Нескромное обаяние аристократии

Не то чтоб меня сильно занимала «аристократическая» тема, но по случайному совпадению я соприкоснулся с сюжетом, подкрепившим мою разночинскую антипатию к этому капризному сословию.

Я давно собирался съездить посмотреть на бретонский замок Кериоле. Много слышал про эту архитектурную «folie russe», экзотичную для тамошних краев. Съездил – и не пожалел. Теперь расскажу вам сказку.

Давным-давно, а если точнее в 60-х годах 19 века, сумасбродная русская барыня выстроила в Финистере, суровом и скудном рыбацком крае, чудо-замок.

Получился шибающий по мозгам «ёрш» из неоготики, бретонского фольклора и романтизма, увенчанный русским медведем на крыше, который тоскливо глядит на восток, в сторону России-матушки.

Нынешний вид замка дает слабое представление о былом роскошестве. Все декоративные элементы когда-то были цвета небесной лазури, а лилии и звезды сверкали позолотой. Современники прямо-таки очумевали, когда видели это варварское великолепие среди монохромного лесного пейзажа.

История замка Кериоле – это вариация на тему купринского рассказа «Белый пудель». Помните? «Хочу собаку! Трилли хочет собаку!»

Жила-была великосветская дама, вдовствующая княгиня Зинаида Юсупова, née Нарышкина (1803–1893). И всё у нее в жизни всегда было очень хорошо, и ни в чем никогда ей не было отказу. Родилась она с золотой ложкой во рту, с детства как сыр в масле каталась, долго-предолго жила-поживала и добро проживала, но добра было столько, что и за девяносто лет Зинаида Ивановна его растранжирить не смогла.

И вот повстречался ей в Париже красавец-француз. Она – княгиня почти что царской крови, он – плебей; ей уже пятьдесят семь, ему – тридцать два. Однако Трилли заголосил: «Хочу собаку!» И всё покорилось.

Красавец Шарль не устоял перед соблазнами, которые сулил ему этот мезальянс. Зинаида Ивановна купила жениху видную должность и аж два аристократических титула – графа и маркиза – с кучей знатных предков в придачу.

Портреты молодых:

Свой трофей ее сиятельство заперла в бретонской глуши, для чего и было выстроено любовное гнездышко. Судя по старинным снимкам, интерьеры замка были еще пышнее экстерьера, однако от них мало что сохранилось. Почему – объясню чуть позже.

На парадном фасаде красуется герб Нарышкиных, хотя после двух браков можно было бы так уж не кичиться своей девичьей фамилией.

Узнав, что я из России, экскурсовод попросила меня перевести девиз.

Я предположил, что невразумительная формула может выражать генеалогическое почтение к самой знаменитой представительнице рода царице Наталье Кирилловне. Мол, мы все, Нарышкины, ютимся охвостьем При Той, Которая Родила Великого Петра.

Во время первой половины экскурсии, пока нам рассказывали об экстравагантных тратах и выходках princesse russe, я не раз ловил на себе почтительные взгляды французской группы.

Должно быть, давая согласие на брак, бравый молодец думал: «Ну сколько ей осталось?» Но старушка, естественно, пережила своего принца-шармана и поплакала на его похоронах. Потом пожила еще и наконец отдала Богу душу, сделав напоследок департаменту типично аристократический подарок: завещала Кериоле бретонцам, однако с массой занудных условий и ограничений – и то с поместьем делать нельзя, и это.

Сменились эпохи, прошли мировые войны, началась гонка ядерных вооружений.

Однажды правнук Зинаиды Ивановны, затравленный кредиторами Феликс Юсупов (l’assassin de Raspoutine, подняла палец экскурсоводша, и вся группа закивала) вспомнил, что была у него какая-то полоумная прабабка, а у прабабки был какой-то полоумный, но дорогущий замок.

«Хочу собаку!» – сказал Трилли. К тому времени русский Дориан Грей был уже не похож на знаменитый портрет кисти Серова, а выглядел вот так.

Разумеется, экспертиза установила, что через 60 лет после смерти княгини никто уже не помнит ни про какое завещание. Что-то из коллекций переправлено в местные музеи, что-то в парке изменено.

Вознегодовав на такое кощунство, Юсупов подал в суд и после многолетней тяжбы отобрал у департамента замок, получив еще и солидный штраф.

Сразу же вслед за этим, наплевав на плебейские условности (вот он, истинный аристократизм!), бережный хранитель священной прабабушкиной памяти распродал весь интерьер и вообще всё, что только было возможно. Умудрился даже загнать ближайшему муниципалитету старинный колодец из замкового двора – на вывоз. Всю землю разделил на участки и выставил на торги. Потом объявил, что в архитектурном смысле Кериоле – жуткая безвкусица (мне, честно говоря, тоже так показалось) и продал обобранную постройку под гостиницу.

В этом месте экскурсии я начал ежиться – теперь вся французская группа смотрела на меня с русофобско-санкюлотским гневом, как будто я и был тот самый князь Юсупов граф Сумароков-Эльстон.

И побрел я прочь, пока все не запели: «Аристократов на фонарь!»

Всё оглядывался на замок, и в своем обветшавшем виде он вдруг показался мне трогательным и прекрасным, как райская птица, по нелепой случайности залетевшая в чужой серый край и растерявшая там свои лазоревые перья.