Глава первая
#1
В пятницу 18 августа 2006 года, около одиннадцати вечера, тридцатидвухлетний Кристоф Гонне валялся в толстовке и трусах на разложенной диван-кровати с ноутбуком, лежавшим на подушке, в свою очередь покоившейся у него на ляжках. Несмотря на прослойку стопроцентного гусиного пера, он чувствовал тепло машины, чей встроенный вентилятор тщетно тужился охладить систему. Приятное ощущение этим летом, таким уж особенно парижским. Дождливым, тоскливым и холодным.
Сними Кристоф подушку, он бы окончательно сварил себе яйца ноутом. В последнее время он жестко мандражировал на предмет возможных последствий соседства своих репродуктивных органов и подключенного к wi-fi компа. Но на прошлой неделе жизнь решила раз и навсегда унять его страхи относительно живучести его сперматозоидов: Клер ткнула ему в нос положительный тест на беременность. Наглядное доказательство, даже чересчур. Кристоф переводил взгляд с пластиковой полоски на бесстрастное лицо подруги, подыскивая адекватную реакцию. В итоге выдал робкое: “Ок… И что делать будем?” Клер пожала плечами, потом надула щеки и несколько раз озадаченно пфукнула. Он не стал спрашивать, каким, блин, образом она умудрилась залететь, предчувствуя, что тут откроются необозримые просторы для перепалки.
Он подобрал шнур зарядки: индикатор батареи мигал. Хватит уже обсасывать уравнение “второй ребенок = финансовая яма”. Взглянул на роутер, стоявший на полу, в изножье дивана. Если Клер решит сохранить ребенка, им придется отказаться от вайфая, и Кристоф снова достанет старые желтые 40-сантиметровые кабели Ethernet: надо будет переставлять всю мебель в гостиной из-за коробочки в двадцать сантиметров. В прошлом году он даже написал открытое письмо с жалобой на это неудобство, в тайной надежде, что владелец компании Free ему ответит. Спрашивал, неужто лишних сантиметров тридцать кабеля требуют таких непомерных затрат, что его распрекрасная фирма вылетит в трубу. Ксавье Ньель письмо проигнорировал.
Кристоф повернул голову и поглядел на комочек в пижаме, лежавший рядом, несмотря на инструкции Клер: “незачем ему с тобой спать, пока меня не будет, у него есть своя комната”. Люк уткнулся лицом в матрас. Кристоф не понимал, каким чудом тот еще дышит. Не удержавшись от искушения, он положил руку сыну на бок – просто так, для проверки. Все хорошо. Как Люк отнесется к появлению еще одного малыша? Ему всего полтора года, он еще не готов допустить, что мир не вертится вокруг него. Кристоф завидовал его уверенности в том, что он – светило и центр Вселенной. Лучше бы дать ему еще отсрочку. Он вздохнул, взял пульт от телевизора и прибавил звук.
Двое полуголых мужчин разговаривали на пляже под названием Эсмеральда; Виктор Гюго оценил бы этих почитателей по достоинству.
ГАРРИ: Я выдержал искушение. Сломался на четвертый день. То есть, если подумать, я вообще-то чувак неверный, но кайф какой словил! Просто кайф! Зато Эмелине точно не в кайф будет. Знаю я ее. Поглядеть на нее да послушать, точно уйдет. Истеричка, что с нее возьмешь, истеричка конченая.
ЭРИК: Ну ты лох, сказать телке “вернемся вместе”…
ГАРРИ: Видела бы она, что я сделал, лопнула бы, что твой попкорн.
ЭРИК: У меня все хуже, я сам лоханулся.
ГАРРИ: Ну я-то крут, чо!
ЭРИК: А мне она сказала, что я фуфло. Вообще пипец.
ГАРРИ: В Париже все будет иначе. С Эмелиной, думаю, сегодня покончено. Печаль, конечно, привык уже к ней, она мне белье стирает, посуду моет, ковер пылесосит…
ЭРИК: А я свой выбор сделал, теперь в поиске. Раз уж все так, чтобы мне ни о чем не думать.
Кристоф написал: “Драма на Острове Искушений: Симона де Бовуар и Гревисс совершили самосожжение”. Нажал на Enter, и через пару секунд пост появился на главной странице его сайта Vox, “Все лучшее в новостях, сети и поп-культуре” – чумовой слоган, точно отражающий проводимую Кристофом редакционную политику: пиши, что хочешь. Он отхлебнул пива. С начала лета он каждую неделю постил лучшие реплики и комментировал ударные моменты из передач канала TF1. А поскольку эти вершины систематически совпадали с провалами в синтаксисе, кандидаты этого года с их уровнем были настоящей золотой жилой. Сейчас, в августе 2006-го, французский интернет вдруг воспылал страстью к кандидату по имени Гарри. Кристофу, томящемуся в Париже, ничто не мешало стричь купоны с этой страсти, и Vox бил все рекорды посещаемости. Тем более что большинство фрилансеров, пахавших вместе с ним, разъехались по отпускам. Свалил даже Луи, его напарник. Он был одинокий капитан, ведущий свой корабль по веб-океану.
На пляже Диамант какая-то женщина изливалась на камеру:
МЕЛАНИ: Мне было так хорошо с Раймоном, это что-то особенное. Этот опыт, который был в моей жизни, если бы его не было, я бы поселилась с Венсаном. Теперь сэкономлю на переезде.
Интересно, грамматисты обращали внимание на то, как размножились в устной речи относительные придаточные? – подумал он. Внезапно по кровати прошла вибрация. Стараясь не разбудить Люка, он стал нашаривать телефон и обнаружил его в складках простыни, среди крошек от печенья.
– Алло, дорогая, у тебя все хорошо?
– Да, все в порядке. А у вас? Что сегодня делали?
– Были в бассейне, Люк отрывался, потом в сквере, пятьдесят раз с горки съехали.
– Погода все такая же промозглая?
Он машинально поглядел в окно, но увидел только свет в доме напротив.
– Ага.
– Люк спит?
– Нет, он на кухне, делает нам мохито.
– Балда… Он у себя в кровати спит, а?
– Ну конечно. Все как ты велела.
– Круто. Смотришь “Остров Искушений”?
– Эта передача – моя пятничная вечерняя месса. А ты? Ты как себя чувствуешь?
– Ничего. Ходили на пляж и обжирались как свиньи.
– Ты все равно устаешь?
– Если честно, да. Притом что сплю по двенадцать часов. Но все равно хорошо проветриться и побыть на солнышке. Только я соскучилась.
– Мы тоже по тебе соскучились… И кстати, у тебя было время подумать, что мы все-таки будем делать?
– Ох. Утром встаю и кажется, что завести второго ребенка – это классно. А вечером ложусь спать и думаю, что это предел идиотизма. А ты?
– Аналогично. Пока даже не знаю, что и думать.
– Вообще-то надо что-нибудь решать…
– Угу. Подождем до той недели, ты вернешься, тогда и решим. Не бери в голову и ложись спать.
– Спокойной ночи, до завтра.
– Спокойной ночи, дорогая.
Кристоф знал, что Клер утомляется из-за беременности, но все равно беспокоился. Она была пресс-секретарем-фрилансером и набирала все больше клиентов, чтобы обеспечить семейные нужды. Тем не менее в конце месяца каждый раз рисовалась куча задолженностей и звонков из банка.
ФРАНСУА: Искусительница, с которой у меня больше всего симпатий, это Аннабель. С ней у меня больше всего общих симпатий.
Понятие, с которым у меня меньше всего симпатий, это деньги. С ним у меня меньше всего общих симпатий, подумал Кристоф. Деньги были главной и почти единственной проблемой его жизни. Проклятое понятие; а больше всего бесит, что деньги в конечном счете – всего лишь клочки бумаги и кусочки металла, которым назначается более или менее произвольная стоимость. Какая все-таки фигня: все так цепляются за штуку, из-за которой люди так несчастны. Если бы отменили деньги, Кристоф был бы счастлив иметь второго ребенка, они бы больше времени проводили все вместе, да и квартира была бы побольше сорока квадратных метров. Они бы даже съездили вместе в отпуск. Но законы экономики не позволяли Кристофу оплатить несколько дней семейного отдыха.
Подружки Клер, видя ее переутомление, позвали ее съездить на недельку на юг, женской компанией, без детей и мужиков. Кристоф уговорил ее воспользоваться приглашением, он вполне способен управиться с Люком в одиночку. Ничего особенного, весь год примерно так и было. Поскольку он работал дома (под словом “дом” на самом деле имелась в виду двушка, спальня для сына и гостиная для них двоих) и у них не было ни места в яслях, ни денег на полноценную няню, Кристоф сидел с Люком четыре дня в неделю. Поначалу было легко. Он укладывал его в шезлонг, немного качал и работал. Но в свои полтора года Люк требовал все больше внимания и не вполне понимал, почему он должен делить отца с компьютером.
Если теперь Кристофу придется сидеть с двумя младенцами сразу…
Он так и чувствовал, что решение Клер будет принимать коллегиально, с подругами. Он прекрасно сознавал, что это выглядит странно: девочки едут держать совет, стоит ли заводить второго ребенка, а он остается в стороне. Но, начав встречаться с Клер, он сразу понял, что придется принять и ее подруг. Они входили в стоимость билета. В этом, конечно, были свои неприятные стороны – он, например, был уверен, что они обсуждают его поведение в постели, хотя Клер это энергично отрицала: “Я никогда так с тобой не поступлю!” – но в данном случае он воспринял консилиум с облегчением. Потому что, если честно, не знал, как относиться к этой беременности. Зато знал, что его нерешительность раздражает Клер. Он был уверен, что она ждет от него однозначной реакции, только не мог догадаться, какой именно. То ли она надеется, что он выскажется в реалистическом духе: “Дорогая, не думаю, что сейчас подходящий момент, мы на мели. Годика через два все будет проще, Люк пойдет в детский сад”, – то ли ждет от него восторга, перед которым материальные трудности поблекнут: “Да, мы в жопе, ну и пофиг, я так счастлив, что в нашей семье прибавление, давай оставим ребенка, выкрутиться всегда можно, не беспокойся и занимайся собой”.
Обычно Кристоф был страстным поборником компромиссов. Но ребенок или аборт – дилемма, не знающая полумер. Пока еще, к несчастью, не придумали способа, позволяющего сказать: “Послушайте, мы страшно рады этой беременности, но предпочли бы немножко подождать, нельзя ли заморозить зародыш, а в нужный момент оживить снова?” А главное, Кристоф считал себя решительно не вправе диктовать Клер, что ей делать со своим телом. Если бы он сам забеременел, было бы проще. Он бы решал за себя. Но ей он не желал навязывать ни аборта, ни беременности. Он не понимал, как это может быть по-настоящему общим решением семейной пары, если последствия касаются тела только одного человека. Какая-то здесь несуразица, но он не знал, кого винить – то ли природа дала промашку, то ли семейное равенство штука нереальная.
МЕЛАНИ: Ладно, я начну. Я вся обревелась, когда увидела тебя у лагерного костра. Двух дней не прошло, а ты уже был в постели под ручку с Шанис.
ВЕНСАН: Ты хочешь знать, имел ли я плотские утехи? Ты настолько порочна? Допрос с пристрастием мне устраиваешь? За барана меня держишь?
Он заглянул в свой гугл-календарь. В ближайший четверг – встреча с Жан-Марком Де Лассалем, газетным магнатом, которого, похоже, весьма интересует Vox. Кристоф должен убедить его вложить в сайт пару крошек от его состояния. Сколько можно держаться на гнилых соплях. Ему надо достойно платить людям, начиная с себя самого – хоть Клер и уверяла его, что ей ничего не стоит платить за жилье и большую часть покупок, потому что “однажды ты добьешься успеха, заработаешь кучу бабла, и я стану женой-содержанкой”. А пока он сидел с Люком, ходил в прачечную, развешивал белье, закупал продукты и пытался покорить интернет. Вернее, ждал, пока весь прочий мир поймет, что интернет существует, и даст ему денег. В прошлом году Луи, его компаньон, сумел найти инвестора, который вложил 40 % уставного капитала – остальное поделили между собой Луи (35 %) и Кристоф (25 %), который слегка разозлился, но помалкивал, потому что своих денег внести не мог, – но этого было мало. Им нужно больше рекламы, больше наличности, чтобы нанимать людей и чтобы зарплата Кристофа перевалила наконец за жалких восемьсот евро в месяц.
Со времен факультета журналистики у него сохранились кое-какие связи, дававшие подработку. Каждую неделю Кристоф писал в “Экраны”, приложение о компьютерах, запущенное “Либерасьон”. Это позволяло хоть немного сводить концы с концами. Но в долгосрочной перспективе все это не годилось. Ему тридцать два года, он отец семейства, а живет как нищий студент. Раньше он годами мог плевать на бабки, потому что был свободен. Рождение Люка изменило все, деньги превратились в насущную проблему. Он не мог все свалить на Клер, позволить ей нести финансовое бремя семьи практически в одиночку. Не такую жизнь ему хотелось ей обеспечить.
Из чистого любопытства он заглянул на сайт “Либерасьон”. Вот почему они платят внештатникам за статьи в бумажном приложении о компьютерах, но не выкладывают тексты на сайт? Все-таки люди, интересующиеся новостями интернета, в интернете и сидят. Ладно. Все равно его никто никогда не слушает.
Весь июль – про окончание войны в Ливане.
Предотвращенные теракты в Великобритании и Германии.
Квартиру Руаяль и Олланда ограбили, пока те были на отдыхе.
Вышли “Полиция Майами” и “Наука сна”.
Говенная статья про “Сеть, последнее место, где молодежь может поговорить. Запуск французского сегмента My Space, гиганта социальных сетей, проливает свет на динамичный сектор, разжигающий аппетиты СМИ”.
Ну так отсыпьте уже нам денег. Впрочем, покуда они будут считать, что сеть – место для одних подростков… Медиа, стыдливо именующиеся “традиционными”, web игнорировали. Поминали его только как живописную диковину прыщавых малолеток. Когда Кристоф пытался объяснить, что в один прекрасный и весьма недалекий день даже дедушки с бабушками подключатся к сети, что интернет повлечет за собой глубочайшую перестройку социальных отношений, отношения к труду, к политике, к медицине, к пространству и времени, его слова встречали хохотом.
В означенной статье некий профессор-психолог так объяснял притягательную силу сети:
Перемены в семье (матери после школы редко бывают дома) и в общественной атмосфере приводят к тому, что найти место для встреч становится все сложнее, а порой и опаснее. My Space создает идеальную среду для подростков, где они могут наслаждаться общением, которого им не хватает в семье.
Интернет пользуется успехом, потому что женщины работают… OMG… А он, Кристоф, еще удивляется, что не может найти инвестора…
НИКОЛЯ: Мои личные страдания я хочу перестрадать с тобой.
В конечном счете претенденты с Острова Искушений не большие придурки, чем инвесторы, с которыми он встречался. Точнее, не встречался.
Он закинул руки за голову. На улице визжали какие-то девицы. Вечер пятницы, вечер подпития. Сосед напротив выключил свет. Стена за телевизором, мягко говоря, “поблекла”. Кристоф все собирался покрасить ее заново, но теперь ждал, хотел понять, будут ли они переезжать. Он вдруг понял, что первый раз в жизни беспокоится о будущем – верный признак старения.
Боковым зрением он уловил какое-то движение на экране компьютера. Мейл от Луи. Его напарник, может, и в отпуске, но явно целыми днями шарит по интернету в поисках намечающихся тенденций, которыми надо сию же минуту поделиться с Кристофом. Луи Домейл был полной противоположностью Кристофа и, наверно, именно поэтому приводил его в восхищение. Не успев окончить коммерческое училище, он создал фирму по модерации комментариев. С появлением интерактивных сетей число сообщений, оставленных пользователями на сайтах, стало зашкаливать. Вдруг оказалось, что кто угодно имеет право высказать свое мнение о чем угодно. Наконец-то можно заявить, что ты не согласен, что все дерьмо, что журналисты прикормлены властью, что опрос страшно понравился, что лично ты знаешь кого-то, у кого та же проблема, что ты безработный и что-то не видишь экономического роста, что это все подстава и что прочие комментаторы – мудаки. Это была лавина запретных прежде слов, пышная оргия мнений, раздражений, зависти, удивления, поздравлений и оскорблений.
Проблема состояла в том, что по закону сайты несли ответственность за “внешний контент”, но не могли тратить время на мысли “гордогопатриота92” о прочитанной статье и на его вопросы относительно иудейских корней ее автора (“не удивлюсь, если ваш журналюга – очередной грязный жид”). То есть Луи предлагал взять субподряд на модерацию этих комментариев – страшно неблагодарную работу, на которую он подряжал люмпен-пролетариат из числа студентов, ищущих подработку, которой можно заниматься из дому и в любое время. Поскольку сайты готовы были платить за то, чтобы сбросить с себя бремя комментов, идея позволила Луи сколотить небольшое состояние, которое он вложил в Vox. Для веб-журналистики Луи стал тем же, чем “Капитан Игло” – для рыбной промышленности.
Но Кристоф нуждался в его финансовых познаниях, хоть и считал, что их влияние на содержание сайта могло быть поменьше. Они здорово поцапались, когда Кристоф стал писать на политические темы, которые, по словам Луи, “всем по барабану”, потому что “пользователь хочет расслабухи” и не надо “грузить его никому не понятной депрессивной хренью”. Но Кристоф не сдался. Он поднял Vox ровно затем, чтобы никто не смел лезть в его редакторскую политику. Он считал, что на так называемые серьезные темы вроде политики можно писать под разными углами зрения. Луи несколько дней бесился ввиду этого намерения стряхнуть пыль с журналистики, но в конце концов уступил – с условием, что на первом плане по-прежнему будет более легкая тематика. Луи относился к своей новой роли генерального директора сайта со звериной серьезностью; его энтузиазм сквозил в каждом мейле.
Привет, тебе непременно надо это посмотреть. Американский сайт, запустился две недели назад. Надо про него написать, это будет материал года.
Кристоф кликнул на ссылку и оказался на странице под названием Youporn.com. Там было выложено с десяток видео с недвусмысленными названиями: Two Asian Couples Having Sex at a park, Ultra real female orgasm, Big natural boobs, Paris Hilton (sex video 2004). Он подскочил и взглянул на Люка. Вряд ли Франсуаза Дольто – или закон – одобрили бы просмотр порносайта, когда сын лежит под боком. Он встал, обошел диван-кровать, взял Люка на руки и перенес в его комнату. Вернувшись в гостиную, он стал смотреть внимательнее. В интернете, на семьдесят процентов посвященном сексу, новый порносайт вдохновлял не больше новой марки стирального порошка. Ролик Пэрис Хилтон болтался в сети уже два года. Индустрия Х первой массово вложилась в сеть, развивая новые, более легкие для скачивания форматы видео. Но, присмотревшись к Youporn, он понял, почему так возбудился Луи. Ролики были непрофессиональные. Любительские видео скверного качества, записанные на компьютерную веб-камеру и выложенные в сеть анонимно. Это было… ага, на самом деле что-то вроде YouTube для секса. Внимание Кристофа сразу обострилось.
Не надо ждать целый час, чтобы скачать порноролик. Кликаешь на Play – и хоп, смотришь, как незнакомка делает фелляцию незнакомцу. А главное, девушки не похожи на актрис, более или менее удачно симулирующих экстаз в ожидании, когда кончится рабочий день. Перед его глазами были самые заурядные люди, снимавшие себя во время занятий любовью.
Он повалился на кровать. Это точно самая доходная идея, какая попадалась ему в сети с начала года. YouTube существует всего полтора года и уже превратился в эталон. Кристоф еще что-то помнил со времен факультета журналистики и задумался о правах на изображение. Если пара развлечения ради снимала себя в разгар своих забав, то один из партнеров мог выложить видео, не предупредив другого. Кто все эти девушки? Среди десятка видео на сайте одно называлось French Hot babe, длительность 4 минуты 12 секунд, 91 просмотр. Он кликнул. Пара снимала себя сбоку, в позе по-собачьи. Лица были размыты, но ему предстало зрелище очень красивого прогиба спины у девушки. У нее была татушка прямо над правой ягодицей, но какая именно – не видно. Он запустил руку в штаны. Неделю не трахался, с тех пор как Клер объявила, что беременна. А за дни, проведенные с Люком, слишком выматывался, чтобы дрочить, даже мысли не возникало. Ролик продолжался. Теперь пара развернулась лицом к камере, по-прежнему в собачьей позе. Лицо парня не влезало в кадр, а девушка опустила голову. Ее груди колыхались в такт ударам члена. Потом она подняла голову. Кристоф поначалу даже растерялся: она смотрела прямо на него. Бледная, кареглазая, белокурая. Потом она закрыла глаза, и на ее лице появилась особая гримаса удовольствия, почти неотличимого от боли. Кристоф считал, что женское удовольствие – штука странная, слишком сложная, на грани извращения. Он немного прибавил звук на компьютере и так и подпрыгнул, услышав стоны незнакомки. Кончил он почти неожиданно, не справившись с возбуждением.
Вымыв руки, он послал мейл Луи.
На сайте есть французское видео.
Луи ответил в ту же минуту, и Кристоф подумал, что тот небось тоже натирает болт перед монитором.
Угу, видел. Ты обязательно должен выяснить, кто такая. Взять у нее интервью. В курсе ли она, что ролик висит на сайте, когда он был снят, с кем и тэдэ. Твой черед пахать, месье журналист.
Проснувшись субботним утром, Марианна несколько секунд пыталась оценить ситуацию. Судя по всему, она надралась и теперь валяется голая в постели какого-то мужика; как его зовут, она, кажется, так и не спросила, – впрочем, это несущественная подробность, поскольку она, по методу Марго, именовала такого рода встречи “Боб”. Означенный Боб стоял рядом и ставил телефон на зарядку. Увидев, что она открыла глаза, улыбнулся: “Прости, не хотел тебя будить”.
Она села; вертикальное положение имело следствием осознание острой необходимости проблеваться. Зажав рот обеими руками, она жалобно пробормотала “тошнит”. Он махнул рукой в конец коридора, добавил “ты и сама помнишь, надеюсь”, – и подмигнул.
Она подхватила шмотки, сваленные в изножье кровати, метнулась туда и распростерлась перед унитазом. Ее вырвало. Почему он подмигнул? И что за ужасы разыгрывались в ночном сортире? Черт его знает; ее куда больше волновал другой вопрос: кому это сейчас придет в голову подмигивать? По ее представлениям, это было запрещено еще в те времена, когда Мишелю Лебу запретили передразнивать африканцев.
Она услышала телефонный звонок, потом голос Боба: “А, мам, привет. Нет, совершенно. Как раз собирался. Да, отчет о практике сдавать в понедельник, но сейчас ведь только утро субботы. Хочешь ошибки исправить?” Какой мрак… Беседует с матерью, пока незнакомая проспиртованная шлюха разукрашивает его туалет. Да кто ж он такой, этот ушлепок? Судя по всему, ей снится кошмарный сон. Надо домой, причем срочно. Она натянула джинсы и футболку. Трусы и лифчик, наверно, где-то в комнате Боба, но у нее не было сил возвращаться туда и разыгрывать сцену “в общем, пока, до скорого или нескорого, так, давай я запишу твой телефон, и так, скажи, как тебя зовут, потому что, стыдно сказать, твое имя я забыл”. Она высунула голову из приоткрытой двери ванной. Боб сидел на стуле, спиной к ней, все еще на телефоне: “…им скорее понравилось, как я работал”.
Она поползла к входной двери, но на ее крестном пути по коридору открылась еще одна дверь, и, как она поняла, сосед Боба (еще один мужик в трусах – утро – та же квартира), то есть Боб-2, воззрился на нее странно. Она нахмурилась, дернула головой и продолжала путешествие. Выбравшись наконец на площадку, она хотела было сбежать по лестнице, но тут оказалось, что лестница винтовая. Бесконечная спираль перил, вращавшаяся перед глазами, пока она спускалась, весьма неудачно дополняла тошноту.
Как же ей плохо… Все, больше она ни капли в рот не возьмет. И никаких тусовок. И трахаться не будет. Вообще больше не вылезет из пижамы и своего компьютера.
Небо на улице было таким ослепительно-белым, что у нее разболелась голова. Пришлось прислониться к стене и приставить руку козырьком к глазам, чтобы сориентироваться. Она осоловело озиралась. Париж, это точно. Судя по табличке на доме, XV округ. То есть на самом деле не то чтобы совсем Париж. Она пойдет вон туда, к проспекту, там наверняка где-то есть метро. Ей хотелось, чтобы кто-нибудь о ней позаботился, прямо сейчас. Взял на ручки и отвез домой.
Но она вспомнила, что звонить ей некому.
Вспомнила, что они разошлись. И что вряд ли Готье помчится подбирать ее, в дупель пьяную, у чужого подъезда.
Ценой огромных усилий, которые иначе как сверхчеловеческие не назовешь, ей удалось попасть в метро; поезд – милосердное географическое чудо – шел почти до дому. Она изо всех сил старалась сидеть с открытыми глазами. Пока перед ними проходила череда станций, она читала себе нотацию. Хватит уже страдать фигней. Пора кончать период постразрыва отношений. Конечно, ее вышвырнули, как тухлую какашку, но пора завязывать, скоро начало учебного года. Меньше двух недель – и она опять станет воспиталкой в лицее. Вот крайний срок, и тогда понятие фигни отсохнет само собой.
Через полчаса она вошла в пятнадцатиметровую комнату, служившую ей домом, и смогла наконец рухнуть на лежащий на полу матрас, служивший кроватью. Засыпая, она увидела у подушки полное собрание сочинений Ги Дебора, глядевшего на нее с обидой. “Да ладно, Ги, – подумала она, – а то ты сам не нажирался”. Он ответил: “Конечно, но я между попойками придумывал новые отношения с Миром”. Она возразила, что непременно допишет диплом – “Понятия зрелища и симулякра в эпоху интернета” – в следующем семестре, в будущем году или в другой жизни, и отвернулась, чтобы не видеть черно-белый портрет, украшающий обложку.
Проснулась она через три часа, в половине первого. Поглядела на потолок. Комнату заливал серый, преддождевой свет. Чувствовала она себя получше, значит, не так уж плохо переносит алкоголь. К тому же половина первого для студентки в середине августа – вполне приемлемое время вставать; она решила, что день начинается не так уж плохо.
Она протянула руку к ноутбуку, лежавшему рядом с матрасом, но он весил две тонны. Помогая другой рукой, подтащила зверюгу к себе. Удобно откинувшись на десяток разноцветных подушечек, которые, как она решила на субботней распродаже в
Pier Import, вполне способны превратить ее кровать в арт-объект, просмотрела уведомления. Сообщение от Марго, та спрашивала, как/где/с кем она провела остаток вечера. Они вместе пришли в один из редких парижских клубов, что еще открыты в августе, но потеряли друг друга после энного похода Марианны в бар. Еще она получила комментарии для публикации к последнему посту в своем блоге о сексе, который вела под псевдонимом, – “Господа, сегодня мы с вами откроем для себя клитор”. И мейл от
[email protected].
Добрый вечер,
Мы с тобой не знакомы. Я главный редактор Vox, сайта о поп-культуре и сетевых новостях в необычном ракурсе. О нас немного говорили в этом году, когда мы выступили против закона об авторском праве и смежных правах в информационном обществе.
Пишу тебе, потому что, кажется, узнал тебя на одном видео. Я время от времени почитываю твой блог, и твое фото профиля очень похоже на девушку из ролика. В общем… Должен предупредить, что видео довольно специфическое; поэтому, впрочем, я и позволил себе к тебе обратиться. Вот ссылка.
У Марианны возникло предчувствие неминуемой катастрофы. Она ненавидела всякую шумиху вокруг своей персоны; такая чрезмерная стыдливость на первый взгляд противоречила тому факту, что она блогер. Тем более когда человек вроде нее ведет несколько блогов. У нее был основной блог, нечто вроде “университета по приколу”, где она выстраивала параллели между классикой и поп-культурой. Его она предъявляла с гордостью, вешала в соцсетях. Значит, через него Кристоф Гонне ее и узнал. Второй блог был посвящен сексуальности и приносил ей немного денег. Но там ее личные данные, естественно, нигде не фигурировали. Это стало почти интернет-традицией – никогда не называть ни фамилии, ни имени; разве что ты журналист, как Кристоф Гонне. Сеть была пространством, максимально отрезанным от офлайна. Даже шутка такая ходила: “В интернете никто не узнает, что вы – собака”. Можно вести двойную жизнь под ником “Звезда пустыни” и забывать, что на самом деле тебя зовут Робер и ты счетовод в департаменте Луар и Шер. В этом-то вся прелесть и заключалась.
Из-за этой двойной жизни возникали и ситуации, подобные нынешней: Кристоф Гонне не знал, что несколько месяцев тому назад уже связывался с Марианной через ее блог о сексе, просил разрешения перепечатать один из ее текстов. Он даже предлагал ей писать для своего сайта, но тогда ей было некогда, слишком много дел: сначала она изменяла своему парню, а потом разруливала ситуацию. Ну и доразруливалась – умереть не встать: в итоге он в конце июня просто взял и вышвырнул ее за дверь.
Она взглянула на ссылку в мейле и сразу заметила слово porn.
Как в порно.
Как в “увидишь этот ролик – жить не захочешь”.
Она решила кликнуть, но закрыла глаза. Спустя несколько секунд приоткрыла один глаз, и зрелище собственной задницы в свободном сетевом доступе заставило ее снова зажмуриться.
Нет.
Пожалуйста.
Только не это.
Даром что она в двенадцать лет от роду выбрала для себя атеизм, теперь она молилась так, что перед ее исступлением скрючилась бы от зависти святая Тереза из Лизье. Умоляла Бога, чтобы, когда она откроет глаза, все, что ей привиделось, исчезло.
Она открыла глаза, и Бог ответил: “Пошла в жопу”.
Перед ней, нос к носу, была она сама, стонущая от удовольствия.
Она с сухим щелчком захлопнула крышку лэптопа. Ей не нужно было смотреть видео, она и так его знала. Даже копию сохранила у себя на жестком диске. Они с Готье записали его три года назад, в те благословенные времена, когда все выходные напролет занимались любовью, безудержно познавая тело друг друга. Они тогда пребывали на хорошо известной стадии начала совместной жизни, стадии под названием “мы лучшая пара на свете, вы раздавлены нашим совершенством, преклоняйтесь перед нами, к тому же мы так прекрасны, что надо непременно сохранить частичку чуда на память”; теперь, значит, эта частичка приняла форму порноролика.
Вопрос в том, каким образом эта мерзкая скотина Кристоф Гонне – при мысли о том, что он все видел, ее передернуло, – в общем, как оно у него оказалось. Что это за сайт и как туда попала ее жопа.
Логичные практические вопросы, позволяющие не сразу осознать ту абсолютную катастрофу, какой был этот ролик в открытом доступе.
Она снова открыла комп и написала Кристофу ответ; спросила, могут ли они поговорить в каком-нибудь приватном чате. У нее не было ни малейшего желания с ним объясняться в чате Gmail. Google она считала всеведущим магом, шпионившим за каждым ее сообщением. Несколько движений – и они соорудили себе место для беседы.
*Кристоф подключился к каналу #miseaupoint
< Кристоф > Работает?
< Марианна > Да
< Кристоф > Ок…
< Марианна > Может, объяснишь, что это за хня?
< Кристоф > Ну… это чат IRC, который
< Марианна > Кретин! Я про ролик. Может, объяснишь, какого хрена ты мне шлешь подобное видео?!!
< Кристоф > Э, по-моему, мы друг друга не поняли. Я тут ни при чем. Случайно попалось. Вообще-то скорее я хотел тебе задать пару вопросов…
< Марианна > А, ну да. Конечно. Случайно попалось, и ты меня случайно узнал.
< Кристоф > Именно так.
< Марианна > Ты меня совсем за дуру держишь? А мне вот кажется, что ты взломал мой комп, добыл видео и выложил его в интернет. БОЛЬНОЙ НА ВСЮ ГОЛОВУ.
< Кристоф > Чего?! Да ты спятила! Ничего подобного! Зачем мне это делать? Мы даже не знакомы.
< Марианна > Я веду блог, уж кто-кто, а я знаю, у скольких БОЛЬНЫХ НА ВСЮ ГОЛОВУ, вроде тебя, фиксация на девушках. Я звоню в полицию, ты попал.
< Кристоф > Ох… Остынь
< Марианна > Ок. Ты убираешь видео с сайта и стираешь его вообще. Даю 15 минут. Если через 15 мин. оно еще будет на сайте, звоню в полицию.
< Кристоф > Но я не могу его убрать, не я его вешал.
< Марианна > 14 мин. 45 сек.
< Кристоф > НИЧЕГО не могу поделать.
< Марианна > тиктактиктактиктак
< Кристоф > хочешь, могу послать мейл админам сайта, чтобы тебе помочь.
< Кристоф > ау? Ты тут?
< Марианна > “ваш собеседник в данный момент беседует с полицией”
< Кристоф > Ок, если это я, зачем мне писать тебе на мыло?
< Марианна > это главный принцип харрасмента. Жертва должна знать, что ее домогаются.
< Кристоф > но зачем под своим именем? Я мог назваться кем угодно.
< Марианна > чтобы внушить мне доверие.
< Кристоф > тебя в детстве от паранойи не лечили, нет? Можешь звонить в полицию, если тебе так нравится. Но помочь я тебе почти ничем не могу. В крайнем случае могу запросить у админов IP-адрес, с которого выложено видео, и попробовать его вычислить.
< Марианна > хочу, чтобы эта мерзость исчезла прямо сейчас.
< Кристоф > знаю. Понимаю. Но не вижу, что можно сделать. Погоди… наверно, знаю одного чела, который мог бы помочь. Или хотя бы срочно что-то подсказать. Он довольно хорошо шарит в компах. Спросить его?
< Марианна > = послать ему ссылку и пусть он смотрит ролик. НЕТ.
< Кристоф > других способов нет.
Пауза на несколько минут: Марианна перечитывает разговор. Стоит ли доверять этому парню, свалившемуся невесть откуда? Vox она знала и в самом деле не вполне понимала, с чего бы его главный редактор вдруг решил ей нагадить. Она схватила одеяло и накинула на плечи. Ее видео висит в сети, в голове не укладывается.
< Марианна > мне плакать хочется. И тошнит. Ты даже не представляешь, как на меня подействовало.
< Кристоф > это наверно ужасно
< Марианна > твой дружбан, он кто?
< Кристоф > он не дружбан. Мы знакомы по интернету, он для меня пишет на технические темы. Программист, по-моему. Ни разу с ним не встречался, но у него талант, точно. Если хочешь, посмотрю, в сети ли он, и позову в наш чат. Сама решишь, доверять ему или нет.
< Марианна > не знаю
< Кристоф > слушай, если ничего не делать, его и другие посмотрят…
< Марианна > знаю. Представляю, как они все сидят дома, смотрят на меня и… буээ…
“Заколебали, блин, как же они меня заколебали… хоть об стену убейся, как заколебали… и как подумаешь, что однажды умрешь, тоска берет, а мне уже девятнадцать, и я трачу время на всю эту херню. Лучше прямо сейчас удавиться поливальным шлангом”.
– Поль, если тебе с нами скучно, так и скажи…
Поль посмотрел на мать. Она мешала в глиняной миске салат из макарон. Они сидели за столом в саду, под зонтиком, который отец полчаса наклонял под таким углом, чтобы идеально защитить их от последних бледных лучей солнца, притом что час назад все они пошли и надели по второму пуловеру.
– Угу… ну да, вот именно…
– Поль!
– Ок… Проехали. Я веселюсь, как укурок, я переживаю один из самых ярких моментов в жизни. Нет, я правда сроду так не веселился, как сейчас, с вашими беседами об арабо-израильском конфликте под макароны.
– Поль! Ты грубишь.
– Нет, мама. У меня депрессия. Совсем другое дело.
При слове “депрессия” отец поднял голову от тарелки, словно услышал зов. Он был психиатром и считал определенный набор лексики как бы синонимом собственного имени. В его голове “Эй, Ален Гедж, привет!” легко заменялось на “у него/нее склонность к депрессии”, “у него/нее абулия”, “он/она не справляется с эдиповым комплексом”. Полю казалось, что все это действует как кодовые слова, активирующие убийц, разве что у отца они активировали “архиважный” тон.
– Депрессия – не вполне точный термин, но у тебя действительно присутствует склонность изолироваться от мира, от принципа реальности, создавать себе виртуальный, всецело фантазматический мир.
Мать кивнула и добавила, накладывая ему в тарелку салат:
– Отец хочет сказать, что ты целыми днями ничем не занят. К тому же ты из-за этого такой бледный и тощий, что просто страшно. Чем дальше, тем больше похож на тень.
Поль попытался отодвинуть тарелку, но мать положила ему еще салата.
– Нет, я занят.
– Нет, – отрезала мать, направляя в салатницу струйку оливкового масла. – Сидеть перед компьютером не значит заниматься. Посмотри на свою позу. Ты пассивно сидишь у экрана.
– По-моему, ты путаешь компьютер с телевизором. Информатика – это совсем не то.
Отец Поля, склонившись над тарелкой, насмешливо помахал вилкой.
– А по-моему, сын, главное – чтобы ты понял, от чего пытаешься убежать.
Поль молча посмотрел на него, потом криво усмехнулся:
– Ты правда хочешь, чтобы я сказал?
Деревянная лопатка, которую держала мать, внезапно опустилась ему на руку. Он вскрикнул – от неожиданности и от боли одновременно.
– Поль! Второй раз! Прекрати грубить!
– Блин, мама, ты совсем больная! Крыша съехала! А потом удивляешься, что я хочу от вас сбежать?! Да мне от вас блевать хочется, я вас не переношу, меня все у вас бесит!
Мать снова занесла лопатку, но отец жестом остановил ее и благодушно улыбнулся:
– Прекрасно, Поль. Тебе надо взглянуть в лицо собственному гневу. Дорогая, ты не передашь мне розового?
– Конечно. Не знаю, правда, хорошо ли охладилось, такое впечатление, что холодильник неважно работает. Надо бы вызвать мастера.
Поль оторопело смотрел на них. Он с силой сжал нож; ему стоило огромного усилия не встать, не обойти стол и не зарезать их обоих по очереди. Главное, не промазать, а то с отца станется прохрипеть, булькая хлынувшей из горла кровью: “Прекрасно, Поль, чтобы двигаться вперед, надо убить отца”. Блин, ну зачем он опять согласился ехать с ними на каникулы? В какой момент мозг убедил его в том, что лучше на месяц заточить себя в их ла-рошельской халупе, чем весь август сидеть одному в Париже? Полю девятнадцать, из них добрых десять лет его от них тошнит, так зачем? В сотый раз за эту первую неделю каникул он перебирал в голове причины, заставившие его терпеть эти крестные муки.
У него не было ни гроша.
И эти гниды держали его за бабловые яйца – если, конечно, у бабла есть яйца. Потому что эти уроды не давали ему денег снять квартиру (хотя средств у них было выше крыши), и он жил с ними. И потому, что они, отправляясь в августе, как всегда, в свой гребаный дом в Ла-Рошели, сказали Полю: “Дорогой, поступай как знаешь, ты не обязан с нами ехать. Можешь остаться дома. Но нам хочется немного помочь тебе стать самостоятельным. Поэтому, если ты остаешься, оплати сам счета за электричество, газ и телевидение”. Ну не мегаизвращенцы, а?
Мать положила ему еще изрядную ложку макарон поверх едва початой горы предыдущих, и Поль взглянул на нее так, словно она решила плясать голой посреди улицы. Они ненормальные, другого объяснения он не видел. Отец протянул ему “Монд”.
– Тебе нужно проявлять побольше интереса, знаешь ли, – сказал он, не уточняя, что имеется в виду – бумажная пресса или состояние мира.
– Вот-вот, Поль, папа прав. В Ливане уже месяц война, а тебе, можно сказать, все равно!
– Можно сказать, да, – подтвердил Поль.
– Я понимаю, в молодости не хочется слушать про войну, даже если она уже почти на пороге. Но ты должен прочесть открытое письмо Бернара-Анри Леви к правительствам, очень яркий текст. И потом, в настоящем есть не только негатив. Вот, например, – и отец потыкал пальцем в статью, оставив на ней жирное пятно, – министр экономики заявляет, что в этом году будет создано двести тысяч новых рабочих мест. Потрясающе, правда?
Поль промолчал. Он прекрасно знал, к чему клонит отец, заводя эту вполне невинную на вид беседу об экономической конъюнктуре.
Мать тут же подхватила:
– Может, по такому случаю начать искать работу?
Ну вот, подумал Поль и начал есть.
Отец забрал газету и стал читать вслух:
– “Все показатели положительные, уточнил министр, заявив в пятницу, что экономический рост во втором квартале составил от 1,1 до 1,2 %, что значительно выше ожидаемых 0,7 %. Рост позволит увеличить занятость, что, в свою очередь, поддержит потребление; экспорт достиг рекордных значений, предприятия могут и далее расширять свою деятельность”.
– Красота! – воскликнул Поль. – Горю желанием сию минуту бежать в бюро по трудоустройству. Ах ты, черт, нет! – добавил он, хлопнув себя по лбу. – Не могу, вы явно забыли, так я напомню, просто так, к слову, я вообще-то студент.
– Да, – хмуро согласился отец. – Но ведь… Ты изучаешь кино в Жюссьё, курс не то чтобы самый… – Он поискал было прилагательное, точнее всего описывающее то, чем он считал это безделье – фильмы смотреть, но не нашел и умолк.
– Ок, – отрезал Поль. – Не беспокойтесь, в начале учебного года я рассчитываю найти работу и продолжить учебу. Больше не буду вам стоить ни сантима.
– Да? – недоверчиво переспросила мать. Она гоняла вилкой по тарелке четыре несчастных салатных листика, которые положила себе. Поль в очередной раз подумал, что проблемы с едой как раз у нее.
– Поль, так вопрос не стоит, – резко заметил отец. – Нам плевать, сколько мы на тебя тратим. Но меня волнуют твои трудности, ты не можешь найти равновесие, отыскать собственный путь в жизни. Такое впечатление, что твое поколение погрязло в апатии, в отказе от принципа реальности.
– И потом, если ты хочешь когда-нибудь получать достойную пенсию, надо зарабатывать стаж, – подытожила мать.
– Спасибо за заботу, шикарно. Но когда я буду в твоем возрасте, пенсии вообще отменят. А пока позволь спросить: тебя волнует моя пенсия или то, что я не хочу работать, чтобы оплачивать вашу? – Он говорил и легонько постукивал вилкой о край стакана, зная, что эти повторяющиеся звуки бесят мать.
– Поль, прекрати!
Он пожал плечами и встал из-за стола.
– Пойду поучусь немножко, – беспечно бросил он, направляясь к дому.
Оказавшись внутри, вдали от их взглядов, он закатил глаза к потолку, раскинул руки и испустил хриплое “а-а-а-а”, за которым последовало “заколебали, сдохнуть можно на хрен”. В гостиной, освещенной слабым закатным солнцем, было тихо. Прихотливо расставленная нормандская мебель напоминала ему о детстве. Несколько секунд он чувствовал себя в гармонии с окружающим миром. Потом услышал, как родители смеются, наверняка над ним, и снова забормотал “нет, это невозможно, что за говнюки, не могут люди быть такими говнюками”; пошел и заперся в своей комнате. Дабы четко обозначить, что это неприкосновенная территория, его личное логово, Поль вывернул чемодан прямо на пол, устроив ковер из своих шмоток. На полке над письменным столом еще стояло несколько “лего” ограниченной серии, он методично выстраивал их в ряд и пересчитывал. В этой комнате, в этом доме он торчал в детстве. Его единственным окном в реальный мир был компьютер, который он в данную минуту включал. Ему хотелось поболтать с ХО, одной из suicide girls, которая ему очень нравилась, но ее не было в сети. Он прошелся по всем форумам, где был зарегистрирован, – никого. Не вечер, а какое-то хреново проклятие.
К счастью, оставалось его ежедневное маленькое развлечение.
Поль был любителем “лулзов”, темной стороны “лола”. Слово lol в интернете означало форму милого мягкого юмора. Видео котенка, который неуклюже гоняется за собственной тенью, – это “лол”. В варианте lulz на пути этого котенка была бы незаметно натянута леска.
Но Поль занимался хитрым “лулзом”. Ему нравилось нападать, приноравливаясь к жертве – как охотник выбирает ружье в зависимости от дичи. Последний месяц он держал на мушке Алена Минка, про которого не знал ничего, кроме того, что морда у него просит кирпича, а его папаша полагает, что у него “блестящий интеллект”. Атаковать Алена Минка фразами типа “вали к ебеням” было бессмысленно – отклика никакого, к тому же его коммент цензурируют. Поэтому он разработал куда более изящную стратегию: заваливал мыслителя преувеличенными славословиями, в которых сквозил жесточайший стеб. Последние два месяца Поль, под разными именами, немедленно комментировал каждый пост или статью Алена Минка или об Алене Минке. То он был голландцем по имени Норберт и писал:
Ален Минк – целая лаборатория идей в одном лице. Мы в Нидерландах в связи с ним часто вспоминаем нашего знаменитого Спинозу. Порой даже думаешь, не читал ли Спиноза Минка.
В другой раз он писал от лица бретонской студентки:
Я пишу диплом об интеллектуальных новациях Алена Минка и разыскиваю запись передачи на канале 7/7 от 30/03/1989 г., в которой он принимал участие. Кто мне поможет? Суазик.
Или итальянца с неоднозначной ориентацией:
Ален Минк приводит меня в трепет. Он такой юморной, образованный, классный, просто улет. Боже, сколь прекрасна Франция, у которой есть Ален Минк! Джулио.
Результат превзошел все его ожидания: сам Ален Минк отвечал на его послания и утверждал, что “счастлив найти наконец понимание и поддержку”.
Но в тот вечер мишенью Поля стала другая жертва. Он отправился на сайт “Монд”, вошел под одним из своих бесчисленных ников и кликнул на “Открытое письмо мировым правительствам за прекращение войны” Бернара-Анри Леви. И написал под ним, в поле для комментария:
Леви – идеальный синтез Золя, Сартра и Альтюссера. Он блистает в философии, театре, кино и геополитике. Было бы справедливо, если бы ему наконец вручили Нобелевскую премию по литературе (или мира). Надеюсь, все читатели “Монд” проголосуют за это!
Отправляя комментарий, он хихикал себе под нос.
Потом прочитал мейл от Кристофа Гонне. Вот, между прочим, что он мог выдать родителям: он работает, пишет тексты для сайта. Но он знал, что они не воспримут это всерьез. Чушь какая, ведь в интернете он неплохо шарил. Он открыл письмо Кристофа, но ничего не понял, какую-то тарабарщину чувак несет: “деликатный вопрос”, “чувствительная”, “доверие”, “встретимся в чате”. Хрен поймешь, но ему настолько нечего делать, что и такому занятию радуешься. Следуя инструкциям Кристофа, он добавился в чат.
*Поль подключился к каналу #miseaupoint
< Поль > привет
Он немножко подождал. Блин, Кристоф, наверно, отошел.
< Марианна > добрый вечер
< Поль > и тебя туда же. Ты вообще кто?
< Марианна > упс… начало неважное… Ты всегда такой агрессивный?
< Поль > да, и отвали
< Марианна > ок, проехали
< Кристоф > ку-ку, прошу прощения, у меня тут сын буянил. Вы уже познакомились?
< Марианна > скажи, что это не он будет меня спасать…
< Кристоф > у него свои заморочки, но я тебе говорю, он очень сильный.
< Поль > э, привет, а ничего, что я тоже тут? И да, я очень сильный. У меня хрен огромный
< Марианна > …
< Кристоф > дай ему шанс.
< Поль > может, объясните, в чем дело?
< Кристоф > у присутствующей здесь Марианны проблема с одним сайтом, и нам нужна твоя помощь.
< Поль > Ок. Что надо? Чтобы я сайт положил?
< Марианна > например. А как это можно сделать?
< Поль > DDoS-атака, отказ от обслуживания. В общем, на сервер нужного сайта шлется тьма запросов, притом не совсем понятных, столько, что в какой-то момент он не справляется. Технические детали опускаю. Ну и это зависит от размеров сайта, но в итоге он на несколько часов становится недоступен. Ты этого хочешь?
< Кристоф > неплохо, а?
< Марианна > да… во всяком случае, на данную минуту. Это срочно. У ролика уже больше 540 просмотров, видел?
< Кристоф > ладно, тогда я ему объясню?
< Марианна > валяй. Только пусть обещает, что не будет смотреть видео.
Спустя полчаса, изучив сайт Youporn.com, который поверг его в такой же транс, как Алису – Страна чудес, Поль вернулся с планом атаки. С Марианной он разговаривал уже совсем другим тоном, по одной довольно банальной причине: в ролике она показалась ему суперкрасоткой. А Поль любил красивых людей. Отец наверняка бы добавил, что по той же причине он не любит самого себя. Он любил их почти идеальной любовью и жалел, что закон эволюции еще не искоренил в роде человеческом всех уродов вроде него.
< Поль > так, для начала я вырублю сайт из сети запросами, DDoS-атакой, как и говорил. Жаль, потому что сайт гениальный. Ну, ничего. Проблему нашу это не решит, но время выиграем. Я уже приступил. Это займет минимум несколько часов
< Кристоф > я пошлю мейл админам и запрошу IP-адрес, с которого выложено видео, можем потом его вычислить, надо найти, кто это сделал. Этот кто-то явно хочет подложить тебе свинью. Еще попытаюсь их убедить удалить ролик с сайта. Вплоть до угрозы судебного преследования.
< Марианна > даже не знаю, что сказать, кроме как спасибо… Спасибо
< Поль > не за что, все норм. Можно спросить одну вещь?
< Марианна > да
< Поль > а что у тебя за татушка на попе?
< Марианна > Надо же, а ведь на пару минут ты мне стал почти симпатичен…
< Поль > знаю, я понял. Но мне не надо, чтобы ты в меня влюблялась, а то будешь потом меня домогаться по интернету, а у меня и без тебя забот хватает
< Марианна > Кристоф, вот чем хорош твой друг, так тем, что ну прямо вообще не грузит…
Они продолжали болтать. Марианна – сидя за столом в своей однушке в недрах XIX округа, Кристоф – растянувшись на диван-кровати в двушке в Бельвиле, Поль – в своей комнате, в доме в Ла-Рошели, пока родители в гостиной играли в свой чертов скрэббл. Болтали, пока Кристоф не положил конец их ночным радениям.
< Кристоф > так, друзья дорогие, время позднее, может, спать пойдем, у меня завтра детеныш в восемь утра проснется.
< Марианна > тогда спокойной ночи.
< Поль > до завтра!
*Кристоф отключился от канала #miseaupoint
*Марианна отключилась от канала #miseaupoint
*Поль отключился от канала #miseaupoint
