Испорченная статистика

Время шло. Жильцы квартиры №259/1 занимались каждый своим делом или бездельем. Рассказ Клавдии Васильевны и ее мрачные прогнозы о поголовной смертности начал забываться. В доме на Котельнической набережной все было тихо, кроме брюзжания швейцара и его рычания на студентов, когда тем не удавалось проскользнуть незамеченными.

В общем, ничто не предвещало беды, но в последний день сентября, отправляясь в институт, Костя и Андрей чуть не опрокинули стоявший перед подъездом новенький гроб. Гроб был еще пуст, но надписи на венках «Дорогому Викентию от коллег» и «Вечная память другу и товарищу Соколовскому В. Ю.» ясно говорили, что он предназначался для жильца с шестого этажа. Костя несколько раз видел этого старичка, когда тот, едва доставая швейцару до второй пуговицы, так тряс его за грудки, что Асбест Поликарпович едва стоял на ногах. Но даже не это тогда удивило Костю, а то, с какой злобой нападал маленький человечек на огромного стража дома.

– Пока вы как истукан стоите здесь, – кричал Викентий Юлианович. – В моей квартире орудуют пришельцы. Я требую, чтобы вы незамедлительно приняли меры по их выдворению.

Тогда Костя не придал его словам значения, а лишь улыбнулся и порадовался, что хоть кто-то может безбоязненно награждать швейцара пинками и тумаками, а тому приходится лишь стоять и вращать глазами. Последний раз Костя наблюдал подобную сцену два дня назад, а теперь Викентия Юлиановича ждал персональный гроб. Швейцар же стоял в сторонке и ухмылялся. Костя на секунду замедлил шаг, сопоставляя два этих события.

«Хорошо бы дождаться появления самого покойника, – подумал Костя, но времени было в обрез. Надо было бежать в институт.

Сегодняшний день обещал быть насыщенным, в том числе благодаря двум парам по физике у почему-то невзлюбившего Костю Ломоносова. Учитель физики начал свой курс с повторения того, что они проходили в последнем классе школы – те же формулы и законы. На его уроках Костя откровенно скучал и порой непроизвольно заканчивал фразу, которую произносил преподаватель. Так случилось и сегодня.

– Электромагнитная индукция, – говорил учитель, меряя шагами класс. – Это явление возникновения электрического тока в замкнутом контуре при изменении магнитного потока, проходящего через него. Электромагнитная индукция была открыта…

– Майклом Фарадеем 29 августа 1831 года, – погруженный в свои мысли, автоматически закончил Костя.

Он сидел на первой парте и поэтому его слова не остались незамеченными. Ломоносов остановился напротив него.

– Может, Селеверстов, вы выйдете к доске и проведете урок вместо меня?

Костя словно очнувшись ото сна посмотрел на преподавателя, потом на сидевших вокруг студентов и только сейчас понял, что он сделал.

– Нет, Эскулап Викторович. Извините, я не хотел.

– Почему же, – настаивал преподаватель. – Познакомьте нас с законом Фарадея, а может быть и с ним лично.

В классе раздались смешки.

– Я не знаком с ним лично, – овладевая собой, произнес Костя.

– Да? – под водолазкой преподавателя пробежала волна мышц. – А мы-то думали, что вам известно все. Даже то, что ел на завтрак старик Фарадей в то предпоследнее утро августа.

– К сожалению, я этого не знаю, – более смело парировал Костя.

Неизвестно, чем бы закончилась их словесная дуэль, если бы занятие не подошло к концу. Группу преподаватель отпускал с такими словами.

– На следующем уроке все должны знать, что такое электромагнитная индукция, в каких областях техники она применяется и записать закон Фарадея в дифференциальной форме. А вам, Селеверстов, персональное задание – рассчитать силу приложенную кулаком к отдельной части человека, если известен вес кулака и скорость его движения.

– Но этого нет в программе, – ответил Костя.

– Зато есть в жизни.

Подходя к дому, Костя встретил на ступеньках все ту же компанию – группу повязанных платками старушек.

«Что-то сегодня долго прощаются. В прошлый раз было быстрее».

Подойдя ближе, Костя понял, что ошибся. Утром гроб был черного цвета с голубой отделкой внутри, а сейчас – темно-коричневый и выстелен красной материей. К тому же в нем лежал не старичок, а старушка, в ногах которой стояли венки «Степаниде Никаноровне от соседей», «Вечный покой маме и бабушке».

Шагавший с Костей, Андрей сострил.

– У них прямо конвейер – уноси готовенького.

– Тише. Лучше посмотри.

Действительно, посмотреть было на что. Лицо покойницы было безобразно до неприличия и больше походило на мордашку избалованного ребенка, которому не дали любимую игрушку. Казалось, еще немного она поднимется из гроба и станет топать ножкой.

Костя вспомнил последний разговор с соседкой, но тут же отогнал эти мысли. «Никакого заговора против стариков не существует. Ну, подумаешь, умерли в один день. Им столько лет, что не умри они сегодня, то сделали бы это завтра».

Войдя в подъезд, он и вовсе позабыл о похоронах, пока на следующий полдень те сами не напомнили о себе самым неожиданным образом. Ровно в двенадцать часов по дому пролетел слух, что ушел из жизни жилец на двадцатом этаже – почти рядом. Костя не на шутку встревожился. «Это уже чересчур. Говорят, что два снаряда в одну воронку не падают, пусть даже в такую большую, как наш дом, но это третий покойник за два дня. Будто наверстывают упущенный месяц».

Костя спустился, чтобы лично увидеть усопшего. Это был старик – обычный, не примечательный ничем кроме… лица. Как у всех местных покойников, оно не было похоже на лицо человека избавившегося от земной суеты. Никакого намека на умиротворение. Наоборот, это был сплошной сгусток возмущения – оскаленный рот, вздыбленный волнами морщин лоб. Даже уши – и те, казались чем-то до крайности возмущены. Правда, у Кости создалось впечатление, что это видит только он. Сгрудившиеся вокруг гроба обитатели высотки такому «пустяку» значения не придавали. Они говорили обо всем, что угодно – о том, как дорого место на кладбище, стоит ли звать оркестр и сколько нужно купить гвоздик, но ни слова не было сказано о зверском выражении лица покойника. Костю это настораживало.

«Это неспроста», – думал он. – «Жаль, что я не видел старика Вениамина Юлиановича. Тогда картина была бы более полной. Нужно больше информации. Не стоит бросаться в крайность и сразу верить всему, что рассказала Клавдия Васильевна. Если она права, то следующего покойника стоит ожидать… м-м-м, девятого октября. Что же, поживем – увидим».

С этого дня Костя прислушивался к каждому звуку, следил за всем, что делалось вокруг, выглядывал в окно, когда там раздавался скрип тормозов или собиралась толпа жильцов. Дом же продолжал жить обычной жизнью, словно ничего особенного не случилось. Тройные похороны никого не удивили. Не приезжала следственная группа, никто не опрашивал жильцов и вообще ничего не происходило. Все выглядело буднично и повседневно. Лишь пару дней в высотке царила не заметная постороннему глазу деловитая суета. У подъезда маячили желто-синие комбинезоны «Последней радости», передавая технику следующим жильцам, которые, не дожидаясь, выноса покойников, уже стояли у дверей их квартир в ожидании вожделенной аппаратуры.

Косте удалось выяснить, что последний смертельный случай оказался по-своему из ряда вон выходящим и не совсем вписывался в общую картину. Дело в том, что жилец с двадцатого этажа умер не один, а вместе с сыном, приехавшим присмотреть за своим внезапно заболевшим родителем. Причем, как Косте удалось выведать у диагностировавшего смерть врача, отец и сын умерли практически одновременно – секунда в секунду. Оба простились с жизнью на кухне. Никаких отравляющих веществ в их пище не нашли. Более того, они даже и не притронулись к еде. Обед – большая тарелка борща на двоих так и не был вынут из микроволновки. Результаты вскрытия показали, что оба умерли от сердечного удара. Похоже, что болезнь сердца была у них наследственной. Было еще кое-что, о чем не договорил участковый врач. По дому распространился слух, что покойных отца и сына обнаружили не совсем в подобающих позах. Умерший родитель держал сына за грудки, а второй тянулся к лежавшему на столе ножу. Правда это была или нет, Косте выяснить не удалось. Оставалось только ждать и наблюдать.

Ждать пришлось недолго. В одно не очень прекрасное утро к подъезду снова подъехал катафалк. На этот раз скончалась хозяйка из квартиры под студентами. Это произошло спустя ровно десять день с того момента, как отзвучал последний траурный марш. Дальше медлить было нельзя. Костя лишь мельком заглянул в квартиру покойной, сам себе утвердительно кивнул и направился к управдому.

– Олег Игоревич, можно?

Управдом сидел за столом и перебирал бумаги.

– А-а, Константин, конечно, входите. Очень рад. Чем обязан?

Костя сел на предложенный стул.

– Олег Игоревич, считаю своим долгом посвятить вас в некоторые мои размышления по поводу последних событий в нашем… хм, вашем доме.

– Так-так. О чем вы хотите рассказать?

– Вы знаете, Олег Игоревич, что в вашем доме завелось привидение?

Лицо управдома поначалу вытянулось, а затем расплылось в подобие улыбки.

– До первого апреля, вроде бы, далековато. Не ожидал, Константин, что у вас такое чувство юмора. Вы мне всегда казались таким серьезным. Я даже поначалу поверил.

Однако Костя был серьезен.

– Я не шучу, Олег Игоревич, и готов предоставить доказательства.

Приготовившись слушать, управдом удобнее расположился в кресле.

– Сейчас я все объясню, – начал Костя. – Честно говоря, я сам не верю в призраков и подобные вещи, но вы наверняка сами видели лица этих ваших… э-э-э, покойников? – Костя сделал упор на слове «ваших». – Они перекошены и вообще не похожи на людей. Как вы это объясняете?

Олег Игоревич развел руками.

– Честно говоря, я никак это не объясняю. Выйдите на улицу, и у каждого второго увидите такую физиономию, что смотреть страшно. Это в нашем российском характере – всегда и всем быть недовольным.

– Но это не причина, чтобы умирать с перекошенным лицом.

– Согласен, Константин. Но представьте себе такой пример. Вам через минуту предстоит отойти в мир иной. Неужели вы бы мило улыбались и раздавали воздушные поцелуи? Тут не до улыбок. А если люди были недовольными при жизни, то чего от них ждать после смерти. Сказать по правде, я очень переживаю за каждого из них, но мои чувства имеют предел. Я не могу позволить себе слишком близко принимать все к сердцу и рыдать над каждым. Мои слезы никому помогут, поэтому я взял себе за правило относиться к подобным вещам, как к обновлению.

– Я вас не понял.

– Что же тут непонятного? Все старое когда-то уступает место новому, не так ли? Так везде – в природе, в научном прогрессе и в человеческой жизни тоже. Одно поколение сменяет другое. Поэтому рыдать вслед каждой похоронной процессии не разумно. Я прагматичный человек. Будь я более сентиментальным, у меня бы не осталось времени на реальную помощь живым. А про призрака – это вы хорошо придумали. Остроумно. Если позволите, я украду у вас эту шутку.

Но Костю было не так просто сбить с толку, и он упрямо продолжил.

– Если вы считаете это обычным делом, то не кажется ли вам, Олег Игоревич, что количество смертей на один квадратный метр в вашем доме значительно превышает средние показатели по Москве?

– О-о-о! Вот вы о чем. Может быть, но на это есть свои причины. Шестьдесят лет назад в наш дом заселяли молодых двадцатилетних людей, так сказать, будущее страны. Сейчас тем, кто еще жив, далеко за восемьдесят. Просто им пришло время умирать, что они, собственно говоря, и делают. Как видите все легко объяснимо. Возраст и больше ничего. В этом заключается причина «превышения наших показателей». Каждый человек когда-то умрет. Не знаю как вы, но я бессилен этому помешать.

– Извините, Олег Игоревич, но я смотрю на это иначе. Заявляю вам, что я собираюсь разобраться с этим делом. Я считаю, что события последних дней – это не просто возраст.

– Что же это, по-вашему?

– Убийства!

Лицо управдома стало каменным.

– Константин, вы понимаете, что говорите? Каждое ваше слово может дорого вам стоить?

– Я не боюсь, – ответил Костя. – И прежде чем что-то сказать, я всегда думаю.

– Тогда, скажите, откуда у вас такие нелепые фантазии – убийства? Для такого громкого заявления нужны доказательства. Они у вас есть? Может, вы даже кого-то подозреваете?

– Никого конкретного я не подозреваю, – спокойно ответил Костя. – Но считаю, что просто так замалчивать это нельзя. Здесь есть что-то темное. Я пока не пойму что именно, но чувствую…

– Вы, значит, чувствуете, – выпрямился в кресле управдом. – Только чувства – это еще не факты, на которые следует опираться, произнося такие слова. Поменьше смотрите криминальные сериалы и вам не будет мерещиться всякая ерунда. Честно говоря, я был о вас куда лучшего мнения. Советую впредь хорошо думать, прежде чем делать подобные заявления. За такие слова по головке не погладят.

– Но ведь вы сами видели их лица. Разве этого мало?

– Представьте себе – да. Я на каждом общедомовом собрании вижу такие физиономии. И что я, по-вашему, должен делать – бежать в полицию с криками «Помогите! Убивают»?

– Но нужно же что-то делать, а не только переживать и перекладывать на столе бумаги?

Эти слова задели управдома.

– Между прочим, это не просто бумаги, а прошения на выделение помощи ветеранам. И этим в том числе я занимаюсь с утра до вечера. За те пять лет, что я работаю здесь управдомом, я сделал столько, сколько не смогли все предыдущие управдомы вместе взятые. Мы благоустроили территорию, поменяли окна, отремонтировали подъезды и провели профилактику лифтам. Я привлек к работе наш фонд… то есть фонд «Последняя радость», который за свои собственные деньги обеспечивает наших стариков бытовой техникой. Видели вы где-нибудь подобное в Москве? А еще к нам регулярно приходят пионеры – дают бесплатные концерты, ухаживают за пенсионерами. Вы упрекаете меня в бездействии, а сами хоть что-нибудь сделали? Почему бы вам и вашим друзьям не взять шефство над кем-нибудь из жильцов, например, над вашим соседом Николаем Тимофеевичем?

– Шефство? Я не думал об этом, – ответил сбитый с толку Костя.

Он уже жалел, что был так резок с управдомом.

– И никто не думает, зато все жалуются. Уж, что-что, а критиковать и жаловаться у нас любят – хлебом не корми. И если бы объявили конкурс на самую большую жалобную книгу, то наш дом стал бы победителем. Вы, Константин, даже представить себе не можете, что мне пишут. Вот, из последнего, – Олег Игоревич выудил из вороха бумаг увесистую папку. – Один из жильцов обвиняет другого в том, что тот пользуется его туалетом.

– Как это?

Управдом взмахнул бумагами.

– Очень просто. Когда хозяин квартиры уходит из дома, его сосед разбирает стену в туалете и справляет свою нужду, а потом заделывает все обратно. Как вам?

– Ерунда какая-то. И ради чего это?

– Якобы для того, чтобы сэкономить воду.

Костя потер переносицу.

– А вот мое любимое. Жилец с третьего этажа жалуется на четвертый и пятый этажи. Знаете, по какому поводу?

– Нет.

– Я вам прочту, потому что пересказать такое невозможно. Ага, вот. «Прошу принять срочные меры по предупреждению действий со стороны группы лиц, скрывающихся в квартирах №№…» Ну, это мы опустим. Читаем дальше – «Вышеозначенные лица, используя свою жилую площадь и расположенный на ней андронный коллайдер наполняют мою квартиру тяжелыми протонами, которые становятся причиной помех телевизионного сигнала и искривления пространства, что выражается во временной недоступности спальни, вход в которую открывается только после двенадцати часов ночи, когда коллайдер выключают на ночную профилактику. Прошу домовой комитет прекратить деструктивные действия вышепоименованной группы лиц и возобновить работу ликеро-водочного магазина по адресу»… И так далее, и тому подобное. Видите, Константин, с кем приходится иметь дело? А вы мне про привидения. Кстати, есть здесь и кое-что о вас. Я не хотел вам говорить, но раз уж вы зашли, то будьте любезны. Вот оно. «Такого-то числа сего года мною в общественной сушилке на четвертом этаже были оставлены сушиться три полотенца, три наволочки, три одеяла, три простыни и три носка. На следующий день я не обнаружила на месте ничего из вышеперечисленного, а только соседского кота и женский валенок на правую ногу»… Интересно, с чего она решила, что он женский и что на правую? Ну, да ладно, это все лирические отступления. Далее «Прошу найти пропавшие вещи. Виновными в краже считаю жильцов квартиры №259/1, так как их трое и все сходится. Копия заявления передана в отделение полиции номер такой-то».

Олег Игоревич откинулся на спинку кресла.

– Ну, как вам, Константин, очутиться в такой компании? Не прикажете посадить всю вашу квартиру под арест? К слову сказать, на следующий день белье нашлось в целости и сохранности. Оно спокойно висело в сушилке этажом выше. Теперь вы понимаете, почему я не кинулся сломя голову на поиски вашего убийцы? Так что выбросьте все это из головы и займитесь чем-нибудь полезным. Вот вам от меня бесплатная подсказка: ваш сосед Николай Тимофеевич любит торт «Прагу».

Костя сконфуженно заерзал на стуле.

– Конечно, мы так и сделаем, – сконфуженно ответил он.

– Вот и отлично, – управдом взглянул на сверкнувшие золотом часы – это был знак, что разговор окончен.

– Спасибо, я пойду, – поднялся Костя.

– Всего доброго, Константин, – Олег Игоревич протянул руку. – Если что – заходите.