановил его Гуров. – А если ты и запасное колесо пробьешь? Вообще встанем. Давай-ка ты на шиномонтаж, я там на въезде где-то вроде видел.

– А вы?

– А я пройдусь по нашему адресу. Пока ты чинишься, поговорю с соседями, расспрошу.

– Не хочется мне вас одного отпускать, – пробормотал Артемьев.

– Ничего опасного сегодня не предвидится, Саша. Мы приехали просто расспросить соседей, и не более. Давай-ка займись колесом, а то время идет.

– Хорошо, Лев Иванович. Я сейчас подкачаю, может, на этом доеду до шиномонтажа, в целях экономии времени.

Гуров кивнул и двинулся вдоль улицы. Поселок был старый, но та его часть, которая выходила к междугородней трассе, разрослась, видимо, за последние два десятилетия. Здесь стояли новые дома, богатые коттеджи. Здесь не было ни одной ветхой избушки или просто деревянного дома, обложенного кирпичом. А вот в конце улицы, которая спускалась к небольшой речушке, заросшей камышом, стояли дома уже попроще.

Дойдя до спуска, Лев понял, что ошибся в расчетах. Улочка заворачивала и спускалась в низинку. И теперь перед его глазами встало прошлое этого поселка. Его деревенская часть, какой она была десятки лет назад. Вон и покосившиеся почерневшие заборчики, ведра и тряпки на них, ветхие сарайчики на хозяйственных дворах за домами. Да и сами дома были простыми, с пристроенными верандами. Крыши, крытые шифером, на некоторых домах от старости позеленели. А асфальт здесь был только на чудом сохранившейся центральной улице. Между домами извивались и тянулись утоптанные переулки, густо заросшие ближе к заборам травой. Как в детство попал, подумал Лев и двинулся вниз по улице.

Здесь было пустынно, даже собаки не лаяли. Кошки вон есть, а собак не видно. Их кормить надо, они мышей ловить не умеют. И детей в эту часть поселка на лето не привозят. Одинокие тут старики остались, умирающая часть поселка. Поэтому и дом бабушки Горобца не продан. Никто не стал покупать. Обитателям этой части не по карману, да и необходимости нет, а богатым городским в этой части покупать не престижно. А когда-то тут, видимо, бурлила жизнь, вон за поселком остатки каких-то каменных строений, может, мельница на этой реке стояла, а может, рыбу разводили. А сейчас обмелела речушка, заросла вся. Наверное, и раки даже не водятся.

По сохранившимся номерам на стенах домов, а кое-где просто написанным краской Гуров нашел нужный адрес. Ну, вот и он, осматривая осевший от времени в землю неказистый дом, подумал сыщик. Гляди-ка, и стекла не побили. Паутина, пыль, двор весь зарос неопрятной травой, только тропинка, когда-то выложенная округлыми окатышами, еще хранила видимость порядка.

Лев покрутил головой, пытаясь увидеть хоть одного человека вокруг. Но соседние дома тоже как будто вымерли. Он пошел вдоль дома, заглядывая во двор сквозь ветви разросшейся сливы. За домом оказался наполовину разобранный сарай. Наверное, кто-то выбирал доски на дрова или для строительства другого такого же сарая. И было это не вчера, а месяцы назад, потому что сарай выглядел каким-то однородно почерневшим, как гнилой зуб во рту. Никого тут нет и не было несколько месяцев.

Наконец Гурову удалось найти старуху на задах соседнего дома. Согнувшись, она полола картошку, держа свою тяпку за черенок почти у самого основания.

– Здравствуйте, бабушка! – громко поздоровался Лев.

– Чего тебе? – неприязненно спросила старуха, оперевшись о тяпку и с трудом выпрямляя спину.

– Я хотел вас расспросить про вашу соседку Аглаю Николаевну.

– А чего про нее расспрашивать? Померла она полгода назад. А ты ей родственник, что ли? Не Сергей ли?

– Нет, я не Сергей. А что, он появлялся тут, навещал бабушку?

– Никто ее не навещал. Так по-соседски и похоронили Аглаю. Вон Иван Кузьмич получил на нее пособие, да мы, кто сколько мог, сложились. И закопали… царствие ей небесное, – перекрестилась старуха.

– И потом он не приезжал? Не интересовался, где похоронили?

– Кто, внук, что ли? Так если дочери не нужна, то внуку и подавно.

– Дочь умерла несколько лет назад, – вздохнул Гуров. – А Сергей пропал.

– Говорят, сидит он. Посадили его то ли за убийство, то ли за воровство. Разное люди болтают. А ты-то кто сам будешь? Не на дом ли Аглаи прицелился?

– Нет, бабушка, я из полиции, – ответил Гуров.

– А чего полиции до Аглаи? – нахмурилась старуха и, перехватив тяпку, перешла на следующий ряд картофельных кустов. – Или Сержку ищете? Опять натворил чего? Аглая все плакала, переживала за него, непутевого. Любила она его, ведь мальчонкой часто приезжал, на все лето, бывало. На речку с пацанами бегали, рыбу ловили, раков все на берегу варили. Что с парнем жизнь сделала… – И, промокнув уголком грязного платка глаза, старуха снова взялась полоть картошку, сгибаясь все ниже и ниже к грядкам.

Гуров постоял немного и, поняв, что здесь он больше ничего не узнает, пошел назад. Надо обойти соседние дома, ведь соседи многое видят, слышат, они ходят мимо, на соседний дом выходят их окна, слышны разговоры. Размышляя, он снова вышел к забору дома Аглаи Николаевны и вдруг увидел большую дыру в деревянном заборе. Дыра из переулка, одна доска держится только на верхнем гвозде, второй доски нет совсем. Если отодвинуть доску, то взрослый человек вполне пролезет.

Лев остановился и осмотрелся по сторонам. Зачем кому-то проделывать дыру в заборе, чтобы проникнуть во двор заброшенного дома. Заходи в любом месте, даже через калитку, которая наполовину открыта. Значит, только для того, чтобы никто не видел, как ты проникаешь туда. Зачем туда проникать? Бомжам негде было переночевать? Откуда здесь бомжи? Им здесь есть нечего, им вольготнее всего в большом городе. Хулиганы-мальчишки? Играть в свои игры? Так нет тут мальчишек. Правда, доска могла быть выломана еще несколько лет назад, когда была жива бабушка Горобца.

Гуров присел перед дырой на корточки и стал рассматривать доски. Э, нет, оторванная доска оставила после себя вполне отчетливый след. Древесина стареет на открытом воздухе без обработки и покрытия. Старая древесина портится быстрее, доски начинают превращаться в труху, верхний слой сдирается даже ногтем, и плотной древесина остается только глубже. А там, где доска была прижата гвоздем к поперечине, разрушение шло слабее. Видимо, выломали доску, чтобы стык открыть. Нет, след свежий, как тут ни рассуждай.

Причин тому, что выломана доска, может быть десятки, вздохнул про себя Гуров и сунул руку под пиджак, доставая пистолет. Самая последняя из причин – это сделал сам Горобец на днях, чтобы попасть в бабкин дом. Непонятно зачем, непонятно, почему тайком. Хотя тайком, потому что его ищут, а вот зачем? Что я делаю, спросил сам себя Лев и пролез в дыру.

Трава под ногами в этой части двора была густая, и следов ног на ней не оставалось. Нагибаясь и проходя под низкими ветками деревьев, обходя запущенные кусты крыжовника, Гуров вышел к дому в той его части, где был так называемый глухой фасад. Веранда справа, а дальше сени и дверь в сам дом. Окна выходят на улицу, и еще одно окно он видел слева с торца. Вот и все.

И снова никаких следов. Гуров почти неслышно подошел к веранде. Пыльные окна, заросшие паутиной, и открытая дверь. Веранда вся покрыта прошлогодними палыми листьями, которые слегка разметает задувающий туда ветерок. День солнечный, даже через грязные окна в дом проникает достаточно света, чтобы можно было там спокойно ориентироваться. Гуров шагнул сразу на пол веранды, минуя две невысокие ступеньки лестницы, которые могли быть скрипучими. Осмотревшись по сторонам, он решил, что не является объектом чьего-то внимания. Никто не вышел посмотреть на чужака, никто не намерен его остановить и начать задавать вопросы. Тихо, как в сонном царстве. В доме тоже ни звука. Ну, если решил, то надо доводить до конца начатое. Тем более что сюда толкнула интуиция, он не собирался заходить в дом. Подумав, Лев ответил сам себе, что действительно собирался.

Дверь открылась почти без скрипа, и это его обрадовало. Глядя в темные сени и держа оружие наготове, он сделал широкий шаг, чтобы поменьше наступать на скрипучие, возможно, половицы. Вот и дверь из сеней в дом. Ох, как часто в подобных ситуациях оттуда начинали стрелять по входившим оперативникам или спецназовцам! Гуров, поморщившись, открыл дверь и сразу встал за дверной косяк, осторожно выглядывая оттуда. Половина головы, ствол пистолета и носки ботинок – вот и все, что мог увидеть из дома гипотетический преступник. Но в доме было тихо и пахло пылью, грязью, мышами.

Он шагнул внутрь и, держа пистолет двумя руками перед собой, стал медленно обходить внутренние помещения. Кухня, отделенная от другой части комнаты большой печкой. Справа двустворчатая легкая дверь, выкрашенная когда-то белой масляной краской. Дверь распахнута, на порожке след от чего-то жирного, которое покрылось налипшей пылью.

Лев старался обращать внимание только на те следы, которые предупреждали бы о присутствии в доме человека. На столе пыль, на печке паутина, в дверном проеме паутина, по углам тоже, во второй большой комнате – незастеленная кровать. И все это не трогалось много лет. Круглый стол, трюмо у окна, так и оставшееся завешенным черным платком, видимо, со времен похорон.

Все, дом пуст, и человека он не видел, наверное, много лет. Гуров опустил пистолет и только теперь обратил внимание на лист бумаги посреди большого круглого стола. Сразу резануло по внутренностям ледяным холодом. Рука с пистолетом мгновенно поднялась на уровне глаз. Он боком подошел к столу, стараясь не оказаться видимым с улицы в окне и не поворачиваться спиной к двери.

Скосив глаза, глянул на листок. Точно не показалось. Текст напечатан в центре листка на лазерном принтере. Хорошая бумага для оргтехники, чистая и белая. И кто-то положил ее совсем недавно.

Лев мысленно застонал. А ведь он опять угодил в ловушку. Судя по тому, что текст напечатан на принтере, Горобец, или кто там все это делает, предполагал, что Гуров приедет сюда. Потом убедился, что он действительно приехал, и сбегал положить записку. Он заранее подготовил новое испытание. Дети! Вот вурдалак! Сейчас звонить нельзя, может услышать он или его помощники. Надо незаметно позвонить, выйдя на пустырь.

Гуров выбежал из дома и сразу свернул направо в сторону той самой дыры в заборе, через которую сюда и попал. Было до бешенства обидно, что он, матерый полковник, оперативник с таким стажем, и снова попался в ловушку. Но, надо отдать должное, его противник был талантливым негодяем, гением просто. И он его все это время недооценивал. Нет никаких наблюдателей, нет тут никакого Режиссера. Все давно и надежно исчезли, чтобы не попасть в руки полиции. Он всего лишь запугивает и нагнетает обстановку, а сам трусливо удрал, потому что не хочет такого прозаического финала своих игр, а хочет еще поиграть, значит, будет готовить новые задания.

Спеша к пустырю, Лев на ходу достал телефон. Орлов мог не ответить, потому что был на каком-нибудь совещании, Крячко мог тоже не слышать его или быть занятым чем-то и отозваться на звонок Гурова спустя, скажем, минут пять или десять, а тут важна каждая минута. То же самое и с Морозовым.

И Гуров поступил просто – набрал 020. Он не стал слушать дежурную фразу, произнесенную молодым задорным женским голосом, заговорил сам. Заговорил торопливо, на бегу, зная, что все вызовы записываются и его доклад прослушают, если что-то сразу не поймут.

– Говорит полковник Гуров из главка уголовного розыска МВД. Срочно передать генералу Орлову! В поселок Никифорово на северо-востоке от Москвы подразделение ОМОН, «Скорую помощь» и спасателей. Угроза жизни двух детей от рук преступника. Срочно связаться с водителем дежурной машины МВД Артемьевым и передать приказ позвонить на мой мобильный номер. Все!

Не дожидаясь ответа, он сунул мобильный в карман и побежал по склону к серым бетонным низким развалинам.

Вадим Гущин приехал в Никифорово неделю назад. К бабушке его отправляли почти каждый год, но вот после окончания восьмого класса родители почему-то решили изменить планы на лето и отправить его в какой-то дурацкий молодежный лагерь. Вадим и не ожидал, что его уговоры подействуют, что ему вообще удастся уговорить их изменить свои планы и отправить его снова к бабушке в Никифорово. Но стоило ему немного упереться и начать использовать стандартные доводы про чистый воздух, экологически чистые продукты, и точка зрения отца победила.

И как хорошо, что родители даже не заподозрили, что истинной причиной, по которой их сын так рвался в Никифорово, была девочка. С ней Вадим познакомился в прошлом году, за два дня до отъезда в Москву. Но они успели обменяться адресами в сетях и переписывались всю зиму, потому что Лариса жила не в Москве, а в Киржаче. Постепенно переписка стала напоминать настоящий любовный почтовый роман, наполненный нежностями и предвкушением встречи летом. И вот все готово было рухнуть из-за дурацкой идеи социализации подростка с помощью детского лагеря.

А потом была мучительная неделя, в течение которой Вадим ждал свою Ларису. Она каждый день обещала, что вот-вот родители отправят ее к бабушке под Москву. И вот сегодня наконец они встретились! Вадим прибежал на перекресток, где они условились встретиться, и как на иголках топтался там десять минут, пока не увидел ее. В легких босоножках, в коротком летнем платье, Лариса была такой красивой, что у него перехватило дыхание, а сердце забилось в груди гулко, как барабан.

– Привет! – улыбнулась девочка, подходя вплотную и обдавая его волной каких-то тонких духов.

– Привет! – шепнул Вадим, отчаянно краснея и едва сдерживая дрожь в руках. – Я думал, что не дождусь.

Глупейшая фраза, сразу понял он. Не надо было этого говорить, ведь Лариса может воспринять эти слова как укор. А она как-то загадочно улыбнулась и чуть коснулась его локтя своими теплыми пальчиками:

– Вадь, пойдем отсюда! Меня могут знакомые увидеть, еще разговоры всякие начнутся, мол, не успела приехать, и сразу мальчики.

– Какие еще мальчики? – сразу насупился Вадим.

– Дурачок! Пойдем к реке.

Они быстро сбежали под горку к реке и пошли рядом. Вадик молчал, тая от нежности и умиления, а Лариса вдруг остановилась, подняла руку и, коснувшись его щеки, проговорила:

– Вот мы и снова вместе. Я так мечтала потрогать тебя, почувствовать, какой ты. Мы же в прошлом году едва познакомились и сразу разъехались.

– И писали друг другу, – напомнил Вадик. – Мечтали, как встретимся.

Ему очень хотелось обнять Ларису, прижать к своей груди… но силы воли хватило лишь на то, чтобы поднять руку и коснуться ее руки. Они посмотрели друг другу в глаза и засмеялись.

– Я не думала, что ты такой стеснительный, – хмыкнула Лариса. – Когда ты писал, то был намного смелее в словах. Про нежность так красиво писал. – Она помолчала немного и вдруг прошептала: – Поцелуй меня.

Вадим осторожно коснулся ее губ, и мир перестал существовать вокруг…

– Эй, вы! – грозно рявкнул грубый мужской голос совсем рядом. – Ах вы, стервецы малолетние. Целоваться уже научились…

Лариса ойкнула, отшатнулась от Вадика и метнулась к берегу. Вадим мельком обернулся на незнакомого мужчину, но не нашел слов, чтобы ответить что-то язвительное или грубое, и бросился догонять ее.

Они снова пошли рядом вдоль берега. Вадику вдруг пришла в голову мысль, что надо найти уединенное местечко, где их никто не увидит. И там можно снова целовать мягкие губы Ларисы… Эта мысль так завладела им, что он начал буквально метаться по берегу, отмахиваясь от вопросов девочки, пока не увидел дверь в старой бетонной стене, позеленевшей от времени.

– Ты чего? – шептала Лариса, позволяя тащить себя за руку к этому подвалу, или что там было. – Вадька, куда ты меня тащишь?

Они вошли в распахнутую железную дверь и остановились. Бетонный куб, внутри которого они находились, был остатками какого-то коллектора или теплового узла или вообще непонятно чего. На стенах следы каких-то кронштейнов, обрезанных труб. На полу валялись разбитые деревянные ящики, ржавые железки. Над головой такой же бетонный потолок на высоте метров трех, и в середине решетка из тонких стальных прутьев.

– Что это? – шепотом спросила Лариса, оглядываясь по сторонам.

– Это то место, – таким же шепотом ответил Вадим, – где нас никто не увидит. И никто нам не помешает… быть вдвоем, – и обнял ее.

Лариса приподнялась на цыпочки, обхватила его шею своими руками… Он почувствовал ее губы…

И тут дверь в бетонной стене захлопнулась с резким скрежещущим звуком. Вадим и Лариса вздрогнули и обернулись, и Вадик, как мужчина, первым бросился к двери и принялся пинать ее ногой, но старая железная дверь не поддавалась.

– Эй, кто там?! Уроды, откройте дверь!

– Перестаньте, что вы делаете! – тоже начала кричать Лариса, стуча кулачками по двери.

На полу не было приличного размера камня, или палки, или обрезка трубы, которыми можно было молотить в эту чертову дверь. Для чего, на этот вопрос ребята ответить не могли, им просто казалось, чем громче они станут шуметь, тем быстрее их откроют. Или просто кто-то услышит из проходивших мимо людей. Хотя оба они понимали, что до окраины поселка слишком далеко и что на берег из взрослых никто не ходит, рыбаки ловят рыбу в другом месте, да и дети ходят купаться к сосновому бору, где есть песчаные отмели.

Вадим бросил палку, разломившуюся от нескольких ударов, и опустился на деревянный ящик. Лариса села рядом.

– Это тот мужик, – сказала она. – Он что, проучить нас решил? Дурак какой-то! Меня бабушка будет искать…

– Ничего, – успокоил ее Вадим, – мы придумаем, как отсюда выбраться. Надо, например, сидеть тихо и слушать. Может быть, услышим голоса людей и начнем кричать. Хорошо бы огонь развести, чтобы дым через решетку поднимался вверх, тогда нас скорее заметят.

– А у тебя есть спички?

– Нет, – грустно пошлепал себя по карманам Вадик и осмотрелся вокруг. – Может, попробовать трением как-нибудь огонь развести?

– Или же какой-нибудь железкой стену царапать, вдруг она не очень твердая и станет поддаваться? – предложила Лариса.

Они так ничего и не придумали. Солнце заметно сместилось из левого угла решетки в правый угол. Значит, прошло уже несколько часов. Есть хотелось, а особенно пить. Лариса устало улыбнулась и сказала, что может попробовать вызвать дождь.

И тут что-то зажурчало. Вадим вскочил на ноги, Лариса стала крутить головой и прислушиваться. Журчание стало громче, а потом вдруг из старого пожарного брезентового рукава потекла вода. И только теперь Вадим заметил, что рукав, оказывается, надет на кусок трубы, торчавшей из стены в самом низу. И не просто надет, а перетянут проволокой, как хомутом, чтобы не соскочил. Зачем? Зачем тут этот пожарный рукав, для чего из него льется вода? Они стояли и смотрели, как вода толчками вытекает из рукава, а на полу разливается приличная лужа. Она подбиралась к их ногам, и ребята стали пятиться к стене.

– Зачем? А если она не перестанет течь? – тихо спросила Лариса.

– Да ладно тебе, – неуверенно пробормотал побледневший Вадик. – С таким напором она вообще будет утекать в землю.

– Тут полы бетонные.

– Они старые, да и дыр полно…

Лариса кинулась на середину подвала, угодила босоножками прямо в лужу и громко закричала:

– Мама!

Гуров услышал детские голоса, раздававшиеся со стороны реки. Остатки каких-то бетонных и кирпичных сооружений. Наверное, это были остатки плотины, когда-то перекрывавшей эту речушку. Сейчас все это разрушено, разобрано. И где-то там кричат дети, два голоса, Лев это хорошо разобрал.

Первым делом он взбежал на небольшой вал или в прошлом искусственную дамбу и огляделся. Откуда голоса? Кажется, вон оттуда, где из травы торчит угол бетонной стены. Приблизившись к ней, заметил посреди бетонной плиты решетку и, нагнувшись, увидел страшную картину. По пояс в воде стояли мальчик и девочка лет пятнадцати. Девочка сжимала руками плечи, подол ее летнего платьица вздулся и плавал вокруг нее ореолом. Мальчишка что есть силы пытался сжать сложенный вдвое конец пожарного рукава, из которого била вода.

– Дяденька! – высоким срывающимся голосом закричала девочка, увидев Гурова. – Помогите, кто-то запер дверь, мы не можем выбраться, а нас заливает!

– Вода через этот рукав идет, – стуча зубами, объяснил паренек, – я уже не могу держать. Раньше получалось, но напор был меньше, а сейчас уже вырывается из рук.

– Как вы туда попали, кто вас запер? – Гуров упал на колени и схватился руками за решетку.

– Мы не знаем, – ответила девочка. – Мы не видели. Просто дверь захлопнулась, и все. Дяденька, помогите, мы тонем!

Гуров посмотрел в детские лица. Заложники чьей-то мерзкой игры. Убью гада! Паренек уже сдался, хотя еще держится. Он просто закоченел от холода и этот пожарный рукав держит автоматически. А девчонка близка к истерике. Они же боятся, бедные!

– Сейчас я вам помогу! – закричал Гуров, вставая на ноги. – Держитесь и не бойтесь. Пустяковое дело, сейчас я все сделаю.

Ох, если бы это было на самом деле так, подумал он, сбегая по склону к двери, которая вела в этот бетонный подвал. Черт, было хорошо видно, что кто-то на железных болтах прикрепил ушки для навесного замка к этой двери. Ее захлопнули за детьми и повесили замок. И все это не сломать руками! Гуров схватился за замок и ожесточенно дернул несколько раз. Нет, бесполезно. Нужен лом, нужна сварка, болгарка. Может, тут что-то валяется, надо посмотреть. Помощь нужна…

Телефон зазвонил в тот момент, когда сыщик бегал вокруг, поднимая и взвешивая в руке железки. Обрезки труб, стального уголка, толстой арматуры не помогли, он уже отчаялся и боялся подняться к детям на решетку. Что он им скажет?

– Лев Иванович, это Артемьев! – раздался в трубке голос водителя. – Что случилось?

– Сашка, быстро найди сварку или что-то чем резать металл, нужно взломать дверь, там дети, и они могут утонуть. Дверь стальная, на замке.

– Где вы?

– За поселком у реки в низинке. Увидишь там остатки какого-то сооружения или конструкции в виде старой запруды.

– Ждите, я быстро!

Гуров бросился наверх и пробежал по берегу. Понять, откуда и каким образом в подвал попадает вода и почему через трубу, он не смог. Только бы Сашка успел, только бы помог! Нет, не только Сашка, Гуров схватил телефон и набрал номер Крячко. Быстро объяснив ему ситуацию, велел связаться с МЧС, с местной администраций. Всех, кто есть, кто обеспечен технически, всех на берег, пока детей еще можно спасти.

Бросившись наверх, Гуров обомлел. Вода прибывала слишком быстро. Дети уже плавали на поверхности, придерживаясь руками за какие-то железки, торчавшие из стен. Сыщик начал успокаивать их, обещал, что вот уже едут спасатели, они в два счета откроют дверь и извлекут ребят. Они уже пытаются даже перекрыть воду, которая случайно прорвалась сюда.

Гуров хорошо видел, что сбоку по тропинке побежала вода. Это через железную дверь стала прорываться вода, которой в подвале скопилось слишком много. Дети больше не просили, не кричали. Они держались руками за решетку и молча смотрели ему в глаза. Более беспомощным и жалким Гуров себя еще никогда не чувствовал. Да, были случаи в его жизни, когда он не мог помочь умирающему, попавшему в беду человеку, но здесь не взрослые люди, здесь дети, которые не только понимать смерть, думать о ней не должны. А они смотрят ему в глаза и молчат.

– Дяденька, мы умрем? – вдруг спросила девочка.

– Замолчи! – прикрикнул на нее паренек, пытаясь справиться с судорогой, сводившей его рот от холода или от страха. – Тебе сказали, что уже едут.

– Дяденька, я не хочу умирать! – пискнула девочка. – Помогите нам! Там мама, она ведь с ума сойдет. Страшно очень.

Гуров сам чувствовал, что у него сводит скулы, что он не в состоянии выдавить из себя ни одного слова. А ведь надо ободрять, надо шутить, успокаивать, рассказывать веселые истории из своей жизни. Надо, чтобы они до конца верили в спасение, до последней секунды. А потом… Потом он увидит, что вода заливает лица, скроет их глаза, останутся только детские пальчики, вцепившиеся в прутья решетки. Побелевшие детские пальцы… А потом и они разожмутся…

Спасатели приедут, конечно, и местные власти приедут. Но что они увидят? Постаревшего сыщика и решетку, через которую вытекает вода. А на дне два детских тельца: мальчика и девочки.

И тут раздался звук тракторного мотора. Гуров не просто повернул голову, он вскочил на ноги. Из-за крайних домов выворачивал большой «Кировец», источавший в небо клубы черно-серого дыма. На подножке красовалась фигура Сашки Артемьева, который активно махал рукой и что-то кричал трактористу в кабину.

Огромные колеса, разбрызгивая грязь, развернули большую машину, а Артемьев спрыгнул прямо в воду, вытекавшую через дверь, и взобрался наверх к Гурову:

– Что тут? Ого!

– Трос надо, Сашка! – выдохнул ему в лицо Лев. – С дверью поздно валандаться. Надо вырвать ее, к чертовой матери!

– Точно! – кивнул Артемьев. – Я сейчас!

Он спрыгнул на траву, подбежал к водителю, который свесился из кабины и смотрел назад, что-то стал показывать и объяснять. Водитель кивнул и резко сдал трактор назад, почти упершись задними колесами в бетон. Потом газанул, и машина, задрав мощный зад и вырывая дерн колесами, полезла по склону наверх В паре метров от бетонной плиты трактор остановился. Тракторист вместе с Артемьевым размотали трос. Зацепив его за решетку, вставили в петлю стальной прут. Потом тракторист велел всем отойти и полез в кабину. Гуров с Сашей попятились на другой конец плиты. Трактор взревел, выпустил клуб дыма, дернулись колеса, и он пополз по покатой дамбе. Трос мгновенно напрягся, и трактор замер. Потом тракторист что-то сделал, и машина снова дернулась, наверное, он переключился на пониженную передачу. Трос натянулся так, что напряжение ощущалось буквально физически. Колеса «Кировца» стали медленно проворачиваться, выдирая траву и зарываясь в землю. Гуров закрыл глаза и отвернулся.

Резкий удар и звон металла заставили его снова повернуться на звук. Он увидел, что трактор боком стал сползать по склону вниз, а за ним на конце троса волочиться вырванная из бетона решетка… Они с Артемьевым бросились к дыре в бетонной плите и стали за руки вытаскивать сначала девчонку, потом дрожавшего от холода паренька.

– Ну, все, Режиссер, – процедил Гуров сквозь зубы, чувствуя, что кулаки у него непроизвольно сжимаются. Девочка даже пискнула от боли, когда он сильно сжал ее руку. – Конец тебе, Режиссер! Тут ты перегнул палку.

– Вы о чем, Лев Иванович? – Артемьев удивленно посмотрел на полковника.

Спасатели приехали через пять минут, когда детей уже отогревали горячим чаем и вареньем в доме Ларисы. Гуров, как мог, успокаивал и врал, что Вадик не виноват в том, что произошло, что он, наоборот, проявил героизм и сам чуть не пострадал, спасая девочку. Сейчас работники МЧС и местный участковый разбирались, откуда поступала вода и как была устроена эта дьявольская ловушка. Гуров хорошо знал, кто напугал детей и заставил их искать укрытое место. Значит, Горобец был здесь какое-то время, он подбирал жертву, и ему попались дети.

Телефон зазвонил в самый удачный момент, когда доводы в пользу Вадика у Гурова кончились и он никак не мог объяснить, зачем мальчику и девочке вообще понадобилось идти на берег и лезть в этот чертов подвал. Версия насчет романтики был встречена родственниками прохладно.

– Да, слушаю!

– Гарика Аспаряна нашли, – раздался в трубке голос Крячко. – Два ножевых точно в сердце. Лежал в кузове самосвала, который ремонтировался два дня, поэтому не сразу обнаружили. Так что помощника он все же убрал.

– Пусть эксперты работают, – ответил Гуров. – Данных пока, как я понял, никаких нет? Ты из-за этого звонишь?

– Лева, тут такое дело. Я подумал, что стоило проверить камеры видеонаблюдения на соседних домах и возле аптеки. Ну, там есть еще пара мест, откуда камера могла захватить участок перед твоим подъездом. Все-таки личности помощников Режиссера нам тоже важны. Кто-то же пригнал к твоему подъезду машину с женским телом.

– Ну? – коротко спросил Гуров, чувствуя, что Крячко звонил не просто так.

– Мне попалась запись, сделанная в тот день, когда я забирал от подъезда Марию и отвозил ее в санаторий.

– Да говори же, черт тебя возьми!

– В кадре хорошо видно, что следом за мной от дома отъехала машина. Это белая «Нива» с номером «е 201 ро 197 RUS». Он знает, где Маша.

– Та-ак, – протянул Гуров. – И все это время знал! Сегодня я нарушил его приказ и сообщил в полицию, в МЧС, куда только ни сообщил, спасая детей, и теперь он мне может объявить новое наказание, и никому не известно, что придумает его извращенный ум.

– Не волнуйся, Лева, я уже позвонил Ярославу и предупредил об опасности.

– Он там один! Что он может, он даже не подозревает, с кем имеет дело, Станислав! Он думает, что это обычный преступник, а это порождение самого черного преступного мира!

– Ну-ну, не впадай в мистику, – засмеялся Крячко искусственным смехом. – Там охрана…

– Стас, быстро в санаторий, я выезжаю немедленно. И прозвони еще раз Ярославу, предупреди об особой опасности преступника, который, возможно, захочет убить его подопечную.

Сашка Артемьев гнал машину с включенной сиреной и проблесковыми маячками. Только теперь Гуров оценил мастерство водителя, с которым ему часто приходилось выезжать по служебным делам. Напряженный взгляд Артемьева ни на секунду не отрывался от полотна дороги. Он даже не смотрел в зеркало заднего вида, потому что ни одна машина не пыталась соревноваться с ним в скорости и не пыталась догнать. Он смотрел только вперед, руки уверенно держали руль, делая короткие неуловимые движения, и машина послушно обходила одно препятствие за другим. Дважды они проскакивали на красный свет, не сбавляя скорости, и снова Гуров с восхищением оценивал Сашкино мастерство.

Лев очень боялся, что они приедут в «Архангельское», когда стемнеет, но солнце было еще высоко, когда машина подлетела к воротам санатория. Сашка выключил мигалку и сирену.

– Не к воротам, – схватил его за руку Гуров. – Вон туда за деревья, чтобы наши номера в глаза не бросались. И не отходи от машины. Ты можешь понадобиться мне в любой момент. Не исключено, что придется преследовать.

– Понял, Лев Иванович!

Гуров побежал к будке охраны у ворот. Показав сотруднику ЧОПа удостоверение, потребовал начальника смены охраны. Молодой крепкий парень с серьезными глазами встретил Гурова уже возле административного корпуса.

– Сколько у вас человек в распоряжении?

– Что случилось? Я могу вызвать дополнительно…

– Нет, не успеете. Полиции нужна ваша помощь. Одну из пациенток санатория могут попытаться убить. Объявите своим сотрудникам о возможном преступлении и размножьте и раздайте вот это фото.

– Хорошо, задержим.

– Ни в коем случае! Он очень опасен, очень. Только наблюдение, только не выпускать из поля зрения и срочно звать полицию. Под наблюдение всю территорию, всех своих сотрудников, даже тех, кто отдыхает. Всех на территорию.

Ярослав не отвечал. Гуров набирал его номер снова и снова, но капитан просто не брал трубку. Тогда Лев побежал к корпусу, в котором жила Мария. Судя по времени, у них сейчас подготовка к ужину, значит, она у себя в номере. Он набрал номер жены.

– Да? – Обрадованный голос Марии немного успокоил. – Полковник бездельничает? У полковника появилось время позвонить жене еще засветло?

– Полковник откровенно шалберничает, моя хорошая, – засмеялся Гуров. – Он вообще приехал к тебе погостить в санаторий. Ты где сейчас?

– Я иду к себе в номер. Поднимайся. Через полчаса ужин. Ты поужинаешь со мной?

– Конечно, Машенька! Я дико голоден.

– Опять без обеда?

В коридорах корпуса было тихо и пустынно. В такую погоду никому не хотелось в духоту здания. Многие прогуливались перед ужином по парку, кто-то сидел на лавочках. Гуров взлетел по лестнице на третий этаж, бросил взгляд направо, налево и, стараясь не издавать шума, быстро пошел к номеру Марии. Еще пара дверей и…

Вдруг из номера напротив раздался какой-то шум, похожий на звук падения человеческого тела. Это был номер Ярослава. Гуров выхватил пистолет и приложил ухо к двери. Шаги, быстрые и торопливые. Кто-то чертыхнулся и откашлялся. Совсем негромко, но это не был голос Ярослава. Приподняв руку с оружием, сыщик отступил чуть влево и прижался спиной к стене возле двери. Когда дверь приоткрылась, он отвел руку еще дальше, и вот в коридор осторожно высунулась темноволосая голова. Всего на миг глаза Гурова встретились с глазами Горобца. Он узнал его сразу. Узнал, и пистолет в ту же секунду врезался уголовнику точно в лоб.

Крячко прибежал через минуту, сунулся в комнату Марии, потом в комнату напротив, в которой жил Ярослав. Забежав, он остановился, шумно выдохнул и облокотился спиной о дверной косяк:

– Ну, вы даете, ребята! Готовились, продумывали все, и на тебе!

Ярослав, сидя в кресле, прикладывал к голове мокрое полотенце. Гуров сидел на диване и барабанил пальцами по подлокотнику. На полу у его ног лежал мужчина в наручниках, сцепивших его руки за спиной. Он ворочался, стонал и тихо ругался. Крячко сразу обратил внимание на его некрасивый, какой-то костистый нос. На лбу у него красовался здоровенный живописный кровоподтек.

– Горобец, ядреный корень! – усмехнулся Станислав, отлепившись наконец от косяка и опустившись перед уголовником на корточки. – Что-то ты заигрался у нас. Тебе никто на зоне не говорил, что с полковником Гуровым палку перегибать нельзя? Ты только что пытался покуситься на святое.

У Гурова в кармане зазвонил телефон, и он быстро вытащил трубку:

– Я? Да, я здесь, Машенька. А ты уже у себя в номере? Бегу! Я просто зашел тут к Ярославу, узнать, как обстановка, как вообще дела.

Прижав палец к губам, Лев вышел в коридор, плотно прикрыв за собой дверь.

Маша стояла в дверях своего номера с полотенцем на плече. Приятный загар ее открытых плеч хорошо гармонировал с бежевым сарафаном. Она смотрела на мужа с улыбкой и легким укором.

– Сначала, значит, к Ярославу? – ехидно спросила Маша. – За информацией о поведении супруги?

– Ну что ты! – Гуров подошел и обнял жену. – Глупости какие тебе в голову лезут! Ты даже не представляешь, с чем я к тебе приехал.

– И с чем? – Маша отстранилась и посмотрела мужу в глаза своим лучистым взглядом.

– Мы едем домой.

– Как? Домой? Правда? Вы его поймали? – обрадовалась Маша и сразу засуетилась.

– А к Ярославу я зашел поблагодарить его и сказать, что завтра он может возвращаться на службу к себе в МУР.

– Я тоже хочу его поблагодарить, – сделала Мария шаг к двери напротив.

– Потом, Машенька, – оттеснил жену от двери Лев и увлек в своей номер. – Ярослав уже ушел.

– Как ушел? – опешила Мария. – Ты же только что от него вышел! Он через окно, что ли, ушел?

Гуров приехал в следственный изолятор, когда следователь уже закончил предварительный допрос Горобца. Пока только установление личности, обстоятельства смерти Геннадия Фролова, чье тело оказалось в могиле под табличкой самого Горобца. Настоящие допросы начнутся позже, когда будут подобраны, задокументированы все факты и проведутся все экспертизы. А пока Горобец арестован и пока следователь присматривается к нему и выстраивает тактику работы с ним.

Когда Лев вошел в комнату для допросов, Горобец повернул к нему голову со здоровенным синяком на весь лоб, заклеенным пластырем, и криво усмехнулся.

– Мне оставить вас? – спросил сержант, стоявший за спиной арестованного.

– Нет, я ненадолго, – разглядывая Режиссера, сказал Гуров и достал из кармана ксерокопии каких-то документов.

– Что, Гуров, мстить пришел? – хрипло спросил Горобец. – Ну-ну, можешь еще успеть. Жалко, я не успел.

– Зачем? – спросил сыщик, садясь за стол перед арестованным. – Ты мне скажи одно, зачем ты все это затеял? Ты что, больной на всю голову? Западных фильмов насмотрелся?

– Правильно ты сказал, – усмехнулся, показывая некрасивые темные зубы, Горобец. – Я больной. Меня из зоны списали умирать от рака на воле. Мне жить осталось всего ничего, вот я и решил напоследок, не особенно скрываясь, отомстить тебе, наказать тебя, Гуров. Наказать и исчезнуть в могиле. Не учел, – горько покрутил он головой, – не учел, что ты таким умным окажешься. Хотелось мне, чтобы ты до конца дней своих ментовских терзался из-за этого твоего архитектора или детишек, которых ты не смог спасти. А ты смог! А мне-то все равно уже умирать, ты меня не достанешь, полковник. Следствие не закончится, как я копыта откину. Врачи верно сказали. Чувствую!

– Дурак ты, Сергей Павлович Горобец, – зло проговорил Гуров, щуря глаза и с трудом сдерживая эмоции. – За все тобой содеянное, за все циничные преступления, за смерть Фролова, Аспаряна, за покушение на убийство и учитывая особую опасность твою для общества, получишь ты пожизненное заключение, это как пить дать.

– Жить мне осталось… – начал было Горобец, но Лев перебил его, швырнув ему на колени листки бумаги, которые рассыпались по полу.

– Ошибка вышла в колонии, не у тебя был рак, карточки перепутали. У тебя, упыря, всего лишь туберкулез, который вполне сейчас лечится. Посмотри, это результаты твоего обследования. И знаешь, что тебя ждет, Режиссер? Не знаешь! Теперь вся твоя оставшаяся долгая жизнь превратится в один сплошной квест под названием «Тюрьма». Ты можешь себе представить, что тебя заведут в камеру, из которой ты уже никогда не выйдешь? Можешь? Скоро представишь. Добро пожаловать в квест, Режиссер недоделанный! – И, махнув сержанту рукой, он покинул допросную комнату.

Через десять минут Гуров вышел на улицу за стены следственного изолятора и посмотрел на солнце. Как все же хорошо, когда вот так тихо, тепло и спокойно! И когда Маша дома!..