Глава XVII

— Констебль… Констебль… — голос раздавался глухо, как через вату, а затем в нос мне шибанула едкая аммониачная вонь, заставившая меня завертеть головой. — Констебль, вы меня слышите? Жив, господа, опасность миновала.

Я открыл глаза, и тут же зажмурился — из окна неподалеку, прямо мне в лицо, падал яркий солнечный свет. Смутно помнились какие-то голоса, что кто-то меня теребил, куда-то таскал, кажется мне еще и желудок промывали, и на все это накладывался негромкий стук в бубен, однотонное невнятное завывание на непонятном языке, да запах дыма и степных трав.

— Где я? — помимо воли вырвался у меня вопрос.

— Все там же, мистер Вильк, в гошпитале Святой Маргариты. — донесся до меня знакомый голос. — Только уже в качестве пациента.

Я, наконец проморгался, и смог оглядеться. Чистое светлое помещение, с казенной окраски стенами — сразу видно, что не для жилья оно, — не слишком большое, но и не чрезмерно маленькое. В центре непонятный стол-кровать с прикрепленным над ним электросветильником (в настоящее время — погашенным), на котором я и лежу, шкафчики, столики, разная посуда, явно медицинского назначения, и повсюду множество врачебных инструментов самого пренеприятного вида.

Кроме меня в комнате присутствовали еще трое. Двое — в обычных таких врачебных фартуках, в каких доктора пациентов пользуют, а еще один… Я проморгался, и даже потер глаза, будучи убежден, что у меня начались галлюцинации. Между двумя медиками стоял доктор Уоткинс. С полосами белого и синего цвета на щеках, в вышитом бисером кожаном плаще-накидке поверх костюма, и роуче с рогами, на голове. В одной руке доктор держал бубен, а в другой — нечто вроде погремушки из тыквы. Вид у него был измученный.

— Вы в операционном блоке, голубчик. — просветил меня один из "нормальных" врачей. — Вас отравили, пришлось токсины из организма выводить. Как себя сейчас чувствуете, констебль? Слабость, тошнота, головокружение?

— Тошноты, пожалуй, что и нет. — ответил я, прислушавшись к ощущениям своего организма.

— Ну еще бы, там особо-то и нечем. — усмехнулся второй "нормальный" доктор, постарше и с бородкой. — Хотя кабы не коллега Уоткинс, могли бы так просто не отделаться.

Он повернулся к доктору-сыщику, и с чувством добавил:

— Я, должен признать, в восхищении! Соединить воедино методы фармакологии, шаманизма и аромотерапии — да это же прорыв!

— Ароматы — составная часть шаманизма. — устало ответил мистер Уоткинс.

— И все равно! Вам непременно надобно дать об этом статью в "Медицинском вестнике" и сделать доклады в соответствующих обществах. Пойдемте, коллеги, пусть санитары отнесут больного в его палату, а мы обсудим как это вот все в научном свете преподать.

Врачи удалились, а вместо них появилось двое дюжих, — кабы и не поздоровее меня, — санитаров с носилками.

— Перебирайся. — скомандовал один из них. — Осилишь?

— Да я и своими ногами осилю. — ответил я.

— Ногами отставить, больной. — рыкнул второй, и кивком головы указал на носилки. — Перелазь. Еще не хватало, чтоб ты на лестнице у нас упал. Сами уроним.

Надо сказать, что насчет "своими ногами" — это я изрядно погорячился. Непривычно было себя этаким слабым, словно мышонок, ощущать, неприятно, едва не болезненно даже. Даже когда болел после спасения молодого Крагга из Лиффи, и то так не было. Что ж это такое эскулапы со мной вытворяли, интересно?

Ну да ничего, здоровьем Бог не обделил — поправлюсь скоро, не иначе.

Отнесли меня в тот самый конец гошпиталя, где располагалась и палата Дэнгё-дайси, в отдельную палату. Интересно, кто за такую роскошь платит, и не помру ли я тут со скуки до смерти?

Перебрался я на кровать с носилок сам, хотя санитары и предлагали меня на нее перевалить. "Как кучу мусора" по их же меткому выражению. Через пару минут заскочила сестра милосердия, поинтересовалось, не надо ли мне чего, и снова упорхнула. А я, оставшись в одиночестве, начал потихонечку задремывать. Впрочем, сразу заснуть мне было не суждено. Дверь в палату открылась, и на пороге появился инспектор Ланиган. До крайности замотанный инспектор Ланиган, я бы сказал. Но, учитывая то, как именно собрались морщинки в уголках его глаз, и донельзя довольный.

— Жив, герой? — усмехнулся он.

— Так точно, сэр. — ответил я.

— Ну и хорошо. Вильк, вот скажите, что вы за человек такой?

— Простите?..

— Не можете без какого-то выверта, констебль. То чудотворной иконой арестуете, то вот как нынче… — старший инспектор усмехнулся. — Давно у нас таких задержанных не случалось: пришибленных, заблеванных, вся спина в урине, да еще чтоб и подушка в руках. Даже и не знаю, как отчет писать.

Он усмехнулся ещё раз, а потом чуть нахмурился.

— Не позволил бы себя отравить, так и под еще одну медаль мог бы дырку вертеть. А так, прости, лечением за казенный кошт и премией обойдешься, за задержание.

— А я?..

— Задержал. — мистер Ланиган хохотнул. — И чуть не убил. Все, отдыхай, не велели врачи тебя беспокоить.

— Да кого задержал-то? — увы, вопрос оказался обращен уже к закрывшейся двери.

Так вот я и остался в полном неведении, причем на последующие три дня. Лечащим врачом моим назначен был брат Власий, — преинтереснейший, доложу я вам субъект, хоть и чрезмерно религиозный, как по мне, — однако и он отговаривался незнанием. Упомянул только, что вместе со мной были отравлены господа Перец, О`Ширли и Мексон, однако и их спасти удалось благодаря поднятой мной тревоге. Ох, чую я, не поверит сержант Сёкли, что мы с ними из разных бутылок пили…

Мэри ко мне моя каждый день забегала, навестить, книгу принесла, которую мне ее хозяйка передала, чтоб я не скучал. "Иллиаду". Ну, ту, про которую мне мистер О`Хара рассказывал.

Вот с участка или из соседей никто не навещал. Они может и хотели, да брат Власий запретил. Сказал, что нечего беспокоить больного, так что эти дни я читал про древнегреческих Ши и осаду Трои, да отсыпался. Ну, кушал еще, сил набирался.

А на четвертый день меня навестили доктор Уоткинс и мистер О`Ларри.

— Ну-с, как себя чувствуете, Вильк? — с порога поприветствовал меня инспектор.

Рука его, видать, уже поджила, поскольку с перевязи он ее снял, хотя, сдается мне, все еще осторожничал, действуя ею.

— Спасибо, сэр, хорошо. — ответил я. — Готов приступить к несению службы.

За то время, что я валяюсь, жалование-то мне, поди, не начисляют.

— Это хорошо. — улыбнулся он. — Ваш доктор тоже упоминал, что через пару дней выписать Вас намерен. А раз Вы полагаете себя в достаточной степени бодрым, то я вас нынче и допрошу о произошедшем, а то дело закрывать надо.

Он уселся на стул возле койки и достал блокнот с карандашом, а доктор пристроился у окошка, на табурете.

— Сейчас мы проверим, насколько умственные выкладки мистера Уоткинса были верными. Докладывайте, констебль.

Я честно, как на духу, изложил все события, начиная с того самого момента, когда сержант откомандировал меня в гошпиталь, и до тех самых пор, когда очнулся в операционной. Боюсь, что в самом конце, я невольно покосился в сторону мистера Уоткинса.

Тот понял мой взгляд правильно.

— Я ведь служил полевым врачом в гуронской кавалерии, констебль. — ответил доктор на мой невысказанный вопрос. — Был там у нас такой унтер Сат Ок, шаман, настоящие чудеса вытворял. У него пару приемов я и перенял. Оно, порой, и не лишнее вовсе. Экзотика, опять же, а многие мои клиенты на нее падки.

Мистер Уоткинс добродушно ухмыльнулся.

— Ну что же, дело можно закрывать и передавать в суд. — подытожил мистер О`Ларри и захлопнул блокнот. — Убийца матери Лукреции найден, человек, стоявший за ним — тоже… Я, мистер Вильк, когда оформлю протокол, пришлю его к Вам с посыльным, на подпись. Выздоравливайте. Синяк у вас уже сошел, можно и медаль "За служебное рвение" вручать перед строем.

— Я, со своей стороны, тоже хочу Вас поблагодарить, мистер Вильк. — добавил доктор Уоткинс. — Если бы не Вы, боюсь, что меня бы переиграли в этой партии, и Дэнгё-дайси был бы теперь мертв, а личность, его направившая, так и осталась бы для нас неизвестной.

— Как, сэр, а разве я задержал не известную нам Шарлотту Баксон? — удивился я. — Ну, вы сказали, что личность установили, а ее мы еще когда устанавливали — найти не могли просто, — вот я так и понял, что это не она.

— У Вас острый, хотя и неторопливый ум. — сказал доктор. — Да, причиной последних событий была вовсе не она, хотя и о недоговоренности со стороны мисс Суонн Вы догадались абсолютно верно. Дело в том, что сестра Анабелия и леди Элизабет — сводные сестры, о чем мисс Суонн прекрасно известно. Сэр Уэзерби, как и многие господа из высшего света, женился по расчету, без любви. Впоследствии чувства между ним и супругой разгорелись, но поначалу он изменял ей с вдовой мануфактурщика Баксона, женщиной, чьи дела после смерти супруга пришли в упадок. От их связи и родилась Шарлотта. Многие осудили бы его, если бы узнали об этом, — он ведь не венценосец, чтобы открыто признавать своих бастардов, — а потому рождение девочки держалось в секрете. Роман его, к тому же, продолжался недолго, хотя впоследствии он принимал участие в судьбе дочери, щедро субсидируя ее мать. Увы, это не уберегло ее от чахотки, и в четырнадцать Шарлотта осиротела. У нее не имелось близкой родни, а взять девочку в свой дом градоправитель Корка позволить себе не мог. В отчаянье он открылся супруге…

Доктор вздохнул.

— Это была воистину святая женщина. Она отнеслась к беде малышки так, словно та была ее родной дочерью, и лишь резоны о том, что признание девочки погубит карьеру ее супруга, не позволило той заняться напрямую ее воспитанием. Тогда она предложила отдать Шарлотту в аббатство Святой Бригитты, которому она протежировала. Именно этим-то вмешательством сильных мира сего и объясняется то, что установить откуда она туда попала отцу Брауну не удалось. Поначалу, по крайней мере — он обладает пытливым умом, настойчив, и, в результате, раскопал эту историю.

— Но… почему она тогда исчезла, сэр? — удивился я.

— Потому что ее убили. — будничным тоном ответил мистер Уоткинс. — Избавились от нежелательного свидетеля.

— Бог мой, но кто?!!

— Как, Вы еще не поняли, констебль? — доктор с некоторым разочарованием поглядел на меня. — Сестра Евграфия, разумеется. Не лично, наняла пару хобо из факториалов — таким за монетку и самого Папу убить ничего не стоит. Не думаю, что мы даже тело несчастной сможем отыскать.

— Да зачем же ей это нужно, сэр? — поразился я. — Или она тоже заодно со злодеями?

— Она — их главарь, Вильк. — ответил инспектор О`Ларри

— Совершенно верно. — подтвердил доктор Уоткинс, и, глядя на мое ошарашенное лицо, решил пояснить. — Еще до нашего с Вами рождения будущая сестра Евграфия носила имя леди Розанна Гилберт. Она происходила из знатной семьи, и какой же был скандал, когда она, во время очередного дипломатического похолодания между нашей империей и Англией, решилась выйти за британского военного атташе… Первостатейнийший! Отец, хотя и не отказался отдать жениху назначенное ей приданное, видеть молодоженов в своем доме не желал. Весь свет отвернулся от нее. Впрочем, вскоре ее супруга отозвали обратно на родину, и она смогла блистать в обществе у наших соседей. Однако же, в свете возможного франко-голландско-датского союза, который в те времена как раз намечался, наши отношения с Туманным Альбионом резко потеплели, и сэр Джошуа Хастингс вновь был возвращен в Дубровлин. Он был связан с английской разведкой, если и вовсе прямо не служил в ней, и леди Розанна уже тогда была в это посвящена. Полагаю, что еще в то время она оказывала помощь своему мужу, коего искренне обожала, в деле шпионажа. Так или иначе, но союз континенталов не состоялся, отношения с англичанами остыли вновь, а мистер Хастингс…

Доктор Уоткинс пожал плечами.

— Шпионаж — дело опасное. Он был убит нашими контрразведчиками. Надо полагать, что именно тогда-то у будущей сестры Евграфии и родилась ненависть к своей родине, которая сначала отвернулась от нее, а потом и вовсе отняла любимого человека. Именно тогда она из добровольной помощницы стала полноценным шпионом. Леди Розанна вновь была принята во многих домах, чем и пользовалась первое время. Ну кто не пожалеет бедную вдову, тем более что правда о ее муже не стала достоянием гласности?

Доктор позволил себе легкую саркастическую усмешку.

— Однако, долго так продолжаться не могло. В отчий дом ей дороги по-прежнему не было, — да она туда и не рвалась, — а поскольку детей она своему мужу не подарила, то и свекор не рвался ее содержать. Жалование же, если она его тогда уже получала, было бы явно недостаточным, дабы продолжить светскую жизнь. Вероятно, она могла бы снова выйти замуж, но, то ли мысль об этом ей претила, то ли очереди из достаточно богатых претендентов не наблюдалось — леди Розанна приняла постриг. Этот ее шаг был также принят светом с пониманием, и, даже, с одобрением, и она поначалу еще могла как-то шпионить в высших кругах, но затем новые сплетни и переполохи совсем отодвинули ее от общества, "самопожертвование" ее было забыто, и сестра Евграфия перешла на полностью нелегальное положение. Где только не побывала она за тридцать пять лет! Можно с уверенностью сказать, что она объехала весь зеленый Эрин, весь Хайленд — там она была как раз тогда, когда мистер Маккейн обитался под Диннгуоллом, так что и смерть инженеров, видимо, ее рук дело, — некоторое время пробыла на Туманном Эрине, пока, пять лет назад, окончательно не осела в Дубровлине. На сей раз — окончательно. Я даже не возьмусь судить, сколько вреда они принесла нашей стране, и каковы размеры ее агентуры.

— Пусть с этим разбирается коммандер Спок, доктор. — криво усмехнулся инспектор О`Ларри. — На наш век и преступников довольно.

— Как показало это дело — шпионы часто бывают преступниками, и наоборот. — ответил мистер Уоткинс.

— Но я все равно не понимаю, зачем было убивать аббатису и монахиню… — от вываленной на меня, как из ушата, информации голова моя, казалось, начала распухать.

— Да никто мать Лукрецию убивать и не собирался. — ответил доктор. — Как я и предполагал, намечалась кража. Нам известно, что Дэнгё-дайси был принят во многих домах, благодаря нынешней моде на все ниппонское. Известно нам и то обстоятельство, что "Радужная нить" с чертежами кобуксонов, как именуют в Корё эти броненосцы, ушла буквально из-под носа у английской и нашей разведки прямо в обитель Святой Урсулы, что в Дубровлине. Знаем мы и то, что англичанам удалось устранить нашего агента, так что Евграфия обладала полной информацией. Чем она не обладала — так это доступом в кабинет аббатисы, поскольку исполняла роль эдакой "серенькой мышки". Зато она знала тайну происхождения сестры Анабелии, и устроила якобы случайную ее встречу со своим человеком. Бедная девушка рассказала о нем своей сводной сестре, — так Дэнгё-дайси получил доступ в дом губернатора Тринидада, что уже не мало, — а мисс Суонн, в свою очередь, поведала о нем аббатисе. Вы наверняка помните, что и она была подвержена "ниппонскому поветрию". Дэнгё-дайси без труда получил приглашение на чайную церемонию именно тогда, когда ему это требовалось — в день, когда дамы должны были читать старинный ниппонский роман, скрывающий в себе чертежи броненосцев. Саму дату этого действа Евграфии выяснить не составило ни малейшего труда, разумеется. Далее все было просто: Евграфия попросила встретить сестру Анабелию посыльного из "Цветка вишни" и забрать у него пирожные, пока она якобы хлопочет, подготавливая домик, да находится на подхвате, ежели что. Девушка выполнила поручение, и передала посылку все той же Евграфии, которая и добавила в выпечку опий. Сама она покуда покидать аббатство не намеревалась, но и факт появления Дэнгё-дайси в нем афишировать не хотела — он-то и должен был "обнаружить" отравленных дам, и поднять тревогу, предварительно вручив чертежи Маккейну. Кто заподозрил бы его тогда? Напротив, его позиции упрочились бы. Поэтому-то она и дала одно пирожное для сестры Епифании… Прошу прощения, уже для матери Епифании, конечно. Отлично зная широкую душу и доброе сердце этой женщины, она ни капли не сомневалась, что та поделиться угощением с Анабелией, так что обе монахини также окажутся отравлены. И даже то, что сестра мисс Суонн не стала есть сладкое мало на что повлияло — девушка, скажем прямо, не академического была ума и выводов не сделала. Однако отлучка матери-настоятельницы и ее темперамент сыграли с Евграфией злую шутку. Увидав лежащих без чувств товарок и ведущего обыск Дэнгё-дайси, аббатиса схватила вакидзясю со стола, и набросилась на лжениппонца. В завязавшейся схватке он был ранен, а Лукреция погибла. Ну а дальнейшее, до самого задержания убийцы, вы знаете.

— Да, сэр, понимаю. Она пыталась похитить чертежи любой ценой.

— Верно. — кивнул доктор Уоткинс. — При этом Маккейн оказался схвачен, а Дэнгё-дайси полиция и контрразведка плотно сели на хвост. Он был провален и попытался залечь на дно, и тут Вы, констебль, смогли выудить его из мутного пруда. Когда же он был схвачен Вами, мистер Вильк, — а ведь едва не ушел, подлец, никто от него этакой прыти не ждал…

Инспектор О`Ларри поморщился и потер раненую руку.

— …ей оставалось лишь одно: устранить его, покуда он не начал давать показания, для чего она и перевелась в гошпиталь Святой Маргариты. Жизненный опыт у нее был и богатый, и самый разнообразный, так что практически моментально ее выдвинули в то самое отделение, где находился арестованый агент. Ну и денежные пациенты тоже. Похитив сигару в хьюмидоре у мистера Мексона она подсунула ее Мозесу Хайтауэру, предварительно начинив цианистым калием, конечно. На беду Евграфии, бедняга-констебль решил приберечь подарок и выкурить его после дежурства, так что план провалился с треском. Именно тогда-то я и начал ее подозревать и наводить справки, хотя о том, что Дэнгё-дайси попытаются устранить, безусловно, догадывался.

Доктор вздохнул.

— Со спаренной сменой поделать, без риска раскрыть себя, она ничего не могла, и тут, очень удачно для нее, сержант Сёкли назначил дежурить Вас в одиночку. Вы спросите меня, что я сам делал там? Так я, со своим верным "Гассером" ждал штурма, поскольку это был, по моему мнению, единственный для Евграфии возможный выход. Но, в третий раз за всю эту историю в дело вмешалась Ее Величество Случайность.

Мистер Уоткинс вздохнул еще раз.

— План родился у нее моментально — импровизирует она вообще мастерски. Евграфия намекнула добряку О`Ширли, что Вам неплохо бы принять что-то для бодрости, и тот заварил Вам шиповник с медом. Перед самой партией в вист она же передала галантерейщику бутылку наливки, якобы от его соседа, прекрасно зная пагубную привычку О`Ширли принять перед сном стаканчик другой. Покуда шла игра, она добавила яд в обе бутылки — устранить и Вас, и свидетеля, и тех, кому он мог о ней проболтаться. И план сработал. Если бы не Ваше недюжинное здоровье, то все бы у Евграфии вышло, а она оказалась бы вроде как не при чем и вновь исчезла, растворилась на просторах империи. К счастью, Вы смогли ее схватить и подать сигнал тревоги. А там и я подоспел. Вот такая вот история, констебль. Пойдемте, инспектор, дадим мистеру Вильку отдохнуть, и переварить услышанное.

Эва как. Единственное, о чем доктор Уоткинс не упомянул, так это о том, каким образом сестра Розанна-Евграфия собиралась появление в пирожных опия объяснять, хотя, никакой это ведь и не секрет. Пропала ниппонская книга. Отравились леди (и Фемистокл Адвокат) ниппонским же угощением. А у кого оно куплено? Правильно, у Ода Сабурами, ниппонца. Да кто бы в полиции стал разбираться, зачем он это сделал, если дело-то ясное? Промолчал доктор об этом, такт проявил.

Мистер Уоткинс и инспектор О`Ларри попрощались и собрались уходить, когда доктору попалась на глаза моя книга.

— Гомер? Однако, констебль, Вы далеко пойдете… — с удивлением произнес он.

Через два дня брат Власий действительно выписал меня из гошпиталя — я к тому моменту оправился уже полностью, да еще и отъелся на казенных харчах, отоспался опять же, так что к службе вернулся бодрый и веселый. В тот же день мне и медаль вручили перед строем, да не абы кто, а сам эрл Чертилл сподобился. Вот нашивки пока еще придержали — и мистер Сёкли в отставку еще не вышел (как я и думал, в то, что наливку я не пил он не поверил), да и жюри присяжных на суде, где я должен был давать показания, смущать не хотели. Не каждый гражданский сразу поймет, что это теперь я сержант, а когда мать Лукрецию обнаружил, так был еще простой патрульный констебль.

Газетчики до самого объявления даты заседания о аресте сестры Евграфии так и не пронюхали, так что почти что месяц, покуда Дэнгё-дайси не начал ходить без костылей, жизнь моя была скучна и размерена, насколько это для копа вообще возможно. Мистер О`Хара за это же время закончил свой курсовой проект, который презентовал мне. Изображены на полотне были мистрис Афина Паллада, тянущая руку к покоящемуся на мраморной тумбе яблоку, с надписью "Прекраснейшей", и Арес с моим лицом, демонстрирующий ей кукиш. Я картину у себя повесил, на самом видном месте, дабы гости, значит, впечатлялись. Ну и грогох чтоб свое место знал.

Однако, все же наступил тот далеко не прекрасный день, когда Высокий Суд Дубровлина объявил о начале слушаний по "Делу, об убийстве матери Лекреции и иных преступлениях против людей и Короны". Ох, что тут началось! Ушлые папарацци осаждали всех — от Старика до мальчишек-посыльных, — надеясь вытянуть хоть какие-то подробности, какую-то сенсацию… От прочитанного по этому поводу в газетах сержант Сёкли ругался в голос — такого надомысливали порой, что диву дашься. Только "Светский хроникер" ограничился короткой заметкой, что редакция не желает строить догадки и будет печатать отчет с иллюстрациями с каждого заседания. Ведущий же его "криминальной колонки" (если такое определение вообще применимо к разделу салонной газеты), Фемистокл Адвокат, отловил меня на патрулировании и, смущаясь словно девица на первом свидании, признался, что уже опубликовал под псевдонимом два детективных рассказа в одной из газет, и попросил, когда все закончится, поделиться подробностями. Отказывать причин у меня не нашлось, да и желания тоже, так что я твердо пообещал удовлетворить его любопытство взамен на газеты с опубликованными детективами. И, знаете ли, не прогадал — чтиво вышло увлекательное. Легану Стойкаслу тоже понравилось, особенно момент пребывания главного героя в каталажке.

— Ну, тут уж грех газетчику было неправду написать. — хохотнул он. — По нашей с тобой милости почти сутки там провел.

Так, отбиваясь от газетчиков, а иной раз и навирая им с три короба, Третий участок прожил целую неделю, ну а потом от нас отстали — слушания начались. На первом, "техническом" заседании, где выяснялся состав жюри, обвинение, нет ли кому каких отводов и тому подобное я не был, а вот на следующее вынужден был явиться — все же это именно я первым прибыл на место преступления, и должен был быть допрошен в качестве свидетеля.

Разумеется, прибыл я в суд при полном параде и с медалью на груди. Мэри с миссис О`Дэйбигалл тоже пришли посмотреть, при том выглядела старушка изрядно помолодевшей. Вот что научный прогресс с людьми-то делает.

Председательствующий судья Джордж Джеффирс привел меня к присяге, и представитель обвинения попросил изложить события того злополучного дня, когда мать Лукреция встретила свою судьбу. Ну что же, и изложил. Защитники задали несколько уточняющих вопросов, однако ничего интересного я сообщить им не смог. "Да, сэр, именно сестра Евграфия сообщила мне о преступлении", "Нет, сэр, она не говорила, что произошло убийство, это я уже увидел сам", "Да, я никуда не отлучался до прибытия инспекторов и в осмотре места происшествия участие принимал, сэр".

— И обвинение хотело бы предъявить суду первую улику по делу, даггеротипический снимок с места преступления, прошу моего помощника передать улику Его Чести.

Судья Джеффирс внимательно оглядел металлическую пластину с изображением и вынес вердикт:

— Темновато, но рассмотреть можно. Секретарь, предоставьте снимок жюри и защите для ознакомления.

— Ваша Честь, — обвинитель просто просиял услышав эти слова, — как Вы совершенно верно заметили, снимок темноват. Поэтому, специально для участников процесса, у которых слабое зрение, а также для допущенных в зал зрителей на Третьем участке полиции, ведшем расследование, художником участка, коллежским регистратором Доналом О`Хара, была изготовлена увеличенная копия, к тому же в цвете. Вы позволите внести ее в зал для обозрения?

— Любопытно. — произнес судья. — Не припомню таких прецедентов. Что ж, для обозрения, но не для приобщения к делу — вносите.

Двое констеблей из Главного управления (именно они охраняют присутственные места и поддерживают в них порядок) внесли сначала здоровенную подставку навроде мольберта, а затем упакованный в бумагу плоский предмет, размерами где-то шесть на восемь футов, установили его, аккуратно разрезали бумагу по краям, и сняли ее.

Зал ахнул. Я тоже. Под простой оберточной бумагой, в золоченой раме, скрывалось полотно, изображавшее нутро чайного домика таким, каким оно был в момент, когда мистер О`Кучкинс снял крышку с объектива своего аппарата. Все было передано в мельчайших деталях, доподлинно, так как мне и запомнилось, за небольшим исключением: там был я.

Строго говоря, не только я — инспекторы Ланиган и О`Ларри стояли чуть согнувшись над полускрытым от зрителя столиком телом аббатисы и, явно, что-то горячо обсуждали, а чуть в стороне, вполоборота, прямой как телеграфный столб, стоял ваш покорный слуга и олицетворял. Ну, то, про что сержант Сёкли говорил — чего-то там к власти и правопорядку.

Старый судья, при виде полотна даже снял пенсне, протер его, и снова водрузил на нос.

— Однако… — крякнул он. — Такого в суде еще точно не бывало. Господа Ланиган, О`Ларри и… Вы констебль?

— Я, Ваша Честь. — с места для свидетелей меня еще никто не отпускал.

— Нда… — судья Джеффирс вновь перевел взгляд на картину. — Оригинально. Талантливо. Свежо. Наглядно. Коллежский регистратор О`Хара, говорите? И как он назвал… вот это?

— Насколько я знаю, "Осмотр места преступления", Ваша Честь. — ответил обвинитель.

— К месту, тут не поспоришь. — кивнул судья. — Но, вернемся к процессу. У защиты или обвинения есть еще вопросы к свидетелю?

У защиты не было.

— Если суд не возражает, я бы хотел допросить констебля Вилька по еще одному эпизоду данного дела. — произнес обвинитель. — Именно он, так уж вышло, задержал обвиняемую Евграфию тогда, когда она, по версии следствия, пыталась задушить обвиняемого Дэнгё-дайси подушкой…

— Протест, Ваша Честь! — вскочил защитник. — Факт покушения еще не доказан!

— Протест отклоняется. — флегматично ответил мистер Джеффирс. — Обвинитель ясно сказал: "По мнению следствия". Продолжайте.

— Так вот, я бы хотел допросить констебля и об этом эпизоде, дабы мы больше не отвлекали его от службы.

Последовавшая затем словесная перепалка, со ссылками на законы и судебную практику могла бы быть выражена всего двумя короткими фразами:

— Вы запутаете присяжных, да и пока до рассмотрения этого эпизода дойдет, они все забудут.

— Ничего, прочтут протокол сегодняшнего заседания, и все вспомнят.

Послушал судья прения, послушал, да и постановил — допросить.

В общем, три часа меня в общей сложности мурыжили, но поскольку я не врал, и в показаниях не путался, отпустили с миром восвояси. Даже про засаду в кабинете не стали опрашивать — решили, что им одних показаний Ланигана хватит. Когда до этого момента дело дойдет.

Это заседание принесло, кстати сказать, истинную славу мистеру О`Хара, а "Осмотр места преступления" ушел с молотка за бешенные деньги. Теперь в холле Главного управления полиции в Дубровлине висит — эрл Чертилл приобрел.

Суд длился три месяца, и закончился смертным приговором для сестры Евграфии с лишением ее сана, смертным же приговором для Дэнгё-дайси, оказавшегося на деле дай-вьтцем Ли Си Цином, и, о чудо, штрафом для мистера Доу. Он был признан виновным лишь в незаконном проникновении. Там, как я понимаю, старший инспектор с доктором Уоткинсом постарались. Что-то их с этим взломщиком связывает, что-то из старых времен, и не только простреленная нога Джона Доу, но и нечто хорошее.

Ну да мне-то что? Пусть старый медвежатник исполнит свою мечту, коли и правда завязал — вреда он в этом деле не причинил никому, да и законы больше не будет нарушать.

Ну, а на следующий день после оглашения решения мне и нашивки сержанта вручили. Отмечать это дело всем участком мы отправились в "Цветущую вишню", к не менее цветущему (от счастья) хозяину. Забегая вперед, скажу, что все у него с Ультаной сладилось, и очень скоро, уже осенью, он вел ее, облаченную в голубое платье, к алтарю а я был среди тех, кто нес над ними черный полог. Ну и в традиционном похищении невесты до этого поучаствовал — как без этого.

Но это было впереди, а пока для него только Айтин Гусак миновал, где он произвел на родителей невесты самое благоприятное впечатление своими рассудительностью, степенностью и быстро растущим делом — еда на вынос оказалась воистину золотым дном для пожилого ниппонца.

Мистер Сабурами подошел поздравить меня с новым званием, и хотел уже было сам нас начать обслуживать, но мы с Леганом ему не позволили, а усадили за стол. Чай, подавальщицы и без него справятся, а еду я заказал заранее — все было готово.

Подошел меня поздравить и коммандер Спок, как раз закончивший очередной свой урок у Хейхотиро. Его мы тоже хотели усадить — после нескольких чашек саке море нам всем было по колено, — но он вежливо отказался.

— Искренне благодарен, господа, но вынужден вас покинуть. Сдаю дела перед переводом в Киото. Ода-сан, вас же хочу поблагодарить еще раз. Не знаю как бы и обживался на новом месте, если бы не Ваш сын. Я в вечном долгу перед Вашей семьей.

— Ах, тюса, я дорьжен признаться — Хейхотиро не мой сын. — прослезился захмелевший мистер Сабурами. — Это сын моего господина, которого я увез во время мятежа в Кагосиме. Не мне чета, он знатного рода, но земрьи его захвачены соседями, и появись он на родине — ему не жить. Так и придется марьчику прозябать под моим жарьким именем.

Коммандер нахмурился на миг.

— Но ведь документы, подтверждающие его происхождение у Вас сохранились?

— Да, Дженкинс-домо. — кивнул ниппонец.

— Тогда… Да, полагаю, что у этой проблемы есть решение. Мой друг, капитан Кирк, в скором времени выходит в море, дабы совершить кругосветное путешествие. Полагаю, что смогу уговорить его, взять юного Хейхотиро мичманом на его фрегат. А когда он выслужит лейтенанта, то сможет предъявить свои права. Флот — большая сила в нашей империи, и своих в беде не бросает.

— Ах, я буду вечно морьиться за вас всем святым и буддам! — воскликнул Сабурами.

Славно мы посидели в тот раз, долго еще вспоминали это событие на Третьем. Хотя для меня служба под началом мистера Канингхема продлилась недолго.

Суть в том, что дело об убийстве матери Лукреции получилось настолько громким, что дошло даже до Его Величества, и эрл Чертилл, не будь дурак, смог подмять под себя всю полицию графства (и это, похоже, не предел — ему, по слухам, грезится единое полицейское управление империи), с неизбежными при таком раскладе реформами и перетасовками. Не избежал переезда и я. Для начальников небольших участков в сельской местности ввели новую должность окружного околоточного, промежуточную между полицейским десятским и инспектором. Место одного из них предложили мне.

Дурак бы я был гольный, если б отказался.

Но, перед переездом к новому месту службы, мы с моей Мэри сыграли свадьбу, и уже ожидаем первенца.

Вот так и завершилась вся эта история.

Ах да, наверняка вам интересно знать, что же вышло из изучения сэром Долием чертежей кобуксона, из-за которых и начался весь этот сыр-бор? Что же, с удовольствием могу сообщить, что мне даже довелось полюбоваться детищем первого сюрвайвера на газетных иллюстрациях. Это именно построенный на основе старинного броненосца корабль разгромил эскадру северян в битве на рейде Хэмптон-Роудс и взял на абордаж искалеченный его ядрами "Монитор". А вы что, думаете, южане сами додумались "Мерримак" в броненосец "Вирджиния" перестроить?