Ждали уже больше часа. Когда подействовало обезболивающее, Таис задремала. Лена как отобрала у сестры кочергу, так и сидела с ней на коленях, нервно поглаживая, словно успокаивала встревоженного зверька. Йа подбрасывал в камин поленца безо всякой надобности: огонь и так весело трещал. Мадам Добрэн мерила комнату шагами, напоминая пантеру в клетке. Внезапно француженка остановилась, уловив со стороны коридора звуки. Кто-то приближался. Несруки быстро переглянусь. Может, наши? Надежда растаяла, едва дверь распахнулась и в ней образовался высокий брюнет. Мадам Добрэн попятилась. Йа поднялся от камина, сжимая в коротеньких ручках полено. Лена вцепилась в кочергу.

Окинув компанию мрачным взором, Ермунганд быстро прошёл к шкафу. Проснулась Таис и порывисто бросилась к вошедшему. Открывать покалеченный рот «гетера» не решалась, но зелёные глаза, полыхавшие возбуждённой радостью, говорили без слов. Не глядя на неё, Ермунганд достал из шкафа чёрный плащ и торопливо натянул.

– Ты что? Уходишь без меня? – прошепелявила Таис, вцепившись в его рукав.

Чувственные губы красавца брезгливо дёрнулись при виде её обломанных зубов.

– Отвяжись!

Ермунганд резко выдернул рукав и повернулся, чтобы выйти, но замер со странной гримасой страха и гадливости. В двери стояла Соня. Её одежда оставалась такой же перепачканной, однако синяки и кровоподтёки бесследно ушли. Весь облик Сони неуловимо изменился. Красивые, хоть и резкие черты лица сестры напомнили Лене мать, а вовсе не убогую отцовскую внешность, которую они столь неудачно унаследовали. Соня сделала несколько шагов к сумрачному брюнету и протянула руку:

– Твой сотовый. Живо!

Собравшиеся затаили дыхание. К всеобщему изумлению, Ермунганд беззвучно вытащил из кармана сотовый и вложил в протянутую ладонь. Соня посторонилась, но Ермунганд ни на шаг не продвинулся к выходу, поскольку в этот момент в дверном проёме появились двое.

Парень, вырядившийся в туго затянутый махровый халат, болтающиеся кальсоны и шерстяные носки, что-то взахлёб рассказывал своей светловолосой спу тнице. Она с улыбкой внимала ему, наклонив голову. Затем вскинула на юношу глаза, провела кончиками пальцев по его щеке и… вдруг увидела, что в нескольких шагах – Ермунганд. Девушка испуганно вскрикнула, парень смолк и крепче обнял её. В комнате повисла напряжённая тишина, нарушаемая только потрескиванием дров в камине.

– Дай пройти, – хрипло выдавил брюнет.

– Я тебя не держу, – холодно отозвался юноша. – Можешь убираться.

Пара вступила в комнату, освобождая проход, и Сонин мучитель стремительно покинул помещение. Таис в ошеломлении и испуге гадала, что всё это значит и что теперь будет с ней. А к ребятам уже спешили друзья!

Отшумели восторженные возгласы, иссякли радостные объятия и похлопывания. Лёшка и Алька переоделись в собственную одежду, прихваченную братцами по совету мадам Добрэн. Объяснения с родителями, которые уже двое суток не получали известий от блудных чад и не находили места от беспокойства, длились около часа. Лёшка экспромтом сочинял историю о суперском дне рождения: начали праздновать в пятницу в одной квартире, продолжили в субботу в другой, а в воскресенье переместились на дачу. Алька подтверждала, что никто не пил, не курил, не безобразничал… Что делали? Танцевали, показывали фокусы, развлекались физическими упражнениями. Было много весёлых игр и смешных шуток. Почему не звонили и не отвечали на вызовы? Один телефон остался в Лёшиной машине, второй забыли на квартире у друзей.

Ольга Владимировна рассерженно сообщила сыну, что его вдохновенный рассказ не вызывает доверия. Алькина мама добавила, что обоюдная забывчивость тоже наводит на самые нехорошие подозрения, вплоть до того, что их забрали в полицию или они попали в аварию. Лёшка и Алька развеивали нехорошие подозрения, привлекая в качестве свидетелей Лену и Соню. Лена, краснея, подтверждала, что день рождения замечательный и с ними всё в полном порядке. Соня, сверля взглядом беззубую Таис, давала односложные свидетельские показания.

Несруки и мадам Добрэн, устав слушать всеобщую галиматью, вышли в коридор и занялись изучением генеральских трофеев. Через какое-то время к ним присоединились сёстры, затем вышла Алька.

– Мы обещали родителям быть дома через час, – сообщила она.

– За час едва ли успеем. Чего Лёха-то застрял?

– Работает дантистом.

Соня неодобрительно фыркнула и потянула сестру к выходу. Француженка и специалисты по регрессии, не торопясь, последовали за близняшками. Алька осталась дожидаться друга.

Коридор выглядел иначе, чем когда они двигались по нему впотьмах на выручку Соне. В темноте кабаньи морды, оленьи рога и медвежьи шкуры казались пугающими и почти живыми. Сейчас, в неярком свете лампочки, пыльные чучела зверей, убитых ради генеральской забавы, производили жалкое впечатление. Рассматривая их, Алька никак не могла отделаться от мысли, что кто-то из этих животных погиб от выпущенной из винчестера пули калибра семь шестьдесят два. И ещё отгоняла мысль, что не будь с ней в погребе талисмана…

– Пойдём? – Лёшкины ладони легли ей на талию.

Обернувшись к другу, Алька спросила:

– Сколько зубов потеряла Таис?

– Пять.

– И сколько ты ей вставил?

Лёшка пожал плечами:

– Пять, а что?

– Зря! – Алька сощурилась. – Я бы вставила шесть! Пять недостающих плюс острый крысиный зубик посередине.

Названый брат рассмеялся:

– Вот уж не думал, что ты такая мстительная!

– Ты меня плохо знаешь! И вообще я не могу идти!

Лёшкино лицо приблизилось:

– Тебя понести?

– Фу, какой недогадливый! Подсказываю: форсмажор.

– Так за чем стало дело, Аль? Прояви инициативу!

Они устроились сзади, подальше от всех. В тёплом салоне мини-вэна, на мягком сиденье, Лёшку тут же сморило. По-детски поджав коленки, он уткнулся лицом подруге в живот и мгновенно уснул. Алька машинально перебирала его пепельные вихры. Сколько раз за эти полтора месяца они были на волоске от гибели! Её память превратилась в ветошь, полную прорех. Лёша позже чуть-чуть подлатает дыры, хотя, конечно, многое скроет, чтобы не огорчать её. Как же он осунулся и устал! Алька всматривалась в спящего, а сердце полнилось печалью, как в тот сентябрьский вечер, когда они вышли из клуба. Где-то глубоко внутри тихий голос повторял: «Впереди холод и мрак, но пока наслаждайтесь. Наслаждайтесь в последний раз. Наслаждайтесь и прощайтесь…»