Город почти вымер: у нас темнеет всегда в одно время, где-то начиная с семи люди уже побаиваются выходить на улицы. Постепенно владельцы запирают магазины, бродяги забиваются в подвалы, даже собаки и кошки находят себе убежища. Пожалуй, не без причин.

Мне показалось, или в небе промелькнула белая фигура? Наверное, просто странное облако: скорость выше ста восьмидесяти искажает восприятие реальности. Надеюсь, что так. Надеюсь и все равно ощущаю озноб.

Мне не нравятся мертвые ангелы. Да никому не нравятся мертвые ангелы.

Вообще-то у них нет названия. Мертвыми ангелами их зовут только дети; трудно сказать, с чем это связано. Это не призраки, не мутанты, не ожившие трупы… может, дроиды? Вряд ли. Они приходят из Коридора – такие же странные, как само это место. Шеф убежден, что они безвредны и сами предпочитают держаться от людей подальше. Но это неправда: они все же появляются, и встреча с ними сулит беду. В приюте говорили, мертвые ангелы забирают тех, кто им приглянется, и остановить их невозможно. Но люди все же не теряют надежды. Они верят, что в квартирах можно спрятаться от теней, каждую ночь мелькающих в небе. Мы тоже верили, накрываясь одеялами с головой. Или же вовсе прячась под кроватями, если твари кружили возле окон.

Да, это всего лишь городские легенды. Страшилки, байки, которыми должен обрастать каждый городок, даже небольшой, даже окутанный тьмой. По крайней мере, я ни разу не видела, чтобы мертвые ангелы на кого-то бросались. За два года мы ни разу не вступали с ними в бой: если кто-то появляется рядом, они исчезают. Не говорят ни слова. Хотя нет… одна тварь заговорила. С Лютером.

Мы с Элм тогда патрулировали и налетели на нашего напарника в каком-то дворике. Ангел качался перед ним, шепча что-то на незнакомом языке и более того – сжимая вампиру плечи. Вместо глаз у твари были жуткие впадины…

Элм заметила это позже меня; она успела поприветствовать вампира и махнуть ему рукой.

Мертвый ангел даже не взглянул на нас. Он плавно взлетел и скрылся. Лютер покачнулся, и мы побежали навстречу. Пока Элм трясла его, я разглядывала место, где оно стояло: следов не осталось.

– Как ты на него нарвался? Ты ранен?

Взгляд Лютера был диким. Тогда мне показалось, что вампир стал еще бледнее, чем обычно, а его глаза горели каким-то неестественным огнем. Не желтыми бликами, что отражались в его зрачках с заходом солнца. Огонь был белым. Белым, как тряпки, служащие мертвым ангелам одеждой.

– Лютер, как ты мог, Львовский не велел…

Он дернулся и прошептал:

– Он стал одним из них. Его что-то держит…

У нас с Элмайрой, наверное, были очень испуганные лица. Лично я в ту минуту дрожала от страха – и сама не понимала, почему.

– Лютер, да о чем ты?

Он словно проснулся. Он не сказал больше ни слова, сделал резкий шаг назад. Развернулся и пошел в сторону одной из главных улиц. Растворился в тенях. Потом он все время избегал нас, хотя за обедом, в тренировочном зале и в комнате наблюдения я нередко ловила на себе странный, острый взгляд… Элм, видимо, тоже, потому что однажды она тихонько предложила:

– Давай замочим его первыми. Он что-то задумал.

Это было не смешно. Если бы я могла представить, насколько несмешными некоторые шутки становятся с течением времени… Но тогда я, конечно же, хихикнула, и нам обеим вроде бы полегчало. Я предложила рассказать все шефу или другому боссу. Элм закусила губу. Я понимала ее колебания и добавила: «Позже». Так мы и договорились.

«Позже» так и не наступило.

Но даже сейчас, когда я выжимаю из движка предельную скорость, оно преследует меня. Давит. Ждет своего часа.

В дымящейся кирпичной стене зияет дыра. Верещит, призывая хоть кого-нибудь на помощь, сигнализация. А полиция, как всегда, видит десятый сон, хотя ограбления вообще не по нашей части. Как и многое из того, что мы делаем. Треть грязной работы, не меньше.

Я останавливаю мотоцикл, быстро глушу мотор. Джон уже ждет возле пролома. Мы заглядываем внутрь, потом переглядываемся и киваем. Он показывает три пальца. Я делаю широкий жест ладонью, ударяю кулаком. Он усмехается. Мы все привыкли работать почти без слов.

В полутьме едва различимы фигуры, но все же я не могу сосчитать, сколько их. Вблизи определенно трое, они стоят на входе с набитыми мешками. Туго набитыми. Откуда они? Чьи это деньги? Государственные? Тогда мы и не подозреваем, как хорошо живем. Может, пусть ребята возьмут немного? Едва ли это сбережения честных вкладчиков. Возможно, даже не политиков; те чаще пользуются карточной системой.

– Вас не учили, что брать чужое нехорошо?

Произнося довольно избитую фразу, я извлекаю из-за плеча привычное оружие – тяжелую биту, через которую подчиненное мне пламя бежит с быстротой и легкостью лазера. Бита меняет форму: на конце, металлически сверкая, возникает ядро на длинной цепи.

– Замрите!

Один грабитель медленно оборачивается. Надо же… симпатичный парень, чуть постарше меня. На миг я даже расслабляюсь: может, просто подростки со взрывчаткой? Из бывших приютских или новичков, которым достаточно короткой лекции и подзатыльника?

– Осторожно!

Джон отталкивает меня. Лазер проходит почти над ухом, сверху сыплются обломки. Парень, которого я приняла за человека, идет навстречу. Глаза под косой русой челкой мерцают злым алым светом, который рушит все наши надежды поскорее освободиться. Определенно, подзатыльником дело не ограничится.

В прямом эфире снова мистер Сайкс. Точнее, его особые боевые антроиды.

Роботы разного вида есть у нескольких преступных группировок Города, но можно биться об заклад: они собраны по одной схеме. Неуклюжие скелеты в белой броне, огромные механические звери, даже жестяные банки на кривых ногах – лишь бесплодные попытки мелких рыбешек повторить за большой. За ним. Именно его «милые» создания доставляют больше всего проблем. Антроидов сложно отличить от людей, они, как правило, красивы или, по крайней мере, правдоподобны. Дышат. Движутся естественно. Только в темноте их выдают светящиеся глаза. Да… необычные твари. Впрочем, у ублюдка все необычное. Я-то знаю.

Когда-то мистер Сайкс появился с помпой. Начал с того, что взломал систему телевещания и протолкнул на новостной канал трехминутную видеозапись. Балет «Лебединое озеро», на фоне которого загробный голос предлагал провести демократические выборы. На пост мэра «голос», конечно же, предлагал себя. Потом на телебашне раздался взрыв, правда, скорее устрашающий, чем серьезный: никто не погиб. Просто пришлось пожить недельку без придурков с голубого экрана. Времени хватило на то, чтобы Город переварил услышанное и впал в панику.

Конечно, власти отнеслись к предложению о выборах без восторга. После первой же статьи, в которой глава правящей партии прямым текстом предлагал «неизвестному шутнику» почистить зубы и лечь спать, начались ограбления и громкие убийства. Это продолжается до сих пор. Правда, на мой взгляд, жадные ублюдки, которых Сайкс отправляет на тот свет, давно должны были получить по заслугам. Сайкс… он тоже в каком-то роде герой. Но вряд ли про него захотят рисовать комиксы. И кружка с его пока неизвестным лицом никого не обрадует.

Я часто задумываюсь, кто это может быть. Бизнесмен? Недовольный политик? Слетевший с катушек священник, а может, старый контуженный коп? Явно кто-то, кто о многом осведомлен: ускользает ловко, прячется мастерски. А антроиды нередко вносят разнообразие в наши рабочие будни. Не соскучишься, какие они душки!

Джон вскакивает на ноги и уже через секунду возникает прямо перед юрким роботом с такой же прилизанной челкой, как и у моего. Ударом кулака Айрин сносит ему голову, и вдруг по залу разносится волна музыки, сопровождающейся словами:

Какой абсурд. Я отвлекаюсь, и мне успевают врезать в челюсть. С трудом устояв, я несусь в дальний конец зала и уклоняюсь от лазера. С силой замахиваюсь. Два дроида – молодые мужчина и женщина – теперь груда плавящегося металла и пластмассы. А милая старушка только что выдрала из стены тяжелый сейф, и теперь махина летит в мою сторону. Да-да, извращенное чувство юмора – фишка мистера Сайкса.

У пролома появляются еще несколько антроидов. И что Сайкс так привязался к этому банку? За этот месяц его железки заявляются сюда в третий раз!

В меня летят сразу три лазерных луча: опять приходится бежать. Джон тем временем разобрался с еще двумя дроидами и снова рядом – закрывает меня от оставшихся. Те уже не проявляют интереса к мешкам и сосредоточились на нас. Сверкают глазами и… улыбаются?

– Стой за мной!

Полегче, Айрин. Я не щенок Скрэпи-Ду из старых мультиков, меня не надо держать за шкирку, когда я собираюсь начистить кому-то морду. Я делаю вид, что не слышу его. Просто ненавижу прятаться, особенно когда меня героически закрывают грудью. Чертов Последний Принц!

Я выскакиваю из-за спины Джона, не забыв сообщить ему, что он мудак. Первый же дроид, рядом с которым я оказываюсь, – узкоглазый коротышка – пытается ударить меня. Я уклоняюсь привычным движением: набор приемов у боевых машин довольно однообразный, какими бы крутыми ни были, и с силой впечатываю биту в его грудную клетку.

– Встань за мной сейчас же, Эшри!

Ах да, рядом опять Джон, и на него наседают сразу двое.

– Пошел ты!

Айрина оттесняют от меня. Я наношу добивающий удар. Теперь на месте довольно смазливого лица дроида – искрящаяся дыра, а его руки все еще тянутся ко мне. Я делаю несколько шагов назад. Громоздкая фигура падает, я наступаю на ее шевелящиеся пальцы.

– Эшри!

Почти в тот же миг тело пронзает боль: луч, пущенный в спину, я прошляпила. Опять… Наверное, меня подбросило в воздух и ударило об стену, иначе почему надо мной теперь сероватый потолок, с которого падает штукатурка. Я выбираюсь из-под нее и пытаюсь сесть. Задело почти вскользь, но… это не все.

Меня дергают вверх. Железная хватка на горле. Итак, меня собирается убить красивая блондинка, у которой от щеки уже отвалился приличный кусок искусственной кожи. Какие ресницы длинные… наверное, лучший пластик, какой этот ублюдок мог откопать. Ненавижу блондинок.

Светящиеся глаза прямо передо мной. Блондинка совсем по-живому облизывает губы. Я дергаюсь, пытаясь ударить ее, но… дроид сам выпускает меня и падает. Я опять оказываюсь на обломках. И вдруг я понимаю, что, как бы я ни рвалась в бой, меня бесцеремонно отшвырнули на зрительские места. Вот это да!

Джон решил разобраться с проблемой быстро и просто. Определенно, однажды он лишит всех нас работы. Можно не сомневаться. Сейчас он превратился в огромного чешуйчатого… как же это называется в земных сказках? Дракона. Чертова ярко-зеленого дракона размером с грузовик. Выдохнул пламя – и от роботов ни следа: то, что не расплавилось, раскидано по залу банка. Я закашливаюсь, прикрываю ладонями глаза, защищаясь от пыли и пепла, но продолжаю восхищенно таращиться в щелку между пальцами. Пожалуй, я завидую. Офигеть, как завидую.

– Мудак может поинтересоваться, жива ли ты?

Его голос звучит в голове. Я торопливо киваю, и Джон склоняет змееподобную морду. Я не могу удержаться – протягиваю руку, провожу по теплой поблескивающей чешуе. Контуры начинают меняться, и вот передо мной снова напарник в своем привычном облике. Мои пальцы по-прежнему касаются его скулы.

– Ты крут… – Я убираю ладонь, отводя глаза и начиная созерцать заваленный обломками зал. – Нечего так смотреть, я никогда не гладила настоящего живого дракона!

Любительница зверушек, ага. Представляю, как это смотрится со стороны. И вообще-то я забыла кое-что важное.

– Спасибо. Извини, Джон. Просто… ну ты понимаешь.

Он вымотался, тяжело дышит и вроде как не замечает, что я смутилась и несу чушь. Или делает вид, что не замечает. Я часто попадаю в тупые ситуации и не умею с честью из них выруливать.

– Что ты имеешь в виду? – мягко уточняет Джон.

– Да я про «встань за мной». Будто ты меня не знаешь…

– А я знаю? Впрочем, – кажется, он хмыкает, – теперь буду в курсе. На этой девушке табличка: «Не спасать». Заметано?

– Ага…

Я прислоняюсь к стене, затылком ощущая холодный камень. Раны едва ли нанесут мне серьезный вред, несколько часов сна, и я даже не вспомню о них, но все же мне немного погано. Из-за другого. Не могу до конца понять, из-за чего. Чтобы отвлечься, я объявляю:

– Двигаем. Скоро полиция проснется.

Рядом лежит мешок: в нем дыра, наружу выглядывают не купюры, а какие-то бумаги. Акции? Отчеты? Клиентские базы? Зачем они Сайксу? Ладно, неважно… Реальность я сейчас воспринимаю как-то отчужденно.

В кармане оживает мобильник. Как он только остался цел после встречи со стеной? На покрытом трещинами дисплее высвечивается незнакомый номер. Черт! Неужели опять это?

– Алло.

На автомате включаю громкую связь. Такие разговоры лучше не утаивать.

– Добрый вечер, славная мисс Артурс, гениальный мистер Айрин! – Вежливый низкий голос, в какой-то степени даже приятный. – Как себя чувствуете?

– Великолепно!

Хочется ругаться, но такого удовольствия я не доставлю собеседнику из принципа. Лучше я приберегу матерные выражения для более приятных личностей. Джон одобрительно кивает, скрещивая руки на груди.

– Вы меня рассердили. Сегодня была особенная цель.

– Меня не интересуют ваши цели.

Дурак. Надоел.

– Марионетки обычно и не интересуются чужими целями. Что ж… спокойной ночи! Да, чуть не забыл: ждите в скором времени посылку с сюрпризом!

Гудки. Я все же произношу длинное замысловатое ругательство, сопровождая его ударом кулака по мешку. Джон удивленно поднимает бровь. На этом разнообразие его реакций на что-либо, как правило, кончается.

– Я бы обмотала этот сотовый его кишками… Однажды я это сделаю.

Привычка совершать подобные звонки и вести приятнейшие беседы появилась у мистера Сайкса давно: после того, как мы столкнулись с антроидами впервые. Не знаю, как и где он достал наши номера, но…

Он звонит не только мне. Элмайре тоже. Хану, Дэрилу, всем нашим. Даже шефу. Иногда говорит о посторонних вроде бы вещах, например, радуется теплой погоде или Дню благодарения. Иногда обещает выпотрошить нас и развесить на фонарях перед Рождеством. Почти всегда он оригинален, вот и сегодня опять решил напомнить о себе. Я с отвращением запихиваю мобильник в карман. Голова побаливает. Спина тоже, и стоять на ногах не так легко, как казалось поначалу.

– Ты выдохлась. Давай отнесу тебя в штаб.

Что? Этого еще не хватало! Господи, какая гадость. От «отнесу на руках» ведь недалеко до семерых детей. Или у меня после Дэрила просто паранойя?

– Мотоцикл тоже на руки возьмешь? Брось. Давай выберемся на воздух, я проветрюсь, а потом двинем. Мне нужна передышка.

Но вообще это неважная идея. После такого удара головой даже прогулка на свежем воздухе не поможет. Я понимаю это и собираюсь сказать что-нибудь еще, но Джон, приблизившись, осторожно берет меня на руки.

– Не ругайся. Я только чуть-чуть помогу. Держись.

Мне никогда не нравились такие истории. Рыцарь, подумайте только. Эй, я же король Артур, а не какая-то израненная принцесса! Я упираюсь рукой Джону в грудь:

– Я сама могу…

– Можешь. Но сейчас не надо.

Все же он удивительный. Святая доброта. Да к тому же из его крепкой хватки так просто не вырвешься – он как теленка на бойню тащит.

Воздух приятно освежает. Закрываю глаза; Джон взлетает, и уже через пару минут мы оказываемся на берегу озера, на волнорезе. Он знает, это одно из моих любимых мест в Городе, и наверняка подлизывается, чтобы я не ругалась. Ну… ладно, я его прощу.

Большая Вода спокойна. Вдалеке поблескивает несколько огоньков – остров, на котором можно даже разглядеть силуэт дома Хана. Джон опускает меня, я шагаю вперед и вскоре оборачиваюсь. Айрин всматривается в черную рябь, стоя вполоборота ко мне:

– Чувствуешь? Пахнет вереском.

Я киваю. Говорят, вереску положено цвести в конце лета, но здесь он почему-то зацветает поздней осенью, как раз сейчас, и ветер доносит с острова медовый запах. Его можно уловить в ветреные дни на каждой улице, он перебивает даже выхлопные газы. Если запах вереска исчезает – значит, окончательно наступила зима.

– Джон. – Я подхожу и тоже смотрю в воду. – А на Некберре были времена года? И… там рос вереск?

Забавно… попав в какую-нибудь компанию, где больше одного человека, ты – вольно или невольно – начинаешь раздавать всем роли. У меня есть и Суровый Начальник, и Местная Стерва, и Гребаный Клоун, и целых три Друга До Гроба, а еще есть Загадка. Ты – мистер Загадка, Джон Айрин. Никак не могу тебя разгадать, с того дня, как однажды ты решил нам помочь, когда в озеро выпустили огромных мутировавших змей и мы пытались справиться с ними. А потом ты стал одним из нас.

Наверное, поэтому я довольно часто задаю ему глупые вопросы. Надо же! Спросить про вереск и времена года, когда, наверное, лучше поинтересоваться, какая марка пива ему нравится или за какую регби-команду он болеет.

– Извини. Видимо, хорошо меня стукнули, я…

Конечно, это лишнее – говорить о разрушенном доме. Все равно что ходить по его развалинам, поддевая ногами разбитые рамки фотографий и наступая на старые письма. Тему лучше поскорее замять.

– Шесть времен. Они менялись вместе с количеством видимых лун. Вереск… нет, его не было.

– А что-то другое?

Я веду себя как капризная, безмозглая маленькая дрянь. Сама не понимаю, зачем мне знать это. Но неожиданно Айрин улыбается.

– Были золотые пальмы. Красные лилии – похожи на земные, а пахнут, как те вонючие духи Элм. И еще много белых колокольчиков. Они запоминали звуки. Мы часто ставили их в дни праздников, чтобы потом можно было слушать отголоски веселья и предаваться приятным воспоминаниям.

Наверное, белые колокольчики помнят все предсмертные крики его народа. Вздрогнув от этой мысли, я делаю шаг вперед. Одернув себя, останавливаюсь и поднимаю взгляд: над нами небо, усыпанное звездами.

– Интересно, какой была моя планета…

Он вряд ли знает, что ответить. Наверное, ему жаль меня, ведь у меня нет даже развалин, по которым я могла бы потоптаться. Сирота с пустыря, что тут скажешь?

– Забудь, Джон.

Он подходит, набрасывает мне на плечи свой плащ и задерживает ладони на моих плечах.

– Думаю, очень красивой. Ты – красивая.

Он правда сказал это второе предложение? Впрочем, судя по тому, что он на меня даже не смотрит, я просто повредила себе мозги.

– И глупая.

– Какая ерунда, Эшри…

Я опускаю голову, наблюдая, как ветер треплет длинные черные полы плаща. Мы все ходим в черном. Это не приказ, а какая-то негласная общая привычка. Лишь Элмайра и Кики предпочитают иногда разбавлять черноту чем-нибудь ярким. Но я люблю черный. Он скрывает кровь и делает тьму вокруг нас менее заметной. Примиряет нас с ней.

Правда, сейчас тьмы много. В небе, в воде, под ногами. Слишком много, чтобы я не закрыла глаза. Ладони на моих плечах сжимаются чуть крепче.