Часть вторая
Власть императора

Двое могучих быков неторопливой поступью выкатили тяжелую колесницу вперед. Рослый широкоплечий воин натянул поводья, останавливая повозку. Мрачный взгляд из-под лохматых бровей скользнул по равнине.

Лик царя Локарона, правителя равнин, мог бы вселить трепет даже в дикого зверя. Царь и сам был подобен животному, лицо его, обросшее клочками жесткой серой шерсти, скорее напоминало морду свирепого дикого вепря, рогатый шлем еще более усиливал сходство со зверем. Покрытые такой же жесткой шерстью когтистые пальцы сжимали поводья.

Солнечный свет, разливавшийся в яркой синеве неба на полночи, тускнел на полудне, откуда по равнине темными волнами разливались тысячи всадников верхом на приземистых гиппарионах и пебротериях, шагали строго очерченные когорты тяжелой пехоты в броне. Над армией Тени распластался огромный силуэт паука.

Локарон оглянулся на собственное войско. Три сотни его пеших воинов выглядели более, чем скромно, в сравнении с армией противника. Однако, похоже, это обстоятельство ничуть не смущало грозного правителя равнинных земель.

Рядом с колесницей сгустилась тень и тут же рассеялась, явив взору царя человека в грязно-коричневом плаще с капюшоном.

– Зачем идете? – свирепо вопросил Локарон.

Даже голос царя больше походил на звериный рык. При этом он остался недвижим, не повернул головы, лишь скосил взгляд в сторону так неожиданно появившейся фигуры служителя Тени. Так же спокойны и неподвижны остались и его быки, впряженные в колесницу.

– Тебе это известно, – отозвался жрец Тени. – Тень идет к Маграхиру, в твоей воле принять ее, либо погибнуть вместе со своим войском.

– Я уже дал ответ посланникам Тени! – рявкнул царь. – Никто не пройдет через мои земли. В вашей воле покориться моей власти или накормить собой стервятников.

– Никому не дано устоять перед силой Тени, – уверенно заявил жрец.

– Сейчас мы это проверим.

Могучая фигура царя Локарона в один миг исчезла с колесницы, растворившись призрачным видением, и тут же вновь появилась рядом с жрецом. Служитель Тени не успел даже удивиться, его отсеченная голова упала в траву, рядом шлепнулся окровавленный обрывок капюшона. Несколько мгновений обезглавленное тело жреца еще стояло на ногах, затем медленно опрокинулось навзничь. С жестоким хохотом царь Локарон подхватил отрубленную голову в широкую ладонь и швырнул в войско Тени. Сила броска равнинного царя нисколько не уступала выстрелу катапульты, несколько хингарских всадников опрокинулись в траву вместе с гиппарионами.

– Убирайтесь туда, откуда пришли! – взревел царь Локарон.

Он вскинул руку. Невидимая сила вырвала из ладоней хингарских всадников, пустынников и ногарских гоплитов пики и копья, мечи и секиры, клинки покинули ножны, стрелы лучников выскользнули из колчанов. Царь повернул руку ладонью вниз, и смертоносный дождь бронзы и стали обрушился на войско Тени. Тысячи воинов противника пришли в смятение, животные забесновались, сбрасывая всадников. Локарон сжал кулак. Неумолимая сила повлекла растерявшихся воинов Тени к стану равнинного царя.

Тангендерг сидел на скамье в дальнем темном углу, откинувшись спиной к стене и закрыв глаза. Можно было бы подумать, что каданг спит, однако пальцы его слегка подрагивали на рукояти меча, лежавшего на коленях. Сам верховный жрец Дромидиона позвал его на совет, где молодому императору со своими союзниками и советниками предстояло обсудить дальнейшие действия, но за стол каданга не пригласили, ему выпало лишь оставаться безмолвным наблюдателем.

За большим дубовым столом в трапезном зале княжеского дворца во главе с Рисстанием собрались Аммат, Аррелий и князья пограничных провинций. От гипитов на совет пришли Шамрангх и шаманка Ортданатха.

– Князья начинают роптать, мой повелитель, – заметил Литарий. – Они считают, что незачем больше держать здесь войско, раз враг повержен.

– А что думаешь ты, князь? – поинтересовался Рисстаний.

– Думаю, что царь Орангер не скоро соберет новую армию. Сейчас, после разгрома, у него достаточно забот, чтобы удержать собственную власть. Его казна не так богата, а своим воинам и наемникам он пообещал щедрую плату, надеясь на хорошую добычу. Между хишимерскими вождями неминуемо начнутся раздоры, им теперь не до нас, а от мелких набегов пограничные княжества сумеют защититься самостоятельно. Но если ты до сих пор не распустил войска, полагаю, на то есть причина.

– Причина есть, – кивнул император.

– Если предстоит поход на Мархаб, легардийские конники готовы! – нетерпеливо заявил Кадоний.

Князь тут же смутился, что посмел прервать своего повелителя. Впрочем, Ристаний не проявил никакого недовольства.

– Сохрани свой пыл для более дальнего похода, князь, – посоветовал император. – Вы трое уже делом доказали свою преданность Арамее, готовы были в одиночку биться за свою землю насмерть, поэтому прежде, чем обратиться к остальным князьям, я хочу узнать ваше мнение. Мы долго беседовали с Амматом и Аррелием и они убедили меня, что арамейской армии следует выдвинуться на Маграхир.

За столом повисло безмолвие. Похоже, князья пограничья и гипиты ожидали от молодого императора чего угодно, только не такого сообщения. Особенно удивленным выглядел Кадоний, он даже не пытался скрыть этого. Первым подал голос князь Даманий.

– На Маграхир? – осторожно переспросил он. – Но для чего арамейцам идти на Маграхир?

Рисстаний взглянул на Аммата. Жрец произнес:

– Тень идет на Маграхир. Остановить ее некому. Кроме нас.

– Но арамейцы не могут отправиться на защиту Маграхира, – озадаченно пробормотал Литарий, потирая седеющую бороду. – Это же немыслимо далеко. Многим даже неизвестно, где он вообще находится. Вряд ли князья одобрят такой поход.

– Да, путь неблизкий, – согласился Аммат. – Но если мы не выступим против Тени, наша победа здесь не будет стоить ничего, и все жертвы окажутся напрасны. То, что мы увидели здесь, лишь слабый отголосок Тени. Завладев силой Маграхира, она очень скоро вернется и поглотит весь мир.

– Ты уважаемый человек, Аммат, – признес Даманий. Как и Литарий, он был один из тех старых князей, что получили свой титул волей Хорруга и знал верховного жреца еще со времен арамейского похода на побережье. – Любой в Арамее готов прислушаться к тебе и не смеет оспаривать твои слова. Но Маграхир… Прости, мне кажется, это совсем не наша война.

– Совсем недавно многие князья центральных провинций то же самое говорили о Хоруме, – жестко напомнил Аррелий. – Но вот арамейская армия здесь, и Хорум не обратился в пепел.

– Одно дело – защищать арамейскую землю, совсем другое – отправляться в неведомые земли и проливать свою кровь на чужбине неизвестно за что, – задумчиво возразил Литарий. – Ты говоришь, Аммат, что здесь мы увидели лишь слабый отголосок Тени. Но вспомни, какой ценой досталась нам победа здесь, сколько воинов потеряно в битве, сколько их лежит сейчас израненных. Отправившись на битву с самой Тенью, можно потерять всю армию. Да, Тень должен кто-то остановить, но поймут ли простые арамейские воины, для чего их ведут на смерть в немыслимую даль от своих домов, семей?

– Так ли уж нужно арамейцам встревать в чужие междоусобицы? – неожиданно поддержал его Кадоний. – На восходе живут многие племена, пусть они сами защищают свои земли от Тени.

– Уведем войска в дальний поход – оставим Арамею без защиты, – добавил Даманий.

Рисстаний взглянул на Шамрангха и Ортданатху:

– А что скажут вожди кочевых племен?

– Мы готовы поддержать Арамею, – ответил вождь. – Но длительный поход на восход будет губителен для гипитов и, честно говоря, не желателен.

– Тем не менее, нам ясна опасность, которую несет Тень миру, в том числе и степным племенам, – добавила шаманка. – Если арамейцы выступят в поход, гипиты снабдят вас необходимыми припасами…

– Ну конечно! – язвительно прервал ее Кадоний. – Арамейцы отправятся на битву, а все остальные останутся отсиживаться за их спинами.

– Я не сказала, что гипиты не будут участвовать, – сурово ответила Ортданатха. – Ты нетерпелив, князь. Вожди племен готовы повести своих воинов на битву, но только если выступит армия Арамеи.

Рисстаний обвел всех взглядом и произнес:

– Я услышал вас. Вижу, никто не горит желанием выступить на битву с Тенью. Могу представить, что скажут остальные князья. Но этой страной правлю я, и я свое решение принял. Я ценю ваше беспокойство за безопасность нашей империи, князья. Однако, если Тень беспрепятственно взойдет на Маграхир, она придет на наши земли еще более могучей силой. Там, на восходе, есть народы, готовые противостоять Тени, но одним им не устоять. Не вмешаемся сейчас, не удержим свою землю, свою свободу потом, когда Тень вернется. И тогда все наши потомки станут рабами Тени на многие века. Лишь одна Арамея в состоянии дать бой Тени, и лучше нам это сделать до того, как ее последователи обретут мощь Маграхира. Мне нелегко далось это решение, я не больше вашего рвусь в битву на чужбине, но я поведу арамейское войско в поход.

– Большинство князей наверняка скажут, что это самоубийство, – заметил Даманий.

– Тем не менее, князьям придется поддержать любое решение своего императора, – заявил Аррелий. – Скоро подойдет подкрепление из ополченцев, их начали собирать по всем городам и селениям побережья, еще когда армия выдвинулась к Келенгану. Сила будет не за князьями.

– Хочешь силой заставить князей отправиться к Маграхиру? – удивился Литарий.

– Если понадобится, – жестко ответил Аррелий.

– Надеюсь, до этого не дойдет, – произнес Аммат. – Думаю, князья поймут необходимость действовать сообща, как бы трудно ни далось им такое решение. Придя на равнину под знаменем Хорруга, мы не просто создали новую державу, мы унаследовали обширную территорию от канувшей в прошлое империи ногаров. Тем самым приняли бремя оберегать эти земли и живущих на них людей от любой угрозы. Пришло время выполнить взятое на себя обязательство. Мы не будем одиноки в борьбе против Тени, но если сейчас уйдем в сторону, вскоре останемся одни перед ее возросшим могуществом. И тогда выбор будет невелик, либо покориться, либо погибнуть.

Князь Литарий вновь задумчиво потеребил бороду и заметил:

– Арамейцам никогда не доводилось сталкиваться с Тенью впрямую, она всегда лишь слегка касалась нас. Если правда все то, что о ней говорят, у нас будет слишком серьезный противник. Арамее покровительствует Дромидион, но в состоянии ли он противостоять такой могучей силе?

– Тень могуча, это так, – кивнул Аммат. – Но сила ее уже не так велика, как во времена Ногарской империи. Ведущий Тень раздал богов Аддата многим народам, что приняли новый культ, сейчас с ним остался лишь паук-людоед. Если объединимся с другими свободными народами, сможем остановить Тень. Я также отправлюсь в поход от имени Дромидиона, наши боги не оставят армию без своего покровительства. Но медлить нельзя.

– Предаваться спорам нет ни смысла, ни времени, – резко вмешался Аррелий. – Вольница родовых отрядов осталась в прошлом, ныне мы единая держава, все войска подчинены правителю, и решающее слово за ним.

Все взоры обратились к Рисстанию.

– Я свое слово уже сказал, – решительно произнес молодой император. – Арамейская армия даст бой Тени. Мой приказ – всем князьям готовить войска к походу. Ты со своей дружиной, – он взглянул на Литария, – останешься в Хоруме. Оставить пограничные земли Арамеи совсем без защиты мы действительно не можем.

– Путь уже намечен? – поинтересовался князь Даманий.

Император взглянул на Аррелия. Тот принялся объяснять, размашисто показывая руками на поверхности стола:

– Арамея здесь. Тут Хорум. Мимо пролегает старая дорога ногарцев, она уже порядком заросла, но пройти еще можно. Через несколько переходов придется свернуть и двигаться через леса. За лесами выйдем в подгорные степи. Если успеем, встретим Тень именно там. Двигаться придется без обозов, в лесу они нас сильно задержат, воины возьмут с собой только то, что смогут нести на себе или везти на гиппарионах.

– В таком случае вожди племен оставят боевые колесницы в твое распоряжение, князь, – сказал Шамрангх, обращаясь к Литарию. – Через леса им тоже не пройти, а здесь послужат защите пограничных арамейских княжеств и степи.

– Кроме непролазных лесов, армии придется столкнуться с племенами морагов и харберов, – задумчиво заметил князь Даманий. – С морагами, может быть, и получится как-нибудь договориться, а вот харберы никого не пропустят через свои владения без боя.

– Значит, будем биться! – решительно отрезал Аррелий.

Князь Даманий покачал головой и произнес:

– Ты не хуже меня знаешь, что такое лес, Аррелий. И тебе хорошо известно, кто такие харберы. Большой армии негде развернуться в лесу, отряды растянутся по лесным тропам неимоверно, даже небольшие группы противников смогут нанести им значительный урон. А сражаться харберы умеют, в свое время они дали жесткий отпор хишимерскому царю Азгадеру. Никому еще не удавалось безнаказанно вторгнуться в леса харберов. Самый серьезный противник для них, это мораги, но сейчас между ними установилось перемирие.

– Битва с харберами совсем нежелательна, это так, – согласился Аммат. – Она займет много времени и ослабит армию.

– Тем не менее, путь через леса намного предпочтительней, чем поход через пустыни Старой Ногары, – ответил Аррелий. – Времени на такой крюк уйдет намного больше, не говоря уж о том, что пески точно погубят армию.

Аммат оглянулся на темный угол и спросил:

– Ты что-нибудь скажешь?

– Я расчищу путь для вашей армии, – спокойно произнес Тангендерг.

– Ты? – удивился Аррелий.

– Я, – все так же невозмутимо ответил каданг.

Рисстаний взглянул на жреца. Прочитав немой вопрос в его глазах, Аммат кивнул:

– Именно поэтому он здесь.

Захир крепко стиснул зубы, сдерживая стон, когда Самила выдернула обломок стрелы из его бедра.

– Уже все, – попыталась приободрить его девушка и принялась быстро перевязывать рану.

Во время неожиданного нападения царя Локарона тысячи воинов армии Тени получили ранения, несколько сотен остались лежать мертвыми на равнине, многих необъяснимая сила утянула в стан равнинного царя. Захир едва успел увернуться от собственного клинка, когда на воинов Тени обрушился дождь металла их же оружия, но не уберегся от стрелы. На свое счастье, он вовремя сообразил избавиться от кольчуги, иначе сейчас оказался бы в числе пленников царя Локарона.

– Мне страшно, Захир, – призналась девушка, закончив перевязку.

Захир сел на земле, протянул руку и погладил молодую жену по плечу:

– Не бойся, моя рана не такая уж серьезная.

Самила покачала головой:

– Я не о том. Мне страшно от того, что мы пришли сюда. Что, если все мы погибнем здесь? Ты видел, что случилось.

– Тень непобедима, – уверенно заявил Захир. – Ее жрецы справятся с царем местных дикарей, а потом мы всех их убьем, а их детей сделаем рабами.

Недавняя стычка показала, что царь Локарон оказался грозным противником, его магическая власть над металлом практически полностью обезоружила армию Тени, тем не менее, молодой хингарец ничуть не утратил своей самоуверенности. Чего никак нельзя было сказать о его жене.

– А вдруг убьют тебя? – не успокаивалась девушка. – Что тогда будет со мной?

– Со мной ничего не случится, – отмахнулся Захир. – Не думай о плохом. Мы покорим эти земли, отберем все у местных и сказочно разбогатеем. Мы дойдем до самого Маграхира, у нас будет все, чего только пожелаем.

– Не могу не думать, – вздохнула Самила.

Она оглянулась. Весь стан армии Тени словно превратился в один сплошной лазарет, кругом над раненными воинами хлопотали их женщины, сопровождающие своих мужчин в походе.

– Ты очень уверен в себе, – продолжала Самила. – Все хингарские мужчины рассуждают так же, как и ты. Я и сама думала так же. Мне очень хочется, чтобы все было именно так, как мы хотим. Но ты же видишь, здешние люди не хотят отдать нам свои земли добровольно. А сколько еще народов мы встретим впереди? Если и они будут драться?

– Если они будут драться, мы перебьем их всех, – отрезал Захир.

В отличие от жены, молодой хингарец нисколько не сомневался ни в своих силах, ни в могуществе Тени. Дома, в родной Хингаре, мужчины кланов запросто могли отобрать все, что им нужно, у любого простолюдина подвластных хингарцам земель, не встречая никакого сопротивления. Это стало их неотъемлемым правом, и это свое право они готовы были распространить на другие земли, хоть на весь мир. Женщины хингарских родов безоговорочно поддерживали своих мужчин, до недавнего времени и сама Самила ничуть не сомневалась в правоте мужа и всех хингарских воинов. Однако побоище, случившееся на равнине, заставило задуматься о собственной судьбе. В чужих неведомых землях люди оказались не так покорны, как в Хингаре, они готовы сражаться, а их правители совсем не склонны впускать чужаков в свои владения. Если Захир погибнет в бою, куда деваться ей? Вдова младшего сына младшей жены – ей на всю жизнь уготована роль прислужницы в замке главы клана, и до самой смерти придется питаться объедками с его стола.

Самоуверенность мужа нисколько не придала ей спокойствия, но продолжать разговор Самила не стала.

Тороний тяжело опустился на шкуру степного волка, подогнув под себя ноги по обычаям кочевников. Огромный арамеец, казалось, с трудом помещался в походной кочевой кибитке, с его присутствием стало гораздо теснее.

Вождь Гамал Хал подал уважаемому гостю глиняную чашу с травяным отваром.

– Так ты говоришь, сильный враг надвигается на земли куммров? – в очередной раз переспросил вождь, поглаживая длинную жидкую бороденку.

– Именно так, – также в очередной раз подтвердил Торроний, отхлебывая из чаши.

– Пастбища велики, здесь всем хватит места, – заметил Гамал Хал. – Зачем степным племенам воевать с кем-то?

– Увы, вождь, враг не станет спрашивать, хотите вы войны или нет, – произнес Торроний, тщательно подбирая слова на малознакомом ему межплеменном наречии народов подгорных степей. – Племенам степи придется либо сражаться, либо покориться.

Много месяцев комендант арамейской столицы провел в пути, добираясь до подгорных степей. Отсюда уже были видны Полночные горы, в туманной дымке вдали вздымались вершины и заснеженный пик Маграхира, недоступной для смертных обители самого создателя мира, как утверждали старинные предания. В своем путешествии Торроний понемногу изучал языки и наречия народов тех земель, через которые проходил. Узнал он и речь племен, населяющих подгорные степи, но не настолько хорошо, чтобы разговаривать достаточно бегло, поэтому приходилось подбирать слова. Впрочем, степняки вполне понимали, что им говорит чужеземец. Как уже успел узнать Торроний, местные племена не очень ладили друг с другом, однако арамейца приняли довольно дружелюбно, вождь одного из самых больших племен пригласил гостя в свою походную кибитку.

– Сложные времена, – вздохнул Гамал Хал. – Старики рассказывали о Тени, они слышали о ней от торговцев и бродячих наемников. Но это было так давно и так далеко.

– Все изменилось, – ответил Торроний. – Теперь Тень стала намного ближе.

Вождь снова погладил свою бородку и спросил:

– А что же хочешь предложить ты свободным куммрам?

– Не только куммрам, но и всем племенам здешних земель. Арамея предлагает помощь.

– До тебя здесь уже был один человек, арамейский шаман, лицом похожий на тебя, от него мы впервые узнали об Арамее. Какая забота твоему народу о племенах степи?

– Не только лишь вашим степям несет бедствия Тень. Весь мир в опасности. Где проходит Тень, там смерть и разрушения. Если не остановим ее сообща на подступах к Маграхиру, она поглотит здешние народы и все равно придет в Арамею.

Гамал Хал в очередной раз потеребил бородку. Лукаво прищурившись, он спросил:

– А почему бы племенам степи не договориться с Тенью? Твоя Арамея хочет войны с Тенью, но племенам война не нужна.

– Ты ошибаешься, вождь, если думаешь, что Арамея хочет втянуть вас в войну с Тенью. Война идет уже давно, не первый десяток лет. Племена смогут договориться с Тенью, как поступили многие народы, где она прошла. Но цена такого договора – свобода и даже жизнь. Племенам придется принять Тень, поклоняться темным богам и отдать своих воинов в ее армию. Тень ведет свое войско на Маграхир, а тебе наверняка известно, насколько велика мощь Маграхира. Будет такая кровопролитная битва, какой мир еще не видел. Все вокруг обратится в прах, много жизней оборвется. Арамея в любом случае даст бой Тени. Хотят того местные народы или нет, но война уже идет в ваши края и вам решать, на чьей стороне биться.

Гамал Хал задумался, все так же теребя бородку.

– Ты говоришь, арамеец, что армия Тени огромна, – произнес он некоторое время спустя. – И сама по себе Тень – очень могучая сила. Велики ли шансы на победу в битве против нее?

– Шансы невелики, – признал Тороний. – Тень объединяет силы многих темных богов, а в ее армии легионы ногарцев, конные отряды пустынников Каттана, кланы хингарцев, это тысячи воинов. Поэтому потребуется собрать как можно больше бойцов.

– Племена степи могут собрать не более трех тысяч клинков. Но ведь этого недостаточно, не так ли?

– Я слышал, что в лесах за холмами живут племена рубийцев, и у них много воинов. Можно ли на них рассчитывать?

Гамал Хал усмехнулся:

– Рубийцы отличные воины, лучшие бойцы Севера, а их стальное оружие разрубает любой самый крепкий бронзовый доспех. Но они не будут биться вместе с племенами степи.

– Враждуете? – уточнил Торроний.

– Обычные соседские междоусобицы, – уклончиво ответил вождь куммров. – Кочевые племена и рубийцы не враги, но и не друзья.

– Примут ли рубийцы Тень, если она придет на их земли? – продолжал расспрашивать Торроний.

– Отдать свою свободу Тени? – Гамал Хал снова усмехнулся и покачал головой. – Рубийцы будут сражаться до последней женщины, до последнего ребенка. Они все полягут мертвыми, но не покорятся никакому врагу.

– Стало быть, есть возможность привлечь их на нашу сторону, – сделал вывод арамеец.

– Можешь попытаться, чужеземец. Но я не стал бы рассчитывать на их помощь. На свои земли они не допустят никого, кто мог бы посягнуть на их свободу. Но и за чужую землю сражаться не пойдут.

– Я все-таки попробую, – произнес Торроний. – А каково будет твое решение, вождь?

– Я донесу твои слова до вождей племен, арамеец.

Вытянутая морда харбера чуть повернулась, ноздри шевельнулись, ловя запахи. Его собратья замерли, настороженно прислушиваясь и выжидая, они вполне доверяли чутью своего вожака.

Дыхание Севера обходило стороной здешние леса, густая растительность и обилие торфяных болот поддерживали постоянное влажное тепло. Именно здесь обитали странные на взгляд жителей равнин существа – крылатые гладкокожие харберы. Воинственные жители лесов ревностно оберегали свою территорию – любого чужака, неосторожно забравшегося в их владения, ожидала неизбежная смерть. Однако в последнее время вековой покой этих земель, покрытых густыми лесами, был нарушен. Столетиями харберы чувствовали себя здесь безраздельными хозяевами, но кровопролитная война, развязанная людьми, пришла и к ним, когда тысячи морагов, потесненных арамейцами с побережья, вторглись в леса. Люди, отказавшиеся от дикой лесной жизни, в большинстве своем слишком слабы, они не могут выжить среди враждебных им дебрей, хозяева лесов способны уничтожить целую армию, устраивая засады и ловушки в чащобах, среди болот, на звериных тропах. Но мораги – не люди. Для этих низкорослых мохнатых существ лес такой же дом, как и для самих харберов. Кроме того, мораги оказались отличными землекопами, через свои подземные тоннели они могут выбраться на поверхность где угодно, хоть в самом центре стойбища, и нанести внезапный удар. С коротконогими бывшими слугами морского бога справиться намного сложнее, немало славных воинов полегло в битвах за раздел лесных охотничьих угодий, вражда ослабила племена.

Сейчас наступило относительное затишье, но хрупкий ненадежный мир между двумя противоборствующими расами может рухнуть в любой миг.

Крепкая рука харбера резко распрямилась, острие пики ткнулось, казалось, в пустоту, но в самый последний миг целью оказалась неожиданно сгустившаяся тень. Древко пики рассыпалось в прах, харбер едва успел разжать пальцы, чтобы невидимая отрава, все обращающая в тлен, не коснулась его.

– Стоит быть погостеприимнее, – заметил старец, появившийся из тени.

Человек говорил на языке хишимерцев. Если и возможно было понять речь харберов, то говорить на языке лесных обитателей – странном наборе рокочущих, клацающих и щелкающих звуков, смогли бы далеко не многие. Харберам же речь людей давалась намного легче, предводитель лесных охотников вполне понял незнакомца.

– Люди – не гости в наших лесах, – пророкотал в ответ харбер по-хишимерски. – Здесь вам не рады.

Отгородившиеся от всего остального мира харберы мало что знали о Тени и никогда не встречались с ее последователями. Но даже если бы им было известно гораздо больше о той силе, что развязала вековую войну и разрушила старую цивилизацию, вряд ли воинственные обитатели леса убоялись бы человека, освободившего узников Аддата. Магия чужака нисколько не впечатлила предводителя лесных охотников. Харбер смотрел на старца без тени робости, свысока, как на представителя низшей расы, что расплодилась, захватив весь мир, подобно неистребимым паразитам.

– Тебе следует подготовиться, – произнес жрец Тени. – Арамейская армия скоро придет в эти леса.

– Здесь арамейцы и останутся, – воинственно заявил харбер.

– Арамейское войско велико, – предупредил старец. – Тебе понадобится помощь.

– Только не от тебя, – оскалился харбер. – Нам не нужны здесь чужаки. У нас достаточно воинов, чтобы остановить любую армию. Хишимерцы не прошли, не пройдут и арамейцы. Тебе тоже ничего не светит.

– Я пришел лишь дать тебе совет, не более. Собери всех своих воинов, справиться с арамейцами будет непросто.

– Харберы не нуждаются в советах людей. Люди не пройдут через наши леса.

Тангендерг перевел взгляд со своей кобылы на Коринту:

– Что ты с ней сделала?

– Почистила как следует, – ответила девушка. – Похоже, ты сам этим никогда не занимался. Наверное, даже и не знаешь, как это делается.

– Зато ты, как я посмотрю, очень знающая.

После битвы за Хорум Тангендер совсем не уделял внимания своей кобыле, все заботы о животном взяла на себя Коринта. Благодаря ее стараниям, старая кобыла преобразилась до неузнаваемости, теперь она уже не была похожа на изнуренную клячу, которой осталось лишь два шага до скотобойни. Впрочем, на ее характере внешние изменения никак не сказались, лошадь оставалась все так же равнодушна и безучастна ко всему вокруг.

– Куда ты собрался? – поинтересовалась Коринта.

– Вперед. Мне есть чем заняться.

– Почему так спешно? Армия выступит только через неделю.

– Я не служу в армии твоего императора. Пусть выходит хоть через месяц, а я отправлюсь сейчас.

– Мог бы и предупредить, – укорила его девушка. – Мне тоже надо собраться.

– Тебе есть, что собирать?

Голос каданга звучал так же бесстрастно, как и всегда, но Коринте почудилась ирония. За время скитаний в обществе нелюдимого спутника она и в самом деле не обзавелась ничем.

– Впрочем, со мной ты не пойдешь, – продолжил Тангендерг. – Останешься здесь с Гишером.

– Ты меня бросаешь?! – возмутилась Коринта.

Перехватив взгляд каданга, она пробурчала:

– Да-да, я помню, что я не вещь и меня нельзя бросить. Но… Почему ты так смотришь?

В бесцветных равнодушных глазах Тангендерга ей вдруг почудилось нечто такое, что она не смогла бы объяснить никакими словами даже самой себе.

– Ты не пойдешь со мной, – повторил каданг. – Можешь идти с войском своего императора, если тебе не сидится на месте, но не со мной.

Услышав возбужденные возгласы за спиной, Коринта обернулась. Тангендерг же невозмутимо продолжал подтягивать постромки переметных сумм на крупе кобылы.

На княжеский двор въехала колесница, украшенная золотыми орлами, в сопровождении двух десятков всадников. С крыльца сбежал молодой легардийский князь Кадоний и предупредительно подал руку, помогая спуститься с колесницы женщине в бирюзовой тоге.

В тот миг, когда Тангендерг повернулся, взгляд приехавшей женщины упал на него. Кадоний почувствовал, как дрогнула и напряглась рука гостьи в его ладони.

– Кто ты? – спросила женщина, обращаясь к Тангендергу.

Вопрос остался без ответа, каданг даже не обратил на него внимания, продолжая заниматься своими делами.

– Отвечай, когда спрашивает госпожа! – прикрикнул Кадоний. – Перед тобой царица Лигия!

При этих словах Коринта поспешно склонила голову и толкнула Тангендерга, тот же, не оборачиваясь, равнодушно пожал плечами:

– Мне все равно, кто она.

Легардиец потянулся было к хлысту, но Лигия жестом остановила ревностного подданного.

– Прости моего друга, госпожа, – испуганно пробормотала Коринта.

– Это бродяга, госпожа, он чужеземец, – процедил Кадоний.

– Слишком горд для бродяги, – заметила Лигия.

– Одно твое слово, госпожа, и его накажут, – пообещал Кадоний.

– Я здесь не для того. Проводи меня, князь.

В сопровождении молодого князя Лигия проследовала в большой трапезный зал княжеской резиденции. Царица остановилась у входа в тени колонны, жестом потребовав от Кадония, не привлекать к себе внимания.

В центре зала стоял бывший ногарский капитан Кетаннос. С разных сторон на него взирали император Рисстаний, Аммат, Аррелий и Литарий. Еще не оправившийся от раны ногарец с явным трудом стоял на ногах, но держался твердо, не опуская головы.

– Так что же с тобой делать, капитан Кетаннос? – сурово спросил молодой император.

– Воля твоя, – просто ответил ногарец.

Рисстаний перевел взгляд на Аммата:

– Что бы сделал отец?

– Спроси у него, – жрец кивком указал на капитана. – Однажды они уже встречались.

Император вернулся взглядом к ногарцу.

– Мы встретились с Хорругом накануне штурма Отоммосо, – произнес капитан. – Он отпустил меня, сказал, что встретимся в битве. Там мы и встретились снова. После победы арамейцев добивать нас не стали, с последними воинами я покинул захваченный город.

– И вот ты снова здесь, обнажил оружие против Арамеи, – подытожил Рисстаний. – Мой отец счел тебя достойным воином, не мне сомневаться в его решениях. Поклянись, что никогда более не повернешь свой меч против Арамеи и я отпущу тебя.

Ногарец стоял молча, обдумывая слова арамейского императора. Затянувшееся молчание прервал Аммат:

– Твоей Ногары больше нет, воин, и тебе ее не вернуть. Ногарская империя в свое время не покорилась Тени, стоит ли проливать кровь в угоду ей?

Капитан кивнул:

– Мой меч не повернется против Арамеи. Клянусь.

– Ступай, – отпустил ногарца Рисстаний.

Кетаннос покинул зал. У самого выхода он на мгновение остановился, заметив женщину, оба обменялись взглядами. Когда ногарец вышел, царица Лигия, наконец, вышла из тени.

– Мама? – удивился Рисстаний.

Он вскочил с кресла, подбежал к матери и схватил ее за руки. Остальные склонились перед своей госпожой.

– Прослышала о твоей победе, сын мой, – улыбнулась Лигия. – И приехала с ополчением, чтобы поздравить лично. Мне сказали, ты поведешь армию в новый поход.

– Да, это так, – подтвердил Рисстаний. – Мы готовимся к дальнему походу. Мы дадим бой Тени.

– Что ж, у тебя, наверное, много дел, сын мой. А мне хотелось бы побеседовать с нашим верховным жрецом.

– Тогда оставим вас наедине.

Молодой император направился к выходу, князья последовали за ним.

– Аррелий, ты тоже останься, – потребовала Лигия.

Князь Аррелий замер на месте. Как только створки дверей захлопнулись, Аммат произнес:

– Подозреваю, что не одно лишь желание поздравить сына заставило тебя пуститься в дорогу.

– Мне сказали, что битва была выиграна благодаря одному человеку, – ответила царица. – Он сокрушил Тота с мечом Хорруга в руках.

– Это так, – кивнул Аммат.

– Там снаружи я встретила человека, – продолжала Лигия. – Его называют бродягой. Это был он?

– Он, – подтвердил Аррелий.

Лигия внимательно посмотрела сначала на одного, потом на другого:

– Вас даже не удивляет, как я догадалась? Вы ведь не могли этого не заметить, правда? Одно и то же лицо. Та же фигура. Те же повадки.

– Тебя это беспокоит? – спросил Аммат.

– А вас нет? Я словно увидела самого Хорруга. Многие арамейцы еще помнят моего мужа. Никто не усомнится в том, что бродяга его прямой потомок. Человек, сокрушивший Тота, удержавший меч Хорруга в своей руке, в состоянии претендовать на арамейский трон.

– Бродяге не нужен трон, – беспечно отмахнулся Аррелий. – Волноваться не о чем.

– Он очень сильный человек, – задумчиво промолвила Лигия. – Я почувствовала его силу. Такую же, как у Хорруга. Он опасен.

– Понимаю твою тревогу, – кивнул Аммат. – Но поверь, она совершенна напрасна.

– А если нет? – не успокаивалась Лигия. – Кто защитит моего сына? Моя надежда лишь на вас.

– В любом случае пока бродяга нам нужен, – сказал Аррелий. – Потом он может и исчезнуть. Пусть тебя не беспокоит этот человек, царица.

– Крайние меры совершенно излишни, – возразил Аммат.

– Ценю твою мудрость, Аммат, но судьба всей империи зависит от того, кто будет на троне, – ответила Лигия. – Сейчас Арамеей правит Рисстаний. Так это и должно остаться.

– Не сомневайся, так и будет, – заверил ее Аррелий.

– Я надеюсь на тебя, князь. Арамее не нужен другой император.

– Другого не будет. Но и тебе, моя госпожа, придется кое-что сделать для сохранения императорской власти.

Отбросив обглоданную телячью кость, царь Локарон откинулся на спинку деревянного кресла и сыто рыгнул.

– Веселей, красотки! – рявкнул царь, хлопнув в ладоши.

Полунагие девушки танцовщицы ускорили темп, извиваясь на утоптанной площадке перед креслом правителя под звуки бубнов. Повелитель равнин устроил празднество под открытым небом, его воины расположились вокруг огромных костров, над которыми на вертелах зажаривали целиком туши буйволов. Воины то и дело поднимали кубки за здоровье своего государя, сам же он, восседая в простом деревянном кресле, любовался грациозными движениями самых красивых танцовщиц подвластных ему земель.

С незапамятных времен свирепый демон подчинил себе обширную плодородную равнину, раскинувшуюся среди пустошей. Под властью грозного царя рождались и умирали поколения пахарей, он же правил столетиями, вселяя своим бессмертием и жестокостью ужас в сердца подданных. Именно пустоши, что отделяли владения царя Локарона от других земель, привели к тому, что с течением времени его имя забылось в далеких краях. Похоже, даже всеведущие жрецы Тени очень слабо представляли, с кем именно столкнулись. Самоуверенность служителей нового культа привела к тяжелому поражению, царь же праздновал победу.

За сотни лет своего правления царь Локарон не воздвиг ни одного города, он обходился без дворцов и замков, даже без шатра, в случае нужды располагаясь в лучших домах любого из подвластных ему поселений равнины. Большую часть времени царь со своими воинами проводил под открытым небом, постоянно перемещаясь от одного поселения к другому, собирая дань с пахарей. Вот и сейчас он устроил празднество прямо на лугах.

– Вина, мой царь? – предложил один из подданных, приблизившись к Локарону, с кубком в руках.

– Напиток для слабых женщин! – прорычал царь, оскалив звериную пасть. – Пленников сюда!

Воины пригнали несколько десятков пленников, которых во время недавней стычки с войском Тени собственные доспехи притянули в стан равнинного правителя. Локарон поднялся с кресла:

– Наполнить кубки!

Кинжалы с лязгом вылетели из ножен. Без лишних церемоний воины царя бросали пленников на колени и перерезали им горла. Резня не имела какого-либо религиозного смысла, царь Локарон приучал своих воинов к бессмысленной жестокости, отличавшей его самого. Отбирая их еще подростками в селениях, царь воспитывал из них верных себе безжалостных убийц.

Правителю подали чашу, до краев наполненную свежей горячей кровью.

– Такая участь ожидает любого, кто бросит вызов вашему государю! – провозгласил Локарон, поднимая чашу.

Кровавый напиток влился в раскрытую звериную пасть царя. Его воины разом взревели и опорожнили свои кубки.

Отбросив чашу, царь Локарон расхохотался и схватил ближайшую к нему танцовщицу. От грубого движения большой цветастый платок, охватывавший бедра девушки, сполз, оставив ее абсолютно нагой. Воины поддержали веселое настроение своего государя одобрительными возгласами.

Неожиданно Локарон переменился в лице, обнаженная девушка отлетела далеко в сторону, словно тряпичная кукла. Прямо перед царем темным облаком сгустилась тень и тут же распахнула объятия, явив взорам человека в жреческом одеянии последователей Тени.

– Еще один приспешник паука явился за своей смертью! – рявкнул Локарон.

Из составленной неподалеку оружейной пирамиды поднялись три копья и устремились к незваному гостю. Не достигнув цели, копья рассыпались в прах. Отправившуюся следом секиру постигла та же участь. Клинок одного из воинов покинул ножны, но тут же раскалился добела и рассеялся снопом огненных брызг. Локарон свирепо оскалился.

– Побереги свое оружие, царь, – произнес ведущий Тень.

– Взгляни туда, человек, – прорычал царь, указав на бездыханные тела только что убитых пленников. – Я выпью кровь всех твоих слуг, сколько бы ты ни привел их на мою землю. Я выпил бы и тебя досуха, но твоя кровь уже почернела от старости, в твоих жилах один гной.

– Свою злобу тебе тоже лучше поберечь, – посоветовал старец. – Она тебе также еще может понадобиться.

Царь Локарон медленно приблизился к старцу:

– Ты либо слишком глуп, либо слишком нагл, если осмеливаешься склонить к служению самого Локарона. Ты всего лишь ничтожный человек и даже не представляешь, кто перед тобой.

– Однажды я уже видел подобного тебе, – невозмутимо заметил ведущий Тень.

– Бельфеддор, – догадался царь. – Слабак, возомнивший себя богом.

– Вижу, братские чувства тебе неведомы, – усмехнулся старец. – Но вряд ли можно назвать слабым того, кого провозгласили богом войны.

– Был бы сильным, удержал бы свою власть и до сих пор оставался богом! – рявкнул Локарон. – Он смог повелевать лишь золотом, мне же подвластен любой металл!

В доказательство его слов все оружие воинов поднялось в воздух, повинуясь жесту царя.

– Страх смерти и металл, несущий смерть – вот моя власть! – прорычал Локарон. – На этой равнине я единственный правитель! Неужели ты, ничтожная смертная тварь, возомнил, что я уступлю свою власть твоему пауку? Я уничтожу всех, кто осмелится войти на мои земли, даже твоих богов. Убирайся!

– Ты сеешь смерть бездумно, лишь ради своего удовольствия и наслаждения страхом других, а власть твоя ничтожна, – спокойно произнес ведущий Тень. – Ты удовольствовался лишь малым клочком земли, где запугиваешь слабых пахарей. Пожалуй, такой союзник мне и в самом деле не нужен. А там, где властвует Тень, бесполезным нет места.

Тяжелый меч сам впрыгнул рукоятью в широкую волосатую ладонь Локарона. Стальной клинок обрушился на голову старца, но разрубил лишь дымку тени.

Тень тут же сгустилась в другой стороне, явив взорам ведущего. Локарон мгновенно растаял бесплотным духом и появился возле старца, но его меч вновь поразил лишь пустоту.

Раз за разом тень распахивала свои темные объятия то в одном, то в другом месте, Локарон неотступно следовал за старцем, но всякий раз его меч настигал пустоту. Соприкасаясь с тенью, стальной клинок царя раскалялся, но выдерживал эти прикосновения. Любой человек на месте Локарона сам обратился бы в прах, коснувшись Тени, но бессмертное демоническое существо оставалось невредимым. Воины равнинного царя не успевали следить за стремительными перемещениями своего правителя и ведущего Тень.

Тень разом распахнулась в нескольких местах одновременно, выпустив жрецов. Звезды померкли, скрытые силуэтом паука, во тьме призрачным сиянием вспыхнула хрустальная сфера.

Локарон замер, хищно оскалившись.

– Любишь сталь, царь, – зловеще произнес ведущий Тень. – Так оставайся с ней навечно.

Жрецы одновременно вскинули руки, взывая к своим покровителям. Лапы паука зашевелились, облако тени накрыло царя. Локарон яростно взревел и взмахнул мечом, освобождаясь от невидимых тисков бывших узников Аддата. Тень закружила вихрем, приводя в движение воздух. Пламя костров, едва различимое в густой мгле, всколыхнулось, поднявшийся ветер погнал в ночь снопы искр и пылающие поленья. Воины равнинного правителя отступили еще дальше, прикрывая глаза от ветра, пыли и мусора. За считанные мгновения вихрь достиг силы урагана, сбивающего с ног людей и животных. Лишь жрецы Тени во главе с ведущим стояли крепко, заключив в кольцо царя Локарона и продолжая твердить слова заклинания.

– Как и ты, Бельфеддор был уверен, что магия не властна над ним, – произнес ведущий Тень. – Вы существа двух миров, существуете в обоих одновременно, и не принадлежите ни одному из них. Но Тень Аддата открыла мне способ, как справиться с такими, как вы.

Со злобным рыком Локарон тяжело упал на колени. Земля дрогнула под весом его массивного тела. Выронив меч, царь поднес руку к глазам. Ладонь таяла, растворяясь призрачным сиянием. Мириады светлячков срывались с тела равнинного правителя и, устремляясь ввысь, сплетались в единое целое.

Воины Локарона издали в растерянности взирали на происходящее. Вскоре на земле остался лишь тяжелый стальной клинок царя. Вихрь закружил призрачную фигуру.

– Силой Тени, мы заключаем тебя в сталь, царь Локарон! – провозгласил ведущий Тень. – В ней ты продолжишь свое бессмертие! И смерть придет к тебе лишь с восходом полночной звезды!

Хобот смерча вонзился в клинок, увлекая призрак Локарона. Земля вздыбилась, из самой глубины поднялись каменные пласты, наползая друг на друга и образуя приземистое глухое строение вокруг меча. Через несколько мгновений сотворенную силой Тени гробницу засыпало землей, посреди равнины возник курган.

– Никому не дано противостоять Тени, – произнес старец.

Впервые за много лет Хорум заметно оживился. Причиной тому послужил не только объявленный день свадьбы молодого легардийского князя Кадония и Ирреи, дочери правителя Велихарии. Вместе с царицей Лигией к городу подошло пятнадцатитысячное войско ополчения из числа горожан и селян побережья, новые люди наводнили Хорум. Вслед за ополчением центральных провинций Арамеи в родные края возвращались беженцы. Весть о победе над войском хишимерцев и армией мертвых самого Тота, разлетелась по всей империи и крестьяне, покинувшие свои земли в поисках спасения, сотнями потянулись обратно. Так же пришли и многочисленные обозы, груженные провизией. Не считаясь с мнением князей, Аррелий распорядился выдать припасы жителям, возвращавшимся в разоренную провинцию. Злые языки поговаривали, что на это действие самого жесткого князя Арамеи и советника императора подвигла вовсе не добросердечность или сочувствие к нуждам крестьян, а лишь стремление избежать голодного бунта и смуты среди народа. Вероятнее всего, так оно и было, но обыватели с восторгом приняли дары от имени императора.

Близ Хорума, где уже стояли два стана – отрядов арамейских князей и гипитов, стихийно возник еще один походный город. Прибывающие из дальних земель женщины и дети отыскивали здесь своих мужчин, что оставались в ополчении для защиты Хорума, чтобы вместе продолжать путь в свои покинутые селения восстанавливать разрушенное хозяйство. Многих ожидали дурные вести, далеко не все ополченцы уцелели в недавних битвах, многие нашли упокоение в общей братской могиле, еще больше получили увечья в сражении. Но даже это не могло омрачить общего приподнятого настроения, простому люду очень хотелось верить, что теперь все их беды позади, ведь сам император пришел защитить их, и теперь уже никакой враг не осмелится прийти на землю Арамеи.

– Папа! Папа! – услышал Далман знакомый голосок.

К нему подбежал младший сынишка. Крестьянин похватил сына на руки, смеясь, подбросил вверх и прижал к груди.

– Живой, – счастливо прошептала жена, обнимая Далмана.

– Живой, – подтвердил крестьянин, поцеловав жену.

Окинув взглядом старших сыновей, он спросил:

– Как вы?

– Нормально, – отозвались те сдержанно, как и подобает уже почти взрослым мужчинам.

– Трудно пришлось? – участливо спросила жена.

– Выстояли, – так же сдержанно ответил Далман. – Где все наши? Идем к ним. Пора возвращаться домой.

Из Хорума послышался звон храмового колокола.

– Что там, папа? – полюбопытствовал младший сын.

– Наш князь дочку замуж выдает, – пояснил Далман. – Там сегодня праздник.

– А ты видел князя?

– И его видел, и дочь его, и много кого еще. Дома все расскажу. Идемте.

В самом Хоруме тем временем действительно разворачивалось свадебное торжество. Звон храмового колокола возвестил всей округе о заключении нового союза. В церемонии свадебного обряда сплелись традиции арамейцев, принятые еще в бытность их обитания в лесах, и дромидийского культа, принятого большинством населения империи. Клятву верности молодоженов друг другу принял сам верховный жрец Дромидиона Аммат в присутствии высоких гостей, императора Рисстания и царицы Лигии.

Торжество обещало стать незабываемым для молодых не только из-за присутствия императорской семьи – в Хоруме на этот момент оказались и все князья Арамеи, а так же вожди гипитских племен. Хотя событие и оказалось неожиданным для большинства гостей, все приглашенные постарались достойно одарить виновников торжества. Не ударил в грязь лицом и сам Литарий – на столы, накрытые для гостей прямо под открытым небом, выставили все самое лучшее, что только нашлось в княжеских кладовых.

Произнося заздравные речи во славу молодоженов, меж собой князья вполголоса вели совсем другие разговоры. Недавно был получен приказ готовить княжеские отряды к новому походу, что совсем не вызвало восторга ни у предводителей арамейских родов, ни у простых воинов. Но выражать свое недовольство открыто не решался никто. Если еще и можно было рассчитывать на мягкость и милосердие императора и царицы, то ждать того же от Аррелия не приходилось. Доказательством решительности императорского советника служило войско ополчения, так неожиданно пополнившее полк императорской гвардии и создавшее значительный перевес в силах, за опасные речи можно было поплатиться титулом, а то и головой.

– К чему нам этот Маграхир? – тихо ворчали одни. – Будто других забот мало.

– Армия и без того ослаблена, наши родовые дружины много бойцов потеряли, еще больше ранено, – вторили им другие. – Лучше бы добили хишимерцев, там и поживиться есть чем. А то и свои припасы простолюдинам раздали, и сами без добычи. У Маграхира и подавно ничего не возьмем, только еще больше потеряем.

– Наш император очень изменился в последнее время, – подмечали третьи. – Раньше его не так легко было убедить на решительные действия.

– Все влияние Аррелия. Самому спокойно не сидится и всех будоражит.

– С тех пор, как умерла его жена ногарка, он стал совсем несносен. Лучше бы сам женился, глядишь, и успокоился бы.

От Лигии не укрылось настроение большинства князей. Скосив взгляд на Аррелия, сидевшего рядом, она тихо произнесла:

– Уверен ли ты в своих действиях? Похоже, никто не рвется в поход к Маграхиру.

– Ты хотела, чтобы я укрепил трон твоего сына, – так же тихо отозвался Аррелий. – Я его укреплю. Сделай то, о чем мы договорились, а остальные заботы предоставь мне.

– Куда делся бродяга? – снова спросила царица. – Я не видела его уже пару дней.

– Бродяге не место за княжеским столом, он делает свое дело. О нем я тоже позабочусь, не беспокойся.

Первую часть фразы князь произнес нарочито громко, при этом устремил пристальный взгляд на молодоженов, словно ожидая их реакции. Ждать пришлось недолго, Иррея встрепенулась при упоминании о бродяге, что не укрылось от Кадония. Видимо, правы были те, кто утверждал, будто князь Аррелий перенял многие навыки у своей усопшей жены, искушенной в дворцовых интригах – среди городских сплетен он умело отделял достоверные сведения от пустых слухов. Князь самодовольно усмехнулся, окончательно утвердившись в своих догадках, и тихо повторил, обращаясь к царице:

– Пусть бродяга тебя не беспокоит, его судьба уже решена.

Вцепившись задними лапами в сук, харбер с высоты шарил взглядом по зарослям. Кто бы ни прятался в лесу, мораг или человек, ему не уйти от стражей, оберегающих свои охотничьи угодья от вторжения чужаков. Двое его товарищей внизу осторожно пробирались сквозь густые папоротники к месту, где пытался укрыться незнакомец.

Один из харберов поднял голову, взглядом показывая предводителю, что там, где они подозревали укрытие противника, никого нет. Харбер на дереве оскалился. Он точно знал, здесь есть кто-то чужой, но настораживало необычное поведение чужака – он выдавал свое присутствие ровно настолько, чтобы преследователи не потеряли след. Обычно так поступали мораги охотники, заманивая добычу. Однако мораги никогда не охотились в одиночку, этот же был один и явно чересчур опытен даже для лесного обитателя.

Один из харберов внизу втянул ноздрями воздух, пытаясь по запаху определить, в какую сторону отступил чужак. Заросли зашуршали – разрывая листву, вверх взметнулся длинный шест, привязанные к нему заостренные колья пробили грудь и крылья следопыта. В тот же миг стрела с бронзовым наконечником ударила в глаз харбера на дереве, мертвое тело с шумом рухнуло вниз. Ключицу третьего харбера пронзил дротик и пригвоздил к ближайшему стволу.

Ветви кустарника раздвинулись, из укрытия вышел светловолосый человек в безрукавке из волчьей шкуры. Раненный дротиком харбер потянулся к своей оброненной пике и сжал челюсти, сдерживая стон.

Человек подошел ближе. В правой руке он держал бронзовый топорик, обычный для низкорослых бывших слуг Горронга.

– Ты не мораг, – прохрипел харбер по-хишимерски.

– Знаю, – кивнул светловолосый.

– Тебе не уйти живым, – пообещал харбер.

– Надеешься, что твои соплеменники позаботятся обо мне? – равнодушно спросил человек. – Они ведь недалеко. Можешь их позвать.

Харбер дернулся, коротко рыкнул и щелкнул зубами. Человек не шелохнулся. Харбер вскинул морду, к кронам деревьев взметнулся призывный вой.

– Мои братья разорвут на части и тебя, и твоих друзей морагов, – пообещал харбер, оскалившись.

– Ты оказал мне услугу, – все так же равнодушно отозвался человек. – У меня нет друзей, но я обязательно передам твои слова морагам.

Незнакомец поднял пику харбера и взмахнул топориком…

Держа шлем в руке и припав на колено, Рисстаний коснулся челом полы тоги Лигии. Царица коснулась ладонью его макушки:

– Возвращайся с победой, сын мой.

Рисстаний поцеловал руку матери, поднялся и надел шлем. Атрий подвел императору коня. Встретившись взглядом с Аррелием, Лигия тихо произнесла:

– Береги его.

– Он мой император, – так же тихо отозвался князь. – Это моя обязанность.

Аррелий и Атрий взобрались в седла и последовали за Рисстанием. Знаменосец развернул алое полотнище с золотым орлом.

Кроме царицы, провожать войско в поход вышли правитель Хорума и Иррея. Чуть поодаль толпились горожане и жители окресных селений.

Князь Кадоний ненадолго задержался. Взяв молодую жену за руки и глядя ей в глаза, он тихо произнес:

– Жди меня.

– Ты мой муж, – просто ответила Иррея.

Кадоний печально усмехнулся:

– Что ж, хотя бы так. Я буду скучать по тебе в походе.

– Скучать бы не пришлось, если бы вы с моим отцом разрешили присоединиться мне к войску.

– Хоть кто-то же из нашей семьи должен остаться дома, – заметил Кадоний. – Из походов возвращаются не все. Тебя я потерять не хочу.

Выпустив руки жены, он повернулся, помедлил немного, словно ожидая еще каких-то слов от нее, затем взобрался в седло и направил гиппариона к арамейскому знамени.

Встретившись глазами с осуждающим взглядом отца, Иреея закусила губу. Она и сама понимала, что совсем не так должна была напутствовать мужа на битву, из которой он может и не вернуться. Но нужные слова не шли на язык.

С юных лет Иррея знала, кто станет ее мужем и была готова к этому. С Кадонием они дружили чуть ли не с пеленок и девушке даже начало казаться, что их связывает чувство гораздо более сильное, нежели простая дружба. Лишь строптивый характер и врожденный дух противоречия мешал девушке сразу ответить взаимностью Кадонию, внутренне она давно приняла как должное, что станет женой легардийского князя. Но долгожданная свадьба не принесла покоя, Иррея не испытывала к новоиспеченному мужу то, что должна чувствовать любая жена. От противоречивых эмоций на сердце становилось все более тягостно.

Между тем Рисстаний вполголоса скомандовал:

– В путь.

Привстав на стременах, Аррелий гаркнул во все горло:

– Марш!

Многотысячное войско двинулось вперед. Следуя распоряжению Аррелия, во главе колонны отправились несколько конных разъездов. Всадники разведывали незнакомую дорогу. Даже Аммату был неизвестен путь, которым предстояло пройти арамейцам и их союзникам гипитам, его наметили, основываясь лишь на свитках, составленных некогда ногарскими торговцами и уцелевшими в руинах столичной храмовой библиотеки.

Рисстаний пришпорил гиппариона. В окружении свиты и телохранителей молодой император присоединился к своему войску. Бряцая оружием и доспехами, конные и пешие воины колонной потянулись на восход.

Провожая взглядом воинов, князь Литарий хмурился. Несмотря на то, что Аммат очень доходчиво разъяснил всем князьям необходимость похода, Литарий чувствовал, что привычная жизнь Арамейского государства, не успев даже толком наладиться, меняется, и это тревожило правителя Хорума. Почему-то от грядущих перемен он не ждал ничего хорошего.

Переведя взгляд на царицу, князь Литарий спросил:

– Ты покинешь нас, госпожа?

– Я злоупотребила твоим гостеприимством, князь? – вопросом отозвалась Лигия, наигранно строго нахмурив брови.

Литарий склонил голову:

– Мой дом твой, госпожа, и я твой преданный слуга.

– В таком случае я задержусь еще на некоторое время.

Иррея незаметно отступила. Сейчас она предпочла бы находиться в строю воинов, отправлявшихся в дальний поход, а не стоять на обочине. Со дня свадьбы прошло лишь несколько дней, а обязанности замужней женщины, возложенные на нее традиционными устоями, уже начинали тяготить. Душу давила тяжесть, то ли от утраты привычной свободы, то ли от чего-то еще.

Смешавшись с толпой простолюдинов, новоиспеченная княгиня неожиданно втсретила взглядом знакомое лицо.

– Далман? – удивилась девушка. – Не ожидала тебя здесь встретить. Думала, ты вступил в ополчение императора.

Крестьянин поклонился:

– Приветствую тебя, госпожа. Я простой крестьянин, моя война уже закончилась, мое место теперь в поле. А здесь я с младшим. Сынишка упросил, уж очень хотелось ему нашего императора увидеть. – Далман кивком указал на мальчишку, которого держал за руку. – У наших детей не так уж много развлечений.

– Ты скромен, – заметила Иррея. – Твой опыт наверняка пригодился бы в ополчении. Воинам императора неплохо платят, а ты не так уж богат, мог бы помочь семье.

Далман с усмешкой покачал головой:

– Ты говоришь как вербовщик, госпожа. Но я ведь не воин. Врага с нашей земли мы прогнали, пора заняться привычным делом. Кто умеет работать, тот себя прокормит. А с войны можно и не вернуться, мертвому никакие богатства уже не нужны.

Иррея рассеянно кивнула. Далман понял ее отстраненность по-своему и смущенно поправился:

– Прости, госпожа. Твой муж в этом войске, а я…

– Ничего, – перебила его Иррея, махнув рукой. – Сейчас я жалею, что не родилась мужчиной, иначе сама была бы среди этих воинов.

Она кивком указала на походную колонну, тянувшуюся к горизонту, и добавила:

– Увы, мужчины не одобряют, когда женщины бьются рядом с ними, даже если это их собственные жены, а нам приходится считаться с их мнением.

Далман растерянно хмыкнул, не зная, что ответить на такие слова.

– Хоть и с опозданием, все же поздраляю тебя со свадьбой – наконец, с поклоном произнес Далман. – Жаль, нечего преподнести тебе в дар.

Девушка коснулась его плеча:

– Ты спас мне жизнь в битве, это ли не самый ценный дар?

Крестьянин пожал плечами, снова хмыкнул и почесал в затылке.

– Пойдем мы, госпожа – сказал он. – Работа ждет. Поглазели, и хватит.

– Погоди, – задержала его Иррея. – Скажи, ты слышал что-нибудь о нем? О бродяге. Куда он отправился?

Далман развел руками:

– Да кто ж о том ведает? На то он и бродяга. Его нигде ничего не держит.

Иррея задумчиво кивнула.

– У тебя все в порядке, госпожа? – осторожно поинтересовался крестьянин. – Может, помощь какая нужна?

Необычная рассеянность девушки совсем сбила его с толку, не такой он видел молодую воительницу в битве за Хорум.

– Не обращай внимания, – отмахнулась Иррея. – Ступай домой, заботься о своей семье. А о себе я позабочусь сама.

Торроний остановил своего гиппариона у ближайшего дома, сложенного из внушительных камней. Два человека в одеждах из оленьих шкур, распиливавшие корявое бревно, оставили свое занятие и обернулись к незнакомцу.

– Мир вам, люди, – поприветствовал Торроний селян на межплеменном наречии подгорных степей.

Мужчина помоложе взглянул на своего более старшего товарища и что-то произнес. Похоже, он не понял ни одного слова, сказанного Торронием. Старший мужчина ответил гостю на том же наречии, причем сам он владел этим языком явно ничуть не лучше арамейца:

– Ты говоришь на языке степи, незнакомец, у нас мало кто его знает. Но сам ты не похож на кочевника.

– Я из более далеких краев, из Арамеи.

– Никогда не слышал о такой земле. Зачем ты здесь?

– Хочу поговорить с вашим вождем.

– Ты на земле Рубии, чужеземец. Мы не жалуем пришлых бродяг. У тебя должна быть серьезная причина, чтобы побеспокоить вождя.

– Причина серьезная, – заверил рубийца Торроний.

– Что ж, езжай за мной. Пусть наш вождь решает, что с тобой делать.

Рубиец пошел впереди по широкой тропе, протоптанной меж таких же домов, как и его собственный. Торроний направил гиппариона вслед за провожатым. Встречные поселяне взирали на незнакомца с интересом. Арамеец догадывался, что внимание рубийцев привлек не столько он сам, сколько его гиппарион – животное, практически незнакомое здешним жителям. Степные кочевники по другую сторону холмов использовали для верховой езды двуногих звероящеров, сами же рубийцы передвигались только пешком.

Дом вождя ничем не отличался от всех прочих, такое же каменное строение с пологом из шкуры на входе. На зов провожатого из дома вышел крупный бородатый мужчина. Торроний спешился. Перекинувшись несколькими словами с односельчанином, хозяин дома жестом отпустил его, сам же приблизился к гостю. Телосложением рубиец нисколько не уступал громадному арамейцу. Плечи рубийца покрывала медвежья шкура, на его обнаженной груди Торроний заметил шрам в форме восьмиконечной звезды.

– Мое имя Багар, я вождь этих людей, – произнес рубиец на языке куммров. – Тебе есть, что сказать мне, чужеземец?

– Есть, – кивнул Торроний. – И не только тебе.

Дуновения ветра доносили крики и гарь сожженых жилищ. Воины Тени грабили поселения равнины, лишившиеся своего грозного правителя.

Глаза ведущего Тень смотрели в темноту. Многие могли бы почувствовать присутствие во тьме могучей всесокрушающей силы, но вряд ли кто смог бы увидеть то, что видел он. Огромный паук, которого в землях далекого Юга прозвали Уммот-Чохт, вызволенный им из недр гор Аддата и ставший символом нового порядка, смотрел в ответ из темноты на верховного жреца.

Взгляд паука не мог выражать абсолютно ничего, но жрецу чудился в нем укор. Он окончательно погубил то дело, ради которого освободил узников Аддата, которому посвятил жизнь. Порядок обернулся хаосом, армия превратилась в орду грабителей, новые боги оставляли за собой лишь разруху. В землях, где прошла Тень, он раздал племенам и народам новых богов, однако вместо ожидаемого процветания и сурового порядка наступили полный упадок и одичание. Созидание нового мира ограничилось лишь полным разрушением старого. Силы растрачены, а битва за новый мир обречена на поражение. Вперед ведет одна лишь страсть, что разгорелась в душе безусого юного мальчика много десятилетий назад в стенах храмовой библиотеки. Теперь же остается либо полечь вместе со всем своим войском, либо найти надежное убежище, где и сохранить остатки былого могущества до поры до времени.

Взгляд жреца обратился на полночь, к далеким горным вершинам, срытым от глаз простых смертных за тьмой ночи и горизонтом.

Под копытом гиппариона хрустнуло кожистое крыло харбера. Гиппарион настороженно фыркнул. Аррелий натянул поводья и вскинул руку. Сигнал передали дальше, все многотысячное войско остановилось.

Рисстаний скользнул взглядом вокруг. Воздух наполняли стойкий металлический запах крови и жужжание мух, роившихся темными облачками над многочисленными трупами харберов и морагов. Кое-где с ветвей свешивались мертвые тела крылатых обитателей леса, стволы деревьев топорщились обломками веток и древками стрел и дротиков. На посеченной листве и траве темнели бурые пятна.

– Живые остались? – спросил молодой император.

– Сейчас узнаем, – отозвался Аррелий и взмахом руки подозвал воина из передового разъезда, обнаружившего место недавней битвы.

– Кое-кто уцелел, – сообщил воин. – Еле живые, но говорить могут. Их уже допросили.

– Что говорят? – спросил Аррелий.

– Харберы говорят, что мораги нарушили перемирие, а мораги говорят, что харберы напали на них. Эта битва была не единственная, стычки происходят повсюду, они снова начали делить охотничью угодья.

Император взглянул на Аммата:

– Бродяга?

Жрец молча кивнул.

– Обычный прием, перессорить двух заклятых противников, – ухмыльнулся Аррелий. – Бродяга освободил нам дорогу, как и обещал. После такого побоища харберы уже не смогут нам противостоять.

– Командуй, Аррелий, – распорядился Рисстаний.

– Продолжать движение! – гаркнул Аррелий. – Уцелевших добить! На всякий случай, – добавил он, перехватив взгляд императора.

Колонны всадников снова двинулись вперед, за передовыми разъездами, разведывавшими местность, и рубщиками, что прокладывали широкие просеки, разрубая переплетения лиан и расчищая дорогу для походных колонн от мелких кустарников и разлапистых папоротников. Следом за кавалерией шагали тысячи пеших воинов, некоторые вели в поводу вьючных животных. У всадников к седлам были приторочены сумы со всем походным скарбом и припасами, пехотинцы несли все на себе в заплечных котомках. Княжеские шатры и палатки сотников нагрузили на вьючных гиппарионов и разбивали только на длительных ночевках, простые воины ночевали под открытым небом. Не делали даже запасов провизии, чтобы не тащить дополнительный груз, отряды лучников добывали пропитание для всей многотысячной армии прямо по ходу движения.

Лес давил духотой и влажностью, одежды людей промокли насквозь от пота. Сотни мух и москитов кружили вокруг, впиваясь в кожу, бросаясь в глаза. Теперь же к прочим напастям прибавился тошнотворный трупный запах множества мертвых тел.

Чуть поотстав от воинов, замыкавших походную колонну, Коринта сошла с просеки. Ей впервые довелось увидеть диковинных лесных обитателей, о которых раньше слышала только в пересказах односельчан. Вид окровавленных тел морагов и харберов вызывал спазмы в желудке, но все же любопытство оказалось сильнее.

Неожиданно чуть ли не перед самым носом воздух со свистом рассекла палка. Коринта отпрянула назад, едва не взвизгнув.

– Ты хоть иногда-то по сторонам смотришь? – прозвучало знакомое ворчание. – Я не нянька, чтоб за тобой следить.

Концом своей палки Гишер показал на извивавшуюся в траве змею, которую он только что отшвырнул от самого уха девушки. Засмотревшись на мертвых лесных обитателей, она и в самом деле не заметила свесившуюся с ветки древесную гадюку.

И Гишер, и Коринта, не сговариваясь меж собой, присоединились к лекарям дромидам, сопровождавшим арамейское войско, и следовали в самом хвосте колонны.

– Чего тебя сюда занесло, дуреха? – продолжал ворчать хишимерец.

– Я не просила тебя за мной присматривать, – огрызнулась девушка.

Тем не менее, она позволила Гишеру взять себя за руку и увести обратно на просеку.

– Жутковато здесь, – заметила Коринта, поеживаясь и косясь на убитых морагов и харберов. – Они так и останутся тут лежать?

– Стервятники сожрут, – отмахнулся Гишер. – Или хочешь сама всех закопать? – поинтересовался он с ухмылкой.

– Ты жуткий тип, – пробурчала Коринта.

– Ну, конечно, – снова ухмыльнулся хишимерец. – Волосатые и голозадые лесные твари перебили друг друга, арамейцы и гипиты спокойно идут мимо, а я виноват. Мне расплакаться, что ли?

– Зачем ты вообще отправился с армией? – продолжала ворчать девушка.

– А ты зачем? – вопросом отозвался Гишер. – Самой-то чего в Хоруме не сиделось?

– Ну-у… – Девушка чуть смутилась и неопределенно махнула рукой. – Мне надо было…

– Я думал, опять начнешь рассказывать, что хочешь стать воительницей, – хохотнул бывший жрец. – Да понятно все, боишься дружка своего без присмотра оставить.

Коринта заметно покраснела. Она отвернулась и скрипнула зубами. Гишер рассмеялся, довольный ее смущением.

– Не говори глупостей, – еще больше рассердилась Коринта. – Я просто помогаю дромидам. Надо же кормить наших воинов, стирать, а после боя будут раненые, им тоже понадобится помощь.

– Я точно сейчас разрыдаюсь от умиления, – в очередной раз ухмыльнулся Гишер. – После боя еще и убитые будут, глядишь, и я себе одежку поцелее добуду. Да и чего другого полезного…

Он красноречиво потряс лохмотьями, в которые превратилось его одеяние. При этом сквозь большую прореху выставился его худой грязный локоть.

– Собираешься мародерничать?! – изумленно и негодующе воскликнула девушка.

– Мертвым добро ни к чему, а живым еще послужит. Жаль, что с этих тварей взять совсем нечего, сами полуголые в лесах живут.

– Ты редкостноя скотина.

– Точно, – беспечно согласился хишимерец.

Он наклонился, сорвал пучок травы, понюхал и засунул в свою заплечную котомку.

– Это тебе зачем? – поинтересовалась Коринта, с недоумением наблюдая за его действиями.

– Пригодится. Открытые раны хорошо затягивает.

– Ты еще и лекарем быть собрался? – еще больше удивилась девушка.

– У меня, вроде, получается, – ухмыльнулся Гишер. – Твоего же ногарского приятеля я залатал. Может, врачеванием чего-нибудь заработаю.

– Дромиды говорят, что большой грех – наживаться на страдающих, – осуждающе заметила Коринта.

– Ваших дромидов послушать, так все на свете грех, – отмахнулся хишимерец.

Ехавший в голове войска князь Аррелий натянул повод, сдерживая гиппариона, поотстал от императора и поравнялся с верховным жрецом, ехавшим позади.

– Что хмур, жрец? – спросил Аррелий.

Аммат поднял взгляд на старого товарища и с горечью произнес:

– Слишком много крови льется. Не напрасны ли все эти жертвы?

– Пожалел этих? – небрежным кивком Аррелий указал на мертвые тела лесных обитателей. – Брось, жрец.

– Любая прерванная жизнь достойна сожаления.

– Тогда прибереги свои вздохи для приспешников Тени, – посоветовал князь. – Их поляжет еще больше.

– И не только их, – кивнул Аммат. – Меня начинают терзать сомнения, правильно ли мы поступаем? Нельзя ли было обойтись без лишнего кровопролития?

– Можно было, – ответил Аррелий. – Отдать Хорум хишимерцам и подпустить их к Орамосу, а потом дождаться, когда следом нагрянет Тень. Тогда пролилась бы только арамейская кровь.

– Ты ведь понимаешь, о чем я. Мы, последователи Дромидиона, противостоим последователям Тени, но все больше и больше народов втягиваются в это противостояние.

– Ну и что тебя беспокоит? У Тени есть союзники, у нас они тоже появляются, ну а эти… – он небрежно кивнул на мертвые тела морагов и харберов, – просто оказались на пути. И поверь мне, жрец, если на том же пути окажутся люди, я не стану жалеть и их, сам прикажу всех перебить. Ты знаешь, Хорруг поступил бы именно так. Только благодаря его решительности арамейцы взяли побережье и ты возродил культ своих богов. И мы не будем мямлить, иначе потеряем все, чего достигли.

Сидя в одиночестве за широким длиннным столом спиной к выходу, Метаннос неспешно потягивал вино из глинянного кубка. Дрянное вино горчило на вкус, но бывший ногарский капитан, целиком погрузившись в собственные думы, не особо обращал на это внимание. Отыскать что-либо более достойное на пограничье Арамейской империи все равно было невозможно, даже в княжеских теремах.

Никто не тревожил ногарца. С уходом арамейской армии в Хоруме наступило полное затишье. Крестьяне-беженцы вернулись в свои селения, раненные в битве воины, что не смогли из-за увечий присоединиться к войску императора, в большинстве отправились по домам. Даже здесь, на постоялом дворе, было тихо и пустынно.

Несколько человек вошли с улицы, о чем-то перемолвились с хозяйкой трактира, кто-то поднялся наверх по скрипучей лестнице. Метаннос не обратил внимания на новых гостей, даже не обернулся. Неожиданно на его плечо легла крепкая ладонь, а над самым ухом прозвучал хрипловатый голос:

– С тобой хочет поговорить кое-кто, солдат.

– Кто хочет поговорить со мной? – спросил Метаннос, по-прежнему не отрывая взгляд от стены перед собой.

– Ты узнаешь, если пойдешь со мной. Тебя заинтересует этот разговор.

Незнакомец отступил назад. Метаннос поднял кубок до уровня глаз, прищурился, словно внимательно изучая трещинки на глиняных стенках сосуда, затем одним глотком опустошил кубок и, наконец, поднялся. Позвавший его человек был одет как селянин, но вряд ли являлся таковым. Он поманил ногарца за собой и поднялся по лестнице. Бывший капитан последовал за ним.

Провожатый остановился у двери одной из трех комнат для состоятельных постояльцев. Видимо, ее заняли только что, поскольку заведение пустовало, лишь заезжие крестьяне останавливались на ночлег под навесом во дворе.

Толкнув дверь, незнакомец доложил кому-то внутри:

– Он пришел.

Отступив в сторону, он кивком пригласил ногарца войти.

В комнате у окна вполоборота стояла женщина средних лет, по виду арамейка. Капитан учтиво склонил голову. Несмотря на простоту в ее одежде, ногарцу подумалось, что женщина не так уж и проста. Именно с ней он столкнулся не так давно в резиденции правителя Хорума.

– Капитан Метаннос, – ответила на поклон арамейка.

– Госпожа, – отозвался ногарец. – Прости, не знаю твоего имени.

Незнакомка чуть помедлила, затем назвалась:

– Мое имя Лигия.

Она отошла от окна, села на скамью у стола и жестом пригласила ногарца сесть напротив. Метаннос последовал ее приглашению и опустился на предложенную скамью.

– Как твоя рана, капитан Метаннос? – осведомилась Лигия.

– Не сильно беспокоит.

– Ты знаешь, кто я?

– Имя знакомо. Ты царица?

– Да, это я, – кивнула арамейка. – Мне есть, что предложить тебе, капитан Метаннос.

– В твоей власти было вызвать меня в княжеский дворец, – заметил Метаннос.

– Ты прав, я могла бы распорядиться, чтобы тебя приволокли силой даже в императорский дворец в Орамосе, – усмехнулась царица. – Но предпочитаю, чтобы наша встреча состоялась без лишних свидетелей. Сразу скажу, ты волен отказаться от моего предложения, я не осужу тебя за это.

– Я слушаю, госпожа.

– Война ослабила империю. Когда император вернется из похода, ему понадобится новая армия для защиты страны. Нужны наемники, а наемникам требуется командир. Я хочу, чтобы им стал ты. Ты сам наймешь армию и встанешь во главе наемного войска. Что скажешь?

Метаннос чуть склонил голову набок, внимательно посмотрел в глаза царице.

– Совсем недавно я сражался против арамейцев, – медленно произнес ногарец. – Отчего вдруг такое доверие?

– Мой муж считал тебя достойным воином. Не сомневаюсь, что ты будешь верен своему слову. Ты поклялся, что никогда более не повернешь оружие против Арамеи. Но ты воин, и вряд ли найдешь себе другое подходящее занятие. Думаю, что и состояние твое не настолько велико, чтобы просто уйти на покой. Я предлагаю тебе службу. Мне достаточно будет твоей клятвы верности арамейскому знамени, чтобы доверять тебе.

Метаннос провел ладонью по лицу, чуть задержался пальцами на старом шраме, белевшем на щеке, и произнес:

– Когда-то я был комендантом дворца при последнем императоре Ногары. Вся моя служба ограничивалась размещением караульных постов. Безнадежная битва за Орамос стала моим первым настоящим сражением. И вот уже почти четверть века вся жизнь проходит в походах и битвах. Нет, госпожа, я не воин, я стал им лишь в силу обстоятельств. Я устал от сражений. Ты права, у меня нет средств, чтобы обеспечить себе безбедное существование. Но воевать я больше не хочу. Присоединившись к хишимерскому войску, я надеялся с честью погибнуть в битве, которую проиграла Ногара, но одна девочка сохранила мне жизнь. Я не знаю, как мне жить дальше и чем заниматься, но воином быть не хочу. Я очень устал, госпожа. У меня нет родины, нет дома, нет семьи. У меня ничего не осталось, и сам я уже постарел.

Метаннос склонил голову, оперся рукой о край стола. Лигия легонько дотронулась до его ладони:

– Я понимаю тебя. Не знаю, что можно сказать, чтобы переубедить тебя. Минессис, покойная жена князя Аррелия, умела убеждать, я, к сожалению, не обладаю таким даром и могу полагаться лишь на верных людей. Скажи, у тебя есть причины ненавидеть Арамею?

Метаннос поднял взгляд:

– Ногарская империя развалилась на части и увязла в войнах, у нее уже не было будущего. Не выведи Хорруг арамейцев на равнину, побережье неизбежно захватили бы хишимерцы. Нет, у меня нет причин ненавидеть твой народ. Я лишь тоскую по своей Ногаре.

– Я услышала твой ответ, капитан Метаннос, но все же еще раз прошу твоей поддержки. Ты нужен мне, чтобы Арамея не развалилась на части так же, как Ногара. Сильная армия удержит Арамею, не позволит вспыхнуть распрям и защитит ее от врагов. Наши полководцы говорят, что Хишимерское царство ослаблено, а больше некому угрожать границам империи. Если встанешь во главе новой армии, пыл наших врагов поугаснет и вряд ли тебе придется сражаться, а солидное жалование обеспечит тебе спокойную жизнь до конца твоих дней.

– Ты сказала, что можешь полагаться только на верных людей, госпожа, – напомнил ногарец. – Разве их больше не осталось? Почему ты выбрала именно меня?

– Увы, те люди, которым я могла бы довериться, сейчас в походе с императором. Когда они вернутся, может быть уже слишком поздно. Помоги мне, капитан Метаннос, сохранить империю для моего сына, и я помогу тебе устроить твою жизнь.

Ногарец чуть откинулся назад, снова смерил царицу пристальным взглядом.

– Хватит ли в казне Арамеи средств на содержание наемной армии? – спросил он. – Одними обещаниями наемников не удержать. Царь Орангер попытался, но хишимерская армия потерпела поражение и не получила никакой прибыли, теперь его наемники наверняка требуют обещанное с оружием в руках. Если не хочешь, чтобы нанятые тобой воины захватили столицу, им придется исправно платить.

– Князья Арамеи пополнят казну, – заверила собеседника царица.

Метаннос недоверчиво усмехнулся и поинтересовался:

– Добровольно?

– Если у нас будет армия, никто нам не откажет, – многозначительно ответила Лигия.

Ногарец погрузился в размышления. Царица терпеливо ждала его ответа.

– Ты красивая женщина, госпожа, – произнес, наконец, Метаннос. – И убеждать ты, все-таки, умеешь. Я помогу тебе.

Гиппарион встревожено всхрапнул. Этот звук заставил царя Орангера прийти в себя. Он приподнял голову и отнял ладонь от рассеченного бока. Пальцы слипались от крови, просочившейся сквозь повязку.

Царь покинул Мархаб в спешке, получив рану в схватке со взбунтовавшимися наемниками. Война, развязанная им самим с подачи Тени, и сулившая быструю победу, закончилась полным разгромом. Уцелевшие в битве при Хоруме наемники вернулись в Мархаб озлобленными и потребовали от царя платы за свои услуги. Позволяя племенным вождям безнаказанно грабить арамейское пограничье, царь не позаботился о наполнении собственной казны, всю зиму он привлекал наемников на службу, надеясь лишь на будущую добычу. Теперь и хишимерские вожди отвернулись от своего повелителя, ставя только ему в вину поражение в войне. Как ни спешил Орангер вернуться в свою столицу, весть о сокрушительном разгроме в битве при Хоруме опередила его. Сплетни и пересуды тут же расползлись по всем племенам, будоража неблагонадежные умы. Даже в поражении самого Тота с его армией мертвецов подданные обвиняли своего царя. Попытки хоть как-то усмирить начавшиеся среди воинственных подданных волнения не увенчались успехом, а через некоторое время к Мархабу стянулись вернувшиеся из похода остатки разбитой армии, еще больше подогрев недовольство народа. Рядом не оказалось ни жрецов, помогавших держать племенных вождей и их воинов в страхе и повиновении, ни старца из Тени, обещавшего свою поддержку, ни даже собственных телохранителей.

Вспыхнувший мятеж вынудил Орангера покинуть столицу и направиться в поисках убежища в лес. Власть была безвозвратно утрачена, в трудный для себя час царь оказался в полном одиночестве, ни один слуга, ни один воин не встал на его защиту. Когда дошло до схватки Орангеру пришлось одному противостоять множеству противников. Один из клинков зацепил царя.

Потеряв много крови, Орангер впал в беспамятство. Гиппарион сам по себе полночи бродил по лесным тропам, пока, наконец, не вышел на открытое место.

Оглядевшись, Орангер понял, что встревожило гиппариона. Никто не преследовал сбежавшего царя, для своих бывших подданных он уже стал мертвым, никто более не поддержит Орангера, жену и двух малолетних наследников удавят, а племенные вожди изберут себе нового правителя. Тревогу гиппариона вызвало само место, куда он принес своего седока. Света звезд было вполне достаточно, чтобы Орангер узнал темный провал посреди каменистой пустоши, где сам Тот являл последователям культа свой храм.

Сразу подумалось, случайно ли гиппарион забрел именно сюда? Вспомнились и слова жреца Тени, сулившего хишимерскому царю неминуемую расправу от самого Тота. Ведь он не оправдал доверие своего бога. Орангер никогда не считал себя ярым приверженцем культа, редко принимал участие в религиозных церемониях, больше ценил меч, чем магическое слово. Тем не менее, его никогда не покидало чувство, что грозный бог-покровитель всегда следит за ним. Просыпаясь по ночам от ощущения, что кто-то держит за горло, Орангер порой размышлял, почему предки избрали в свои покровители именно это мстительное жестокое божество, пришедшее с Тенью из-за Круглого моря? В кровопролитной битве хишимерцы сокрушили Дромидию, арамейские же племена приняли мирный культ поверженного царства и под покровительством Дромидиона покорили все побережье. Хишимерцы, провозгласив Тота своим богом, словно навлекли на себя вечное проклятие и обрели вечного врага в образе Арамеи. Одни цари сменяли других в междоусобных распрях, а противостояние нисколько не ослабевало, и весь хишимерский народ оставался в вечном долгу перед своим божеством, обязанным отобрать у арамейцев побережье.

Орангер потер кадык и сглотнул, почувствовав знакомое незримое прикосновение. Доверившись Тени, он взял на себя обязательство уничтожить Дромидион и вернуть своему богу утраченное сердце. Теперь за нарушенный обет неизбежно ожидала жестокая кара. Надеяться на милость грозного божества не приходилось. Но вовсе не смерть страшила Орангера. Будучи истинным воином, он не боялся гибели. Гораздо страшнее было то, что ожидало любого последователя культа, не оправдавшего доверие Тота, в конце жизненного пути – вечные мучения в царстве Смерти.

Орангер тяжело сполз с седла. Ему некуда бежать. Тяжелая рана доконает его раньше, чем он сможет убраться подальше. Да Тот и не отпустит свою жертву. Орангер не запятнает свою честь позорным бегством от заслуженного наказания. Взяв в руки меч в пятилетнем возрасте, он стал воином, им и останется до конца.

Почувствовав свободу, гиппарион отступил назад, фыркнул, затем развернулся и зацокал копытами в темноте прочь от страшного для себя места. Орангер приблизился к краю пропасти. Хватка на горле ослабла, бог-покровитель понял, что человек сам идет к нему. Глубоко вздохнув, Орангер сделал последний шаг вперед.

Собравшиеся вокруг дома сборов рубийцы с удивлением взирали на диковинное животное. На нем приехал верхом чужеземец, такой же светлокожий и светловолосый, как местные жители, но с более тонкими чертами лица, хотя и огромный, словно снежный медведь. Он называл своего зверя гиппарионом. Кочевники подгорных степей по другую сторону холмов седлали гухауров – свирепых и стремительных двуногих звероящеров, лошадь же чужеземца передвигалась на четырех лапах, цокая по камням металлом.

Чужеземца привел вождь Багар. Сюда же пришли все вожди рубийских племен, обитавших за холмами и в лесах. На встрече настоял чужеземец. Хоть вождю Багару слова незванного гостя и не показались убедительными, все же он выполнил его просьбу и оповестил всех предводителей племен.

В отличие от поселения Багара, где редкие деревья разделывали на дрова для очагов, а жилища складывали из крупных камней, в лесных селениях все постройки возводили из бревен и внешне они напоминали хаотичное нагромождение грубо отесанных древесных стволов. Таким был и дом сборов, где вожди рубийских племен собрались посмотреть на чужеземного гостя из далекой Арамеи.

Арамеец совсем не понимал по-рубийски и едва мог говорить на межплеменном наречии кочевников подгорных степей. Багар, как один из немногих, владеющих речью степняков, взялся переводить вождям слова арамейца, а ему ответы предводителей рубийских племен.

– Что говорит чужеземец? – поинтересовался вождь Садар, самый могучий из присутствующих.

Вообще огромный арамеец среди рубийцев практически не выделялся, здесь почти каждый нисколько не уступал ему телосложением.

– Говорит, что большой и сильный враг идет к Маграхиру, – сообщил Багар.

– И это все? – пренебрежительно скривился один из рубийцев. – Племена за Рубиданом постоянно что-то делят. Нам-то что до того?

– Чужеземец говорит, что сила эта настолько велика, что собирается покорить весь мир, – продолжал Багар.

– То есть, и нас тоже? – уточнил Агамар, вождь одного из самых дальних племен.

Лицо вождя было на редкость несимметричным, с левой стороны отчетливо сохранились отметины когтей снежного медведя, из-за чего глаз почти не открывался, рваное ухо сползло вниз, а нижняя челюсть чуть скашивалась вправо.

Багар кивнул, подтверждая его слова, и добавил:

– Он называет ее – Тень.

– Не понимаю, чего чужеземец хочет от нас, – недоуменно произнес Садар. – Если предупредить, то чего ради?

– Он хочет призвать наших воинов на битву.

– Скажи ему, что среди рубийцев он не найдет наемников, – отрезал Садар. – Мы не сражаемся за золото.

– Ему не нужны наемники, – ответил Багар. – Он призывает на битву всех рубийских воинов.

Вожди переглянулись. Агамар пренебрежительно махнул рукой:

– Ни к чему слушать чужеземца дальше. Гнать его в шею.

– Пусть за Рубиданом бьются сколько влезет, – поддержал его другой вождь. – Рубийским мечам там делать нечего.

Торроний и без перевода понял, о чем ведут речь рубийцы и снова заговорил.

– Что еще ему нужно? – поинтересовался один из вождей.

– Он говорит, что главный вождь его народа ведет своих воинов в подгорные степи и степные кочевники готовы присоединиться к ним, – перевел Багар. – Они собираются остановить Тень. Если же Тень победит, она взойдет на Маграхир и придет на наши земли со своими воинами.

– Придет – похороним, – мрачно пообещал Садар. – Рубийцы не будут сражаться в чужих битвах.

– Можно ли верить чужеземцу? – усомнился один из рубийцев. – Может, это его вождь собирается покорить наши земли, а вовсе не эта… как ее… Тень.

– Это точно не наша битва, – отмахнулся другой вождь.

– А сам-то чего молчишь? – спросил Агамар Багара. – Или тебя чужеземец уже уговорил?

– Скажи свое слово, Багар, – так же потребовал Садар. – Твое племя ближе всех к перевалу, до вас слухи из степей долетают быстрее. Что слышно из-за Рубидана.

– Мы с куммрами давно не встречались, – ответил Багар. – Что делается в степи, не знаю. А чужеземцу я уже сказал все то же самое, что и вы. Но он настойчив, захотел говорить со всеми вождями племен.

– Поговорили, – подвел итог Садар. Он оглядел вождей: – Кто-нибудь готов повести своих воинов за чужеземцем?

Ответом послужило молчание.

– Передай своему гостю, что рубийцы останутся на своих землях, – произнес Садар. – Кто бы ни пришел к нам из-за Рубидана с оружием в руках, хоть Тень, хоть степняки, хоть его соплеменники, все они найдут здесь смерть. Ни за кого из них рубийцы сражаться не будут.

Лигия сняла золотые серьги и аккуратно положила на стол подле свечи.

– Помоги раздется, – приказала она служанке, расправлявшей постель.

– Конечно, моя госпожа, – бойко отозвалась та.

Проводив арамейское войско в дальний поход, царица не спешила с возвращением в столицу. Князь Литарий отвел своей повелительнице лучшие покои в княжеском дворце и приставил к ней прислугу. Резвая болтливая девица неотступно следовала за царицей и развлекала ее разговорами, пересказывая последние сплетни.

Разложив одеяние госпожи на скамье, служанка расправила складки и стряхнула только ей видимые пылинки. Лигия распустила прическу, ее каштановые волосы волнами рассыпались по плечам.

– Какие у тебя роскошные волосы, моя госпожа! – восхитилась служанка. – Во всей Арамее не сыскать другой такой красоты!

Лигия улыбнулась, незамысловатый комплимент польстил. Тем не менее, она сказала:

– Не болтай. Я давно уже не юная девица, есть и краше. Вот, к примеру, твоя молодая госпожа Иррея.

– Иррея, конечно, красотка, – согласилась служанка. – Но даже ей не сравниться с тобою.

– На мой взгляд, этой девушке стоит больше внимания уделять женским нарядам и украшениям, – продолжала Лигия. – И тогда она будет просто очаровательна.

– Что верно, то верно, – согласно закивала служанка. – Гопожа Иррея с самого детства увлекается верховой ездой и оружием, а доспехи примеряет чаще, чем платья. Да и характер… Говорят, ей стоило бы родиться мальчишкой. Ох, и намучается же с ней молодой князь.

Лигия опустилась на свою постель. Служанка пододвинула скамеечку села сама и устроила босые ноги госпожи на своих коленях. Подложив под спину подушку, Лигия откинулась к стене, завешенной полосатой шкурой махайродуса. Служанка принялась разминать ступни царицы, снимая усталость.

– Сегодня за ужином Иррея выглядела бледной, – заметила Лигия. – Она здорова? Или, быть может, тоскует по мужу?

По уговору Литария с Кадонием до возвращения супруга из похода его молодая жена должна была оставаться в Хоруме, под присмотром отца. Иррея редко проводила время в княжеском дворце, но все же иногда присоединялась к вечерней трапезе.

– Может, по мужу, может, и по брату, – ответила служанка, уверенными движениями разминая пятки госпожи. – А может, и еще по кому-нибудь.

– О чем это ты? – удивилась царица.

Служанка понизила голос:

– Слышала я, будто накануне перед тем, как подошла армия нашего императора, она провела ночь с бродягой.

Лигия насторожилась:

– Тем самым?

– Ну да. Вроде видели, как поутру она из его палатки выходила.

Лигия задумчиво хмыкнула и предположила:

– Ну, мало ли зачем она к нему приходила. Они вместе сражались, им наверняка было, о чем поговорить.

– Так оно, – согласилась служанка. – Может, просто разговаривали, а может, и не просто. Кто ж знает?

Она оглянулась на дверь и еще более понизила голос:

– Только вот сдается мне, что бледность-то нашей госпожи Ирреи не от тоски, а от другого.

– То есть?

– Похоже, в положении молодая госпожа наша.

Лигия даже привстала от удивления:

– Уж не хочешь ли ты сказать?..

– Сохрани меня Дромидион делать предположения, – тут же отреклась от своих слов служанка, но через мгновение многозначительно добавила: – Но все может быть. Где там брачная ночь, а где нет, поди разберись.

– Пустое это, – пренебрежительно отмахнулась царица, снова откинувшись назад. – Иррея приличная девушка княжеского рода. Не стоит тебе болтать про нее всякое.

– Люди говорят, не я, – ничуть не смутившись, оправдалась служанка.

– И людям не след наговаривать на своих правителей, – строго сказала Лигия. – Поди, и про меня чего говорят?

– Только хорошее, – заверила ее служанка.

– Ну-ну…

Служанка принялась втирать ароматическое масло в ступни царицы, между делом рассказывая, как двое крестьян подрались на постоялом дворе, о ценах на рынке, о прочих городских событиях. Лигия уже почти не слушала ее болтовню, погрузившись в собственные размышления.

Арамейское войско все дальше продвигалось на восход. Отряды разведчиков проверяли окрестности по ходу движения и по флангам, за ними все так же шли рубщики, расширяя лесные просеки для прохода кавалерийских и пеших колонн, а лесные дебри никак не заканчивались, становясь лишь все гуще и непролазнее. Даже старые арамейцы, еще помнившие свои родные леса, с трудом переносили тяготы похода. В отличие от сухих ельников родины предков, здесь, среди испарений торфяных болот и озер, где даже дышалось с трудом, царили вечная сырость и гниение. Кроны деревьев настолько густо смыкались в вышине, что не пропускали и лучи солнца, не то, что свежий воздух. Сырость и укусы насекомых вызывали гнойные нарывы на телах людей, дромидам-врачевателям с трудом удавалось подавлять вспышки малярии и лихорадки. Ядовитые змеи и пауки норовили забраться под одежду во время ночевок, на каждой стоянке приходилось хоронить новые жертвы леса.

Минуло несколько дней с тех пор как арамейцы и гипиты наткнулись на место битвы лесных обитателей. Больше на пути войска не встречались ни мораги, ни харберы. Если они и прятались где-то в зарослях, то лишь наблюдали за передвижением войска арамейцев и гипитов, не осмеливаясь показаться на глаза.

К Рисстанию приблизился один из разведчиков:

– Мой император, мы обнаружили впереди тропу, она уходит вправо. Там большое поселение.

– Насколько велико поселение? – поинтересовался Рисстаний.

– Можно сказать, целый город. Но там нет ни стен, ни других укреплений, просто скопление домов.

– Должно быть, Рангуман, – предположил Аммат. – Лесное княжество.

– Они хоть люди или тоже какие-нибудь зубастые твари? – поинтересовался Аррелий.

– Люди, – заверил его жрец. – Сам я никогда их не видел, но слышал об этом княжестве. Стоит обратиться к ним за помощью, наверняка среди них есть опытные знахари, а многие наши люди больны.

– Могут ли они быть нам союзниками в битве? – спросил император.

– Насколько я слышал, воинов у них нет, эти люди живут охотой.

– Охотники нам тоже сгодятся, – заметил Аррелий. – У нас не так уж много стрелков. Позволь, мой император, я наведаюсь в это поселение. Только мне понадобится переводчик. Сомневаюсь, что здешние обитатели понимают по-арамейски.

При этом он посмотрел на Аммата. Жрец пожал плечами:

– Мне не знакомы местные наречия. Так далеко я в этих лесах еще никогда не бывал. Но с нами идет один хишимерец, возможно, он знает язык рангуменов.

– Действуй, Аррелий, – разрешил император.

– Доставить сюда хишимерца, – приказал князь воинам.

Трое всадников поскакали в хвост войсковых колонн, где шагали пешие отряды и вьючные гиппарионы. Бывшего хишимерского жреца они нашли практически сразу, он резко выделялся среди прочих своим потрепаным видом, к тому же один из немногих был безоружен. Кроме того, рядом с ним шла девушка, эта странная пара давно уже примелькалась, их знали, как приятелей бродяги каданга.

– Эй, ты! – окликнул хишимерца один из всадников, едва не сбив его с ног гиппарионом. – Быстро к князю!

– К которому? – ворчливо поинтересовался Гишер. – У вас князей, как блох на волчице.

– Не тяни время! – огрызнулся всадник.

Схватив хишимерца за ворот, он поднял его над землей, перекинул поперек перед собой и пришпорил гиппариона.

– Эй, я с ним! – возмутилась Коринта.

Она вцепилась обеими руками в подпругу седла другого всадника. Недовольно скривившись, воин подхватил девушку одной рукой и помог ей взобраться на круп гиппариона позади себя.

Во главе полутысячи конных воинов князь Аррелий направился к обнаруженному разведчиками городу. Отряд арамейцев полукругом растянулся вдоль окраины поселения рангуменов. Оно и в самом деле оказалось довольно обширным. Хижины из связанных лианами жердей и загоны для скота на окраине, сменялись более крупными постройками, а ближе к центру возвышались трехярусные бревенчатые сооружения. Навскидку можно было бы предположить, что в городе обитают не менее трех тысяч жителей.

Отправленные за хишимерцем всадники подъехали к князю Аррелию. Гишера просто свалили к копытам княжеского гиппариона как куль с мусором. Коринта сползла на землю самостоятельно и возмутилась:

– Зачем так с ним? Он ведь тоже живой человек.

С высоты седла князь смерил Коринту недоуменным взглядом и спросил:

– А девчонку зачем приволокли? От нее какой прок?

– Они всегда вместе с этим оборванцем, – ответил один из воинов.

– Ладно, – Аррелий махнул рукой и перевел взгляд на Гишера: – Эй, ты! Так и будешь валяться?

Гишер, кряхтя, поднялся на ноги. Коринта помогла ему, отряхнула рваные полы его одеяния.

– Знаешь язык местных жителей? – снова спросил князь.

– Никак, мои скромные умения понадобились благородным арамейцам, – ухмыльнулся хишимерец. – Что предложишь взамен, князь?

Аррелий усмехнулся:

– В войске императора есть молодой княжич Атрий из Хорума. Знаешь его? Он считает, что тебя стоит повесить. Окажешь мне услугу, и я уговорю его повременить с твоей казнью.

Гишер поморщился, вспомнив пытки в застенках Хорума.

– Смотри, князь, – один из воинов указал на группу людей, приближавшихся к арамейцам из глубины города.

Опираясь на посох, впереди шел высокий поджарый мужчина с проседью в длинных волосах и бороде. Его кожаная безрукавка поверх белой льняной рубахи поблескивала бронзовыми клепками и украшениями. Судя по легким кожаным доспехам, окружавшие его люди были воинами-охранителями, у каждого на поясе висел длинный кинжал, из колчанов торчали оперенные стрелы, в руках они держали луки. За ними следовала разномастная толпа горожан, с любопытством и опаской взирая на арамейцев.

– Скажи им, кто я, – приказал Аррелий Гишеру, не сходя с седла. – Живей! – он толкнул хишимерца в плечо подошвой сапога.

Гишер обратился к рангуменам на незнакомом арамейцам языке. Судя по реакции местных жителей, для них этот язык тоже оказался незнакомым. Аррелий нахмурился и потянулся к плети. Гишер, ничуть не смутившись, тут же перешел на другое наречие, впрочем, с тем же успехом. Лишь с третьей попытки рангумены согласно закивали, переговоры начали налаживаться.

– Что говорят? – поинтересовался Аррелий.

– Это местный князь Тангун, он приветствует тебя и твоих людей, – перевел хишимерец.

– Скажи ему, что армия нашего императора идет на битву с Тенью и нам нужны воины, – приказал князь.

Гишер покосился на Аррелия и хмыкнул:

– Они не знают, что такое император. В местных языках нет такого слова. Что такое Тень, они тоже не знают.

– Объясни, как сумеешь. Главное, чтобы знали, если не дадут воинов, я сожгу и город, и все окрестные леса.

Коринта ахнула при этих словах и бросила на князя испуганный взгляд. Аррелий пожал плечами и, словно оправдываясь, спокойно произнес:

– Я не дромид, уговаривать не умею.

– Как раз ваш главный дромид такую дипломатию не одобрит, – ухмыльнулся Гишер.

– Ты не умничай, – нахмурился Аррелий. – Говори этим лесным ребятам все, что хочешь, но чтобы они дали мне людей. Иначе сам сгоришь вместе с их городом. И скажи, чтоб их лекари дали снадобья против малярии, лихорадки и прочих местных болячек. Поживее!

В том, что арамейский князь выполнит любое свое обещание относительно расправы с кем-либо, Гишер ничуть не сомневался. Он вновь обратился к рангуменам, очевидно, призвав на помощь все свое красноречие. Когда не хватало слов, хишимерец начинал жестикулировать. Внимательно наблюдавшей за ним Коринте показалось, что к основному аргументу князя Гишер прибегать не спешит. Впрочем, вооруженные всадники в тяжелой броне выглядели достаточно внушительно в глазах лесных жителей, а местные охотники наверняка уже сообщили своему правителю о продвижении через лес большой армии, все это не могло не придать словам бывшего жреца значительного веса.

Наконец, Гишер обернулся к Аррелию и сообщил:

– Они дадут тебе три сотни своих лучников. Мази и настойки против болезней тоже дадут.

– Неплохо, – кивнул князь. – Ты заслужил право пожить еще немного.

Стоя в тени колонны храмового зала, Лигия украдкой наблюдала за дочерью правителя Хорума. Иррея молилась, сцепив пальцы рук на груди и склонив голову, перед статуей Биры, богини плодородия.

Скромное простое платье плотно обтягивало подтянутую стройную фигуру девушки. С некоторых пор она рассталась с мужскими элеметами своей одежды, возможно, из-за отсутствия угрозы со стороны хишимерцев, возможно, почувствовав себя взрослой замужней женщиной. Внешне в ее облике не было заметно никаких изменений, однако предположение, высказанное служанкой, крепко засело в душу Лигии. Подозрения еще более усиливались от того, что Иррея молилась богине дарующей не только богатый урожай крестьянам, но и здоровое потомство женщинам.

Окончив молитву, девушка поклонилась богине и покинула молельный зал храма через боковой портал. Лигия последовала за ней.

За порталом оказался небольшой храмовый сад. Вообще храм Хорума отличался от столичного лишь размерами, внутренним расположением он был схож с обителью культа Дромидиона любого другого арамейского города. Адепты новой веры, пришедшей на побережье, не утруждали себя строительством, а использовали в своих целях культовые сооружения павшей империи, лишь слегка изменив внешний вид.

Кроме женщин в саду никого не оказалось. Иррея склонила голову перед Лигией:

– Моя царица.

– Я увидела тебя в молельном зале, – произнесла Лигия. – Прости мое любопытство… Ты ожидаешь потомство?

Иррея вздрогнула:

– Как ты догадалась, госпожа? Я сама лишь недавно узнала.

Лигия улыбнулась:

– Я ведь тоже женщина, дорогая, женщина и мать. Думаю, стоит обрадовать твоего мужа. Первая же брачная ночь сделала его отцом, это ли не радость для мужчины?

– Ты права, моя царица, – согласилась Иррея. – Но князь Кадоний сейчас далеко с войском нашего императора. Вряд ли гонцы смогут добраться до него.

От Лигии не укрылось некоторое замешательство девушки при упоминании о муже. Взяв Иррею под локоть, царица сказала:

– Пусть гонец тебя не беспокоит. Я найду подходящего человека.

– Не стоит, моя царица…

– Не возражай, дорогая. Мне все равно нужно отправить сообщение для князя Аррелия, пусть гонец послужит и тебе.

– Благодарю тебя, госпожа, – Иррея поклонилась своей царице.

Снова улыбнувшись, Лигия ободряюще похлопала девушку по плечу и покинула ее. Оставив княжну в одиночестве в саду, царица направилась в покои настоятеля храма.

– Позови Демилия, – распорядилась царица, остановив первого попавшегося служителя.

Столичный жрец все еще оставался в храме Хорума, помогая местному настоятелю выхаживать нескольких тяжело раненных в минувшей битве бойцов, что до сих пор не могли покинуть город. Вскоре он явился на зов царицы.

– Демилий, мне нужна твоя услуга.

– Слушаю тебя, моя царица.

– Ты единственный здесь, кто уже бывал в подгорных степях. Только ты сможешь отыскать войско императора и не сгинуть в пути. Завтра утром я вручу тебе свиток, его будет нужно доставить князю Аррелию.

– Я исполню твою волю, моя царица.

– Даже не спросишь, что в свитке? – слегка удивилась такой послушности Лигия.

– Полагаю, у тебя серьезные причины отправить меня в путь, – просто ответил дромид.

Царица обняла жреца за плечи:

– Я знаю, насколько опасна и трудна будет дорога. Прости меня, Демилий. Но ты прав, от сведений, которые ты повезешь, зависит судьба всей Арамеи. Храни тебя Дромидион, мой верный друг.