Свиток 1. Ловля свободных потоков воли

Книга: Чжуан-цзы Бронислава Виногродского. Книга о знании и власти

Мир все время притягивает внимание к времени через качество ожидания. Впереди маячат образы, вот они и светятся разными очертаниями, и с этими очертаниями связываются предчувствия чего-то неотвратимого. А посмотреть в никуда нет ни причины, ни смысла.

Когда заглядываешь в невидимое, точнее туда, где ничего разглядеть не можешь, обретаешь опыт, о котором тоже хочется рассказать.

Само усилие, чтобы посмотреть туда, где ничего нет и быть не может, немыслимо по своей природе, но только оно приносит знания в мир твоих переживаний и ощущений. Искусство смотреть в неведомое, ибо оно и есть невидимое, сродни ловле ветра между ладонями, но если задуматься об этом, то в поисках свободы, воли и свободы воли куда еще смотреть. Остальное ведь все занято, занято твоими знаниями об этом мире.

Странствовать можно только в полях, которые возникают у тебя под взглядом по мере того, как выталкиваешь проявленное за грань во тьму, и остается только несуществующее, отсутствующее. Вот тогда и появляется возможность наполнить старые мехи новым вином.

Не знаю, зачем это надо. Наполнять, смотреть во тьму непроглядную. Но я смотрю, опустошаюсь и наполняюсь, смотрю, как происходит опустошение и наполнение.

Всё – лишь волны, волны дыхания времени.

В непроглядной тьме, бездонной, как сама вечность, где и времени-то нет вовсе, потому бо́льшей, чем вечность, в этой непроглядной бездонности севера есть рыба. Откуда она там? А что же там еще может быть? Конечно, рыба. Раз уже есть. Она есть, и имя у нее есть, у этой огромной рыбы, живущей в бездонной тьме сознания, бо́льшего и более глубокого, чем сама вечность. Есть у нее имя. Только как назвать ее, кто ж знает, как ее назвать. Но если познаёшь непознанное, то сам и делаешь все действия познания. Назови и узнаешь.

Я и назову ее Перво-рыбой. Вот такой вот шустрый. Пусть будет – а что ей? Ее же и нет на самом деле, по крайней мере, только что ее не было, и появилась ли она – неизвестно. Какой она может быть величины, рыба эта – Перва? На какую из известных рыб она похожа? Пусть для краткости, а то длинно писать, и совсем не важно как, но будет звучать ее имя как Перва. Для истинных ценителей, кто понимает. А кто понимает?

А никто ничего не понимает.

Но такая здоровая рыба, что ума не приложу, как эту величину обозначить. Ведь смотришь откуда-то, из такой какой-то дали! С такой какой-то глубины, вышины и скорости. И ни за что не поймешь, что это там внизу и сколько в ней, что внизу, в глубине, каких единиц измерения, если только тебе точно не сказать.

А оно все так устроено в полях твоего познания. Если тебе не сказать, откуда ты, кто ты, зачем ты, то как узнаешь?

Стоит об этом, кстати, если не поговорить, то хотя бы подумать. Ну если совсем уж не стоит задумываться, тогда хоть поглядеть можно.

А если поглядишь, то опять неведомое, а там уже знаешь. Знаешь, что там Перва огромная такая, что не знаешь, какая огромная.

А Перва уже была там всю бесконечность времен, в непроглядной бездонности севера. Ее, может, и не было вовсе, и только когда ты начал ее выглядывать, то и она начала выглядывать. И выглянула, то есть появилась. Вот и смотрите вы друг на друга. А зачем? Она на тебя своей необъятной спиной, а ты – на нее, чем ты и откуда ты на нее смотришь?

Не думаю, что кто-то может долго такой взгляд выдержать.

И Перва перестает быть Первой, становясь тут же Второй.

А кем и чем становишься ты в это время? Ведь никакие изменения и преобразования не могут произойти в этом мире так, чтобы преобразования не произошли и с тобой.

Втора – это уже не рыба. Втора – это другое имя. Втора – это птица. Превращается Перва во Втору, рыба в птицу, одно в другое. А как может быть иначе? И Втора под взглядом твоим как цветок огненный расцветает, ибо питается все лишь твоим вниманием. И напитанная вниманием вода становится огнем. А огонь – он стремится туда, где жарко.

И если первый раз ты глаза вниз опустил, это потому, что естественнее по потоку вниз поглядеть. Мог бы сразу и вверх. Или не мог бы? Хотя какой там низ, какой там верх, если все эти взгляды и потоки внимания случаются непонятно где. Не случаются они нигде. Не случаются.

Ничего ты не понял. Но не для понимания затевается познание непознанного. Всегда для другого. Птица появилась там, где должна быть рыба, и тоже огромная, ну, примерно той же вместимости, что и рыба.

Но она невесомая и летучая, огнем наполненная, гневная и огневая. Она не может не лететь в твоем взоре. И крылья у нее трепещут бесконечностью небесных облаков, огромных и легких. На крыльях облаков взлетает птица все выше и выше. Мелькают образы превращений и превращения образов.

Просто время приспело прийти в движение морю времени, где была рыба, и полететь, отправиться туда, где истоки всех огней, на юг. В непроглядное сияние юга, которое точно такое же, как и тьма, не пропускает в себя взгляд, рождая лишь в твоем воображении бешеную пляску, которая зовется снами разума, химерами матери мира.

Непроглядная пучина огня, конечно же, находится наверху, на юге. То есть это небесная бездна. Такой же омут, что появился вначале, такая же бездна вечности, направленная вверх.

Летит Втора вверх, направляется в непроглядное сияние юга, чтобы в нем пропасть и раствориться, опять превратившись во что-то еще.

Не спрашиваю вас, любезный и почтенный читатель, попадалась ли вам древняя Книга чудес. Думаю, что нет. Даже уверен.

В Книге чудес про это по-другому рассказывают. С пафосом и высоким надрывом. Про птицу Втору и про все остальное: «Вода вздымается на три тысячи мер, когда собирается птица Пара отправиться в непроглядную пучину юга. Ударит крылом и взметнется на девяносто тысяч верст. Каждый рывок в полете будет шесть месяцев длиться».

Числа все кратные тройке приводят. Потому что есть ты, есть Перва и есть Втора (или Пара). То есть всего три единицы. Хотя – одна. Но об этом сейчас не будем, потому что иначе из круга не выйти.

А может, и не надо?

Если долго вглядываться в то, как воздух движется, или в облако пыли за проскакавшим в зной по степи табуном коней диких, то можно еще и не такое увидеть. Но явления эти все одного порядка, или двух, или трех.

Но давай поверим, что все предметы живые, то есть проводят через себя дыхание времени и дышат друг другом, перетекая своими дыханиями друг сквозь друга. А как бы иначе осуществлялось сообщение между мирами, ибо каждая сущность обладает своим миром? Только через дыхание. Вдохи и выдохи времени.

Небо кажется синим-синим, но оно может быть какого угодно цвета, разве синий его настоящий цвет? Таким оно кажется, как и птица, которая тебе кажется. Небо и есть эта птица?

А когда птица глядит с неба, что ей кажется, что ей видится? Что может казаться кажущейся птице?

Вот ты, чем или кем хочешь быть: небом, птицей, рыбой? Откуда на все это смотреть, в какие бездны и выси погружаться и вздыматься?

Ты обязательно должен определиться.

Есть ли пределы у неба? Даже если ты представишь и тебе покажется, что есть пределы у неба, так это действительно его настоящие пределы?

Небо выглядит безграничным, но каков его настоящий предел?

Когда птица сверху глядит, что она видит внизу?

Все таково.

Если тебе непонятно, о чем, собственно, идет речь, я сейчас приведу наглядные примеры, которые легко представить и ощутимо попробовать их применимость в действительном (ха-ха) бытии воображаемого мира.

Возьмем немного воды, и если ее мало, то не будет в ней силы, чтобы удержать большой корабль. Это как крейсер в маленьком озере или пруду.

Что такое вода в твоем сознании, что такое море твоего воображения? Каковы цели кораблей, запускаемых в этом море?

Для ямки в земле, что вмещает плошку воды, мельчайшее горчичное зернышко будет большим кораблем. А если пустить туда чашку, вода не сможет ее удержать.

Речь ведь идет о том, почему и как различается малое и великое в твоем сознании. А рыба и птица – образы двух движений в сознании, двух основных движений, то есть это не предметы. Предметы – это всегда образы действий.

Так вот дело обстоит и с птицей Второй, которой нужны толща и мощь огромных ветров в бесконечных просторах неба твоего воображения, чтобы держать ее огромные крылья.

Вот потому она и летит на высоте девяносто тысяч верст, опираясь внизу на огромную толщу ветров, забирая из них для своего полета силу и оставляя их обессиленными позади.

Спина этой птицы – лазоревый свод огромного неба.

Так разве что-то в мире способно помешать полету этой огромной птицы?

А давайте послушаем, что цикада, такая довольно большая муха, и пичуга, такая довольно маленькая птичка, болтают, подсмеиваясь над огромной птицей. «Когда я решаю лететь, – говорит цикада, – поднимаюсь в воздух, чтобы с вяза перебраться на клен. Не всегда долетаю с первой попытки, иногда нужно опуститься на землю и передохнуть. А этой Вторе зачем-то нужно подняться на девяносто тысяч верст, когда летит на юг. А зачем ей на юг?»

Разные расстояния для странствий подразумевают разные приготовления. И если ты собираешься в странствие на один день, берешь припасов на три приема, потому что потом вернешься. Столько еды хватает, чтобы был полон живот, чтобы голод не ощущать.

Если рассчитываешь на дорогу длиной сто верст, то берешь запас риса на несколько ночевок в пути.

Когда пред тобой дорога длиной в тысячу верст, то возьмешь припасов на три месяца странствий.

Этим двум мелким тварям откуда про это знать?

Малому знанию не постичь большого познания.

Опытом малого срока не постигнешь сути больших времен.

Разве могут они разобраться в великом знании?

Гриб, рожденный на одно утро, не способен познать срок лунных затмений. А к югу от Ясного царства живет существо, которое зовется Непроглядным Чудом, и период его весны равен пяти сотням лет, и осень его тоже длится пять сотен лет.

Во времена высокой древности было дерево великой весны, так его весна длилась восемь тысяч лет, и такой же была его осень.

Сейчас все славят выдающегося долгожителя, прозванного Роскошным Прародителем, за то, что сумел прожить та к дол го. Множество людей хотел и бы жить та к же дол го. Разве не грустно?

Все относительно, и только в заданных заранее системах координат можно определять, что является большим, а что малым.

Великий правитель, зовущийся Вольным, об этом вел такую беседу с мудрецом, прозванным Плетеным, опять говоря о птице и рыбе:

– К северу от мест, где кончается растительность, есть непроглядная пучина. Это небесный водоем. Там рыба шириной в несколько тысяч верст. Кто ж знает, сколько она в длину? Зовут ее Перва. Есть еще и птица. По имени Втора. Спина – как гора великая. Крылья ее – облака, плывущие в небе. Взмахнет, изогнувшись бараньим рогом, и взлетает ввысь на девяносто тысяч верст. Уносится за пределы волн облачных вздохов, спина ее – синий небесный свод. Оттуда отправляется к югу, чтобы добраться до непроглядной пучины юга.

Смеется над ней болотная перепелка: «Куда ж она собралась? Я взлетаю прыжком. Поднимаюсь на несколько саженей, чтобы потом приземлиться. Парю без забот средь кустов и зарослей трав. Таковы пределы полета. А она зачем-то полетела на юг».

Вот как различаются малое и великое.

Цели перепелки и цикады отличаются от целей великой птицы, превратившейся из рыбы в сознании того, кто начинает познавать неведомое доселе.

Широтой познаний один подходит для должности малого чина, а другой видит, как целый край привести в порядок. Третий по силе духа может управлять царством, делами своими заслужив доверие целой страны. Каждый из них видит себя в границах своего мира, где способен управиться с задачами, стоящими перед ним.

Некогда Наставник Цветущий смеялся над подобными взглядами и общепринятыми оценками. Если его за успехи хвалили, он не начинал стараться еще больше, чтобы снова заслужить похвалу, когда же его порицали и ругали, не чувствовал раскаяния. Это потому, что он точно видел, где проходит граница между внутренним и внешним. Умел различить, где грань, что отличает позор и славу. В том и суть. В миру его будто совсем не трогали мирские дела. Так выглядело, а на деле в душе не было настоящего мира.

Вот Наставник Ряд странствовал, оседлав ветер. В своей бесстрастности был совершенен. Мог вернуться через десять дней, а мог через пятьдесят. Вроде и стремился дойти до предельного совершенства, но казалось, что нет в нем желанья достичь совершенства. Выглядел совсем безмятежным. А все же чего-то ждал.

Только когда в своих странствиях рулишь правдой Земли и Неба, держишь в руках превращения шести сил дыхания мира, тогда устремляешься к бесконечно непостижимому. Тогда ничего не ждешь, ни от чего не зависишь.

Потому говорится:

«У постигшего все исчезает личность.

Осознающий себя не имеет заслуг.

Высшая мудрость никогда не есть достижение известности и славы.

Ибо все, что происходит, случается лишь в сознании мира».

А вот царь Славный, желая уступить правление Поднебесной Позволившему Случиться, говорил:

– Восходят солнце и луна, а огонь в светильниках не гасят. Разве не труднее освещать мир светильниками? Своевременно выпадают дожди, а продолжают поливать поля? А ведь тяжел труд поливающего поля.

Вы, великий человек, просто пребываете в бездействии, и в мире вокруг вас устанавливается порядок. Я понимаю, что занимаю чужое место. Я чувствую, что непригоден для этого дела. Позвольте передать вам управление страной.

Позволивший Случиться отвечал:

– Государь управляет страной, и в стране царит порядок. Зачем мне менять вас на этом месте? Что мне принесет это правление? Известность? Но ведь имя – лишь отражение настоящего, его сути. Я превращусь в отражение настоящего мира, стану ненастоящим.

Маленькая птица гнездится в густом лесу, но нужна ей для гнезда одна ветка.

Полевая мышь пьет воду большой реки, но хватает ей столько, сколько войдет в брюхо.

Зачем мне ваша страна? Когда повар не справляется с делами на кухне, не может навести порядок, заменит ли его там ведающий священными обрядами? Хотя у него тоже есть сосуды, куда кладут вино и мясо.

Позволивший Случиться понимал, что происходит на самом деле.

Широкий Душой спросил у Старшего Связей:

– Когда говорил Вяжущий Колесницы, он рассказывал мне о великих вещах. Только непонятно, для чего это было? Речь его уводит в такие области, откуда возврата нет. Встревожили и напугали его слова. Они безграничны, как течение Млечного Пути на небе. Пути его велики и ведут за пределы обыденных представлений. Не похоже все это на переживания простых людей.

Старший Связей спросил:

– А о чем он говорил?

– О том, что на далекой горе Женских чар живет отшельником волшебник. Телом он бел, как лед и снег. Красив, как придворные девы. Питается не пятью видами зерен. Дышит ветрами, пьет росу. Путешествует на силе дыхания облаков. На летящих драконах странствует за пределы четырех морей. Когда он сосредоточен духом, вокруг все находится в мире и безопасности, а хлеба на полях дают богатые урожаи. Я подумал, что это безумие, и не поверил его речам.

Старший Связей сказал:

– Со слепым не очень-то полюбуешься красотой узоров, а с глухим не обсудишь качество звука барабана и колокола. Бывают люди с ущербами тела, которые выражаются в слепоте и глухоте. Бывает у людей ущербность и в области духа. К таким речам они отнесутся, как ты.

В сознании человека высших качеств объединяется множественность всех предметных связей. В мирских же делах все постоянно разлаживается, и люди хотят, чтобы к управлению пришли прозревшие и навели порядок. Для достигшего нет ничего, что может ему повредить. Пусть будет великий потоп до небес, он в нем не утонет. Пусть в великой засухе плавятся камни и металлы, сохнет почва, трескаются горы, ему не будет жарко. Из пыли, грязи, мякины и соломы он способен сотворить шедевры, достойные имен царей древности Славного и Великого. Только служить делам и предметам у него не возникнет желания.

Человек в царстве Лесном занимался изготовлением шапок с узорами. Повез их продать в царство Превосходное. А там люди не носят головных уборов, стригутся коротко, на теле делают татуировки. Ничего не сумел продать.

Царь Славный из рода Ясных навел порядок в мире, правя людьми. Всех утихомирил и успокоил в своем царстве. Захотел познакомиться с четырьмя мудрецами, живущими в далеких туманах гор Женских чар. Это к югу от реки Разделяющих вод. Так он очаровался их учением, что погрузился в него полностью и даже забыл о своем царстве, бросив его навсегда.

Наставник Добряк сказал Наставнику Силе:

– Мне правитель из Скалистого царства подарил семена большой тыквы. Посадил их, и выросли огромные плоды. В каждый вместится по десять ведер. Только воду нельзя налить, так как кожура тонкая, сделаешь сосуд для воды – поломается от своего же веса. Попробовал разрезать на черпаки, но и они такие здоровые, что нигде не применишь. Тыквы были совсем не маленькие, а вот из-за того их и невозможно употребить. Пришлось разбить на части.

А Наставник Сила в ответ заметил:

– Да, не очень-то ты умеешь применять великое. Послушай-ка, что я тебе расскажу об этом.

В царстве Лесном жила семья, которая владела секретом делать снадобье, предохранявшее руки от воды. Оно так защищало кожу, что при работе в холодной воде не появлялось трещин, а тело не немело. Поколение за поколением семья мочила вату из шелка. Один проезжий купец, узнавший об этом, предложил продать секрет за сотню золотых. Всем родом собрались на обсуждение. Звучали такие речи: «Мы в течение многих поколений мочим вату из шелка, а не сумели скопить и нескольких золотых. Теперь за раз можем получить сразу сотню. Нужно продавать».

Гость, купивший секрет, рассказал о нем правителю Громкого царства. А тот вел затяжную войну с Превосходным царством. Правитель из Громкого направил войска в Превосходное, назначив командующим нашего гостя. Война велась зимой, в основном на воде. Воины из Превосходного царства потерпели большое поражение. Правитель пожаловал земли Превосходного ему в удел.

Смотри, один секрет снадобья, предохраняющего кожу от холодной воды. Воспользовались им по-разному. Этот человек, применив его, получил в управление царство, а другие лишь шелк мочили. Так что можно по-разному всем воспользоваться.

Есть у тебя тыквы объемом в пятьдесят литров, а ты и не подумал, что можно из них лодку сделать, чтобы через реки переправляться или по озеру плавать. Огорчаешься, что огромный ковш не можешь никуда пристроить. Похоже, друг мой, что в голове у тебя нет ясности по этому поводу. Великое в твою голову не помещается. Вот и всё.

Наставник Добряк рассказал Наставнику Силе:

– Есть большое дерево, люди его называют вязом. Огромный ствол весь покрыт наростами. Так что бревно из него не сделаешь. Мелкие ветки сильно скручены, ни с линейкой, ни с циркулем не подойти. Прямо на дороге стоит, а плотник на него и не взглянет. Ты, мой друг, всё речи ведешь о великом, а пользы в них никакой. Вот люди и не верят таким речам.

Наставник Сила ему в ответ:

– Похоже, мой друг, ты никогда не видел дикого кота. Он ползет, распластавшись, прячется, подстерегая жертву. А то как прыгнет, метнется в сторону для забавы. Ему все равно, высоко или низко, вверх или вниз. Кажется себе неуязвимым, но часто попадает в капканы себе на погибель.

А к примеру, як – он огромный, как облако в небе. Этого можно назвать великим. А мышей ловить не умеет.

У тебя, друг мой, есть огромное дерево, и тебя огорчает, что нет ему применения. Так посади его в своем сознании там, где нет ничего, в безграничности шири безбрежной. Скитайся вокруг без дел и забот. В бесконечности времен странствуй, в безмятежности духа спи, отдыхая под деревом этим. Не закончит оно раньше времени век свой под топорами плотников. Ничто не разрушит его. Ибо нет от него пользы, потому и вреду случиться не с чего.

Назад: 1—7. Внутренние свитки

Дальше: Свиток 2. Равновесие предметов