Глава вторая
Девяносто минут
— Кэри. Что случилось? — Макс сжимает ее плечи, но ее это не успокаивает. — Что сказал Озрик?
— Извините, что назвал вас «Кэрис», Кэрис.
— Девяносто минут, — произносит она, глубоко и тяжело вдыхая. — У нас хватит воздуха лишь на девяносто минут.
Он ошеломленно отшатывается назад.
— Не может быть. Этого не может быть. У нас как минимум четыре или пять часов. Мы…
— Мы умрем, Макс. И очень скоро. — Она сдерживает слезы, пока он судорожно подыскивает правильные слова.
— Нам нужно немедленно вернуться на корабль, — наконец говорит Макс. — Но первым делом ты должна прекратить панику. Так ты быстрее расходуешь воздух.
— Наш воздух вытекает.
Он подскакивает:
— В самом деле? Сейчас?
— Прямо сейчас. Озрик говорит, в баллонах утечка.
— В обоих? — спрашивает он.
— В обоих.
— Черт. — На этот раз ругается уже Макс. — Нам лучше немедленно это исправить. — Он смотрит на Кэрис, оценивая степень ее паники. — Давай я попробую найти место утечки, пока ты задержишь дыхание, хорошо?
— Нет, все в порядке, — отвечает она, в то время как сердце гремит у нее в груди. — Я сама это сделаю. — Кэрис ослабляет фал, связывающий их между собой, и они отплывают друг от друга, почти как в балете. — Прими положение, будто пытаешься сделать ангела на снегу, — говорит она, держа его за запястье и ногу. Единственный слой ткани, покрывающий его кожу, формирует герметичную, устойчивую поверхность, защищающую его от космического вакуума, словно гидрокостюм, скрещенный с броней, но совершенно податливый для человеческого движения, мягкий на ощупь. — Не отпускай мою руку.
Макс вытягивает руки и ноги, паря на уровне ее талии. Все еще держа его за руку, Кэрис наклоняется так, чтобы видеть его скафандр. Это совсем не легко сделать, ведь они не стоят на месте — непрерывно двигаясь, падают в темноту, в нечто, напоминающее чертову прорву за пределами Земли.
Она пробегает рукой и глазами по его металлически — серебряному скафандру. Каждая секция отделена гладкими, словно отлитыми выточками, голубые надписи сбоку — единственная полоска цвета. Кэрис ищет по всему периметру, пока не замечает повреждение на самом дне: небольшое облачко из вытекающих молекул воздуха, практически незаметное для глаза, если бы она не искала его так отчаянно и если бы молекулы не плыли к своей новообретенной свободе от гравитации.
— Нашла. — Она вытаскивает ленту из кармана на колене, всегда доступный набор заплаток, и разглаживает ее на канистре, проверяя, чтобы воздух не просачивался по краям.
— Готово? — спрашивает Макс.
— Озрик, — двигает пальцами Кэрис, — это исправило утечку?
Голубой текст появляется на стекле ее шлема, сопровождаясь отчасти успокаивающим звуком оповещения.
— Подтверждаю, Кэрис.
— Готово. — Она кивает Максу, тяжело выдыхая.
— Тогда нам лучше заняться и твоим.
Кэрис колеблется.
— Этого не должно было произойти — нам даже не следовало быть здесь.
— Давай, Кэри.
— У нас осталось только девяносто минут воздуха.
Наконец с его уст срывается всхлип, короткая вспышка, заглушающая уравновешенные слова, ореол его вынужденного спокойствия. Макс отстраняется от противостояния, стресса, от ее трудно сдерживаемых эмоций — вот что он делает. А через минуту шутит:
— Что ж, не знаю, как ты, но я оставлю на Майнд-шер очень плохой отзыв о космических путешествиях.
— Заткнись, Макс, — говорит она, хотя его предсказуемость немного успокаивает ее. — Сейчас не время для твоего ужасного чувства юмора.
— Знаю.
Он всегда был готов шутить в наиболее экстремальные моменты: во время курса подготовки астронавтов; на похоронах; когда они в первый раз встретились.
— Что нам делать?
— Мы успокоимся, перегруппируемся, а затем я собираюсь тебя спасти, — улыбается Макс. — Чем постоянно и занимаюсь.
* * *
Они встретились три месяца назад на Ротации, когда Кэрис в качестве очередного жителя нового европейского города набирала себе больше языков в языковой лаборатории региона.
— Мой коллега переехал сюда с Воеводы 11, — вынуждена была сказать инструктору Кэрис, — поэтому мне нужно выучить современный греческий.
Языковую лабораторию Воеводы стилизовали под ретро-сеть кофеен с направленным вниз светом, диванами из искусственной кожи и запахом тысяч бобов низкокачественной арабики, пережаренных в сковороде. Веселенький плакат за прилавком заявлял: «Выучив пять языков, ты сможешь говорить с семидесяти восьмью процентами населения Земли».
Инструктор издал звуковой сигнал, сопровождавшийся зеленым светом, затем на рабочем месте Кэрис начали быстро проектироваться руководства и курсы.
— Спасибо.
Она надела флекс на руку и занялась неблагодарным делом, снова и снова копируя греческий алфавит. На половине третьего захода вспомнила об ужине. Водопад информации, обновляющейся в реальном времени, перемещался по трем стенам — Стенные реки показывали постоянный, прокручивающийся вниз поток новостей, погоды и обновлений. Кэрис быстро задвигала пальцами, напечатав короткий запрос на Майндшер, местную социальную сеть.
«Кто-нибудь знает, где на Воеводе 6 можно купить гусиный жир?»
Слова появились на идеальном испанском, они успели промигать на стене несколько секунд, перед тем как потерялись в потоке комментариев, вопросов и анекдотов на нескольких языках, используемых во всей системе Воевод. Она дошла до омеги и вернулась обратно к греческому алфавиту.
Бип. Кэрис подняла глаза. Кто-то ответил.
«Зачем тебе гусиный жир в наше-то время?» — было написано по-французски.
Чувствуя себя бунтаркой, она напечатала ответ на каталонском: «Чтобы готовить».
Бип. Румынский: «Почему ты готовишь в наше время?»
«Жареную картошку». — Португальский.
«Я спросил, почему ты готовишь?» — Немецкий.
Поскольку она была не очень сильна в немецком, Кэрис переключилась на итальянский, уголки ее рта начали подниматься от легкой улыбки. «Новые соседи. Я хотела бы угостить их хрустящим жареным картофелем. Есть идеи?»
Опять итальянский: «Касательно твоих новых соседей? Нет. Извини».
В их лингвистическом состязании повторение этого языка было маленькой победой, и на сей раз она открыто улыбнулась. «Может, ты один из моих соседей. И, вероятно, позже я угощу тебя жареным картофелем, таким резиновым, что его можно будет жевать, как попрыгунчик. Тогда ты пожалеешь, что не помог мне найти гусиный жир!»
Бип. «Я не доверяю незнакомцам готовить себе еду».
«Наверняка незнакомцы готовят тебе в ресторанах Ротации», — напечатала она.
«На самом деле нет. Я шеф-повар, так что это легко».
Кэрис помедлила.
«Ты работаешь в ресторане Ротации?»
«Да».
«Отлично. Не можешь ли мне помочь советом в сфере кулинарии? Ты, случайно, не знаешь, где я могу найти гусиный жир в округе?»
Нет ответа.
«Пожалуйста:)» — Она добавила смайлик, чтобы смягчить тон.
Бип. «Попробуй поискать в классическом супермаркете вблизи от Пассео».
«Спасибо».
«Они даже продают еду в жестяных банках, если можешь в это поверить, в наше-то время».
«Ты одержим фразой “в наше время”, — ответила Кэрис. — Это уже в третий раз».
«А кто не одержим? Столько всего изменилось».
«И правда. Спасибо за помощь, я позже схожу в супермаркет».
Она закончила шесть повторений греческого алфавита и сняла сетку из проводков с запястья, держа в голове фразу «жареная картошка» на семи языках.
Кэрис вышла в красивый сентябрьский вечер, щекочущий ветерок пробегал по руинам. Гладкие стекла и стальные конструкции прорывались через кирпичи и фундаменты давно исчезнувших зданий, их призрачные панцири сохранили и структурно поддерживали новейшие интерьеры. Местами выпирали остатки узких переулков и высоких оштукатуренных стен, поддерживаемые стальными балками. Внутри, в руинах, были комнаты, сделанные из огромных листов стекла: мерцающая современность, словно спрятанная в матрешке недр древних, покрытых трещинами сооружений.
Свет постепенно исчезал, превращаясь в оранжевую дымку, пока она шла вдоль заполненных кафе площадей, прижимая голые предплечья к груди. Ее чип вдруг начал тормозить, и Кэрис остановилась на углу.
«Не унывай, милая, этого никогда не произойдет», — раздался звонок, и она с раздражением повернула запястье.
— Если метеоры начнут уничтожать человечество, я знаю, кого бы хотела уничтожить первым, — пробормотала Кэрис, стоило чипу наконец-то обновиться и показать, куда ей идти дальше.
Выйдя на широкую мощеную улицу с посаженными по сторонам деревьями, Кэрис свернула к ряду магазинов, их фасады провисли от возраста и были подперты стальными балками. Небольшой вход украшала занавеска из разноцветных бусин, а над окном светилась вывеска «Супермаркеты Фокс». Снаружи находилась стойка с газетами, заголовок мигал: «Радиоактивные осадки в США наконец на безопасном уровне».
Старомодные проволочные корзины и тележки для покупок выстроились в ряд с каждой стороны от входа. Она отодвинула занавеску из бусин, ритмично затрещавшую, и направилась в супермаркет.
В восьмом проходе парень, стоя на коленях, укладывал консервы.
— Извините, что беспокою, — обратилась она к нему, — но не могли бы вы показать, где можно найти гусиный жир, если он у вас есть.
Молодой человек повернулся. Темные, слегка вьющиеся волосы спадали над голубыми глазами, в которых уже играли искорки веселья, будто она отпустила шутку.
— Ты, наверное, Кэрис. — Он закончил складывать консервы на маленькую полку и, поднявшись, протянул девушке одну банку. — Мы общались чуть ранее. Привет.
Она, сбитая с толку, вытянула руку и взяла банку.
— Ты… подожди. Что?
— На Майндшер.
— Но ты не говорил… Разве ты не шеф-повар? В ресторане Ротации?
— Нет. Да. Почти. — Он покраснел. — По крайней мере, я буду. Я прошел полное обучение на последней Ротации, так что, полагаю, местные рестораны возьмут меня. Как только кто-то поможет мне с семейным бизнесом, — он обвел жестом торговый зал, — я уйду отсюда, надеюсь.
— Правильно, — сказала она, крутя банку с гусиным жиром в руке. — Мне кажется, ты кого-то найдешь.
— Спасибо, — ответил он. — А чем ты занимаешься?
Она помедлила.
— Я летаю.
— Аэростаты?
— Шаттлы.
Он явно был впечатлен, что отразилось на его лице.
— Круто.
Кэрис немного отступила назад.
— Мне очень жаль уходить, но у меня осталось мало времени на то, чтобы приготовить ужин. Спасибо за помощь и… была рада знакомству.
— Без проблем. Кстати, я Макс.
— Кэрис. — Она неуклюже протянула руку, и он пожал ее. — Как ты нашел мой вопрос? — спросила девушка.
— Вопросы с ключевыми словами о еде направляются сюда, на Майндшер. Они помечены, чтобы на них отвечали магазины и рестораны.
— В этом есть смысл. — Она кивнула и, повернувшись, направилась прочь. — Спасибо.
— И, — сказал он ей в спину, — у тебя очень милая фотография профиля, так что это помогло.
Кэрис посмотрела через плечо.
— Управляющий магазином, шеф-повар и онлайн-преследователь? Ты, наверное, очень загружен, — сказала она непринужденным тоном.
— Три работы на полную ставку, — ответил он. — К тому же ты ответила, когда я написал по-французски, — на этом языке со мной общались во время моей последней Ротации.
Подняв бровь, она повернулась к нему лицом:
— В самом деле? Я подумала, в нашем разговоре ты использовал чип для перевода. — Кэрис указала на его запястье.
— Нет.
— Как и я, — промолвила она, и они оба улыбнулись. — Я тоже жила на В8. Две Ротации назад. Внизу, на юге, возле моря.
— Я провел три года в Париже. Именно там и научился готовить — делаю неплохие суфле.
Немного погодя она сказала:
— Слушай, я пригласила нескольких моих новых соседей на ужин сегодня вечером. Просто кучка людей, с которыми можно подружиться. Ничего особенного, Адам ни с кем из них меня не познакомил. Не хочешь присоединиться?
— Я бы с удовольствием. А кто такой Адам?
— Это обычное выражение. Но по твоей улыбке я вижу, что оно тебе известно и ты просто дразнишь меня. Наряду с легким преследованием я добавлю в список еще и поддразнивание. Так что, сегодня в восемь вечера? Я сброшу тебе адрес. Возьми что-нибудь с собой. Что угодно. — Она повторила шаблонный кивок-поворот-шаг. — Ладно, увидимся.
Пламя свечей отражалось от шести хрустальных винных фужеров и стаканов с водой — вечеринка была в полном разгаре. Две стены в гостиной Кэрис занимали Стенные реки: большие встроенные экраны, один из которых показывал ленту новостей, а другой — чат на Майндшер; она сделала текст на обеих стенах теплооранжевого цвета. Бывший фасад здания отбрасывал тени от балконных балок в комнату, шум моря пытался проникнуть сквозь древние ставни. На сервировочных блюдах — шведский стол из жареного цыпленка, овощей, йоркширских пудингов и заранее разрекламированного Кэрис жареного картофеля.
— Йоркширский пудинг с цыпленком? — спросила Лилиана, одна из новых коллег Кэрис. — Не чересчур ли это…
— Нетрадиционно, — добавил Джон, инженер-строитель и ее новый сосед напротив, потянувшись к сервировочной ложке. — Там, откуда я родом, мы едим то, что нравится, и не обращаем внимания на общепринятые нормы.
— Откуда ты, Джон? — спросила Кэрис, бросив на него быстрый благодарный взгляд.
Джон поерзал на своем месте.
— Ну, как и все мы, я не знаю наверняка. Но мои первые воспоминания связаны с Воеводой 3. Мне тогда было пять лет. Моя бабушка предлагала мне рыбу и чипсы, но я хотел лишь пудинга. Я был привередливым, никогда не доедал то, что мне давали. Шеф-повар в ресторане Ротации совместил оба этих блюда и подал мне поджаренный во фритюре шоколадный батончик с чипсами. — Все за столом рассмеялись. — Это смешно, знаю. Но я был тогда мал, и он добился цели — моя тарелка блестела. Бабушка вознаградила меня за то, что я все съел, и оставшуюся часть месяца я все доедал исправно.
— За это стоит выпить. — Лилиана подняла свой бокал, и остальные за столом последовали ее примеру. — За то, чтобы твоя тарелка снова блестела.
Джон сиял, пока приятели чокались бокалами.
— А как насчет тебя, Лильяна, откуда ты сюда приехала?
— Мое имя произносится «Лил-и-ана», — поправила она. — Я знаю, на Майндшер оно пишется иначе.
— Прошу прощения, Лилиана. — В этот раз он назвал ее правильно. — У тебя красивое имя.
— Родители жили на Ротации возле Адриатического моря, когда я появилась, поэтому назвали так, хотя мое наследие чисто африканское. В последний раз я обитала на Воеводе 1.
— Наследие, — задумчиво произнес Оливье, которого Кэрис встретила в языковой лаборатории и тоже пригласила из вежливости. — Мы, третье поколение европейцев, не совсем привыкли много говорить о наследии.
— Воевода 1? — обратилась Кэрис к Лилиане, игнорируя вмешательство Оливье. — И как тебе жизнь в центральном Воеводе?
— Утопическая, — ответила Лилиана, а гости за столом опять рассмеялись. — Хотя и очень пафосная.
— И мы тоже должны быть такими, — сказал Джон. — Жить свободно, независимо, в постоянно изменяющихся, смешивающихся обществах — тут гордиться можно многим.
— Слушайте, слушайте, — промолвила Лилиана, перед тем как произнести клятву утопии: — Во имя кого ты действуешь?
— Не Бога, не короля или страны, — ответили все. — Во имя кого?
— Во имя себя.
Оливье воспользовался возможностью, чтобы в очередной раз наполнить свой бокал.
— Но это интересно, не правда ли, — сказал он, закрученным потоком наливая Пино Грижио, — ведь мы больше говорим не о том, откуда сами, а о том, где побывали.
— В этом прелесть Ротации, — заметил Макс. — Увидеть мир, пожить в разных местах, меняя их каждые три года…
Астрид подалась вперед:
— Я получила свое имя в северном Воеводе, и во время моей шестой Ротации меня снова отправили туда. Это было прекрасно — опять какое-то время пожить в Скандинавии. Но там очень холодно.
Гости рассмеялись.
— В каком самом холодном месте ты жила? — спросил Джон.
— В России, — ответила Лилиана, — В13. Температура в местных отделениях космического агентства часто падала до минус десяти.
Оливье поежился:
— В Ирландии.
Кэрис подняла бровь:
— В Ирландии? Самое холодное место?
— Несерьезно, — хихикнула Астрид. — Я была в этой стране, там совершенно приятный климат.
— Я жил на Воеводе 5 три Ротации назад, и было очень холодно, — настаивал Оливье. — Ты ходила в бар на реке Лиффи, где часто исполняют народную музыку?
Астрид отрицательно покачала головой.
Оливье был непоколебим:
— Поистине фантастическое место. — Глотнув немного вина, он соскользнул со своего стула. — Кэрис, думаю, тебе бы там понравилось. Я как-то пел там песню — классическую, о любви. Сейчас спою ее тебе.
Господи, только не это!
— Слушай, может, не стоит? Макс принес пудинг…
Оливье взял гитару и, пока Кэрис проклинала свою мать за то, что та заставила ее сохранить этот проклятый инструмент, начал бренчать, приближаясь к ней.
О боже, о боже! Она горячо молилась, чтобы он не пел лично для нее. Когда Оливье открыл рот и запел…
— Давай я помогу, — сказал Макс, поднявшись, чтобы забрать тарелки, стоящие перед Кэрис, и мягко протиснувшись между нею и ее поклонником. Окинув взглядом стол, он спросил: — Как насчет десерта?
— Великолепная идея, — отозвалась она.
— Не поможешь ли мне? — продолжал он, в то время как Оливье яростно бренчал на гитаре за ними.
— Конечно. — Она попыталась осторожно пробраться мимо все еще играющего Оливье, но тот наклонился над ней, в его дыхании кружились винные пары.
Когда Кэрис отпрянула, Макс, вытянув руку, зажал пальцами лады, и звук гитары оборвался приглушенным металлическим шумом. Ухажер Кэрис остановился в замешательстве.
— Десерта? — сладким голосом спросил Макс.
Побежденный, Оливье плюхнулся обратно в кресло, и Астрид погладила его по запястью.
— Не всем дано понять высокое искусство. — Она наполнила доверху его бокал и развернулась к нему. — Они просто не понимают.
Макс и Кэрис отнесли тарелки на кухню. Девушка закрыла дверь и, прислонившись к ней спиной, выдохнула. Макс стоял рядом.
— Черт возьми, — сказала она, глядя в потолок. — Это было настойчиво. Спасибо тебе.
— Я не могу поверить, что люди так себя ведут на цивилизованных вечеринках. Как думаешь, — продолжил он, — может, он хотел, чтобы мы присоединились и… сымпровизировали что-то? Я подыграл бы ему на каком-нибудь бонго, Лилиана могла бы сложить вместе пару ложек и трещать ими, словно маракасами…
— Мозг Оливье протаранило бы нечто вроде огромных цимбал…
— Это точно можно устроить.
— Я не против пробежаться по клавишам…
— Ты играешь на пианино?
Кэрис кивнула.
— Классно. Где оно?
Она вытянула пальцы, все еще держа тарелки, и улыбнулась.
— Ох, конечно. Ты можешь играть на пианино где угодно. Просто у тебя есть традиционная гитара. В другой комнате.
— Это мамина. Мы храним ее по очереди, в зависимости от того, кто живет в более холодном климате. Она говорит, влажность вредна для инструмента или что-то в этом роде. На самом деле мама одержима ею. Я же обычный хранитель гитары Гвен, и то совсем ненадолго.
— Значит, она бы огорчилась, если бы узнала, как надругались над инструментом сегодня вечером?
Они снова тихо рассмеялись, и Кэрис поставила тарелки в раковину. Макс, вытащив хлопковое кухонное полотенце, перекинул его через плечо, выкладывая шесть десертных тарелок и напевая мелодию Оливье. Они захихикали.
— Где сейчас твоя семья? — спросил Макс.
Кэрис оперлась на стол, наблюдая за тем, как он раскладывает и украшает чаши с десертом.
— Мои мама с отцом в этот раз живут на В14. Мой брат работает в команде помощи в бывших Соединенных Штатах…
— Паршиво. В самом деле?
— Да. Мы уже давно ничего от него не слышали, как, впрочем, и ожидали, но все равно это тяжело. Думаю, средства коммуникации там не настолько важны, как доставка пищи и воды выжившим. Моя сестра находится на португальском Воеводе.
— Ах, — выдохнул Макс, проводя пальцем, накрытым кухонным полотенцем, по ободкам чаш. — Вот откуда твои безумные навыки в португальском, проявленные раньше на Майндшер.
Она улыбнулась:
— Ты уловил это, да?
— На скольких языках ты можешь изъясняться?
— На пяти, наверное? Шести? Скоро будет шесть. Я начала изучать греческий. А ты действительно говоришь на всех этих языках?
— Я разве похож на того, кто оставляет перевод своему чипу? — Он поднял брови.
— Нет, — ответила Кэрис, оценивая его взглядом. — Ты похож на того, кто много трудится. — Потянувшись, девушка перевернула его руку ладонью вверх. — На работягу. — Она поняла, как по-дурацки это вышло, и вспыхнула румянцем. — На кого-то, кто зарабатывает себе на пропитание. Того, кто поддерживает работу магазина, так как пообещал, что будет это делать. — Она помедлила. — Я близка к истине?
— Ближе, чем кто-либо.
— Правда?
— Да. Главным образом потому, что ты стоишь в футе от меня.
Она закатила глаза. Взрыв смеха из соседней комнаты вернул их на землю.
— Итак, — сказал Макс уже другим голосом, — ты летаешь на шаттлах, не любишь серенады и спрашивать людей, которые всю жизнь прожили в Ротации, откуда они? — Он склонил голову набок, рассеянно гладя на нее.
— О, — ответила она, начав протирать кухонный стол. — Я всегда забываю, что, когда нахожусь радом с людьми типа Лилианы, во мне просыпается склонность ляпнуть что-то не подумав.
— Что ты имеешь в виду под «людьми типа Лилианы»?
— Гордых. Утопических. Верующих.
Макс наклонил голову:
— Таких людей, как я, значит.
— Разве?
— Да, — сказал он. — Моя семья… Нам нравится Ротация, и не важно почему.
Кэрис пожала плечами, ее лицо казалось непроницаемым.
— Мое воспитание, наверное, несколько отличается от твоего.
— Как так?
Она подвинула противень, взболтнув жир и масло, и запах жареного цыпленка снова наполнил кухню.
— Это совсем другая история и для иного времени. Может, вынесем десерт?
Что-то заиграло на его лице, когда он, ловко взяв четыре чаши, расположил их вдоль запястья и предплечья.
— Конечно. И, возможно, позже ты расскажешь мне о своем наследии.
— Возможно, — вскользь ответила Кэрис, направляясь к кухонной двери с двумя оставшимися чашами. — Только, пожалуйста, не произноси слово «наследие» при Оливье. Иначе сведешь нас, третье поколение европейцев, с ума.
* * *
— Это верно, — говорит Кэрис. — Ты всегда меня спасал, Макс. Настоящий рыцарь на белом коне. — Сумрачные звезды окружают их, пока они падают, словно марионетки, подвешенные за нити пространства. — Но это гораздо серьезнее моей жареной картошки.
— По крайней мере, ты немного успокоилась, — отвечает он, — и расходуешь воздух разумнее.
— Хорошо, — произносит она, — можешь прекратить опекать меня. Я вернулась. Я тут. Я дышу. — Она смотрит в темноту по сторонам, затем снова на голубой индикатор подачи воздуха: восемьдесят восемь минут. — Что, черт возьми, мы собираемся делать?
— Не волнуйся, — говорит Макс. — У меня есть план.
