Глава 8
Глистра пытался развязать узлы, стягивавшие кисти Пьянцы, но безуспешно. Пальцы его, надувшиеся, как сардельки, ничего не чувствовали. На него внезапно нахлынула волна слабости, прохладной обморочной пустоты в голове — последствия наркотического опьянения.
Крышка большого пузатого сосуда под цыганским перегонным аппаратом задрожала и приоткрылась — выглянуло побелевшее лицо с широко открытыми глазами. Из емкости вылезла насквозь промокшая девушка — с нее ручьями струился самогон.
«Нэнси! Сюда, скорее!»
Девушка непонимающе, как оглушенная, посмотрела на Глистру, сделала пару неуверенных шагов, задержалась, стала вглядываться в темноту — туда, где все еще продолжалась бойня, откуда доносилось визгливое, торжествующее улюлюканье пьяных божолейцев.
«Нэнси! — снова закричал Глистра. — Разрежь эти веревки — пока нам всем не перерезали глотки!»
Девушка взглянула на него со странным, задумчивым выражением.
Пульсирующий низкий рев цыганских горнов приближался, наполняя воздух дрожанием, как колокольный перезвон. Время от времени слышались отзвуки глухих ударов и последние, короткие вопли пронзенных божолейцев. И весь этот шум перекрикивал властный голос — голос атмана Плетки.
«Нэнси! — взмолился Глистра. — Иди сюда, развяжи нас! Цыгане будут здесь с минуты на минуту!»
Девушка бросилась к нему, выхватила нож из-за пояса и принялась остервенело рубить веревки, стягивавшие руки землян. Глистра и его спутники стояли, растирая кисти, разминая пальцы, гримасничая от боли, вызванной восстановлением кровообращения, пытаясь собраться с мыслями в дурмане, навеянном зигагом.
Глистра пробормотал: «По меньшей мере нам больше не придется сторожить солдат».
«Сегодня у цыган будет праздник», — отозвался Бишоп. Из всех людей, оставшихся в роще, только Стив Бишоп казался энергичным и бдительным. Судя по всему, ему одному удалось сохранить ясность сознания и мышечный тонус, утерянные другими под влиянием зигага. Глистра не мог не заметить, что Бишоп буквально подпрыгивал на каждом шагу, полный переливающей через край энергией. Сам Глистра чувствовал себя мешком, набитым мокрыми тряпками.
Нагнувшись с кряхтением, как дряхлый старик, Мосс Кетч подобрал с земли блестящий предмет: «Чей-то лучемет...»
Глистра поискал вокруг и вскоре обнаружил свое оружие — кто-то из солдат с презрением отбросил в сторону непривычный металлический «самострел». «Надышавшись зигага, они полностью одурели, ни о чем не заботились», — подумал Глистра. Ветерок донес до него струйку дыма — и новый спазм наслаждения попытался овладеть мозгом. «Вот это да!» — Глистра подивился быстродействию мощного наркотика.
Тем временем Стив Бишоп бросился животом на мшистую подстилку и стал энергично отжиматься. Заметив недоуменные взгляды спутников, он с ухмылкой вскочил на ноги: «Я просто прекрасно себя чувствую — этот дымок пошел мне на пользу».
В степи все затихло. В бледно-черном небе уже мерцали звезды.
Снова — громко, где-то рядом — зазвучал минорный боевой хор политборов. Что-то просвистело над головой и с громким шуршанием погрузилось в древесную листву.
«Ложись! Лучники... — прошипел Глистра. — Держитесь дальше от костра».
Пеан становился все громче — раздражающе подвывающий напев из четырех нот, из меняющихся, но ничего не значащих слогов.
Перекрывая хор, гремел голос атмана: «Выходите, незнакомцы, незваные гости, не прячьтесь... Я — атман Плетка, атман-раболов! Вы устали от жизни, ваши мысли безутешны. Выходите, я запрягу вас в фургоны, вы будете жевать траву, и никакие мысли вас больше не потревожат. Выходите к атману!»
Силуэт атмана вырос на прогалине, за ним виднелась стайка зипанготов. Глистра прицелился из лучемета, но никак не мог заставить себя выстрелить — его сдерживало какое-то странное сожаление, словно он замахнулся топором на тысячелетнее дерево. Глистра прокричал: «Оставь нас в покое, атман! Так будет лучше для всех!»
«Ба! — гулко отозвался атман тоном безмерного презрения. — Ты не смеешь даже ползти ко мне на коленях! Теперь я сам приду к тебе — забудь электрические трюки, склонись перед неизбежностью!»
Глистра заметил, словно со стороны, что его рука, державшая лучемет, начала безвольно опускаться. Моргнув несколько раз, он справился с магнетизмом и нажал курок. Поток лиловых искр пронесся по воздуху к атману — и погрузился ему в грудь, поглощенный, бесполезный. «Он заземлен!» — в панике подумал Глистра.
Фигура атмана возвышалась в послесвечении разряда — героическая, казавшаяся гигантской в линзе воображения... Бишоп выбежал вперед, вплотную к приземистому кочевнику. Тот взревел звонким басом, как бешеный бык. Фигура атмана согнулась пополам; Бишоп присел еще ниже и резко выпрямился. Совершив величественное сальто-мортале спиной вперед, атман с глухим стуком шлепнулся ничком. Бишоп деловито присел на него, что-то проделал руками и встал. Глистра подошел ближе, еще не совсем понимая, что произошло: «Как это у тебя получилось?»
«Я выучил несколько приемов дзюдо, — скромно признался Бишоп. — Возникает впечатление, что этот субъект принуждал противников к подчинению главным образом голосом, гипнотическим внушением. Достаточно было легкого удара в уязвимую точку — и вот он валяется, как дохлая рыба».
«Не подозревал, что ты — мастер дзюдо».
«Никакой я не мастер... Несколько лет тому назад прочел руководство — и тут внезапно вспомнил его, все до последнего слова... Смотри-ка, сколько зипанготов!»
«Это твари политборов, убитых божолейцами. Теперь они — наши».
«А где остальные цыгане?»
Глистра прислушался. Из степи не доносилось ни звука.
«Сбежали. Растворились в ночи».
Они привели зипанготов под уздцы на прогалину рощи. «Пора убираться отсюда», — тяжело дыша, сказал Глистра.
Фэйн удивленно уставился на него: «Уже?»
«Сию минуту! — отрезал Глистра. — Мне это нравится не больше, чем тебе, но...» Он указал на оседланных животных: «По меньшей мере мы сможем ехать верхом».
Весь день — с раннего утра почти до вечера — земляне покачивались в седлах, сгорбившись, в полуобморочном от усталости состоянии. Зипанготы брели равномерной, но тряской, не располагавшей ко сну походкой. Вечером небо стало постепенно тускнеть.
Они развели костер в лощине, сварили в котелке пшеничную кашу, съели ее, договорились о двухчасовой смене вахт и устроились на ночлег.
Проснувшись на следующее утро, Глистра сразу заметил Бишопа, совершавшего бодрые пробежки вверх и вниз по склону лощины. Глистра протер глаза, зевнул, заставил себя подняться на ноги. Чувствуя себя избитым и слегка отравленным, он раздраженно окликнул Бишопа: «Никогда не видел, чтобы ты занимался зарядкой на рассвете!»
Продолговатое некрасивое лицо Бишопа порозовело: «Я сам ничего не понимаю. Просто я прекрасно себя чувствую. Никогда в жизни не чувствовал себя лучше. Надо полагать, помогают витамины».
«Они раньше тебе не помогали — пока ты не надышался зигага. А потом ты стал бегать и прыгать, как на пружинках, и расправился с атманом быстрее, чем с плюшевым медведем».
«Ты думаешь, наркотик оказал необратимое действие?»
Глистра погладил подбородок: «Если это так, ничего плохого я в этом не вижу — но почему у всех остальных зигаг вызвал тяжкое похмелье? Все мы ели одно и то же, пили одно и то же... хотя...» Задумчиво взглянув на Бишопа, Глистра прибавил: «Насколько я помню, ты горстями лопал витамины — как раз перед тем, как дым понесло в нашу сторону».
«Верно. Так оно и было. Может быть, в этом есть какая-то закономерность... Любопытно...»
«Если мне еще когда-нибудь попадется под руку зигаг, — пробормотал Глистра, — я это проверю на практике».
Прошли четыре дня непрерывного равномерного движения верхом по степи, с рассвета до заката. Они не замечали никаких человеческих существ — пока не повстречались, вечером четвертого дня, с парой девушек-цыганок. Подружкам было лет шестнадцать или семнадцать, они пасли небольшое стадо медлительных жвачных животных, покрытых клочковатой желтоватой шерстью, напоминавшей овечью — здесь их называли «печави». Вся одежда девушек состояла из потрепанных серых рубах до колен и портянок на ногах.
Заметив караван, девушки сразу бросили стадо и подбежали поближе. Первая радостно закричала: «Вы — чужеземные раболовы? Возьмите нас в рабство!»
«К сожалению, это невозможно, — сухо ответил Глистра. — Мы просто путешественники. Кроме того, ваши соплеменники — раболовы. Зачем обращаться к чужеземцам? И почему вам так не терпится стать рабынями?»
Девушки хихикнули, поглядывая на Глистру так, словно он позволил себе неприлично глупое замечание: «Рабов часто кормят, они едят из мисок. Когда идет дождь, рабам позволяют сидеть под навесом. Своих людей цыгане не покупают и не продают, а нам приходится работать больше, чем рабам».
Глистра нерешительно почесал в затылке. «Если я займусь исправлением несправедливостей в каждом встречном племени, мы никогда не доберемся до Анклава», — подумал он и оглянулся, чтобы проверить реакцию спутников.
Элтон встретился с ним глазами. «Мне пригодилась бы проворная служанка», — как бы невзначай обронил он и спросил у ближайшей из девушек: «Как тебя зовут?»
«Я — Мотта. А это Вэйли».
«Есть еще желающие?» — огорченно спросил Глистра.
Пьянца покачал головой. Роджер Фэйн крякнул и отвернулся.
Стив Бишоп неуверенно сказал: «Я возьму вторую».
Еще три дня они ехали по степи, и каждый день ничем не отличался от прежнего. На четвертый день ландшафт изменился. Здесь жесткая трава росла выше, как земная толокнянка — через нее стало труднее пробиваться. Время от времени попадались красочные кусты полтора-два метра высотой, с радужными листьями, расцветкой напоминавшие павлиньи перья. Впереди показалась узкая черная полоса — девушки-цыганки сообщили, что это берег реки Ауст.
Часа через четыре после полудня караван приблизился к Эдельвайсу — окруженному частоколом форту с трехэтажными блокгаузами по углам.
«Иногда южные джигиты совершают набеги на кудесников, — пояснила Мотта. — Их не пускают на Барахолку, потому что вид голых колен сводит их с ума и они начинают убивать всех подряд. Но джигиты обожают серую порошковую соль, которую привозят вверх по реке из Гаммереи — у кудесников ее большой запас. Поэтому Эдельвайс обнесли такой высокой оградой».
Вечернее солнце ярко и рельефно освещало весь поселок, издали казавшийся в прозрачном воздухе игрушкой — миниатюрной моделью, раскрашенной темно-коричневыми и светло-коричневыми тонами, с черными пятнышками окон и светло-зелеными и черными крышами. В центре городка торчал высокий шест с куполообразным навершием, похожий на корабельную мачту с «вороньим гнездом».
Мотта поведала о назначении мачты: «К верхушке привязан трос канатной дороги к Болотному острову. Кроме того, кудесники все время наблюдают за небом, до самого горизонта — они читают знамения в облаках, их мудрецы видят будущее».
«Они видят будущее в облаках?»
«Говорят, что так. Но откуда нам знать? Женщинам цыгане ничего важного не рассказывают».
Отряд медленно приближался к реке и, когда заходящее солнце уже светило всадникам в спину, они остановили зипанготов на краю обрыва, глядя на простиравшийся в невероятную даль Ауст. Река струилась с дальнего севера, постепенно появляясь из непроглядной дымки расстояния, и тянулась так же далеко на юг, но при этом слегка изгибалась на запад. Искристая рябь перемигивалась на темноватой речной глади, время от времени возбуждавшейся мощным плавником какого-то чудища, плававшего под самой поверхностью. Низкий и плоский противоположный берег, в трех-четырех километрах, был покрыт густым лесом голых стволов семидесятиметровой высоты. Середину реки рассекал клином длинный остров, полностью скрывшийся под покровом перистой листвы.
«Смотрите!» — хрипло воскликнул Фэйн. В предупреждении не было необходимости: все и так уже смотрели в ту же сторону, как завороженные. Из-за острова выплывал черный монстр. У него было округлое лоснящееся тело; в голове, напоминавшей лягушачью, зияла глубоким разрезом громадная пасть. Пока они наблюдали, голова эта рванулась вперед, схватила и разжевала что-то в воде, после чего лениво опустилась вровень с поверхностью реки. Тварь развернулась по кругу и через некоторое время скрылась за островным мысом.
Затаивший дыхание Фэйн наконец выдохнул: «Вот так так! Не хотел бы я оказаться по соседству с этой чертовщиной!»
Пьянца тревожно разглядывал речную гладь: «Хотел бы я знать, как кто-нибудь осмеливается переплыть...»
Элтон указал вверх: «Здесь пользуются канатной дорогой».
От верхушки мачты в центре городка к одному из стволов, выстроившихся толпой на другом берегу, тянулся тонкий серовато-белый трос. Там, где трос провисал посередине, от реки его отделяли всего лишь какие-нибудь пятнадцать метров.
Глистра с отвращением хрюкнул: «Эдельвайс контролирует переправу... Ничего не поделаешь, придется с ними договариваться».
«Почему бы еще кудесники были так богаты?» — отозвалась риторическим вопросом Мотта.
Фэйн пробормотал: «Надо полагать, с нас сдерут три шкуры...»
Клод Глистра пригладил жесткие черные волосы: «Так или иначе, нужно как-нибудь переправиться. Выбора нет».
Они направились к городку по краю высокого крутого берега.
Над землянами высились стены Эдельвайса — частокол из окоренных бревен полуметрового диаметра, вбитых в землю наподобие свай, перевязанных грубым волокном и очевидно скрепленных вплотную шпонками с внутренней стороны. Дерево выглядело ноздреватым и трухлявым. Глистра подумал, что упорный и решительный неприятель мог бы без труда прорубить топорами проход в этой ограде.
Путники остановились у ворот, открывавшихся в тыльной стене квадратного алькова, дополнительно укрепленного несколькими рядами бревен. Ворота были открыты — но короткий проход, обнесенный частоколом с обеих сторон, заканчивался у другой бревенчатой стены.
«Странно! — заметил Глистра. — Никакой стражи, никаких привратников... По сути дела, здесь никого нет».
«Они боятся», — отозвалась Вэйли. Девушка повысила голос: «Эй, кудесники! Вылезайте, проведите нас к канатной дороге!»
Ответа не последовало, но где-то за бревнами слышался тревожный шорох.
«Выходите! — закричала Мотта. — А то мы спалим вашу ограду!»
«Боже ты мой!» — проворчал Пьянца. Лицо Бишопа скорчилось, как от боли.
Вэйли решила перещеголять подружку: «Выходите и поздоровайтесь как следует — или мы всех вас изрубим на кусочки!»
Стив Бишоп зажал ей рот ладонью: «Ты спятила?»
Мотта завопила: «Перебьем всех кудесников и устроим оползень, чтобы ваши дома обрушились в реку!»
В проходе мелькнула тень. Навстречу новоприбывшим вышли три старца, дряхлые и лысые. Их костлявые босые ноги покрывала сетчатая вязь синих вен, наготу прикрывали только ветхие набедренные повязки.
«Кто вы? — дрожащим голосом спросил первый старец. — Идите своей дорогой, не беспокойте нас. Здесь нечего взять, у нас ничего нет».
«Нам нужно перебраться на другой берег, — ответил Глистра. — Пустите нас к канатной дороге, и мы больше не будем вас беспокоить».
Старцы принялись обсуждать ситуацию свистящим шепотом — они явно страдали одышкой — с подозрением поглядывая на Глистру. Наконец один сказал: «Сезон кончился, вы опоздали. Вам придется ждать».
«Ждать? — с возмущением переспросил Глистра. — Здесь, за воротами?»
«Мы мирный народ, кудесники и торговцы. А вы пришли из диких степей, чтобы нас ограбить — это уж как пить дать!»
«Восемь человек? Чепуха! Мы хотим переправиться через реку».
«Невозможно», — упорствовал дрожащим голосом старик.
«Почему?»
«Это запрещено», — старец отступил на пару шагов. Наружные ворота захлопнулись.
Глистра раздраженно жевал губу: «Какого дьявола...»
Эйза Элтон указал на угловую башню: «У них там гелиограф. Он сигнализировал в западном направлении. Не иначе как они получили указания из Божоле».
Глистра застонал: «В таком случае тем более нужно спешить с переправой. Здесь мы в западне».
Фэйн подошел к береговому обрыву, заглянул вниз: «Никаких лодок не видно».
«И никакого материала для изготовления плота я тут не вижу», — заметил Пьянца.
«Плот нам все равно не поможет, — возразил Фэйн. — У нас нет ни парусов, ни весел».
Глистра смотрел вверх, на городскую стену. Элтон усмехнулся: «Ты думаешь о том же, что и я?»
«Думаю, что часть этого частокола — например та, что тянется параллельно реке — послужит прекрасным плотом».
«Но как мы переплывем реку? — не понимал Фэйн. — Там нешуточное течение, нас может отнести к самому Марванскому заливу».
«Разгадка у тебя перед глазами, — Глистра сделал петлю из вьючной веревки. — Я залезу на стену, прикрывайте меня снизу».
Закинув петлю на верхний конец бревна, он поднялся по веревке, осторожно заглянул за верхний край частокола, вскочил на него и обернулся: «Здесь никого нет — какая-то крыша. Пусть поднимется кто-нибудь еще — Элтон?»
Элтон присоединился к Глистре. За частоколом не было ни души — их обступили стены с окнами, наглухо закрытыми ставнями.
