Глава двадцать вторая

Я сказала, что еще с ним свяжусь. Но не знаю, расслышал он или нет. Что-то сделалось у меня со слухом, кровь принялась бешено стучать, сотрясая голову. В Чикаго через Амстердам. Далековато от Мексики, и как раз тот самый маршрут, по которому должен был направиться иной герой этой истории. Впрочем, ни один свой замысел он не осуществил. Как там сказала его секретарша, когда я пыталась записаться к нему в тот день? «Простите. Со среды он будет недоступен. Он летит в Амстердам, а потом в Чикаго».

Выходит, Белинда собиралась туда же, куда и Морис. Правда, в Амстердам она должна была попасть не тем рейсом. Ну да, я знаю наверняка. Грант проверял список пассажиров. Но ведь и другие могли проверить, правда? Если возникло подозрение. Особенно те самые «другие». Так что лучше подстраховаться, чем жалеть потом. Но из Амстердама—в Чикаго? Возможно, никто не додумался проверять тот рейс.

Впрочем, на это есть «КLМ». Слегка поупиравшись, они дали мне список тех, кто не явился на вечерний рейс 773 в прошлую среду. И что бы вы думали? Оба они оказались в этом списке, и места у них были заказаны рядом в салоне первого класса. Разумеется, возможно, что это очередное спланированное преследование. Возможно; хотя, если задуматься, маловероятно. Ведь если это так, почему же нам не удалось найти ее авиабилет? Билет не любовное послание. Он не содержит ничего оскорбительного или интимного, чтоб его прятать. И уничтожать билет нет смысла. Напротив. Возможно, что в самом хранении билета содержится что-то знаменательное. Наверняка даже и после смерти владельца билет хранит в себе некий эмоциональный заряд.

Я сидела и думала, пытаясь все как следует взвесить. Попыталась мысленно представить себе ее дом, предположить возможные места, куда я забыла заглянуть, но виденное постепенно стиралось в памяти. Вместо того, чтобы делом заниматься, я торчала в машине на Кентиш-Таун-стрит, выслеживала, как один спускается в полуподвал, потом за ним туда же идет другой. Затем являлась к женщине с настороженным взглядом, в ничем не примечательной юбке с кофточкой, с наспех подкрашенной физиономией. Выискивала супружескую измену там, где ее нет. Складывала единицу с единицей и получала одиннадцать. Теперь-то все кажется проще простого. Все дело не в том, что видишь, а в том, как видишь. Вернее, как хочешь видеть. Что Колин про меня сказал: «…глупая, упертая баба… ни черта не смыслишь в том, что у нас происходит»?

На столе передо мной красовались, мною же начертанные, цифры — итог сверхщедрости Оливии в отношении меня. Да, медленно, но верно я все глубже и глубже втягиваюсь в ее жизнь. Отрыла досье Белинды Бейлиол, перечитала еще раз. Еще. Снова взгляд упал на приписанный на полях телефонный номер казино, и тут меня осенило: ведь это же элементарнейшая подсказка. Я поразмышляла о ее автомобиле, и том самом плаще, и о ее жизни в последние полгода. И мало-помалу, как, долго вглядываясь в негатив, постепенно начинаешь различать позитив, я стала смотреть на события с позиции Колина и приходить к выводу, что, возможно, в конце-то концов, это самый типичный детективный сюжет.

Остаток дня я провела в разъездах и кое с кем встретилась. Потом вернулась домой, все записала. Да, задачка оказалась непростой, выявилась масса новых подробностей, надо было все выстроить. Но главное — все со всем сходилось, все приобретало смысл. Из общего строя выпадала только Лола Марш — угрюмая девица, ваятельница косметических масок. Вспомним, она почему-то по-настоящему и не отчиталась в содеянном. Проявила невиданное упрямство. Я пошла в кухню, чтоб сварить себе еще кофе, и пока стояла и ждала, как вскипит вода, мой взгляд упал на прикрепленный к стене моментальный снимок радужного семейства. Две девчушки: одна хмурая, другая улыбчивая. Одна пошла по стопам матери, другая отчаянно рвалась из дома. Семейная динамика. Может, из двух всегда так — бунтарка и послушница?

Дьявол! Давненько это было, уже успела позабыть. Упитанная семейка, проблема толстых ляжек, новый мрамор. И тоже две сестры — одна светленькая, другая рыженькая. Если одна не помнит зла, совсем не обязательно, что не злопамятна и другая. Я полистала записную книжку. Сначала позвонила в салон красоты в Чизуике и была уже гораздо любезней с директрисой, а она, в свою очередь, была гораздо любезней со мной, в особенности когда я попросила ее назвать верное имя рыжей толстушки, ее бывшей служащей. После чего позвонила самой толстушке. Вернее, в то место, где, по моим предположениям, она должна была оказаться. И, что бы вы думали, мне ответил девичий голос! Ей-богу, для меня в тот хмурый день буквально солнце просияло.

— Здравствуйте, — сказала я. — Силла Рэнкин?

— Я слушаю.

— Привет, Силла, как там погода? Надеюсь, лучше, чем у нас. Вы что, небось махнули на Майорку прямо из «Замка Дин»? И правильно, самое место, чтоб скрыться. Представляю, как обрадовался ваш папа.

— Кто говорит?

— Да не волнуйтесь. Я не враг. Мы даже знакомы. Наступила тишина. Затем она сказала:

— Я знаю, кто вы. Фара говорила, что вы и ее навещали. Мы тут совершенно ни при чем…

—Я знаю. Вас, Силла, никто ни в чем и не обвиняет. Клянусь. Просто вы оказались в нужное время в нужном месте, вот и все. Но я должна все-таки кое о чем у вас спросить. Идет? — На том конце молчали. Откуда-то издалека доносился мужской голос. — Или, может быть, я обо всем этом сначала переговорю с вашим папой? Впрочем, ему, наверное, не слишком приятно все это вспоминать.

— Нет, только не с папой! — быстро сказала она. — Подождите секунду. Я перейду к другому аппарату.

И после этого ни о каком отдыхе уже не могло быть и речи. Развлечений теперь мне и дома хватало.

Я позвонила в «Замок Дин» предупредить, что еду к ним. Собственно, не к ним — к ней. Пришлось долго ее выискивать, потому что в кабинете ее не было. Но, как оказалось, это уже был не ее кабинет.

— Я рада, что вы позвонили. Уже хотела спросить у Оливии ваш адрес, чтоб написать. Проститься.

— Проститься?

— Да. Завтра уезжаю.

— Что так? Почему?

— Лучше спросите Оливию. Могу только передать ее слова. Сказала, хочет все начать заново. Отказаться от услуг тех, с кем связаны неприятные воспоминания. Выходит, это как раз я и есть.

— Ой, Кэрол, мне очень жаль!

— Да нет, ничего! Все равно заведение закрывается на пару месяцев. Она хочет все обновить. Видимо, расширить бизнес. Пообещала дать мне отличные рекомендации. И была необыкновенно щедра, выплачивая жалованье.

Да уж! Что и говорить, Оливия умела щедро одаривать тех, кто на нее работал. И теперь вполне могла себе это позволить.

— Но все же, — сказала я, — после всего, что вы для нее сделали, должно быть, вам несладко. Вы не в курсе, кто теперь вместо вас?

И прежде чем я услышала ответ, я черкнула в блокнотике имя. И я не ошиблась. Что ж, нетрудно догадаться. В конце концов, у той были для этого все данные: компетентность, ум, тщеславие. Правда, если задуматься, на самом-то деле не эти достоинства помогли Марте получить новую должность. Я вспомнила, как встретилась с ней на стоянке у замка в тот день, когда полицейские увезли маленький «форд-фиесту» Оливии, и оставшееся чувство некой незавершенности. Теперь все точки расставлены. Взлет Марты явился, можно сказать, той вишенкой, которая венчает верхушку торта.

Мы еще немного поговорили с Кэрол, потом я, пожелав ей удачи, с ней простилась. Но при этом попросила, прежде чем она покинет «Замок Дин», сделать для меня одну любезность. Она согласилась не сразу.

Когда я приехала, день клонился к закату, небо очистилось от облаков. Не скажу, что Тоскана, но все-таки было красиво. Стоянка для клиенток оказалась заполнена лишь на четверть. Наверное, потихоньку уже все сворачивалось. По этой ли причине или из-за убийства и вредительства, но активность несколько увяла. Я проехала за дом, туда, где примостилась на своей стоянке машина Оливии, примерно ярдах в пятидесяти от корпуса сотрудниц. Вот он, изящный маленький автомобиль. Достаточно выжать педаль газа, он вмиг домчит вас в Лондон и обратно, особенно когда пусто на дорогах.

Я зашла с тыла, прошла через сад и вошла в здание с торца. В салоне подавали чай с сухим печеньем. Его вкус до сих пор у меня на языке. Я прошла внутрь к атриуму. Женщин там было мало, кто праздно развалился в креслах у бортика, кто плавал в бассейне, но из джакузи вода оказалась выкачана, и голубое облупленное дно выставлено напоказ. Я взглянула на часы. Двадцать минут шестого. Последняя смена вот-вот заступит. Я скользнула в массажный кабинет, окружила ширмами массажный стол, разделась, расположила свою аппаратуру и легла ничком, уткнувшись носом в полотенце. Через пару мгновений вошла она. Я услышала, как она открывает шкафчик, затем моет руки в умывальнике: Подойдя к ширмам, она плавно их распахнула. И тут будет вполне справедливо сказать, что, увидав меня, застыла в ужасе.

— Здравствуйте, Марта! — сказала я. — Я пришла и жду массажа.

Некоторое время она смотрела на меня не отрываясь, потом издала странноватый смешок:

— Ханна? А Кэрол сказала, что придет…

— Я знаю, что сказала Кэрол. Сами понимаете, ей кисло, ведь ее уволили. Да и, собственно, неправдой это назвать нельзя. Я в самом деле просилась к вам. В конце концов… вы ведь обещали.

— А…а Оли… миссис Марчант…

— Знает ли она, что я здесь? Нет, но не думаю, что она будет против одного бесплатного массажа, правда? Она ведь стольким мне обязана. Мне на животе лежать или перевернуться?

— Э… останьтесь так. На животе. Я… я пойду возьму немного масла.

— Незачем вам, Марта, масло, — сказала я строго. — Помнится, ваши руки прекрасно справляются и без него.

Секунду она стояла в недоумении, затем решила повиноваться, подошла, встала рядом. Я улыбнулась и опустила голову на топчан. Ее частое дыхание постепенно выравнивалось. Что ж, владеть собой она умела.

Я почувствовала, как ладони Марты легким касанием легли мне на спину, правая чуть пониже левой, у того места, откуда раздваиваются ягодицы. И вспомнила, как в последний раз, когда ее руки поглаживали меня, всю меня охватило непонятное, сладкое смятение. Жаль, не придется узнать, что же будет дальше. Во-первых, вечером у меня свидание с мужчиной. К тому же меня не тянет отдаваться тем, у кого тщеславие выше нравственности.

Она явно нервничала. Начала с плечей, и первые движения были совсем не такие спорые и смелые. Я лежала не шелохнувшись, и постепенно все уверенней и уверенней становились ее руки, все настойчивей ее волшебные пальцы проникали глубже и глубже, нащупывая узлы, обнаруживая напрягшиеся места, расслабляя, расправляя, успокаивая. Где-то посреди спины она наткнулась на особо чувствительную точку, я застонала. Руки остановились, потом двинулись снова, мастерски разрабатывая болезненное место, преобразовывая боль в наслаждение. Все во мне распустилось, на миг тело выскользнуло из-под контроля сознания. Должно быть, она это почувствовала, потому что руки ее стали продвигаться все ниже и ниже, ласковые, нежные, пока не очутились там, откуда начали, озорно заходили вокруг задней развилки, принялись поглаживать округлость ягодиц, соскальзывая ниже, к бедрам.

И на какое-то время я поддалась. Слегка отдалила момент расплаты. Да и расслабиться порой не мешает.

— Ах, как хорошо! — протянула я с легким придыханием.

И потому, что хотела, чтоб Марта осмелела окончательно, и потому, что действительно было приятно. Тело человеческое. Вся эта история исключительно о нем и о том, как важно чувствовать, что твое тело кому-то нравится. И если задуматься, то и мне не мешает научиться этому чувству.

И я позволила Марте немного позабавиться с моей попкой, поласкать, попровоцировать, повозбуждать, пока едва заметным отработанным толчком ее пальцы не скользнули туда, куда никто не проникал уж, кажется, целую вечность.

Но тут я поспешила к себе на выручку.

— Поздравляю, Марта! — произнесла я абсолютно будничным голосом. — Говорят, вы получили новую должность?

Руки замерли, пальцы тотчас отпрянули назад.

— С чего бы это? На нее произвело впечатление ваше безупречное обслуживание клиенток или, скорее, то, что вы углядели во время своего ночного бдения?

Она по-прежнему молчала. Тут я рывком поднялась и села, смахнув ее руку с моей ноги. Марта смотрела на меня одновременно со страхом и с вызовом. Я это у нее уже видела. Не исключено, уйму времени отрабатывала это выражение. Приоткрыла рот:

— Я не понимаю…

—Бросьте, Марта, — сказала я. — Я по уши нахлебалась вранья. Вашего в том числе. В другом месте вас за такие шалости давно бы выставили вон. А тут держат, не так ли? Тут это даже помогает продвигаться по службе. В чем причина? Помнится, Оливия Марчант об этом даже не помышляла, когда мы с ней в последний раз говорили о вас. Но это было до того, что случилось во вторник ночью. Что же изменилось? Сказать? Теперь, видно, это звучит так — обоюдное умолчание? Я угадала? Неужели, Марта, вы так дорожите этой должностью? Даже готовы стать лжесвидетельницей? Вы соображаете, что, укрывая от полиции факты, вы становитесь соучастницей преступления?

— Я не понимаю, о чем вы. Я получила должность, потому что ее заслуживаю, — сказала Марта, но уже без прежней уверенности. — Я отлично справляюсь.

— Вне всяких сомнений. Но не по этой причине вы стали заведующей. А стали вы ею потому, что вам было, что предложить на продажу. А у Оливии оказался на это спрос. Ведь дело в машине, так? Вы видели ее машину.

— Да или нет?

Я произнесла это так громко и так резко, что у меня самой зазвенело в ушах. Даже не предполагала, что настолько рассвирепела. Впрочем, ей предстояло расплачиваться за них обеих. Марта некоторое время смотрела на меня, потом медленно кивнула. Но кивка мне было недостаточно.

— Рассказывайте!

Она конвульсивно перевела дыхание:

— В ту ночь я возвращалась к себе.

— В ночь, когда был убит Марчант?

— Да.

— В котором часу?

— Должно быть, в самом начале четвертого. Услышала шум приближавшейся от шоссе машины. Она подъехала с тыльной стороны здания. Мне не улыбалось быть замеченной, и я спряталась за дверью.

— И вы увидели ее? Марта кивнула:

— Она припарковалась на своем обычном месте! вышла из машины. Я видела, как она прошла в здание через черный вход и прикрыла за собой дверь. Тогда я пошла спать.

— А та, с которой вы были?

— Та ушла к себе еще раньше. Я задержалась, чтобы все убрать. Только я одна видела ее. И даже не придала этому значения, пока на следующий день не заявилась полиция и не забрала ее автомобиль.

Именно в этот день мы с ней встретились на стоянке, и она была так развязна, так уверена в себе.

— И когда же вы выложили это Оливии?

— В тот же вечер, после того, как мы с вами встретились.

— И что она сказала?

— Спросила, убеждена ли я, что не ошиблась. Я сказала, что да. Она сказала, что просто решила прокатиться, потому что не спалось. Что это была обычная автомобильная прогулка, хотя это может быть истолковано совсем иначе.

— И вы согласились?

— Я промолчала. Потом она спросила, не хочу ли я остаться, что она подумывает кое-что здесь изменить, вложить в дело побольше средств, потому подыскивает нового менеджера. — Марта кинула на меня взгляд. — Я больше чем кто-либо подхожу на это место! — бросила она с вызовом. — Я его заслужила.

— Угу, — сказала я.

И тут, подсунув руку под край массажного стола, я извлекла оттуда свой маленький магнитофон, который заранее приладила. Нажала кнопку «стоп».

— Какая жалость, что я не могу его вам оставить. Ну а теперь скажите-ка лучше, где я могу ее найти.