Глава первая
Дама Летти перезарядила авторучку и продолжила:
«Думается, ты с течением времени столь же блестяще освоишь более тебе созвучную тему. В наши дни, омраченные „холодной войной“, право же, необходимо вознестись над нынешними туманами и сумраками в область кристальной чистоты».
Зазвонил телефон. Она сняла трубку, и он — этого-то она и боялась — успел сказать — отчеканить — свое. В ответ на ужасающе знакомую фразу она выговорила:
— Кто, кто это говорит, кто у телефона?
Но голос и нынче, в девятый раз, смолк и сменился гудками.
Дама Летти позвонила, как ей было велено, помощнику инспектора.
— Опять то же самое, — сказала она.
— Так, ясно. Время заметили?
— Ну буквально минуту назад.
— И те же слова?
— Да, — сказала она, — те же самые. У вас, несомненно, имеются в распоряжении способы обнаружить…
— Да, дама Летти, будьте уверены, он от нас не уйдет.
Через минуту-другую дама Летти позвонила своему брату Годфри.
— Годфри, опять то же самое.
— Сейчас я за тобой заеду, Летти, — сказал он. — Ты у нас переночуешь.
— Вздор. Мне ничего не грозит. Безобразие, и не более того.
— Что он сказал?
— Те же слова. И очень спокойно, без всякой угрозы. Он, конечно, сумасшедший. Не знаю уж, о чем думает полиция, спят они там все, что ли. Шесть недель без малого это продолжается.
— Абсолютно то же самое?
— Да, абсолютно: «Помните, что вас ждет смерть». И ни слова больше.
— Маньяк какой-то, — сказал Годфри.
* * *
Жена Годфри Чармиан сидела прикрыв глаза и располагала свои мысли в алфавитном порядке, который, сказал Годфри, все-таки лучше, чем полный беспорядок, а то ведь в мыслях у нее не осталось ни логики, ни хронологии. Чармиан было восемьдесят пять лет. Как-то недавно у них побывал журналист из еженедельника. Помнится, Годфри читал ей потом статью этого молодого человека:
«…У камина сидела хрупкая пожилая леди, которая в свое время сотрясала литературный мир, чудом оставив Темзу в берегах… Невзирая на свой преклонный возраст, эта женщина — олицетворение легенды — находится в расцвете сил».
Чармиан почувствовала, что засыпает, и сказала горничной, которая раскладывала журналы на длинном дубовом столике у окна:
— Тэйлор, я, пожалуй, немного вздремну. Позвоните в больницу святого Марка, скажите — да, приеду.
Тут как раз вошел Годфри в плаще, держа шляпу на отлете.
— Ты что говоришь? — сказал он.
— Ой, Годфри, как ты меня напугал.
— «Тэйлор», — повторил он, — «святого Марка»… Будто не видишь, что здесь нет никакой Тэйлор, и ты, заметь, не в Венеции — тоже мне, святой Марк!
— Поди обогрейся у камина, — сказала она: она думала, что он вернулся с улицы, — и сними плащ.
— Я, наоборот, собираюсь на улицу, — сказал он. — Поеду привезу Летти, она у нас переночует. Ей опять не дает покоя этот невесть кто со своими дурацкими звонками.
— А к нам, помнишь, на днях звонил и приходил очень милый молодой человек, — сказала Чармиан.
— Какой молодой человек?
— Из газеты. Который написал…
— Это было пять лет и два месяца тому назад, — сказал Годфри.
«Ну что бы человеку быть к ней подобрей? — спросил он сам себя, подъезжая к дому Летти в Хампстеде. — Почему этот человек не может быть как-то помягче?» — Ему было восемьдесят семь лет, и он ничуть не одряхлел. Размышляя о себе и о своем поведении, он избегал первого лица, и «я» у него было «человек».
«Да, нелегко приходится человеку с Чармиан», — сказал он сам себе.
* * *
— Вздор, — сказала Летти. — У меня нет врагов.
— А ты подумай, — сказал Годфри. — Подумай как следует.
— Осторожно, красный свет, — сказала Летти. — И уж ты, будь добр, не путай меня с Чармиан.
— Сделай одолжение, Летти, оставь при себе советы, как вести машину. Я и так вижу, что красный. — Он тормознул, и дама Летти мотнулась на сиденье.
Она выразительно вздохнула, и за это он рванул машину на зеленый свет.
— Знаешь ли, Годфри, — сказала она, — для своих лет ты прямо-таки изумителен.
— Это все говорят. — Он сбавил скорость, и она беззвучно перевела дыхание, незримо похлопав себя по плечу.
— В твоем положении, — сказал он, — у тебя должны быть враги.
— Вздор.
— А я говорю — должны быть. — Он прибавил скорость.
— Что ж, может статься, ты и прав. — Он снова сбросил скорость, но дама Летти подумала: ох, зря я с ним поехала.
Они были у Найтсбриджа. Оставалось ублажать его до поворота с Кенсингтон-Черч-стрит на Викаридж-Гарденз, где жили Годфри с Чармиан.
— Я написала Эрику про его книгу, — сказала она. — Он, конечно, унаследовал некую толику былого блестящего стиля своей матери, но думается все же, что тема как таковая лишена того отблеска радости и надежды, которыми отмечены были тогдашние подлинные романы.
— Прочесть книгу мне было попросту не под силу, — отозвался Годфри. — Не смог, да и все тут. Комми, понимаете, какой-то вояжер из Лидса с женой в одном номере с этим, как его, библиотекарем-коммунистом… Это что же выходит?
Эрик был его сын. Эрику было пятьдесят шесть лет; недавно он опубликовал свой второй роман.
— Далеко ему до Чармиан, — сказал Годфри. — Старайся не старайся.
— Ну, я с этим не вполне согласна, — сказала Летти, видя, что они подъезжают к дому. — Эрик владеет той жесткой реалистичностью, которой Чармиан никогда…
Годфри вылез и хлопнул дверцей. Дама Летти вздохнула и последовала за ним к дому, ах, не надо было ей ехать.
* * *
— Вам повезло вчера с кинокартиной, Тэйлор? — поинтересовалась Чармиан.
— Я не Тэйлор, — сказала дама Летти, — и, между прочим, как мне помнится, ты последние двадцать или около того лет называла Тэйлор «Джин».
Приходящая экономка мисс Энтони внесла кофе с молоком и поставила его на низенький столик.
— Вам повезло вчера с кинокартиной, Тэйлор? — спросила у нее Чармиан.
— Да, благодарствуйте, миссис Колстон, — отозвалась экономка.
— Миссис Энтони — не Тэйлор, — процедила Летти. — Нет здесь никакой Тэйлор. И вообще ты ее с очень давних пор называла по имени — «Джин». Ты разве что в девичестве именовала Тэйлор — Тэйлор. И уж во всяком случае, миссис Энтони совсем не Тэйлор.
Явился Годфри. Он подошел с поцелуем к Чармиан. Она сказала:
— Доброе утро, Эрик.
— Он не Эрик, — воспротивилась дама Летти.
Годфри насупился в сторону сестры. Слишком она была похожа на него. Он развернул «Таймс».
— Нынче много некрологов? — спросила Чармиан.
— Перестаньте смаковать, — отрезала Летти.
— Хочешь, милая, я прочту тебе все некрологи? — сказал Годфри, шелестя страницами и отыскивая нужную, назло сестре.
— Я вообще-то хотела бы новости с фронта, — сказала Чармиан.
— Война кончилась в одна тысяча девятьсот сорок пятом, — заявила дама Летти. — То есть, конечно, если речь идет о последней войне. Впрочем, ты не про первую ли мировую? Или, чего уж там, про Крымскую, а?..
— Летти, прекрати, — сказал Годфри. Он заметил, что Летти подняла чашку нетвердой рукой и что ее широкая левая щека явственно подергивается. И подумал, насколько же он бодрее сестры, хоть она и моложе: всего-то ей семьдесят девять.
Из-за дверей выглянула миссис Энтони.
— Спрашивают по телефону даму Летти.
— О боже мой, кто спрашивает?
— Он не назвался.
— Спросите, пожалуйста, кто.
— Было спрошено. Он не назва…
— Я подойду, — сказал Годфри.
Дама Летти пошла вслед за ним к телефону и расслышала мужской голос.
— Передайте даме Летти, — донеслось из трубки, — пусть помнит, что ее ждет смерть.
— Кто говорит? — спросил Годфри. Но тот уже повесил трубку.
— За нами проследили, — сказала Летти. — Я никому не говорила, что еду сюда.
Она оповестила о звонке помощника инспектора. Он спросил:
— Вы точно никому не упоминали о своем намерении переехать к брату?
— Разумеется, нет.
— А ваш брат что, слышал этот голос? Он сам подходил к телефону?
— Сказано же вам, он и взял трубку.
Годфри она сказала:
— Хорошо хоть, ты взял трубку. Подтверждаются мои данные. Я только сейчас поняла, что полиция очень сомневалась.
— В чем сомневалась — в твоих словах?
— Ну, они, вероятно, думали, что это все — плод моего воображения. Теперь, может быть, пошевелятся.
Чармиан сказала:
— Как то есть полиция?.. Что вы там говорите про полицию? Нас что, ограбили?..
— Меня донимают хулиганством, — сказала дама Летти.
Вошла миссис Энтони и стала собирать со стола.
— Кстати, Тэйлор, сколько вам лет? — спросила Чармиан.
— Шестьдесят девять, миссис Колстон, — отозвалась миссис Энтони.
— А когда вам исполнится семьдесят?
— В ноябре, двадцать восьмого.
— Вот и прекрасно, Тэйлор. Вы тогда станете совсем нашей, — сказала Чармиан.
