Комната была просторной — пропорции ее закладывались еще тогда, когда богатство желало постоянно видеть над головой напоминание о небесах. Первоначально на потолке была фреска: по-ребячьи упитанные херувимы, порхающие вокруг Святой Троицы, поправляющие складки одежд, тычущие пухлыми, в ямочках кулачками в небесный покров, в то время как сбоку, с колесницы, на них взирали жаждущие вечного блаженства смертные — важные и знатные владельцы дома. Но изменившаяся мода и время давным-давно уничтожили подобные сантименты, и теперь потолок представлял собой двускатное грязно-белое покрытие, темневшее по краям многолетней серой пылью, забивавшейся под карниз.

Но пол, видно, сохранился в первоначальном виде — охристо-желтые, местами потертые паркетные плитки, окаймленные геометрическим бордюром. По контрасту с полом все остальное в комнате было подчеркнуто и вопиюще современным: алая обивка объемистого, как надутые губы, дивана, а у противоположной стены — стол белого дерева с перуанской деревянной вазой, на которой вырезаны райские птицы. Другая стена — с окнами, в которые бьет солнечный свет, превращаемый гардинами в полосы тюремной решетки на полу.

Они стояли, разделенные этими полосами, отдаленные друг от друга расстоянием, неловко себя чувствующие — идеальные временные обитатели этой комнаты, где никто не жил или же, во всяком случае, не оставил после себя видимых следов. Его чемодан, черный, солидный, деловой, стоял прислоненный к дивану; ее обтрепанная дорожная сумка притулилась возле двери, как старый пес, терпеливо ожидающий, когда хозяйка сделает ему знак идти.

— Где ты был? Ты обещал мне быть во вторник! Он поцокал языком.

— Нет, Анна, я сказал, что сообщу тебе. Я и раньше знал, что, может быть, не сумею вырваться так рано. В понедельник я позвонил тебе в Лондон — предупредить, но тебя не было.

— Я уже улетела, — быстро сказала она. — Но сообщения ты не оставил, ведь так?

— Не оставил. Мы же договорились не оставлять. Но во вторник я оставил тебе сообщение в отеле. Разве ты не получила его?

— Нет. — Она представила себе конторку портье и череду пышногрудых девиц с их извечным выражением скучающей рассеянности на лице — словно есть у них дела и поважнее работы. — В этом отеле персонал был не из самых внимательных.

— Тебе следовало остановиться в отеле получше. Я же предлагал тебе оплатить счет.

— Я решила, что с этим покончено. И не нужны мне твои деньги, — сказала она кротко и огляделась вокруг. — А что это за место?

— Дом моего друга. Он работает в транснациональной компании и почти все время в разъездах. Здесь он бывает редко.

— А он в курсе?

— Того, что я временами здесь живу? Да. Что сейчас я здесь с тобой? Нет.

— Где же ты должен был бы сейчас находиться?

— Где-нибудь. Не здесь. Не важно, где именно. А как насчет тебя? — осведомился он после паузы. — Что ты наврала?

— О, наплела какую-то ерунду по поводу работы. Но пообещала вернуться сегодня вечером.

— Сегодня вечером?

— Ну да, я понимаю. Но планировали-то мы все именно так, помнишь? Ты сказал: во вторник. — Она еле заметно передернула плечами.

— Ну, потом ты сможешь им позвонить. Ты переменила рейс?

Она покачала головой.

— Это невозможно.

— Они всегда так говорят. Воспользуйся моей карточкой. И все сразу станет возможным.

— Нет, ты не понял, Сэмюел. Я хотела сказать — для меня невозможно. Я не могу этого сделать. Что и приехала тебе сообщить. Я не останусь. Сегодня вечером я улечу, как и обещала. Я так решила еще до твоего звонка.

Он помолчал.

— Решила из-за домашних дел или из-за нас? Она пожала плечами.

— Не знаю. Возможно, по обеим причинам.

— Ясно. Так почему же ты сейчас здесь?

— На сообщении не было номера, куда мне позвонить. И я подумала, что будет лучше сказать это тебе при встрече.

Он улыбнулся, давая понять, что не верит ей, но особого значения этому не придает.

— Что ж, теперь ты сделала то, что хотела. Спасибо.

В полуоткрытое окно внезапно ворвался ветерок и шевельнул гардины. Темная решетка на полу выросла в размерах, затем съежилась в лучах света. Она знала, что наступил ее черед что-то сказать, но не могла придумать, что именно.

— Я думал, Анна, что мы преодолели все препятствия, — мягко сказал он. — Думал, что у нас все хорошо.

— Я тоже так думала. Но это не так. — И с внезапным ожесточением она добавила: — Мне пора. Если я не уйду сейчас же, я опоздаю на самолет.

— Послушай, — сказал он так тихо, что ей пришлось напрячь слух. — Ты не виновата. И никто не виноват. Так уж произошло.

Она затрясла головой.

— Неправда! Мы все сделали, чтобы это произошло. — Голос ее стал хриплым и злым. — Это в твоем ключе, да? — вдруг выпалила она. — Ты часто так делаешь? И раньше делал, да?

Он громко расхохотался.

— Ты что же, хочешь, чтобы я солгал тебе, как лгу ей? Так и быть. Да, у меня это вошло в привычку. Начинаешь вроде бы с пустяка, а потом это длится, наращивается, пока не выходит из-под контроля. — Он помолчал. — Не только ты одна мучилась, приезжать ли. История эта и для меня из ряда вон и ломает все мои принципы и правила.

— По-моему, ты говорил, что правил тут нет и быть не может. В первую нашу ночь говорил, помнишь?

— Ну чего не скажешь в первую ночь... Брось, Анна, не делай из меня подонка. Ты знаешь, что это не так.

Она прикрыла глаза.

— Черт! — шепнула она.

Она не двигалась. Чего же она ждет? Чтобы он дотронулся до нее? Если это произойдет, останется она или уедет?

Он покачал головой.

— Я не могу сделать это за тебя. Понимаешь? Так не получится. Ты должна сама принять решение.

Минуты текли. Она сделала шаг к нему. Если она не вернется вечером, из школы Лили заберет Патриция и останется с ней. Она почитает ей перед сном, а утром проводит в школу, откуда, как обычно, ее заберет Пол. С Лили все будет в порядке. Слава богу, жизнь этой маленькой счастливицы заполнена любящими ее людьми. А она потом их отблагодарит. Всех и каждого из них в отдельности. В конце концов речь идет об одной-двух ночах. И разве все мы не заслуживаем счастья, хотя бы изредка? Возможности напитаться летним теплом в преддверии будущих зим?

И когда они приблизились друг к другу, жар, исходивший от их кожи, уничтожил последние крохи рассудительности. Ее дорожная сумка осталась стоять, где стояла, с билетом на самолет, стыдливо засунутым в боковой кармашек.