Жози Лобрано (она же Арлингтон), ок. 1890. Библиотека им. Эрла К. Лонга, университет Нового Орлеана

ЯСНЫМ НОЯБРЬСКИМ УТРОМ, вскоре после одиннадцати, к борделю по адресу Кастомхаус-стрит, 172 во Французском квартале Нового Орлеана подбежал привлекательный мужчина средних лет. Он отпер дверь ключом и вошел внутрь. Публичный дом был еще закрыт, проснулась только прислуга. Но мужчина, которого звали Филипп Лобрано, входил сюда без приглашения. В борделе его хорошо знали, он часто уединялся в главной спальной на первом этаже с хозяйкой заведения, называвшей себя Жози Лобрано. Они были деловыми партнерами и любовниками уже почти десять лет, с тех пор, как Филипп взял шестнадцатилетнюю Жози под крыло, пообещав ей защиту. Официально оставаясь Мэри Дойблер, она использовала фамилию Филиппа в деловых целях.

Но обмануть удавалось немногих: в Новом Орлеане 1890 года – городе-полумесяце эпохи Позолоченного века, где псевдонимы и необычные места жительства были в порядке вещей, по крайней мере, в некоторых районах города. Личины менялись, как перчатки, по имени и внешности не всегда можно было определить, кто есть кто. Мужчины в сюртуках до колен, полосатых брюках и лихо сдвинутых набок мягких котелках не обязательно оказывались джентльменами, а девушки в модных нарядах, прогуливавшиеся об руку с ними под газовыми фонарями, – не обязательно их женами. Продавцы магазинов на оживленной Канал-стрит не забывали вкрадчивым шепотом задать покупательницам важнейший вопрос: «На чей адрес выслать счет, мэм?» Никто не знал, где родители мальчишек, продававших газеты на углах улиц, и откуда заводились деньги в карманах у повес, просаживавших сотни долларов на ипподроме Фэрграундс и игорных залах в подсобках кабаков по всему городу.

Итак, Филипп Лобрано, стареющий, но все еще неотразимый, одетый с иголочки, но официально безработный, вошел в бордель, хозяйкой которого была женщина, которую многие считали его женой. Жози утомилась за пятничный вечер и еще спала. Лобрано, явно чем-то встревоженный, разбудил ее и велел немедленно одеться. Он сказал, что видел в баре на Роял-стрит одного из ее братьев, Питера Дойблера, подрабатывавшего водителем трамвая. Питер был пьян, искал приключений на свою голову и уже направлялся к борделю. Филипп попросил Жози, чтобы она велела служанке сказать Питеру, что их нет дома. И предупредил, что, если та впустит его, отвечать за последствия придется ей самой.

Пока Жози одевалась, Лобрано рассказал, что произошло на Роял-стрит. Он мирно читал газету в салоне Луи Георга, когда туда ввалился явно нетрезвый Питер Дойблер. Увидев Лобрано, тот заказал бутылку спиртного и подошел к его столу. Филипп был ему не слишком рад. Он недолюбливал родственников Жози, считая их «стаей стервятников», вечно клянчивших у нее деньги и отнимавших слишком много времени и внимания. Он попытался вести себя вежливо, но Питер после ночной попойки был в дурном, воинственном настроении. Он язвительно предложил Лобрано выпить с ним и разозлился, когда тот отказался.

– Выпей со мной, ублюдок, – прикрикнул он, наполнив стакан и толкнув его в сторону Филиппа.

Бармен попытался вмешаться.

– Похоже, вы нарываетесь на неприятности, – осторожно заметил он.

Питер, мускулистый здоровяк, однажды одолевший шестерых в уличной драке, согласился с ним, но затем без всякой на то причины принялся громко и угрожающе поносить Лобрано. Тот быстро осушил стакан и поднялся, чтобы уйти.

– Я знаю, где тебя найти, – зловеще прошипел ему в спину Питер.

Несколько минут спустя Лобрано, спешивший к Жози, столкнулся на Канал-стрит с другом, наблюдавшим сцену в баре. Друг предупредил его, что после того, как Лобрано ушел, Питер не успокоился и продолжал угрожать ему.

– Я урою этого ублюдка Лобрано, – громко заявил он при свидетелях и нетвердой походкой вышел из бара.

Едва Лобрано закончил свой рассказ, прозвенел звонок. Предупредив Жози, что это Питер, Лобрано попросил не впускать его. Но та ничуть не беспокоилась. Крепко сложенная, как и брат, привлекательная двадцатишестилетняя женщина с грубоватыми чертами лица была не из робких и почти ничего не боялась. С одиннадцати лет Жози добывала пропитание для себя и двух младших братьев, в том числе и подрабатывая проституткой. Долгие годы борьбы за выживание на улицах Нового Орлеана сделали эту сироту настоящим бойцом. Несколько раз ее арестовывали за хулиганство: однажды она выпорола юношу на Пальмира-стрит, а в другой раз подралась со шлюхой по имени Бойла Рипли (говорят, та уковыляла с места, лишившись половины уха и куска нижней губы). Поэтому Жози не боялась столкновений лицом к лицу, уж тем более с собственным родственником. Подозвав служанку, она велела ей впустить брата. Она собиралась поговорить с ним наедине в прихожей и разобраться, в чем дело.

Оказалось, что Питер «слишком пьян, чтобы пройти в прихожую». Опасаясь, что он устроит скандал и потревожит других обитателей дома, Жози провела его в свою спальню.

– Ты здесь? – прошипел Питер, увидев в комнате сестры ее любовника.

Лобрано поинтересовался, что ему нужно, но Питер ответил, что это не его дело. Тогда Лобрано настоял на том, чтобы Питер немедленно убирался, но тот заявил, что имеет право входить в спальню сестры, когда заблагорассудится. Жози встала на сторону брата, заявив, что это ее дом и Лобрано не имеет права никого выгонять.

То, что произошло дальше, стало поводом для многолетних споров. Филипп Лобрано утверждал, что был больше не в силах выносить ругательства, и уже стоял на пороге, намереваясь уйти, но Питер внезапно набросился на него, ударил по лицу и сделал угрожающий жест, словно вытаскивая пистолет. Жози же настаивала, что никто ни на кого не набрасывался, по лицу не бил и угрожающих жестов не делал. Но Лобрано сошлись в том, как повел себя Филипп: «грязно выругавшись», он вытащил из кармана пальто револьвер тридцать второго калибра, наставил его на Питера и нажал на спусковой крючок.

Выстрел оказался точнее, чем он ожидал. Пуля попала Питеру в нос, пронзила мозг насквозь и застряла в задней стенке черепа. Хлынула кровь.

Жози закричала и рухнула на колени у тела брата, который, как это ни удивительно, оставался в сознании.

– Добился ты своего, Фил, – якобы прокричал он, несмотря на зияющую рану на лице.

Но Лобрано, в руках которого дымился пистолет, не задержался, чтобы оценить содеянное. Оттолкнув служанку, окаменевшую от ужаса у дверей, он выбежал из спальни и вышел через боковую дверь в переулок около Бергунди-стрит.

Вскоре на Кастомхаус-стрит собралась толпа, привлеченная звуками выстрелов. Соседи Лобрано по Французскому кварталу (или Вье Карре, как его чаще тогда называли) давно ждали от этого борделя неприятностей. Филипп и Жози никогда не жили мирно, и полиция хорошо знала дорогу сюда. Но в последние недели эти ссоры стали еще более жестокими, чем прежде. Некоторые из собравшихся позже признались репортеру, что «знали, что в этом доме в любой момент может произойти трагедия».

Полковник полиции Нового Орлеана Томас Даффи прибыл на место преступления за считаные минуты и протиснулся сквозь толпу. Войдя в бордель, он обнаружил Жози, стоящую у окровавленного тела брата в окружении шестерых полуголых шлюх.

Даффи быстро вызвал «Скорую» и попытался допросить свидетелей, но многого от них не добился. Жози, несмотря на жесткий характер, пребывала в шоке, а остальные женщины божились, что ничего не знают о произошедшем и во время перестрелки ждали завтрака в своих комнатах на верхнем этаже.

Даффи был уверен, что женщины о чем-то умалчивают, и пригрозил увезти их в участок. Проститутки переполошились и завопили, что не делали ничего дурного и не заслуживают того, чтобы их арестовывали как преступниц. Некоторые соглашались явиться в участок пешком, другие настаивали, чтобы их увезли туда в кэбе.

Терпение Даффи лопнуло. Когда прибыла запряженная лошадьми полицейская карета, полицейские согнали в нее недовольных женщин и отвезли по ухабистым улочкам Французского квартала в третий полицейский участок, где устроили допрос и отпустили, выслушав многочисленные обвинения в жестоком обращении.

Филипп Лобрано тем временем пожалел о побеге с места перестрелки. Вскоре после полудня он явился в центральный полицейский участок на Бейсин-стрит и сдался с повинной дежурному офицеру, капитану Джону Джорни. Врачи больницы Отель-Дье сообщили, что ранение, полученное Питером Дойблером, «очень опасно» и возможно даже смертельно. Джорни немедленно отправил Лобрано в изолятор. Там он пробыл несколько часов, после чего был транспортирован во Второй суд рикордера, где ему предъявили обвинение в «стрельбе с покушением на убийство». Лобрано отказался признать свою вину, и был переведен в Окружную тюрьму Нового Орлеана в округе Треме, где содержался без права освобождения под залог.

Питер Дойблер тем вечером был прооперирован и помещен в палату для выздоравливающих. Посещать его доктора запретили даже Жози. Его состояние стабилизировалось и через несколько дней его выписали из больницы. Но это улучшение оказалось кратковременным. Через неделю у него начался сильный жар, и он снова оказался в Отель-Дье. Его состояние «стремительно ухудшалось», и 9 декабря в 2:15 дня, спустя десять суток после ранения, он скончался в больнице.

Случившееся в борделе Жози Лобрано еще долго оставалось во Французском квартале поводом для пересудов. Конечно, в 1890 году в городских «кварталах порока» убийства были не редкостью. Но Лобрано были известны в этих кругах, и для людей полусвета перестрелка стала чем-то вроде скандала среди знаменитостей. Но, как и большинство преступлений, совершенных в Новом Орлеане девятнадцатого века, никаких существенных последствий для виновника она не имела. Филипп Лобрано дважды представал перед судом по обвинению в убийстве Питера Дойблера. В обоих случаях защита успешно убедила большинство присяжных в том, что выстрел был произведен в целях самозащиты. Во время первого слушания дела, после множества задержек и фальстартов, присяжные так и не пришли к единому мнению. Во время второго процесса Филипп наконец был оправдан и 31 марта 1892 года освобожден из тюрьмы после четырнадцати месяцев заключения.

Но привольная жизнь на содержании известной бандерши для Филиппа закончилась. Задолго до его освобождения Жози, сокрушенная смертью брата, решила избавиться от давнего любовника и порвала с ним все связи, как любовные, так и деловые. Кроме того, она решила изменить свою жизнь. Пятнадцать лет она прожила в пучине греха и порока. Но после бессмысленной смерти брата в ней что-то переменилось. Жози, не долго думая, пришла к выводу, что готова «перевернуть страницу». Разумеется, она не собиралась закрывать бордель: бизнес был слишком доходным, а иного ремесла, кроме проституции, Жози не знала. Но она была готова изменить все: порвать связи со старыми знакомыми из низов общества, избавить бордель от капризных девушек и начать обслуживать клиентов побогаче. Она надеялась найти себе нового обеспеченного любовника или даже патрона. Конечно, на это потребовались бы большие деньги и немало времени, но жестокая и непреклонная бандерша Жози Лобрано твердо решила стать респектабельной дамой.