Глава 15
Ему не везет последнее время – к такому выводу пришел Назаров, рассматривая яйцо, шлепнувшееся на пол у газовой плиты. Может, потому что он один? Потому что давно пора подумать о жене, милой, надежной, верной? Чтобы провожала его утром, а вечером встречала и…
И выносила мозг, как Карина Мишке.
Он полез за половой тряпкой, которая висела на гвоздике под раковиной левее мусорного ведра. Урони он в присутствии такой вот Карины яйцо, что будет? Вой будет. Упрекнет тут же в неаккуратности, косорукости и еще бог знает в каких грехах. А один он что? Он молча уберет за собой. Молча проглотит пустой кофе. Молча выйдет на улицу, сядет в машину и разомкнет рот в кафе в квартале от дома. И то только для того, чтобы сделать заказ.
Нет, такой как Карина, ему точно не надо. А других образцов у него перед глазами давно не было, сравнивать не с кем. Он вообще мало с кем общался, только с Мишкой. Но тот в последнее время стал какой-то не такой. Дуется без причины, ворчит, в отпуск просится. Можно подумать, Назарову в отпуск летом не хочется.
Он поставил машину на сигнализацию, шагнул к дверям кафе и вдруг поймал себя на мысли, что ведь и правда не хочется ему сейчас в отпуск. Ему до дрожи в пальцах хочется найти убийцу милой журналистки Насти Глебовой. Найти и привлечь к ответу. А не получается ничего. Все концы, которые он ловит, тут же рвутся, как паутина.
– Что будете заказывать? – Заспанная девушка с густо подведенными глазами нависла над его столом.
– А что можете предложить? – Он попытался улыбнуться.
Но девица, видимо, очень сильно не выспалась, если вообще спала.
– Все в меню, – рявкнула она и уставилась мутными глазами на Назарова.
Он выбрал омлет с ветчиной, рисовую кашу и чайник чаю с пирожными. Через полчаса, справившись с завтраком, расплатился и пошел к выходу. И в эту минуту позвонил Мишаня.
– Макс, ты где? – заверещал напарник.
Тоже раньше не замечалось за ним таких интонаций, с раздражением поморщился Назаров и телефон отодвинул подальше от уха.
– Сейчас буду, десять минут. А что?
Назаров полез в машину, вставил ключ в замок зажигания, повернул.
– У нас тут такое! Такое!
Еще расплачься. Вот бабы до чего человека доводят.
– И что там у вас? – нарочито без всякого интереса поинтересовался Максим, хотя любопытство жгло.
– Звонили из следственного изолятора: Проскурин ночью повесился. И никто ничего не видел! Все спали, говорят. А Митрофанова истерит и на допрос к тебе просится.
– Нет худа без добра, Мишаня, – проговорил вполголоса Назаров.
И тут же подумал, что сильно горевать по убиенному Проскурину, а его, конечно, убили, ни за что не станет. Вовчик Проскурин ни за что не стал бы с ним откровенничать. А вот Митрофанова, напуганная новостью, наверняка теперь все расскажет.
Нет худа без добра.
– Господи! Они и за мной придут!
Это было первое, что Анна выкрикнула, едва успела опуститься на стул посреди кабинета. Обняла тощие плечи руками и принялась качаться взад-вперед. И на Назарова смотрела страшными перепуганными глазами.
– Понимаете, товарищ капитан, они теперь и меня повесят! – И она заплакала, тихонько подвывая. – Вовку повесили, а теперь меня!
– С чего вы решили, что его повесили? Может, он сам на себя руки наложил? – спросил Назаров, не демонстрируя вообще никаких эмоций: ни сожаления, ни сочувствия, ни азарта. Заученным движением потянул из лотка лист бумаги. – Совесть замучила, не смог пережить, что бросил умирающего товарища в парке почти голым, поэтому взял и удавился. А, Анна? Как вам такой сюжет?
Она замерла, согнувшись крючком на стуле. Даже, кажется, дышать перестала. Потом кивнула:
– Знаете уже, да?
– Что знаем?
– Что Вовка его в парк оттащил и оставил умирать на скамейке. И тряпки с него снял, ублюдок! Ко мне в дом притащил. Постирай, говорит, все, чего добру такому пропадать. Вот поделом ему, товарищ капитан. Поделом! Все через задницу в его жизни, все! И меня втянул…
– Во что, Анна? – Он аккуратно сложил первое крыло бумажного самолетика.
– Во все! – гневно потрясла она руками, чуть распрямляясь. – Оказалась бы я сейчас здесь, если бы не он! Все из-за этих долбаных тряпок. Пиджак ему понравился! Ботинки красивые! Дебил!
– Вот как, – не выдержал Назаров. – Значит, все не из-за того, что вы совершили кражу, а потом не поделили награбленное и довели дело до поножовщины, а из-за того, что пиджак Проскурину понравился. Лихо, гражданка Митрофанова, лихо.
– И это знаете? – ахнула она и сдавила грудь ладонями. – Все знаете?
– Для чего вам был нужен в ту ночь Сима Ключ? Сейф вскрыть?
Она молчала, во все глаза рассматривая Назарова.
– Не смотрите на меня, гражданка Митрофанова, так, будто не понимаете, о чем речь! – повысил голос Назаров. – Все знают, кем был Сидоров Серафим Ильич при жизни. Не дворник и не пекарь.
– Медвежатник знатный, да, – кивнула она согласно и даже улыбнуться попыталась. – Такие байки травил о своих подвигах – только книжки писать. Однажды, говорит…
– Не отвлекаемся! – прикрикнул он, накрывая готовый самолетик ладонью. – Сидоров нужен был вам для того, чтобы открыть сейф?
– Да, – кивнула кротко.
– Где сейф, что в нем было? Давайте, гражданка Митрофанова, по порядку. Не по слову же из вас тянуть. Как вышли на Сидорова? Что явилось причиной поножовщины?
– Я все по порядку, ладно? – Она дождалась его согласного кивка, запросила воды, выпила полстакана, отдала стакан в руки Мише Борцову. – Дело было так, начальник. Вовка просадил все деньги в карты и даже остался должен прилично. Стал ныть, меня пинать. А я чего? Я где возьму? Собачились неделю. Потом к нему кредиторы явились, пригрозили. Мы с ним сели, стали думать. А много надумаешь на пьяные мозги-то? Ничего, кроме кражи, в башку не лезло. А это новый срок. Вован очковал конкретно. Не хочу, говорит, садиться больше, нужен какой-то беспроигрышный вариант, чтобы все шито-крыто. И тут журналистка нарисовалась.
– Анастасия Глебова?
– Она. Караулила меня. Потом сказала, что два дня караулила. Я с ней лясы точить сразу отказалась. Плати, говорю, потом посмотрим. Она немного денег дала. И стала спрашивать – умора о чем.
– О чем?
– А насчет аварии, в которой Женька погиб! Три года прошло, а она вспомнила.
– О чем конкретно спрашивала?
– Э… – Анна наморщила лоб, потерла грязные щеки, передернулась, будто от холода. – Ничего, мол, странного не было в той аварии? Евгений вроде опытный байкер и так нелепо погиб. А я сказала: они все так кончают рано или поздно. Она тогда начала ко мне с Машкой приставать.
– Степановой?
– Да. Какую-то чепуху спрашивала: где живет, с кем дружит? А я знаю, что ли? – возмутилась Митрофанова и пальцем у виска покрутила. – Говорю: тебе чего надо-то? Тебя кто конкретно интересует, Женька или Машка? А она улыбается, как дурочка! Боюсь, говорит, что Марии угрожает опасность. Это Машке-то! Она сама с кем хочешь справится. Сама кому хочешь угрожать сможет. Она же из бетона!
Анна внезапно затихла, уставилась в угол невидящими глазами. Лицо ее сморщилось, и она снова расплакалась.
– Это журналистка виновата! Она, сучка! Я ведь и думать забыла об этом чертовом тайнике. Вот те крест, начальник, забыла совершенно. А она о Машке мне напомнила и о Женьке, я и…
– Подробнее! – снова повысил голос Назаров.
– Когда Машка переехала, она сразу начала ту квартиру переделывать, перестраивать. Женька ей помогал. И однажды под мухой признался мне, что соорудил Машке тайник под кондиционером. Простой совсем: сделал дырку в стене, вмонтировал туда небольшой сейф, а сверху башку от кондиционера. Только он нерабочий был. А хрен догадаешься. И вот я тут про этот тайник возьми и вспомни. И Вовке рассказала. Он сразу загорелся. Начал наблюдать за Степановой. Дня три наблюдал. Говорит: живет одна, возвращается всегда поздно. На площадке с ней старик древний живет и больше никого. Замки на двери плевые, вскрыть легко, так что можем смело сейф проверить. Только человек один нужен. Профессионал. Сказано – сделано. Нашли Симу, обсудили с ним, что и как. Понимали, что втемную играем: сейф мог оказаться пустым.
– Но там что-то было?
– Было. – Митрофанова печально улыбнулась, вытерла мокрые от слез щеки и прямо в подол грязной футболки высморкалась. – На нашу голову, было.
– И что же?
– Деньги! Доллары! Много! – отрывисто как пролаяла Митрофанова.
– Сколько? – Голос у Назарова сел.
– Двести тысяч долларов, – с непонятным вздохом ответила Анна.
Он не понимал, откуда у одинокой молодой женщины могла быть такая сумма в сейфе. И не понимал, почему она не заявила о пропаже. Что здесь не так? Где подвох?
– И вы все вынесли? – уточнил он.
– Все. До последней бумажки. – Ее грудь высоко поднялась от очередного тяжелого вздоха, а дальше Анна резко выдохнула со словами: – На свою голову! Кто же знал-то?
– О чем знал? Что произошло во время ограбления?
– Ой, да там все нормально прошло. Без сучка, как говорится, без задоринки. Тихо вошли, тихо вышли. Ни следа не оставили. Больше ничего, кроме баксов, брать не стали. Вовка сказал, что нечего размениваться. За цацки могут привлечь, а такое бабло наверняка левое. Его существование еще доказать надо. Там все тихо вышло. Все потом уже, у меня дома началось.
– В каком составе были на квартире у Степановой?
– Вовка в машине сидел, взял у кого-то.
Анна резко увела взгляд в сторону, что могло означать только одно: машину Проскурин взял без спроса. Попросту угнал.
– Я первой пошла, для порядка в квартиру несколько раз позвонила. Потом Сима с замком поколдовал, пока я деду дверной глазок закрывала. Мы вошли в квартиру. С сейфом он тоже недолго возился. Охнул, что там так густо. Все бабки в сумку сгреб, и мы свалили. Ваще без проблем, товарищ капитан.
– Что же началось потом, Анна? Почему Проскурин ударил ножом Сидорова? Добычу не поделили?
– Если бы, – фыркнула Митрофанова. – Мы сразу договорились, что все фифти-фифти, а Вован уже со своей доли со мной расплатится. Тут тоже никаких проблем.
– Тогда в чем дело?
– А в том, что когда доллары разложили по кучкам, то…
Ее лицо сморщилось, как от боли, и она снова запросила воды. Долго с наслаждением пила. Вытерла рот грязной ладонью. Глянула на Назарова с непонятным укором.
– Симка вдруг баксы в руки взял, пачку распотрошил и принялся ее мять, жать, растягивать. А потом как заорет, что доллары фальшивые. Что мы его подставили и все такое. Я-то в них ничего не понимаю, а Вовка мой не дурак. Он тоже начал смотреть и на свет, и как-то еще, даже слюнявил. Врешь, говорит, все в норме. Тот орать. И понеслось-поехало. Симка Вовке в глаз заехал, а тот за нож и пырнул его. Симка упал на пол. Кровищи с него и натекло, вот… Вовка метался-метался и решил, пока Симка еще дышит, в парк его оттащить. Пока он его выволакивал, я прибрала, но в кровище вся испачкалась. Тут звонок в дверь: полиция. Еле отбилась.
– Проскурин к тому времени уже вернулся?
– Да.
– Что было потом? На другой день вы из дома выходили, значит, доллары обменяли, так?
– Ясное дело. Немного, на пробу. Ничего, приняли в обменнике без проблем.
– Значит, Серафим Сидоров ошибся насчет фальшивок?
– Не ошибся, – вдруг почему-то шепотом произнесла Митрофанова и опасливо покосилась на Мишу Борцова. – В двух обменниках приняли без проблем. А из третьего он еле ноги унес. Охрану вызвали, потому как доллары фальшивые были в самом деле. Это Вовка уже потом от людей узнал. Только очень высокого качества фальшивка, не каждая аппаратура распознает. В двух приемных пунктах аппараты послабее, они и не распознали. А в третьем… Вовка потом с баблом с этим к нужным людям подался. И сдал все один к десяти.
– И что, приняли у него?
– А то! Даже велели еще приносить. Говорят, выгоднее обменяют. Только у нас больше не было.
– А у Степановой?
– А вот вы у нее и спросите, у тихони, – с ненавистью закончила Митрофанова. И тут же заныла: – А что мне теперь будет, товарищ капитан? Меня посадят?
Назаров неопределенно пожал плечами.
Что он мог ей предъявить? Соучастие в нападении на Сидорова? Так тот отказался писать заявление. И помер, наверняка завещав своим дружкам отомстить обидчику. Те добросовестно все выполнили: Проскурин мертв.
Махинации с фальшивыми деньгами? Так нет теперь денег тех. Кроме показаний Митрофановой, у них вообще ничего нет. Степанова, если она имела отношение к фальшивомонетчикам, себе во вред давать показания не станет.
Оставалась надежда, что эта троица была как-то связана с убийством Насти Глебовой. Но как доказать? Ее, оказывается, больше события трехлетней давности интересовали и все та же Мария Степанова, а никак не жалкая вдова байкера Митрофанова с ее подельниками.
– Что мне теперь будет, товарищ капитан? Меня посадят? – Анна принялась размазывать по лицу слезы. – Я же вообще ни в чем не виновата!
– Соучастие – это, Анна, преступление.
– Я понимаю, но… Машка-то вряд ли заяву вам принесла, что у нее из сейфа двести тысяч баксов пропало. Фальшивых! – добавила она с нажимом. – За что меня, а? И я вот чего думаю, товарищ капитан… Эта пигалица, может, из-за денег кругами ходила вокруг Машки?
– Какая пигалица? – Он сделал вид, что не понял.
– Да журналистка эта! Она же просто как ворона кружила то возле моего дома, то возле Машкиного.
– А вы ее там видели? – просто так спросил, не сильно надеясь на удачу.
А Митрофанова возьми и ответь:
– Ясно, видела. В тот вечер, когда мы с баблом из Машкиной квартиры спускались, журналистка эта нам на лестнице попалась. Симка еще нагнулся, будто шнурок завязать. Морду прятал. А я не успела. И девка эта, Настя, меня узнала. О, говорит, а вы здесь зачем?
– А вы что? – прищурился Назаров.
Сердце тяжело заворочалось в груди. Вот оно! Он как чуял, что все между собой связано. Даже Мишаня побледнел от волнения.
– Говорю: к Машке приходила доложить, что ты о ней расспрашиваешь. Как нашлась, сама не пойму! – и она, запоздало восхитившись своей находчивости, прыснула в ладошку. – Журналистка смутилась и спросила, а чего, мол, Маша? Как отреагировала? А я говорю: нет ее дома, можешь не ходить.
– А она?
– Все равно вверх по лестнице пошла, дура. Я потом уже на выходе, когда Симка ушел, чуть притормозила и послушала. Она с кем-то наверху разговаривала.
– С кем?
– Не слышала второго. Лопотала что-то, даже, кажется, посмеивалась…
Они с Мишкой стремительно переглянулись и одновременно отрицательно качнули головами.
Митрофанова дурой была, конечно. Или пропила мозги напрочь. Привязать ее с подельниками к убийству Глебовой ничего не стоило. Настя могла застать их на месте преступления, когда они квартиру грабили? Запросто. Мог уголовник со стажем пустить в ход оружие ради неслабой добычи? А почему нет-то?
Но именно потому, что все это они могли сделать, Назаров верил, что они этого не делали. Иначе Митрофанова словом бы не обмолвилась о Насте.
– Теперь вот чую, что пора навестить Степанову, – подвел он черту, отпустив Митрофанову под подписку о невыезде. – Теперь мне есть о чем ее спросить. Это тебе, друг Миха, не просто понаблюдать, как она отнесется к известию о смерти журналистки…
